Ловушка для музы. Сборник фантастической прозы

ПРИБЛИЖЕНИЕ ТРЕТЬЕ

МНЕМА – ПАМЯТЬ

…Не надо говорить, что в юности трава зеленее, нектар слаще и Пегас быстрее. А как старость на порог, то трава пожухла, от нектара изжога, и перья Пегаса на «Паркеры» растащили.

Слышать такое не могу.

Какая старость – в наши-то годы?

Только время не дремлет. Что ни век – то новшество, что ни год – то каверза.

Прежде и слова такого не было – литература. Слова не было, а творения сыпались, как из рога изобилия… или ящика Пандоры. Эпос, лирика, драма…

Но чем дальше, тем хуже. Смертные решили, что драма драме, а эпос эпосу рознь. И лирика чахнет в тесных рамках. Придумали высокие жанры – оду, трагедию, эпопею. И, для контраста – низкие. Комедию, сатиру, басню…

С годами эти рамки всё сильнее душили творчество. Эрато с её любовным романом больше других повезло. Ведь чем строже нравы, тем жаднее люди до любовных утех.

Но потом та-а-акое началось! Смертные верны своему непостоянству. Придумали новые жанры, а старые изменили – хоть плачь.

Ладно, перепели древние сказания на новый лад – вышло фэнтези. А истории, когда герой уподоблен Гераклу? Как их?.. Вспомнила, приключенческий роман! Или путешествия по Аиду… Мистика, вроде? Или когда Эринии по следу идут… Боевик?.. Нет, кажется, детектив. А вот космоопера – откуда взялась? С чем её едят?..

Мало того! Вся эта новизна тоже поросль пустила. В одной фантастике, не к ночи будет помянута, столько нагородили, что поседеешь до срока.

Так встретишь подающего надежды творца, и еле разберёшь, что у него на уме – киберпанк или ода. Полигимнию на помощь позовёшь, а творец уже в комедию ударился. А чтобы не скучать, историей припечатал и любовной линией освежил. Талия, Эрато и Клио подопечных оставят, заглянут, и усомнятся – действительно ли это талант? Его ведь не вдохновлять, а лечить надо, залягай его Пегас!

Так на избранника и махнёшь рукой…

Ракурс первый

Берегись музы, вдохновение приносящей!

Сумки с мышеловками, как и пакеты с накопившимся мусором, жались к входной двери. Ловушки следовало разломать и сжечь – хотя бы выкинуть! – но Владимир Любимцев, бывший материалист, не решался покинуть квартиру до завершения ритуала.

Ритуала?

А как, скажите на милость, это назвать?

Повсюду громоздились сухари, колбаса, сало и прочие вкусности, которые нашлись в квартире. Всё, что любит мышь.

– Ну, ты! – взмолился Влад. – Ешь! Всё ешь! Только верни мне талант!

Он сдавил виски пальцами. Вдруг то, что он считал талантом, лишь случайность? Совпадение не зависящих друг от друга мелочей? И, совпав один раз, они больше не повторятся?

– Ладно, пусть не талант. Верни, как было. Слышишь? – Он запустил в стену тарелку с остатками печенья.

Мышь соткалась из сгустившегося воздуха, пробежала по ноге Влада, балансируя хвостом. Села на обтянутом джинсой колене и принюхалась.

Бывший мышелов заставил себя не шевелиться.

Тень длиннохвостой музы перекинулась на стену, выросла до потолка. Затем дрогнула усами и потёрла морду лапами. Со стороны это могло выглядеть потешно. Только Владу было не до смеха.

– Слышишь? – прохрипел он. – Хоть всё здесь сожри! Только верни!..

Тень вывела замысловатый вензель кончиком хвоста – словно подписав договор – и сиганула в ближайшую тарелку. Опасаясь, что человек передумает, мышь торопилась прикончить угощение… заодно прихватывая всё, что годилось на зубок.

Влад не замечал уничтожения квартиры. За вдохновение он готов был отдать всё, что угодно.

Дрожащей рукой он включил ноут. И, забыв о времени, начал заново учиться писать, как учатся ходить – спотыкаясь, останавливаясь, переводя дух. Лёгкое касание призрачных лапок сменилось объятиями невидимых рук.

Горячее дыхание обжигало щёку. Будто из ниоткуда, в голове возникали слова.

И текст, предложение за предложением, проступал на экране.

Телефон, будто ревнуя к творчеству, взорвал тишину. Страница, которую Влад вытягивал из небытия, плеснула хвостом и ушла в нейтральные воды.

