Исцеляющий миры. На расколе миров. Часть 2

Глава 3. Церковь на Гринвелли

Кикки, отсиживающийся в гостиной, заслышав знакомые голоса, извлек свой пушистый вертлявый зад из-под подкладки в диване, в котором разодрал дырку и сделал себе «укрытие», и вышмыгнул им навстречу. Он запищал и завертелся под ногами миссис Уоткинс, будто пытаясь поведать о произошедшем.

– Кикки! – Миссис Уоткинс подняла кропуса за подмышки, как котёнка, и прижала к груди. Ее нога наступила на влажный след из дождевой воды и уличной грязи – отпечаток подошвы ботинка очень большого размера. – Это был он? Огон? Он ведь и тебя похитил с родной планеты! Хорошо, что ты в порядке, малыш!

– Хм… – Адам застыл в холле с запиской, чернила на которой разъело от дождя и слез. – Я тоже придерживаюсь мнения, что это огон похитил Пенни, но… когда он научился писать?

Обжимаясь с Кикки, сочувтвенно вылизывающим её колючие мокрые волосы, миссис Уоткинс встала рядом с Адамом, чтобы перечитать записку: «Если хотите вернуть Пенни, приходите сегодня в полночь в церковь на Гринвэлли».

Теперь, когда первичный шок прошёл, она могла размышлять:

– Почерк очень аккуратный. Это… странно. Чтобы так хорошо постичь каллиграфию нужно долго набивать руку.

Охлаждая затылок и ладони о стену, Габриэль даже не собиралась читать записку. Она оторвала взор от пола и тяжело проскользила им вверх, пока не закрепила его на спинах друзей.

– У него сообщник.

Адам и миссис Уоткинс одновременно оглянулись на неё.

– Тот мальчик… – догадался пришелец.

– Эдвард, – подтвердила Габриэль так, будто это имя обрекало Пенни на погибель.

А у миссис Уоткинс наоборот – отлегло от сердца:

– Тем лучше! – воскликнула она, чутка приободрившись. – Эдвард влюблён в Пенни, вряд ли он стал бы причинять ей вред.

– Он, может, и нет, но вот по поводу того, что в голове у нашего огона, сказать трудно… – Адам хмурился, раз за разом возвращая взгляд к записке. – Космические пираты не любят честную игру. Даже если мы выполним все его условия, а мы, очевидно, идём на обмен, нельзя быть уверенным, что огон сохранит Пенни жизнь. Поэтому нужно быть готовыми ко всему…

Возле глаз Адама, заставив его встрепыхнуться, возник молоток.

– Это ещё зачем? – с укоризной возвёл он глаза на миссис Уоткинс, чье материнское сердце било тревогу.

– Это оружие!

Адам Дэвисон побледнел, представляя, как это «оружие» можно использовать против огона.

– Вы шутите?!

– В качестве альтернативы могу предложить кухонный нож. Выбирай! – Миссис Уоткинс не шутила. Она смотрела на Адама так, как смотрит птица, когда ее гнездо намеревается разворошить змей. – Не обязательно применять его по назначению! Но идти с пустыми руками к убийце – верх безрассудства! И не забывайте про самозащиту! Я не уступлю какому-то там космическому пирату жизни своей дочери и друзей!

– Тогда я предпочту нож… – Адам, руководствуясь мыслью о компактности, остановил свой выбор на режущем оружии. Само собой – пускать его в ход он не станет ни под каким предлогом. Но надо же как-то успокоить освирепевшую мать?

– В таком случае я придержу молоток…

Время не шло, оно волочилось. Вся троица караулила его на кухне, не отходя от настенных часов, будто время могло убежать. Стрелки тикали, и тикали, а миссис Уоткинс тарабанила ногтями по столу, отчего у Адама стоял шум в ушах.

– Я не доживу до полуночи! – вскрикнула женщина, лишаясь терпение. – Я иду за Пенни сейчас же!

