Тайна пропавшего медальона

– Камеры показали, что за сеньорой следили.

– Следили? – переспросил полковник. – Я не ослышался?

– Нет, нет. На камерах видно, как какой-то субтильный человек в худи и с надвинутой на глаза бейсболкой, стараясь быть незаметным, сопровождает даму по всей экспозиции. Когда она задержалась на том месте, где ее впоследствии нашли, он отправил какое-то сообщение, и, судя по всему, получил ответ. Только после этого неизвестный ударил даму рукояткой пистолета по голове. Выхватил сумочку из рук.

– Почему он напал на нее именно в этом месте?

– Не знаю, – ответил капрал.

– Были ли у него попытки напасть на нее раньше?

– Нет.

– Что произошло после того, как он выхватил сумочку?

– Сеньора упала, несколько раз дернулась и замерла. Очевидно,

как раз в этот момент она и умерла. Рядом никого не было.

– А куда делся злодей?

– Как в воду канул. Он побежал в сторону администрации и растворился.

– Ищите, где она остановилась, тогда и узнаем, кто эта женщина и откуда. Землю ройте! – подвел итог полковник.

* * *

– Умберто, – Дмитрий обратился к другу, – можно я сделаю фотографию этого наброска?

– Ты имеешь в виду портрет Клаудии?

– Да.

– Конечно. Покажем бабуле.

Умберто отдал последние приказы, приказал держать его в курсе всего, что касается этого дела. Наконец они смогли покинуть помещение музея. Несмотря на яркое солнце и уже во всю проявившую себя весну, – цвела мимоза, глициния, распустилась магнолия, азалия, рододендрон, – настроение у всех троих было печальным. С одной стороны, давал о себе знать груз трагической военной истории, с другой, угнетала внезапная смерть незнакомки.

Друзья решили ехать в горы на двух машинах. Полковник тронулся первым, Дмитрий – за ним.

– Митя, что ты думаешь? – спросила Галочка.

– Что тебя интересует?

– Про эту женщину. И про портрет. И про ее внезапную смерть?

– Не знаю пока, что тебе сказать. Не хотелось бы делать преждевременные выводы, но мне кажется, что это не случайная смерть.

– Мне тоже. А вдруг она связана с нашим Адриано?

– С какой такой стати? Пока не вижу оснований, – сказал Дмитрий.

– Знаешь, Дима, все-таки это не может быть простым совпадением. Мы приехали в музей и буквально на наших глазах умерла дама. Она явно не из тех, кто проводит свое свободное время на экскурсиях по бывшим концлагерям.

– Согласен. Скорее всего, она что-то искала.

– Меня смущает тот факт, что она остановилась и упала замертво как раз около стенда с портретом Клаудии.

Впереди замаячила агроусадьба родителей Умберто! Они еще не успели припарковаться, а мама Умберто уже выбежала навстречу.

– Дима, здравствуй! Галочка, дорогая, пойдем со мной, что я тебе покажу, – она закружила жену консула в объятиях радости и заботы.

Женщины ушли по своим делам.

– Дима, подожди, – сказал Умберто. – У меня есть новости. Странные новости, должен сказать.

– Слушаю тебя.

– Только что звонили мои ребята. В процессе осмотра тела в кармане у погибшей женщины нашли справку из Государственного архива Триеста, выданную Глафире Сергеевне Соколовой.

– Так она русская?

– Не знаю. Я пока даже не могу сказать, что погибшая сеньора и Глафира Сергеевна Соколова – одно и то же лицо.

– Что было в справке?

– А вот это самое интересное.

– В справке указан адрес Клаудии.

– Адрес Клаудии?

– Да.

– Вот это номер. Все-таки у женщин есть шестое чувство. Галочка мне всю дорогу твердила, что эта сеньора как-то связана с нашими поисками.

– Выходит, что связана, а если она еще и окажется той самой Глафирой Сергеевной, ждет тебя, консул еще одно непростое дело в Триесте.

– Время покажет.

– Ладно, пойдем в дом, надо подкрепиться. Выпьем по бокалу домашнего вина. А там и Клаудия с дядей приедут.

Мужчины зашли в дом. На огромном обеденном столе для них уже приготовили графин домашнего вина, прошутто и хлеб. Голоса женщин раздавались из кухни. Умберто наполнил бокалы.

– За встречу!

– За встречу!