Влад вытаращился на возмутителя спокойствия.

Новый мир был прост. Ублажай музу и получай вдохновение. Всё остальное – досадная помеха.

Осторожно взяв мобильный двумя пальцами – как в детстве пойманного краба – Влад нажал кнопку.

– Котечка! – хлынул в ухо позабытый Лялькин голос. – Котечка, ну сколько можно не подходить к телефону! Я же волнуюсь!

– Не волнуйся, – ответил Влад. – С телефоном полный порядок.

– Конечно, порядок! Я тебе на него денег положила!

Денег? Влад едва не спросил, что это такое и зачем их класть на телефон. Денежное обращение не вписывалось в картину нового мира. Талант за деньги не купишь. И серое чудо за деньги не работает.

– Ну, положила, хорошо. Ты мне звонишь, чтобы это сказать?

– Котечка! – от возмущения у Ляльки даже голос сел. – Ну как ты так можешь! Я же за тебя волнуюсь!

Влад скользил взглядом по тексту.

– А ты не волнуйся, – повторил он, разбивая крупный фрагмент на абзацы. – Нам с музой очень хорошо живётся.

Трубка донесла судорожный вздох с той стороны.

– С… кем?

– С музой. С той, от которой ты сбежала.

– Владя! Это мышь. МЫШЬ!

– Вот взрослый же человек! – развеселился Влад. – А в слове из четырёх букв три ошибки сделала. МУЗА! Муза, понимаешь?

– Да называй её как хочешь! Хоть музой, хоть гурией! – взвилась потусторонняя Лялька. – Только сути это не меняет. Подлой мышиной сути!

– Я не настолько безнадёжен, чтобы мышь гурией называть!

– Но музой-то называешь!

– У муз и гурий, милая, разное назначение.

– Только и те и другие не соотносятся с мышами. Это у них общее!

– Не скажи, не скажи! – расширивший кругозор обладатель музы сходу открыл нужную закладку. – Вот послушай… Так, это не то… В Греции распространился культ Аполлона Сминфейского, символом и священным животным которого была мышь… Тоже не то… – Влад прокрутил страницу. – Вот! Ряд представлений о мышах в греческой мифологии сходен с представлениями о музах. Родителями мышей являются небо и мать-земля, или громовержец и его супруга… А кто, скажи на милость, у нас родители муз? Опять же, Зевс и Мнемосина. Или, если брать седую древность, Уран, олицетворение неба и Гея, то есть земля. Ничего не напоминает?..

Лялька начала что-то говорить, но Влад не слушал.

– Идём, милая, дальше. Место рождения или обитания мышей и муз одно и то же. Гора, Ляль. Отсюда, кстати, и пословица «Гора родила мышь». В моём случае – наша Лысая гора, к оракулу не ходи. Предводителем мышей считается мышиный царь… или Аполлон Сминфейский. А предводитель муз кто? Угадай с одного раза. Ну, ты ведь у меня умница!.. Тоже Аполлон! Так что музы могут принять любую удобную им форму. Хоть человека, хоть кого… Эй, ты ещё тут? Ляль, ты меня слышишь?

Влад зачем-то постучал телефоном по столу.

– Котечка… – наконец прошептала Лялька. – Ты… У тебя, правда, всё хорошо?

– Солнышко, у меня всё замечательно! Я роман пишу!

– И мышь, значит, ловить не хочешь…

– Ляль, ну ты в своём уме? – возмутился Влад. – Ты слышишь, что я говорю? Я снова пишу! Зачем же мне от музы избавляться?

– Слышу я! – огрызнулась Лялька. – Всё слышу! Выходит, какая-то дурацкая мыша тебе важнее, чем я? Да, котечка?

Этот простой вопрос застал котечку врасплох. Он умолк, собираясь с мыслями.

– Ну-у-у? – напомнила о себе трубка. – Так да или нет?

Вот пристала! Как всегда, в самый неподходящий момент.

– Да, муза тебя забери! – в сердцах бросил Влад.

Трубка онемела.

Наконец! Хоть немного покоя!

Радуясь, что больше никто не отвлекает, писатель бросился за ускользнувшей в белую бездну страницей.

Ракурс второй

Поэт, музайся!

Отбив три пробела, Влад напечатал «Конец», поставил дату и откинулся на спинку кресла.

Книга была закончена в рекордные сроки. Будто писалась десятком пашущих за кормёжку литературных негров. В общем, рано его в тираж списывать. Лучше – ха-ха! – печатать дополнительными тиражами.

