Отражение

Глава 3

На следующий день Александра отправилась в «Воронье гнездо». Дорога к поместью вилась серпантином по склону холма, казавшемуся снизу пологим, но на деле оказавшемуся коварным испытанием. С каждым шагом по вымощенной гладким камнем тропе Александре казалось, что ее легкие вот-вот вывернутся наизнанку. Воздух, напоенный ароматом нагретой солнцем травы и хвои от близости Гримвуда, густел, превращаясь в сироп, который невозможно было вдохнуть полной грудью. Сердце колотилось, как бешеное, посылая удары крови в виски, где пульсировала знакомая, но пока еще глухая тень боли. Пот стекал по спине под блузкой, а солнце, поднявшееся выше, припекало открытые участки кожи. Она представляла себе этот подъем иначе – торжественным, полным решимости. Вместо этого ее сопровождали жалкая одышка и предательская слабость в ногах – напоминание о том, как глубоко яд проник в ее тело.

На полпути, там, где тропа расширялась в небольшую площадку, ее спас старинный фонтан: огромная чаша из белого каррарского мрамора, в центре которой тритоны и нимфы, застывшие в вечном танце, извергали хрустальные струи. Вода падала с мелодичным плеском в бассейн, окруженный ковром из синих агератумов и белоснежного алиссума. Александра почти рухнула на его прохладный, отполированный временем бортик. Закрыв глаза, она погрузила руку по локоть в ледяную воду. Обжигающая прохлада принесла мимолетное облегчение. Она плеснула воды на лицо, на шею, чувствуя, как мурашки бегут по коже. Звук падающей воды, щебетание птиц в идеально подстриженных липах, едва уловимый гул ветра в вершинах далекого Гримвуда – все это на секунду отвлекло от стука собственного измученного сердца. Она сидела, сгорбившись, пытаясь унять дрожь в руках и отдышаться, чувствуя себя ничтожной песчинкой посреди этого ослепительного, подавляющего великолепия «Вороньего гнезда».

Подняв голову, чтобы взглянуть на цель своего восхождения, Александра замерла. На балконе третьего этажа восточного крыла – того, что было обращено к солнцу и долине, – появилась фигура. Девушка. Огненно-рыжие волосы, рассыпанные по плечам, казались живым пламенем на фоне темного камня. На ней был лишь шелковый пеньюар цвета спелого персика – короткий, легкомысленный, едва прикрывающий бедра. Она потянулась, словно кошка, и опустилась в плетеное кресло, с бесцеремонной грацией закинув длинные, загорелые ноги на соседний стул. Затем запрокинула голову, подставляя лицо и горло лучам солнца. Совершенство. Беспечность. Чувственность, выставленная напоказ. Александра почувствовала острый укол – не столько зависти, сколько болезненного контраста. Вот она, жизнь, кипящая за стенами «Вороньего гнезда». Пока она задыхается у подножия, пытаясь докопаться до мрачных тайн прошлого, эта девушка казалась воплощением всего, что Александра утратила: здоровья, беззаботности, права на простые радости.

Собрав волю в кулак, Александра поднялась. Остаток пути она преодолела, глядя не на балкон, а впитывая окружающее великолепие: безупречные изумрудные газоны, расчерченные идеальными дорожками из красного гравия; клумбы алых и чайных роз, лиловых пионов, голубого дельфиниума и серебристой лаванды; аккуратно подстриженные самшитовые лабиринты, словно зеленые кружева; вековые дубы, душистые липы и платаны с раскидистыми кронами, дающими благословенную тень. Воздух был густым, сладким от пыльцы и аромата нагретого камня. Фасад «Вороньего гнезда» вблизи подавлял еще сильнее. Грубый камень контрастировал с резными карнизами, пилястрами и балюстрадами балконов. Высокие стрельчатые окна с переплетами тончайшей работы отражали небо, за ними угадывались тени роскошных интерьеров. Горгульи на водостоках смотрели на Александру свысока с каменными, насмешливыми гримасами. Величие было абсолютным и холодным.

Массивная дубовая дверь с чугунными накладками и гербом Кроу открылась бесшумно, прежде чем Александра решилась коснуться тяжелого дверного молотка в виде вороньей головы. В проеме холла стоял немолодой мужчина. Высокий, сухопарый, с безупречной осанкой, выдававшей военное прошлое или долгие годы службы. Его лицо, хотя и отмеченное сетью морщин у глаз и рта, сохраняло четкие, волевые черты. Густые, темные брови нависали над умными, проницательными глазами цвета старого дуба. Он был облачен в безукоризненный черный фрак с белоснежным крахмальным воротничком и галстуком-бабочкой. Его взгляд скользнул по Александре – бегло, но оценивающе, замечая скромность ее наряда, бледность, следы усталости под глазами.

