- -
- 100%
- +
Интуиции, внутренним толчкам и этим тревожным отблескам придётся подвинуться.
Она не намерена отступать от заявленной программы.
Собравшись, она мягко отодвинула всё лишнее, страх, сомнения, липкое послевкусие сна и погрузилась в болтовню о чём-то несерьёзном, позволяя голосу Кати снова заполнить её мир.
***
– Я точно не пойду с такой идеей к Кею, – Макс покачал головой, даже отстранился на шаг, будто само предложение обжигало. – Это было запрещено с первого дня. Прописывалось в правилах, обсуждалось на вводном. Воплощаться в мире подопечных – табу. Ты лучше меня знаешь, Сол: мы не можем так грубо вмешиваться в ход событий.
Он всё ещё не мог поверить, что друг говорит это всерьёз. Они уже несколько часов пытались выработать план – перебирали варианты, просчитывали шаги, ломали голову над тем, как обойти ограничения. Но этот вариант был границей, которую никто не переходил. Ни разу. Ни при каких обстоятельствах.
– Если это угрожает всей планете… – Сол произнёс медленно, почти глухо, – то какая уже разница?
В его голосе не было бравады или вызова. Только усталость и то мрачное упорство, с которым человек зажимает рукой рану, понимая, что выбора больше нет.
Он упёрся ладонями в безукоризненно белый стол, такой чистый, что казался нереальным, и буравил взглядом кристальную поверхность. Свет отражался от неё ледяными бликами – неприятно резкими, словно подчеркивающими, насколько они зашли в тупик.
Идей не осталось.
Вообще.
А отчёт Кей потребует сегодня же, и там должен быть озвучен конкретный, чёткий план действий. Потопить они могут себя, но не миссию.
Сол стиснул зубы.
Делать вид, будто ситуация под контролем, было бессмысленно.
Они и так были живыми – живыми, чувствующими, мыслящими, с телами, сердцами и памятью. Просто… невидимыми. Непроявленными в мире своих подопечных. Неуловимыми наблюдателями.
Так в чём разница?
Если их всё равно никто не может увидеть, потрогать, узнать?
Если они всё равно связаны с людьми куда сильнее, чем признают?
Что изменится, если они перейдут грань и проявятся?
Станут частью мира не через знаки, не через внутренние толчки, не через жалкие попытки манипулировать взглядами собак?
Сол привык к действию.
К прямому, резкому, иногда грубому вмешательству – когда другого выхода нет.
Когда вопрос стоит между жизнью и смертью.
Между катастрофой и спасением.
Он поднял голову и медленно оглядел помещение, будто проверяя, не материализовались ли в воздухе его собственные запрещённые мысли. Архив, до отвращения белый и стерильный, казался сейчас особенно строгим, особенно наблюдающим.
Сол почувствовал, как холодок пробегает вдоль позвоночника – смесь вызова и страха.
Если они воплотятся…
Это изменит всё.
Их.
Правила.
Равновесие.
Но, возможно…
впервые за всю эту бесконечную службу – это был единственный реальный шанс.
Макс первым нарушил тишину.
– Я знаю, что тебе нужно, – сказал он тихо, будто боялся спугнуть хрупкое равновесие между ними. – Пойдём в «Серое кафе».
Сол хмыкнул, угол его губ дернулся в сторону – почти улыбка, почти выдох облегчения.
Он коротко вздохнул, словно позволил себе снова дышать, и кивнул.
Да. Это действительно могло помочь.
Белизна Архива давила.
Чистота – до стерильности, до пустоты – разъедала нервы.
Нейтральная территория всегда приводила в чувства лучше любого наставления Кея.
Когда Сола впервые вводили в курс его новых обязанностей, сильнее всего его поразило не бессмертие, не структура Архива, не масштаб работы.
Шок пришёл от осознания, что мир устроен не так, как он всегда думал.
Он считал, что есть чёрное и белое.
Есть добро и есть зло.
Но никто не сказал ему, что своими шагами он войдёт в пространство оттенков, где всё смешано – где нет ни абсолютной тьмы, ни настоящего света.
Где жизнь держится на миллионах пограничных решений.
Где даже здесь, здесь, в сердце тех, кто якобы стоит на стороне добра, нет и не может быть полной ясности.
Потому что её просто не существует.
Даже в Архиве.
Даже среди тех, кому доверены судьбы людей.
Здесь работали бок о бок те, кого называли добром, и те, кого называли злом.
Никто не обсуждал это вслух, но все знали: обе стороны нужны.
Как две половины механизма, который может крутиться только вместе.
Смешанные оттенки.
Бесконечное серое между белым и чёрным.
Они никогда не дружили.
Не общались просто так – только по рабочим вопросам, сухо, ровно, без лишних эмоций.
И даже «Серое кафе», созданное как нейтральная территория, оставалось разделённым. Своё для всех, и одновременно – чужое.
Те, кто принадлежал свету, сидели со светом.
Те, кому отведена тьма – держались своего края.
И лишь иногда кто-то робко кивал знакомому с противоположной стороны, если судьба сталкивала их в одной задаче.
Сол шагнул к выходу, чувствуя, как белизна стен будто отпускает его спину.
Впереди – серое пространство, где хотя бы можно было дышать.