Кстати, о кормёжке…

М-м-м… муза съела всё, имевшее хоть какую-то питательную ценность. Что дальше? Если не предложить ничего взамен, плакало его вдохновение!

Но можно купить всё необходимое! И Лялька что-то говорила про деньги…

Взяв мобильный, Влад набрал номер зазнобы. Несмотря на Лялькины выбрыки при последнем разговоре, он верил, что без денег она его не оставит – раз не торопится возвращаться. На худой конец, продаст свою долю в салоне красоты. Она ведь любит своего котечку и всё такое…

Лялькин телефон долго не отвечал. Слишком долго.

– Слушаю! – наконец пролаяла трубка.

Голос был незнакомый. Более того, мужской. Да ещё запыхавшийся.

– Ты ещё что за хрен с горы? – удивился Влад. – Мне Лялька нужна.

– Ошибочка! – ответил голос. – Нету тут никаких лялек.

Влад уставился на замолчавший аппарат. Как это – ошибочка? Как это – нет? Всегда была, а теперь куда делась? А-а-а, наверняка красоту наводит! Или в кафе с подружками завеялась…

Он повторил вызов.

– Положи чужой мобильник! Ляльку позови и положи! Мне Лялька нужна!

– Пойди и купи, раз нужна! – фыркнула трубка.

Влад скрипнул зубами. Какой он дурак! Поверил, что златокудрая красотка испугалась мыши! Мышь – предлог, чтобы оставить его и сбежать к любовнику!

Снова набрав номер, Влад пустился с места в карьер:

– Я понял! Она к тебе ушла! От меня, между прочим! И это теперь твоя головная боль! Я из-за этой дурынды жизнь портить не собираюсь. Просто дай ей трубку. Пусть узнает, что потеряла! А потом катится к чёртовой матери!

– Слышь, ты, головная боль! – Незнакомца забавляла ситуация. – Я русским по белому говорю – ты номером ошибся! Но-ме-ром!

– Как я ошибусь, если сам ей этот номер брал? Ты давай, зови её, а не то… не то…

– Да в печёнках у меня и ты, и баба твоя! Если она от тебя сбежала, флаг ей в руки! От тебя не то что люди, мыши разбегутся!

– Что? Что ты сказал? Мыши? Почему это разбегутся? Поче…

Сколько Влад не повторял вызов, ответа не было.

Тихо ругаясь, он пробежался по телефонной книге, выискивая, с кем поговорить. Не может быть, чтобы эта зараза, подложив ему свинью, никого не известила!

Так… Этому звонить не стоит. Этой – тем более. С этим он разругался. А эта злорадствовать начнёт… Позвонить родичам Ляльки на другой конец страны? Да щас! Они каркали, что не будет их солнышку счастья с этим писакой…

Несколько наугад выбранных номеров не отвечали. Сговорились! Точно, сговорились! Это Лялька их подбила, стерва подколодная!

Список контактов – весьма и весьма скудный – кончился.

– Ну и слава музе! – сказал Влад и позвонил Хатире Керимовне. Уж кто-кто, а она обязана оценить его успех.

«Извините, номер не существует или набран неправильно».

Влад вытаращился на телефон, словно тот ему подмигнул.

Неужели Лялька подговорила и редакторшу? Немыслимо! Как же надо его ненавидеть и желать ему зла?

Зато теперь он ни к кому не привязан. Идеальная обстановка для работы. Не об этом ли он всегда мечтал?

Муза сама его нашла. Найдётся и новый редактор. Все литературные премии – его. Литагенты у его дверей устроят дежурства, потеснив экзальтированных фанаток. Издательства будут плести интриги, только чтобы заполучить его, Владимира Любимцева…

В дверь квартиры заколотили.

Будущий лауреат всех литературных премий нехотя покинул мир грёз, на цыпочках прокрался в прихожую, замер возле мусорных пакетов и прислушался.

На лестничной площадке бушевали соседи.

– …никуда не уезжал! Я не видел! – бубнил мужик из квартиры напротив.

– Тогда почему? Почему там тихо? – допытывалась соседка снизу. – И чем это пахнет?

Ноздри Влада раздулись. Запах, как запах.

– Я лишь хочу знать, что его подружка, эта лахудра крашеная, с моими котиками сделала! Они в руки до сих пор не даются! – надрывалась соседка.

– Муза бы вас побрала с вашими котиками! – зашипел Влад.