Адам её притормозил:

– Нет, миссис Уоткинс! Я понимаю ваше беспокойство, но мы не знаем, с кем имеем дело. Неизвестно, как поступит огон, если мы нарушим правила его игры!

Миссис Уоткинс вздохнула так гулко, словно хлебнувший воды утопающий:

– Хорошо! – согласилась она, но ноги всё равно повлекли её через всю гостиную прямиком в холл, где она вырвала у вешалки свой дождевик.

– Куда вы? – догнал женщину Адам, не в силах вникнуть в ее логику.

– Пойду-ка наведаюсь в гости к нашему дружку Эдварду! – хищно улыбнулась миссис Уоткинс, стискивая ключи в кулаке. – Вдруг он ещё дома?

Дверь строптиво хлопнула перед носом Адама, оставив того вздыхать в одиночестве.

– Надо было это сделать с самого начала, – промолвила Габриэль, появившись позади него подобно бестелесному фантому. – Глупо было верить Пенни на слово…

– Ты думаешь, – уставился на неё ксионец, – огон всё это время жил напротив Уоткинсов? И… следил за нами?

Габриэль промолчала, но для Адама это было громче любых слов.

Миссис Уоткинс прибыла на квартиру, когда на улице во всю смеркалось. Адам и Габриэль к этому часу уже стояли наготове. Они сговорились выехать раньше, чтобы точно не опоздать, ведь до Гринвэлли было около часу езды. Кроме того, Габриэль планировала заправиться, так как измотала порядком бензина, а полный бак – гарантия выживания. Этому учат все фильмы ужасов!

– Ну что, что-нибудь выяснили? – спросил Адам вымокшую до нитки миссис Уоткинс. От её сапог расходились кольцами грязные лужи.

– Я весь дом на уши поставила своими криками! Всё в пустую. Может позвонить в полицию и заявить о похищении? – мелькнула в голове идея, но миссис Уоткинс отругала себя за нее: – Ну да, ну да… Гениально, Хелен, гениально! Вызвать копов, чтобы они скрутили тебя и твоих друзей за госизмену!

Адам потащил за собой в подъезд товарищей: решительно настроенную мать, заныкавшую в женскую сумочку молоток, и опустошенную событием Габриэль, которой каждый шаг давался с трудом. В куртке поверх длинного траурного платья, с капюшоном на глазах, девушка не слетела вниз со ступенек только благодаря тому, что скользила ладонью по перилам.

– Ты в порядке? – Миссис Уоткинс подхватила Габриэль, чья нога оступилась у самых дверей. – Сможешь вести машину? – Практичный вопрос сопровождался тёплым звучанием и заботливым касанием руки по бледной щеке.

– Миссис Уоткинс… почему вы так… вы так, – заикалась та, сглатывая отчаяние, – добры ко мне? Это же из-за меня Пенни…

Миссис Уоткинс со вздохом заключила Габриэль в объятия, роняя у неё над ухом ласковые слова:

– Глупышка, ты не в чем не виновата. Пенни была счастлива подружиться с тобой. И я бы ни за что ничего не изменила в этой истории, даже если бы знала, что всё так обернётся…

У Габриэль перехватило дыхание. Чтобы не раскиснуть и не спутать планы друзьям, она осилила кривую улыбку:

– Мы спасём Пенни! Я вам клянусь!

«Фольксваген» рвал плотный покров дождя, мча вперед по ночной дороге, бесстыдно превысив допустимую скорость на подступе к Гринвелли. Силуэты деревьев кивали лохматыми макушками и покачивали костлявыми ветками на фоне свирепого неба.

– Церковь на Гринвелли – это же та, что разрушили во времена войны? – уточнила миссис Уоткинс, не расставаясь с клочком бумажки, где значился адрес и послание огона.

Габриэль безотрадно хмыкнула:

– Да, самый настоящий дом с приведениями!