– Уинстон Барроу, дворецкий дома Кроу, – представился он голосом низким, бархатистым, но с отчетливой стальной ноткой. – Чем могу служить, мисс?

Александра почувствовала, как под этим испытующим взглядом ее уверенность тает. Она выпрямила спину, собралась.

– Александра Ландо, – представилась она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я хотела бы переговорить с лордом Кроу. По важному личному делу.

– Его светлость лорд Кроу в настоящий момент занят и не принимает посетителей без предварительной договоренности, – ответил он с вежливой, но непререкаемой твердостью. – Вы можете оставить вашу карточку. Я непременно передам ее лорду, как только представится возможность.

Смущение охватило Александру жаркой волной. Визитная карточка? У нее, скромной школьной учительницы, приехавшей с единственной, трагической целью? У нее не было ничего, кроме имени, боли и отчаянной надежды.

– Я… прошу прощения, мистер Барроу, визитной карточки у меня нет, – проговорила она, чувствуя, как горит лицо. Мысль о рыжей девушке на балконе мелькнула снова. Занят. Конечно. Она сделала глубокий вдох, глядя прямо в умные, оценивающие глаза дворецкого.

– Мистер Барроу, как долго вы работаете в этом доме, если не секрет? Двенадцать лет назад, 13 августа лорд Кроу давал благотворительный прием в пользу сирот Грэйстоуна…

Его густые брови чуть приподнялись.

– Я служу дому Кроу двадцать четыре года, мисс Ландо, – подтвердил он. – И да, тот августовский бал… он запомнился. – В его голосе появилась едва уловимая тяжесть.

Надежда, крошечная и хрупкая, вспыхнула в груди Александры.

– Тогда вы… вы можете помнить, – голос ее дрогнул, несмотря на все усилия. – Мою сестру. Мэдисон Ландо. Ее наняли для обслуживания приема в «Вороньем гнезде» … и она исчезла. В ту самую ночь. После бала. – Слова давили комом в горле. – Ее больше никто и никогда не видел. Констебли… они решили, что она сбежала. Но я… я знаю, что здесь что-то случилось. Здесь, в «Вороньем гнезде» или по пути отсюда. – Она умолкла, переводя дух, видя, как внимательно, без осуждения, но и без явной жалости, смотрит на нее Уинстон Барроу. – Я приехала сюда только на три месяца, мистер Барроу. У меня… у меня не так много времени. Я должна узнать правду о том, что случилось с Мэди. Хоть что-то. Любую зацепку. Пожалуйста. Если кто-то из слуг, кто работал здесь тогда… если кто-то что-то помнит, заметил… Это крайне важно. Для меня. Это все, что у меня осталось.

Тишина повисла между ними, густая, наполненная лишь ароматом роз и далеким плеском фонтана. Карие глаза дворецкого изучали ее лицо – бледное, с резко очерченными скулами, с упрямой решимостью в сжатых губах.

– Я помню ту историю, мисс Ландо, – произнес Уинстон Барроу наконец, его бархатный голос стал чуть тише. – Помню вашу сестру. Молодая леди с печальными глазами. Помню переполох на следующий день. Да, констебли приходили. Допрашивали прислугу. Говорили с его светлостью – покойным лордом Кроу. Искали свидетелей, кто мог видеть ее уход. – Он слегка покачал головой, и в его взгляде промелькнуло что-то похожее на сожаление. – Но, как вы знаете, ничего определенного они не нашли.

Александра кивнула, сжимая руки в кулаки, чтобы они не дрожали. Он помнил. Он видел Мэди. Это было больше, чем она могла надеяться.

– В настоящий момент мои обязанности не позволяют уделить вам должного внимания, мисс Ландо, – продолжил дворецкий, и сердце Александры екнуло. Но он не закончил. – Однако… учитывая обстоятельства… Если вы сможете вернуться завтра вечером, около семи часов… Я постараюсь найти несколько минут. И, возможно, смогу устроить вам разговор с кем-то из прислуги. С миссис Элси, экономкой. Она служит здесь почти столько же, сколько и я. У нее цепкая память на лица и события.

Облегчение накатило такой волной, что Александра едва удержалась на ногах. Она судорожно сглотнула.

– Где… где мне вас найти? Мне подойти к парадному входу? – спросила она, стараясь не выдать дрожи в голосе.

Уголок губ Уинстона Барроу дрогнул.

– Для подобных деликатных встреч, мисс Ландо, используется служебный вход. Он расположен с западной стороны поместья, – он едва заметно кивнул в сторону темнеющей стены Гримвуда, чьи тени уже начинали удлиняться, наползая на задние террасы. – Вы легко его найдете: каменная пристройка, зеленая дверь, фонарь над ней. Рядом кухонный двор и конюшни. Приходите ровно к семи. Без опозданий. Здесь пунктуальность ценится.