– Знаешь, – сказал Дмитрий, – нравится это кому-то или не нравится, тема последней мировой войны постепенно отходит на второй план. Все-таки почти восемьдесят лет прошло. Да и мир меняется скорее, чем мы могли себе это представить, когда были студентами. Но в вашем музее я внезапно ощутил себя современником тех людей, для которых Ризиера ди Сан-Сабба стала последней станцией в жизни.

– У нас не принято много говорить на эту тему. Возможно потому, что с самого начала Италия находилась в союзе с Гитлером и в нас срабатывает комплекс побежденных, не желающих ворошить прошлое. Но последние два года той войны в наших краях оказались страшно кровавыми и героическими. До осени сорок третьего Италия была союзником Гитлера и что такое оккупация, знала исключительно с точки зрения оккупанта. Наши собственные фашисты, хотя и находились на коротком поводке у немцев, но умудрялись избегать массовых депортаций. Люди, в том числе и многие из тех, кто был на службе у Муссолини, старались помогать своим еврейским соседям, многие состояли в смешанных браках. И вполне возможно, что Италии удалось бы спасти своих евреев, как это произошло в Дании, но… Но не хватило времени.

– Не хватило времени?

– Да. Не хватило времени. К осени сорок третьего наши дела на фронтах оказались хуже некуда. Мы потеряли все свои колонии в Северной Африке. Мы потеряли Сицилию. Шестидесятитысячный итальянский корпус был уничтожен под Сталинградом. Слава Богу, на этом наша восточная компания бесславно закончилась. Сам понимаешь, на таком фоне возникло брожение не только среди граждан, но, прежде всего, среди элит. Множились заговоры, пока, наконец, у графа Гранди при поддержке короля Виктора Эммануила Третьего не получилось свергнуть Муссолини. 25 июля он был арестован.

– Он ведь довольно долго пробыл у власти, – сказал Дмитрий.

– Двадцать один год.

– Целая эпоха.

– Да, но это еще не финал. 8 сентября сорок третьего года новое правительство объявило о перемирии. Накануне американцы и британцы подписали договор о капитуляции Италии. Переговоры велись в такой спешке и тайне, что от имени СССР капитуляцию Италии по поручению советского правительства принял, ты не поверишь, – генерал Эйзенхауэр.

– Звучит несколько… Как бы это сказать? Странно, что ли.

– Да. Но для этого имелись особые основания. Капитуляция автоматически ставила Италию под угрозу немецкой оккупации со всеми вытекающими последствиями. Поэтому стороны не только торопились, но и старались сохранить договоренности в тайне. Западные союзники планировали взять под контроль весь Апеннинский полуостров, не допустив туда СССР. Король и его новое правительство хотели выскочить из войны с наименьшими репутационными потерями и не нести ответственность за деятельность Муссолини. СССР отдавал себе отчет в том, что сможет эффективно контролировать, а на что не хватит сил, и видел в сфере своего послевоенного влияния преимущественно Восточную Европу. Главная задача, которая стояла тогда перед Советским Союзом, – первым войти в Берлин, так что гипотетическими интересами в Италии можно было пожертвовать.

– Но что-то пошло не так, – Дмитрию было интересно, несмотря на то, что многое о Второй мировой войне им было прочитано и перечитано.

– Что-то не просто пошло не так, а случилось то, чего итальянская сторона опасалась больше всего. Кто-то из участников переговорного процесса слил немцам информацию о сепаратных контактах и они немедленно приступили к оккупации. Через две недели после капитуляции немцы объявили о создании на оккупированных ими территориях марионеточной Итальянской социальной республики, во главе которой поставили все того же Муссолини. Из королевской тюрьмы его вытащил любимчик Гитлера Отто Скорцени.

– Подожди, а что в это время делала итальянская армия?

– Итальянская армия оказалась не то, чтобы не готова защитить свои города от войск бывшего союзника, она потеряла управление. Как выяснилось впоследствии, наши войска не получили ни приказ о капитуляции, ни приказ о сопротивлении немцам. Как ты понимаешь, такие вещи просто так не происходят. Возможно, это одна из основных причин, почему у нас избегают длинных разговоров на эту тему.

– И вся северная Италия оказалась под Гитлером?

– Да, Дима, вместе с Римом. В руках у антигитлеровской коалиции остался лишь юг страны. Наступили страшные времена. Двадцать месяцев жестокого насилия и страха. И беспримерного героизма.