– Бедная моя Пенни… Как же ей, наверное, страшно…

– Привидения? – История заинтриговала Адама.

– Маленькую католическую церквушку на Гринвелли ещё в начале войны разорили немецкие фашисты, а в сорок пятом она стала жертвой бомбардировки, – пояснила Габриэль, давя на газ. – В шестидесятых, когда церковь решились отстроить протестанты, в крест ударила молния. В общем, с тех пор церковь нарекли проклятой, а новая администрация просто забила на то, что она существует, потому что местные были против.

– Почему они были против?

– Из-за суеверия, – взглянула Габриэль на Адама через зеркало заднего вида. – Говорят, что это – клетка дьявола. Якобы Бог заточил в ней тёмную сущность, и если её снести или перестроить, то печать спадёт, и дьявол начнёт бесчинствовать, пожирая души горожан. Гринвелли – это деревенская окраина Станвелла, здесь люди верны своим выдумкам.

Припарковав машину на проселочной дороге, размытой в лужу, Адам и Габриэль вышли из машины. Миссис Уоткинс, кутаясь в свой дождевик, уже было тоже устремилась на выход, но Габриэль попыталась её образумить.

– Нас должен кто-то прикрывать, понимаете? – была вынуждена она расстроить женщину. – Кроме того… кроме того, я… – Габриэль хотела сказать: «не хочу рисковать ещё и вами», но посчитала, что это лишь сильнее подстегнет неутешную мать поставить на кон свою жизнь ради спасения дочери.

Читал ли Адам ее мыли или нет, но он спас ситуацию:

– Миссис Уоткинс, мы приведём вам вашу дочь в целости и сохранности. Однако нам может потребоваться помощь из вне, на случай, если церковь – это ловушка. Поэтому вы должны сидеть на телефоне и быть готовы нам посодействовать.

– Почему я? А не Габриэль? – задалась вопросом та. Однако ногу, поставленную на грязь минутой ранее, всё же прибрала обратно в салон.

– Потому что Габриэль знает, как выглядит огон, а вы нет.

– Что ж, ладно, детишки… Ваша взяла! – Женщина выставила из машины молоток. – Тогда передаю свои обязанности тебе, Габриэль! И нечего щадить злодея!

Габриэль натянуто улыбнулась:

– Как скажите, миссис Уоткинс…

Из-за того, что церковь располагалась вдали от ближайшего поселения, жилые огни, как это бывает в никогда не засыпающих городах, здесь не сияли. Под дождливым небом, без единой звёздочки, холм на Гринвелли проваливался в беспросветную тьму. Карманный фонарик Габриэль едва справлялся с тем, чтобы освещать дорогу. Он высветил за стеной ливня развалины – когда-то белый фасад, облезлый и потемневший с годами, обзаведшийся ноющими шрамами в виде трещин. С главной башни от самого шпиля, где прежде стоял обожженный молнией крест, сходило чёрное пятно. Из центрального круглого окна над главным входом на Габриэль и Адама недружелюбно посматривали потемки.

Восточная стена, принявшая на себя удар бомбы в сорок пятом, отверзалась дырой.

Адам и Габриэль перешагнули каменные развалины и попали в главный зал.

За половину столетия от пола здесь мало, что сохранилось. Там, куда ежедневно попадал свет, густо проросла сорная трава, меж прогнившими досками и плитами струились болотистые ручейки. Габриэль пару раз споткнулась о предполагаемые останки скамьи, пока возилась с заедающим фонариком. Её ступня почти погрязла в яме – в маленьком грязном озерке воды на месте осадка земли.

– Стой! Не ходи дальше! – предостерёг Адам. – Там яма.

Фонарик промигался и вновь вспыхнул. Габриэль навела его себе под ноги и ухнула.

– И как только ты её заметил?