– Спасибо! – вырвалось у Александры, и в ее голосе прозвучала искренняя, глубокая благодарность, смешанная с немыслимым облегчением. – Огромное вам спасибо, мистер Барроу! Вы не представляете… Я приду. Ровно в семь. Честное слово.

Он кивнул, уже отступая назад, в царящую за его спиной прохладу и тишину холла. Его карие глаза на мгновение встретились с ее глазами – в этом взгляде была тень сочувствия.

– До завтра, мисс Ландо. Будьте осторожны на обратном пути.

Дверь закрылась с тихим щелчком, оставив Александру стоять перед подавляющим фасадом «Вороньего гнезда», залитым полуденным солнцем. Первая попытка не увенчалась встречей с хозяином, но она получила нечто ценнее – союзника в лице дворецкого и надежду на разговор с теми, кто видел Мэди в ту последнюю ночь. Вечер. Служебный вход. Тени Гримвуда. И шанс.

Спуск к коттеджу дался легче физически, но мысли лихорадочно крутились вокруг предстоящей встречи. Она шла мимо ослепительных клумб, вдыхая густой аромат роз и лаванды, смешанный с запахом нагретой земли, но красота проходила мимо ее сознания. Перед глазами стояли умные, карие глаза Уинстона Барроу, его слова: «Помню вашу сестру», «Констебли приходили». Александра сжала кулаки, чувствуя прилив новой, острой решимости. Завтра она сделает первый шаг к разгадке. Правда ждала за зеленой дверью в тени Гримвуда.

Глава 4

Солнце, пробиваясь сквозь легкую дымку над Грэйстоуном, золотило шпиль собора Святого Кутберта. Александра сидела у окна в маленьком кафе «У Тихого Ангела», расположенном как раз напротив величественного фасада храма. Вид был захватывающим: высокие стрельчатые окна с тускло мерцающими витражами, грозные горгульи на водостоках, казалось, наблюдающие за городом каменными очами, и тяжелые дубовые двери, поглощавшие редких прихожан. Воздух здесь пах иначе, чем в районе Холливэлл-Лейн: свежесваренным кофе, сдобной выпечкой и сладковатым ароматом роз, растущих в кованых вазонах у входа.

Перед Александрой стояла тарелка с дымящимся жарким – нежное мясо в густом соусе с лесными грибами, поданное с хрустящим хлебом. Она ела медленно, с удивлением отмечая пробудившийся аппетит. Каждый кусочек был маленькой победой над привычной тошнотой и отсутствием интереса к еде. Теплая пища согревала изнутри, рассеивая остаточную дрожь от вчерашней слабости. За окном прохаживались дамы в элегантных платьях и шляпках с перьями, деловитые джентльмены в сюртуках и цилиндрах, сновали разносчики газет, няни с колясками. Все выглядело упорядоченным, спокойным, почти идиллическим.

«Как странно, – подумала Алекс, отламывая кусочек хлеба. – Всего пара улиц – и будто попадаешь в другую страну. Чистота, довольство, запах денег и стабильности». Она наблюдала, как мимо проехала изящная коляска, запряженная парой гнедых, и слуга в ливрее помог выйти пожилой даме в шелковом платье. Именно таким город запомнился ей до того, как всё рухнуло.

Она прикидывала план. Вечером – встреча с Барроу и миссис Элси в «Вороньем гнезде». Но до этого нужно было найти Кэссиди Ленски. Образ подруги Мэди всплывал в памяти смутно: веселая, громкоголосая, с рыжеватыми кудряшками и веснушками на носу. Она часто бывала у них в доме, смеялась звонко, приносила сладости, украденные с кухни поместья, где работала ее мать. Алекс помнила, что Кэсси жила в том же бедном районе, что и они, всего через пару улочек от их старого дома…

Их дома.

Мысль о доме – том самом, где прошли и солнечные дни детства, и мрак отчаяния после смерти матери, где Мэди была ее всем – сжала сердце ледяным кольцом. Внезапно вкусное жаркое стало комом в горле. Аппетит испарился, словно его и не было. Она отодвинула тарелку, положила на стол несколько монет – слишком щедро для простого обеда, но ей было все равно – и вышла на улицу, оставив теплоту кафе и вид на собор позади.