Снаружи воцарилась тишина. Законопатила дверной проём и замочную скважину, затопила лестничные пролёты. Влад не сомневался, что муза исполнила свою часть договора. Но, чтобы в этом убедиться, он приник к дверному глазку.

Лестничная площадка опустела.

Хихикая, Влад поспешил к ждущему ноуту, уже забыв обо всём по ту сторону квартиры. Разве могло там быть что-то достойное внимания?

Голубым глянцем привлёк невесть откуда выкатившийся кубик «Love is…». Влад поднял его, повертел в руках и зачем-то спрятал в карман. Кубик напомнил ему… О чём?

А, неважно!

Ракурс третий

А в комнате опального поэта дежурят страх и Муза в свой черёд.

– Ерунда какая-то! – растерянно сказала Лялька спутникам. – Ключ повернулся, а дверь не открыть! Будто изнутри подпёрли!

Руководство «Гиппокрены» обменялось всепонимающими взглядами.

– Паш, подналяжешь? – спросила Хатира Керимовна.

Павел Сиянский поправил дымчатые очки.

– Если подналечь, то без разницы, подпёрли или нет. Но замок придётся менять. И хорошо, если только один замок.

– И хорошо, если только в одной квартире… – согласилась «демонесса».

Лялька уважительно глянула на Павла. Кажется – пальцем ткни и пополам сложится. Куда ему с дверью тягаться!

Но если девушка что-то усваивала, то усваивала накрепко. Теперь она знала: попасть в сказку – далеко не сахар, а вещи и люди не такие, какими кажутся. И чтобы жить долго и счастливо, даже в сказке надо из кожи вон лезть. В общем, всё как в жизни.

– Уважаемая Елена, квартира всё-таки ваша, – напомнил Павел. – Вам и решать.

На долю секунды Лялька испугалась. Может, не стоило тревожить Владиных демонов? Может, стоило подождать, пока они сами не нагрянут по душу писателя? Пусть не по душу, а по роман… впрочем, между этими понятиями нет существенной разницы. Может, и стоило. Но не в полицию же на порождение Зевса жаловаться!

Если и было в этом безумном мире место, где Ляльке помогут разобраться с серохвостой музой, то этим местом была «Гиппокрена».

– Да что тут решать? – холодея от собственной дерзости, девушка залепила резинкой глазок соседней квартиры. – Ломайте, зачем время терять!

У глаз Павла собрались морщинки – улыбнулся, значит. Сняв очки, он укоряюще посмотрел на дверь. Виновато звякнув ключами, та приоткрылась… но тотчас захлопнулась, будто передумав.

– Удивительно! – негромко сказала Хатира Керимовна.

Лялька молча закивала.

Проиграв двери игру в гляделки, Павел поджал губы и коснулся ладонью замка. Металл засветился и потёк, застывая причудливыми зигзагами.

У Ляльки отвисла челюсть. К таким чудесам она не была готова.

Лишённая замка дверь угодливо приоткрылась, приглашая войти. Отстранив остолбеневшую хозяйку, директор «Гиппокрены» шагнул в темноту прихожей.

– Ты там аккуратнее, Паша! – предостерег его голос редактора.

Вновь надев очки, Павел оглянулся:

– К чему аккуратность, Хатира? Чувствуешь? Кажется, тут что-то издохло.

– Па-а-аша… – укоризненно протянула Хатира Керимовна.

– Я вам дам – сдохло! – зашлась возмущением оттёртая в сторону Лялька.

– А что, уважаемая? Скажете – расцвело?

Павел распахнул дверь настежь. Лялька охнула и зажала нос от вони, поползшей на лестничную площадку. Хатира Керимовна, не изменившись в лице, взглянула на спутницу – мол, что теперь скажете, уважаемая Елена?

Лялька запунцовела. Какой позор! Да ещё при посторонних людях!

«Ничего, – утешила она себя. – Не такие уж и посторонние. И не такие уж и люди…»

Павел щёлкнул пальцами.

Зловоние исчезло. Запахло – посреди зимы! – весной и медоносным разнотравьем.

– Владя! Владечка! – обретя возможность дышать, Лялька бросилась в квартиру.

Перепрыгнув через источник потрясающего амбре – плесневелые деликатесы из «Кампари» и пакеты с мусором – она остановилась и слепо повела рукой в поисках опоры. Невозмутимая Хатира Керимовна поддержала её за локоть.