В искусственных бликах фонаря виднелась зеленоватая жижа. Как глубоко в землю уходило это мини-болото можно было определить, разве что проткнув его поверхность палкой, ну или, как чуть не произошло в случае с Габриэль – наступив в него ногой. Стоило отвести свет в сторону и наполненная жидкостью яма превращалась в омут, полностью сливающийся с блестящими влагой тенями церковного зала. Фонарь любопытно взметнул свет на лицо спутника.

– Не свети на меня! Собьешь настройки! – проворчал Адам, морщась. Волосы, ещё пару часов назад грязно-серые от вымывающейся краски, после последней прогулки под дождём стали светлее ещё на два тона.

Пришелец скинул размокший, что тряпка, пиджак на спинку скамьи, а рукава рубашки немного завернул, потому что те изначально сидели длинновато по его руке.

– Какие ещё настройки? – в голос удивилась Габриэль. – Только не говори, что ты умеешь видеть в темноте?

Свет фонаря поник к земле, моргнул на ботинках. Тем не менее этого вполне хватало, чтобы не потерять Адама в темноте. Только сейчас Габриэль обратила внимание, что его глаза были без линз, а датчик на виске мерцал голубым, в то время как ксионец колдовал над настройками чувствительности зрения. Когда его глаза на мгновение полыхнули, как у кота во мраке, Габриэль всю покоробило:

– Ты вообще человек?! – спросила она, не подумав.

– Нет же, – ответил Адам, сочтя вопрос глупым. – Я ксионец, забыла?

Габриэль, которая имела в виду нечто другое, перестроила вопрос:

– В смысле… ты точно живое существо? Не… не какой-то то там робот?

Адам смахнул налезающие на глаза волосы и улыбнулся.

– Не сомневайся, – уверил он. – Но я бы не отказался им быть.

На месте распятия рыжело пятно в виде креста. Подножие алтаря озеленил мох.

Габриэль тщательно зондировала фонарём каждый угол, выискивая следы Пенни, но, кажется, её здесь не было. Огон тоже себя не показывал, а это могло означать только одно:

– Придётся спуститься в подвал…

Габриэль очень этого не хотелось, но вариантов, где ещё могли заточить Пенни, больше не оставалось. Свет фонаря пополз по стенам к балкону, полудугой растянутому под потолком в противоположной алтарю части храма. К нему вели разбитые ступени. Габриэль вдруг сорвалась с места и перемахнула кучу мусора. Внизу, к перилам, была привязана прядь светлых волос.

– Это принадлежит Пенни, – задохнулась она в ярости и скрежетнула зубами. – Вот же… ублюдок!

Габриэль расстегнула молнию на сумке и вытащила дарованный ей миссис Уоткинс молоток.

Адам оплел пальцы вокруг отягощенного оружием запястья и сказал:

– Нет, Габриэль, не надо. Никакого оружия! – Чтобы подтвердить свои намерения, Адам, вдовесок, избавился и от своего ножа, небрежно уронив его себе в ноги.

– Но Адам! Как же мы…

– Мы поговорим.

– О чем можно говорить с похитителем и убийцей?

– О свободе.

Габриэль аж скрутило живот от такого заявления.

– Ты же не думаешь его отпустить?

Неверный ответ – и пришельцу могло прилететь в грудь кулаком.

– Нет, – закачал головой тот и приподнял уголок губ, таинственно прошептав: – Но он-то этого не знает.

С балкона вниз шла крутая железная лестница, ведущая в непроглядную тьму. Бедный свет фонаря рассеивался, не достигая дна.

Но делать было нечего. Нужно было спасать Пенни из лап врага!

Сквозняк толкал Габриэль в поясницу, а каждый волосок на её теле вставал дыбом, пока она оценивала количество паутины на стенах.

Ржавчина прилипала к ладоням и царапалась, мерзко скрипя. Зажимая фонарик между зубами, девушка иногда мычала что-то, но Адам, подстраховывающий её снизу, не мог ничего разобрать. И Габриэль отсутствие ответов от него очень выбешивало.