Путь к старому району был недолог, но каждый шаг давался с усилием. Парадные фасады центра сменились более скромными, но все еще опрятными домами среднего класса, а затем – знакомой унылостью окраины. Воздух снова стал тяжелее, пахло гарью, дегтем и сыростью. Александра шла по знакомым, но теперь таким чужим улицам, сердце колотилось, как птица в клетке. Здесь витала тихая, чуть обветшалая обыденность. Невысокие каменные дома с крошечными палисадниками, выцветшая краска на ставнях, тротуары, кое-где поросшие травой. Архитектура была простой, утилитарной – жилье для мелких лавочников, почтовых служащих, вдов с небольшими пенсиями. Люди попадались редко: пожилая женщина с корзинкой, запыхавшийся мальчишка-посыльный, кухарка, вытряхивающая коврик на ступеньках. Они бросали на Александру беглые, не слишком дружелюбные взгляды.

Сердце учащенно забилось, когда она подошла к знакомому фасаду. Их дом. Тот самый, с зеленой дверью и крошечным окном под самой крышей – ее бывшей спальней. Казалось, вот-вот распахнется дверь и выбежит Мэди, смеющаяся, с мокрыми от стирки руками… Но дверь была другой, выкрашенной в синий цвет, а на окне висели занавески с незнакомым узором. Боль, острая и внезапная, пронзила грудь Александры. Она стояла, впиваясь взглядом в кирпичи, в которые были вмурованы ее самые счастливые и самые страшные воспоминания. Двенадцать лет не стерли ничего. Она отвернулась, поспешно вытирая глаза кончиками перчаток. Найти Кэсси. Сосредоточиться на этом.

Дом Кэссиди Ленски она нашла достаточно быстро. Двухэтажный, из темно-серого камня, с крошечными окнами, похожий на все остальные в переулке. Собрав волю, она постучала. Дверь открыла полная, хмурая женщина в простом ситцевом платье и фартуке. Запах жареной рыбы и детского плача вырвался из прихожей.

– Да? – спросила женщина недовольно, оглядывая Александру.

– Добрый день, – начала Александра, стараясь говорить мягко. – Извините за беспокойство. Меня зовут Александра Ландо. Я ищу Кэссиди Ленски. Она жила здесь… много лет назад. Была лучшей подругой моей сестры, Мэдисон.

Женщина нахмурилась, потом выражение ее лица смягчилось.

– Ленски? Ах, да, та самая молодая леди, у которой мы купили этот дом. Месяца три назад, не больше. Суетилась, продавала в спешке. – Она помолчала, оценивая Александру. – Адресок у меня есть, дала на случай, если почта придет. Погодите.

Она скрылась в глубине дома, вернувшись через минуту с клочком бумаги. Александра поблагодарила и, отойдя от порога, взглянула на адрес. Улица Каштановая Аллея. Центр. Район, где жилье стоило целое состояние. Удивление смешалось с любопытством. Как Кэссиди, дочь поварихи, смогла позволить себе такое? Ну что ж, скоро она узнает это.

Александра шла обратно в центр, на этот раз с другим чувством. Узкие улочки сменились широкими, вымощенными гладким камнем бульварами. Архитектура поражала изяществом: белоснежные особняки с колоннами и лепниной, утопавшие в зелени садов; изысканные таунхаусы с эркерами и коваными балкончиками; уютные парки с идеальными газонами и фонтанами. Люди здесь были другими: неторопливые, ухоженные, в дорогих, но не кричащих нарядах. Дамы в шелках и кружевах прогуливались с собачками, джентльмены в котелках читали газеты на скамейках. Чистота была абсолютной. Александра ловила на себе взгляды – любопытные, оценивающие, но не враждебные. Она чувствовала себя немного чужой в этом сияющем благополучии, но шла, разглядывая детали, отвлекаясь от гнетущих мыслей.

Тупиковая улочка Каштановая Аллея была тихой и тенистой. Дом, указанный в адресе, стоял чуть в глубине: не огромный особняк, но очаровательный двухэтажный коттедж. Кирпич теплого терракотового оттенка, белые резные наличники на окнах, стрельчатая башенка с флюгером, уютная веранда, увитая плющом. Александра поднялась по ступенькам и постучала изящным дверным молоточком.

За дверью послышался стук каблучков. Дверь распахнулась.

Перед Александрой стояла женщина. Яркая, как тропическая птица. Пышные волосы неестественно платинового блонда были уложены в сложную прическу с локонами. Макияж безупречный и тяжелый: густо подведенные глаза, румяна на скулах, а губы – пунцовые, будто две спелые вишни. На ней был дорогой, кричаще-кокетливый шелковый халатик с оборками, открывавший щиколотки в бархатных туфлях-лодочках. В одной руке она держала бокал с темно-рубиновым вином. Увидев Александру, женщина замерла. Краски мгновенно схлынули с ее накрашенных щек. Пальцы, сжимавшие ножку бокала, заметно задрожали. Задрожала и нижняя губа.