– Да что… что же это такое? – сдерживая слёзы, простонала Лялька.

И, словно во сне, пошла вперёд, хрустя черепками, шурша бумагой и обрывками полиэтилена.

С каждым ударом сердца зрачки её темнели, а губы сжимались. Гнёздышко, которое она с любовью обустраивала, в котором ей с Владом так хорошо жилось, было разгромлено.

Прямо-таки выедено изнутри.

«Гиппокрена» снова переглянулась.

– В самом деле, занятно… – согласилась Хатира Керимовна.

Впечатлительная Лялька словно раздвоилась. Одной ей хотелось упасть на пол и по-детски разреветься. Другую её кровожадно тянуло взять в руки… хотя бы сковородку.

Она толкнула закрытую дверь кабинета. Дверь не поддалась.

– Владя! Ты там? – всхлипнув, девушка прижала ухо к стеклянной вставке. – Ой, клавиши стучат! – воскликнула она и заколотила в дверь. – Котечка! Открой!

– Похоже, это снова по твоей части, – Хатира Керимовна коснулась плеча спутника.

Павел кивнул. Едва он приблизился к двери, как воздух потемнел и сгустился. Некогда уютное гнёздышко ощетинилось, готовя отпор. Налившаяся чернотой тень заслонила кабинет. Чужая бескомпромиссная воля приказывала бежать сломя голову, а не то…

Взвизгнув, Лялька отпрянула под защиту влиятельной гостьи. Не окажись её рядом, девушка припустила бы из квартиры, чтобы перевести дух на другом конце города. Как тогда, стоило Владе отлучиться за мышеловками.

По комнате разлился холод. С ознобом в сердце Ляльки просочился страх, что она никогда не подставит лицо солнцу, никогда не вдохнёт аромат цветов, никогда не увидит своего непутёвого избранника, никогда его не обнимет и не поце…

– Немедленно прекратите! – Хатира Керимовна обняла девушку за плечи. Объятие было неожиданно ласковым. – Ей только и надо, чтобы вы испугались и отступились. А ещё лучше – сбежали.

Блестящие не выплеснутыми слезами глаза уставились на гостью.

– К-кому – ей? – простучала зубами Лялька. – М-мыши?

– Вы, Леночка, главное, не волнуйтесь. Всё уладится. Паша у нас специалист по… таким вопросам.

Павел снял очки и вновь протянул их Ляльке. Его глаза вспыхнули, разрезая сумрак фарами встречной машины. Казалось, простому смертному не под силу вынести это сияние.

Судорожно вздохнув, девушка нацепила очки.

Хатира Керимовна с интересом озиралась, не замечая преображения спутника.

В тёплом свете обглоданная комната стала ещё неприглядней. Тень запищала, пятясь от обжигающего огня, скорчилась возле двери. И там, у всех на глазах, обернулась гигантской мышью… нет, какое там! Крысой размером с человека. Лоб крысы пересекала неровная белая полоса.

Онемев от ужаса, Лялька спряталась за спину Хатиры Керимовны.

– Только не надо маскарада! Здесь все свои! – предостерёг крысу директор «Гиппокрены».

Вздыбив загривок, тварь бросилась на незваных гостей. Сияние отшвырнуло её. Оглушённая, она замотала головой, и темнота поползла с неё хлопьями серого пепла. Словно стыдясь этого, крыса юркнула в кабинет. Лялька бросилась следом.

Крысы там не оказалось. Да и где бы она спряталась? Открывшуюся пустоту могло заполнить лишь воображение писателя. Тусклая люстра едва разгоняла сумрак. Сам писатель, исхудавший, в заскорузлой одежде, сидел возле заросшего паутиной окна. Пальцы Влада, как у пианиста, порхали по клавиатуре, извлекая слышимую только ему мелодию.

– Владечка… – сражённая видом любимого, Лялька начисто забыла о крысе. – Он… Он что, навсегда таким останется?

Хатира Керимовна пожала плечами.

– Он разве был другим? Мне казалось…

– Вам казалось? – Лялька дёрнулась, как от пощёчины. – И что же вам казалось? Вы ведь звонили ему! Не раз! И не два! Неужели по разговору было не понять, что с ним неладно?

– Он писатель, – ответил Павел и, видя недоумение девушки, снизошёл до объяснений. – Творческая натура. У таких часто что-то неладно. На каждый чих, знаете ли…

У Ляльки потемнело в глазах.

– Но он писал роман! Вам же, кроме романа, от него ничего не надо! Кто, как не вы, мог к нему музу подослать, а?!