Нащупав землю, Адам принял устойчивое положение, приготовившись снять с лестницы подругу. Габриэль убрала изо рта фонарик, затараторив:

– И для кого я вообще тут распинаюсь, если ты меня игнорируешь?

– Ты сама-то поняла, что говорила?

Габриэль протянула Адаму руку. Адам сделал тоже самое в ответном жесте. Но не успел он коснуться её, как та безвольно опала, а за ней со ступенек полетела и сама Габриэль.

– Габриэль! – восклицая имя, пришелец поймал девушку, не позволив ей задеть головой землю. – Габриэль? – Он опустился на колени вместе с ней. Обмякнув у него на руках, Габриэль немного подергивалась, глаза её были распахнуты, и ужас вселялся в них. Будучи в сознании, она не могла двинуться. Адам вынул из её шеи дротик, и в этот миг во тьме хрустнули доски:

– Через двадцать минут дыхательную систему полностью парализует, и твоя подружка умрёт, – объявил голос чрезмерно спокойным бархатным тоном. – У меня есть противоядие. Поэтому в твоих же интересах выслушать меня.

– Огон? – уронил Адам, насупившись.

– Неверно! – Голос сделался раздражённым. – Меня зовут Ацель.

Глава 4. Похищение

Вселенная любит хитросплетения. Она игрива, как озорливый ребёнок, и частенько дёргает за ниточки. Красные нити судеб – не исключения.

Отмотаем стрелки часов в начало дня, когда пасмурное утро двадцатого июня разлилось над Станвеллом, а входная дверь в квартиру Эдварда закрылась для Ацеля навсегда. По крайней мере так думали оба, говоря друг другу прощания.

Ацель, ступая по подъездным ступеням с двумя пакетами, мало-помалу ощущал, что Вселенная играет с ним. Он свыкся с тем, что нигде не засиживался подолгу. У него не было постоянного места жительства, да даже космический корабль в лесу Уиллоубрука ему не принадлежал! На родной планете, на Сондэсе, Ацеля никто не ждал, он не вернулся бы туда под страхом смерти, хотя, наверное, сделай он это, именно она бы его там и настигла. Так и получалось, что, как ни крути, а оба варианта – одно и то же.

Узел судьбы, что связывал его с Эдвардом и Великой Утренней Случайностью, давил морально и физически. Ацель упорно ушагивал прочь, силясь разорвать эту гиблую, по его мнению, таинственную незримую нить. Но никакая сила воли не способна противостоять судьбе.

Ацель выпустил из рук пакеты, и те развалились рядом с ним двумя бесформенными кучками.

– Да что же это такое? – зарычал он, впечатавшись лбом о стену. – Во имя трёх клинков, что со мной не так? Почему я не могу уйти? Будь ты проклята Вселенная, если не дашь мне знак! Что мне делать?!

Старушка Вселенная услышала Ацеля, так как в отличие от большинства стариков обладала феноменальным слухом. Она даже не огорчилась, что ее прокляли злые сондэсианские уста. Отнюдь, Вселенной сталось смешно, что кто-то, настолько мелкий в ее глазах, может дерзнуть выдать нечто подобное тому, от кого всецело зависит его жизнь и удача. Вот же в чем он, истинный идиот!

Ацель с осиротелым видом переместил взгляд за стекло подъезда и тут же поперхнулся восклицанием:

– Ч… чего???!

Он припал спиной к стене, сгрудившись в углу, рядом с дверью, чтобы скрытно выглянуть наружу через почтовую щель, потому что матовые вставки в стекле замутняли обзор.

– Этого… этого не может быть! Это… А? Ещё и… кропус?

Ацель как ужаленный взлетел вверх по лестнице, подцепив на ходу свою провизию. Он забарабанил в дверь квартиры, налегая на неё всеми силами, пока та не отворилась. Столкнув с порога изумленного Эдварда, он побросал пакеты.

– Что… про…и-исходит? – с запинками проговорил юноша, стесненный тем обстоятельством, что пришелец нагло влачит его за собой через весь дом на кухню, точно одну из своих вещиц.

– Смотри! – воскликнул Ацель, останавливаясь на кухне и пихая юношу вперёд себя. – Да не на меня, в окно смотри!

Эдвард глупо хлопал глазами, и взгляд его кочевал от Ацеля к окну, от окна к Ацелю, отупленный растерянностью.

Ацель прицокнул языком, взял голову Эдварда за затылок и развернул, куда надо:

– Это же твоя Пенни, да?

– Да-а…

– И что она здесь делает?

– Как что? Она живёт в доме напротив…

Ацель взвился, словно змея, которой наступили на хвост:

– Что? С каких это пор?

– Ну, с очень давних. Она заехала в Станвелл раньше меня, поэтому точно не знаю. Почему ты так удивлён? Я же тебе говорил, что Пенни – моя соседка.

– Не говорил!

– Готов заверить, что говорил! Каждый день тебе об этом твердил!

– Ни разу не слышал!

– Не слышал? Или не слушал?

Ацель зафыркал, не находясь в словах:

– Плевать! Неважно!

– А что важно?

– Они! – Пришелец снова заставил Эдварда смотреть в окно. Там, внизу, под небом цвета цемента, запершем всех жителей города по домам, состоялась в самом разгаре фотосессия Габриэль и Адама. И всем этим действом, как уже известно читателю, руководила возлюбленная Эдварда – Пенни Уоткинс. Доманцевый кропус переходил из рук в руки, будто одомашненный зверёк. Да где такое видано, чтобы кто-то сумел приручить это своенравное, свободолюбивое создание?

Пенни почуяла на себе посторонние взгляды и обернулась, наметив усидчивый взор прямо в окно кухни Эдварда. Ацель пригнул юношу и пригнулся сам, чтобы их не смогли засечь. Так, сидя у шкафчиков столешницы, они отдышались.

– Эти двое…? – зашептал Эдвард, как если бы у Пенни Уоткинс был сверх-слух Вселенной.

– Да! Это те самые космические пираты, похитители людей и работорговцы! – с ненавистью высказался Ацель. Гнев колотил его нутро, да так, что все мышцы на лице содрогались.

– Выглядят… не так уж устрашающе… И зверёк у них милый.

Ацель взял Эдварда за ворот, вытряхивая из него и без того разрозненные частицы сознания.

– Милый? Милый?! Да этот зверёк прыскает ядом из клыков!

– Почему ты всё время меня трясешь? У меня уже от тебя мазоль на шее, – пробормотал юноша, чувствуя, как мозги бьются о черепную коробку. – И мигрень.

Лёгкие Ацеля издали сдавленный звук, пока он считал до десяти, чтобы снять возбуждение.

– Помнишь, ты хотел быть мне полезным? – спросил пришелец твёрдо. – У тебя появилась такая возможность! Более того, ты можешь спасти Пенни! Стать её героем! – выдержав драматичную паузу, оглушенную трепетным молчанием Эдварда, он закончил тоном наигранно-возвышенным: – Мне нужна твоя помощь!

– Моя? Помощь? – Тот округлил глаза. – Э-э-э, хорошо.

– Чудно! – Ацель зашторил окно жалюзи, и только после этого встал – жутковатый в своей решимости. Он стал перечислять: – Нам понадобятся верёвка (длинная, лучше – канат) и машина. Пакеты с продуктами мы заберём. Не забудь дезинфицирующее средство для рук (оно в ванной, в верхнем шкафчике): дельце предстоит грязное. И оденься потеплее, ночью обещают похолодание. Ну так что, сможешь достать все это часам, скажем, к… трем?

– Э, постараюсь, – ответил Эдвард, переваривая в уме поручения. – Но, Ацель… А как же военные?