Где-то на задворках сознания Лялька понимала, что нападки на «Гиппокрену» не обеспечат долгую и счастливую жизнь. Но ей стало всё равно. Если Влад повредился рассудком, зачем ей жить долго и счастливо?

– Я своим дочерям давно не указ, – мягко сказала назвавшаяся Хатирой Керимовной. – На то они и музы. Сами находят таланты, сами их лелеют. Я привечаю тех, кто своим упорством пробивается к источнику… К «Гиппокрене», образно говоря. Но к этому… случаю ни я, ни дочери отношения не имеем.

– А кто имеет? – дивясь своей наглости, спросила Лялька и скрестила руки на груди.

– Отцовская скука… или приступ великодушия, – пояснил тот, кто назвался Павлом Сиянским. – Услышал, как страждущий просит вдохновения… Взял да и выполнил желание.

– Сам Зевс? – не поверила Лялька. – Владино желание?

– Сам, – кивнула Мнемосина. – А кто ему запретит?

– А разве для этого… ну… вторая половина не нужна?

– Говорю же – скука! – Аполлон развёл руками. – И, начистоту… Создать музу с ограниченной специализацией – не Афину породить. Долго ли, умеючи.

Мать девяти муз нежно коснулась Лялькиного плеча.

– Музу, Леночка, привлекает талант. И чем он сильнее, тем больше вдохновения она дарит. Но ей… – Небожительница почему-то указала подбородком на Влада, – ещё многому предстоит научиться.

– Кому – ей? – тупо переспросила Лялька.

Пакостница-мышь в её сознании никак не ассоциировалась с музой.

И вдруг она увидела.

Вместо мерзкого грызуна из-за плеча Влада выглядывала тощенькая взъерошенная девчушка. Совсем ребёнок. Одеждой ей служила грива пепельно-серых волос, а украшением – белая, будто седая, неровная прядь в чёлке.

И не внушала больше девчушка ужаса. Ну вот ни капельки.

Влад не замечал её. Начни вокруг падать стены – в творческом угаре он бы даже не почесался.

Лялька, прикусив губу, сделала осторожный шаг. Больше всего на свете ей хотелось повиснуть на шее любимого, но нереальность происходящего завораживала.

– Вы посмотрите! – Аполлон указал на ноут. – Он же выключен!

– Он всего лишь хотел творить, – вздохнула Мнемосина. – И она дала ему эту возможность. Так, малышка?

Малышка сверкнула карими глазами. Но едва светоносный бог шагнул вперёд, сжалась и оскалила мелкие зубки.

Лялька медленно сняла очки и вернула их директору «Гиппокрены».

– Погодите… Позвольте мне…

Долго и внимательно разглядывала она ту, что испортила их с Владом жизнь. Ту, чьи невероятные фокусы едва не свели с ума. Ту, что выжила её из дома. Ту, что заставила Влада поверить в чудеса…

Вера в чудеса дорогого стоит, не так ли?

Приблизившись, девушка села возле юной музы. Кроха принюхалась, облизнулась розовым язычком и теснее прижалась к подопечному.

– Хочешь молока? – спросила Лялька, борясь с желанием погладить белёсую прядь. – С шоколадным печеньем?

ПРИБЛИЖЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

КЕНИДА – НОВИЗНА

…Вот же привязались, а! Родственнички, называется!..

Что, Аполлон, вытаращился? Думаешь, только ты озон чуешь? Велика важность – заглянуть под личину Павла Сиянского! Как ты, Лучезарный, раньше звался? Пабло дель Соль? Пауль Зонненшайн? О тебе, Мнемосина, вообще молчу. Думала, за арабскими именами спрячешься? Тебя даже эта, голубоглазая, раскусила…

Кстати, где печенье? А молоко? Смертная мне обещала!

Нет печенья? Шоколадного или вообще? Вообще? Да вы что, издеваетесь?!?

Вот знала бы, что меня так встретят, то и не рождалась бы! Честное-пречестное слово!

Что? Кто меня спрашивал?

Да в том и дело, что никто! А могли бы спросить! Ну конечно, на Олимпе дел невпроворот. На мелюзгу, вроде меня, всем плевать. Писатель потребовал музу? Потребовал. Свободных нет? Нет. Ну и всё. Взял Зевс трезубец, молнией в гору шандарахнул – и вот она я. Прошу любить и жаловать.

Но любить меня не спешат. И жалованья не допросишься…