Ацель махнул рукой, обесценив недавнюю проблему до нуля:

– Ты правильно тогда сказал! Без ордена на обыск они не имеют права вламываться в твою квартиру. Кроме того, ты несовершеннолетний, а по британскому законодательству государственные службы должны сперва обратиться к твоему опекуну. Короче говоря, у нас есть ещё несколько дней в запасе. Если всё получится, как я запланировал, через двое суток меня здесь не будет!

– Ладно, – принял информацию тот.

– Тогда вперёд!

Эдвард встал; поразмыслив, выудил из кармана джинсов блокнот на пружине. Волнительно наминая его в руке, он отважился вновь поднять старую тему, но теперь уже имея при себе доказательства, которые Ацель вряд ли сможет оспорить.

– Ацель, ты тут забыл кое-что…

Пришелец увидел блокнот и простер за ним руку без всякой задней мысли, что им манипулируют, со словами:

– О, да, точно. Мои исследования.

Но Эдвард убрал от него блокнот, раскрыв его на странице, в какую уже заранее вложил указательный палец как закладку.

Он снова предоставил его Ацелю, но уже в раскрытом виде:

– Я всё сделаю, как ты скажешь. Но сперва… ответь мне на вопрос…

Пришелец загреб пальцами волосы и вздохнул – очень взбешённо и нервно:

– Да, это я написал твоё имя на стене колледжа! Счастлив?

– Вполне, – кивнул Эдвард, довольный собой. – Эм, Ацель, – виновато улыбнулся он, – повтори, пожалуйста, ещё раз, что там тебе нужно достать?..

Подготовив всё задуманное, Эдвард, под предводительством хитроумного сондэсианца и прожженного мошенника-манипулятора Ацеля, приступил к выполнению плана. И хотя природная добропорядочность юноши говорила ему, что что-то здесь нечисто, вера в благие помыслы пришельца опережала умные мысли.

В районе трёх часов дня, когда Габриэль, Адам и миссис Уоткинс вместе с половиной города уехали на похороны, Эдвард, прокручивая в голове отрепетированные реплики, преодолевал ступеньку за ступенькой к порогу квартиры Уоткинсов. Он так не переживал даже на псевдо-свидании. Как никак, тогда он был честен, сейчас же ему придётся врать. Эдвард продолжал вторить как мантру, что это ради спасения Пенни и мира, но его всё равно лихорадило, будто он совершал какой-то преступный акт.

Кикки, свернувшийся клубком у Пенни на животе, вдруг напружинился, зашевелил усами, сканируя пространство вокруг. Он соскользнул на пол подобно оброненному шелку и стал бегать от кровати, где ничком валялась его хозяйка, до двери и обратно, словно уговаривая ту скорее убираться из комнаты. Но Пенни посчитала, что зверёк проголодался и поплелась на кухню, чтобы почистить ему банан. Кикки отверг угощение и заругался, кусая девушку за подол платья.

– Да что с тобой такое? – несчастно вздохнула та, присаживаясь на корточки, чтобы заглянуть зверьку в глаза. – Знаешь, малыш, у меня иногда такое странное ощущение, будто я – не я. Глупо, правда? Но я ведь знаю, что я это – я, что же тогда не так? – Она подняла руку, которой только что трепала шерсть, и всмотрелась в неё, изучая и анализируя пальцы, ногти, линии на ладони. И хотя эстетически её все устраивало, в душе возникало какое-то необъяснимое отторжение. – Ненавижу оставаться одна, мне сразу тошно от себя становиться! А теперь ещё и страшно! – жаловалась Пенни зверьку прыгающему перед ней в очумелом танце. – Страшно из-за сегодняшнего утра. Мне показалось, будто кто-то пристально-пристально глядит мне в затылок. У меня внутри все перевернулось, я так испугалась! До сих пор мурашки по коже…