* * *

Неспешную беседу друзей прервало появление гостей. Дядя Адриан привез Клаудию. Они обменялись приветствиями, принятыми в таком случае традиционными поцелуями в щеку. Наконец все угомонились . Мама Умберто и Галочка быстро накрыли на стол. Сегодня Патрисия, так звали маму Умберто, угощала запеченной говядиной в специальном соусе с ньокками, наваристым супом из фасоли, гороха, кукурузы и других овощей под экзотическим названием манештра и разного рода выпечкой.

Что ни говори, умеют итальянцы готовить, подумал Дмитрий. Такой вкусной, красивой и здоровой еды он не ел нигде. Горский словил себя на том, что здесь он слегка слукавил. Все-таки Галочкина кухня была ничем не хуже, просто в силу привычки воспринималась как должное.

Наступило время кофе. За столом остались полковник, консул, дядя Адриан и бабуля Клаудия. Несмотря на свои девяносто, выглядела она отлично. Модно подстриженные седые волосы красиво обрамляли ее смуглое лицо. Морщины, следы возраста и опыта, ничуть не портили Клаудию, а наоборот, делали ее образ еще более притягательным. Она уже не очень хорошо ходила, но во всем остальном могла дать фору молодой.

Из винтажного серебряного портсигара Клаудия вытащила мундштук и крепкую сигарету без фильтра.

– Привычка! – сказала она. – Осталась с войны. Здоровье растеряла, красоту пережила, жизнь прожила, а привычка осталась.

Дмитрий поднес ей зажигалку. Клаудия с удовольствием затянулась.

– Знаешь, когда я закурила? – обратилась она к Горскому. – Третьего апреля сорок четвертого года. – Адриану, – она показала на сына, – еще только суждено было появиться на свет. В тот день гитлеровцы расстреляли семьдесят наших.

– Ваших товарищей по отряду? – спросил Дмитрий.

– Нет. В основном, это были деревенские. Деревенские заложники. Они помогали партизанам едой, оружием, выполняли мелкие поручения. Как могли, спасали евреев. В ту весну концлагерь был переполнен. Немцы свозили сюда еврейские семьи со всей зоны оккупации. В застенках людей сортировали, как скот. Самых сильных вместе с русскими военнопленными отправляли рыть тоннели, а доходяг везли дальше. В Аушвиц и другие фабрики смерти. Тех, кому предстояло ехать в Польшу, практически не кормили и, если бы не крестьяне, эти узники сразу умерли бы от голода.

– Клаудия, вам, наверное, тяжело вспоминать об этом, – сказал Дмитрий, – но я буду вам очень благодарен за все, что вы сможете рассказать.

– Тяжело, не стану спорить, – ответила женщина. – Но мне осталось не так много, и я хочу знать правду. Умберто сказал, ты обещал помочь найти Адриано.

– Обещал, – Горский посмотрел ей в глаза.

– Помоги тебе Бог! – Клаудия на некоторое время замолчала.

– Так что же случилось тогда? – Дмитрию не терпелось услышать продолжение истории.

– Наши товарищи устроили диверсию на складах с боеприпасами. Фашисты часто использовали для хранения военного груза многочисленные карстовые пещеры в горах. Наблюдательные жители долин фиксировали любую активность врага и сообщали нам, иногда даже выступали в роли проводников. Деревенский священник Фабио Серафини был нашим связным. Сведения, которые он сообщал, не имели цены.

Умберто наполнил бокал.

– Бабуля, может, выпьешь немного вина? – спросил он.

– Да, – Клаудия благодарно кивнула. – Накануне до нас дошла информация, что будет облава. Меня послали предупредить отца Серафини. Мы с ним успели покинуть деревню. В отместку разъяренные эсэсовцы собрали местных на площади и дали три часа: либо отец Серафини сдается, либо они казнят заложников.

– И что же случилось? Он не успел вернуться в деревню?

– Нет. Успел. – Клаудия замолчала. – Они казнили и его, и остальных. Там были маленькие дети, женщины и старики. Все это происходило на моих глазах. Вот тогда я закурила и тогда я поседела. Полностью поседела. Представляешь, Дима, мне было только шестнадцать, а все волосы стали седые.

– Такие зверские акции фашисты проводили по всей оккупированной территории, – в разговор вклинился дядя Адриан. – В Марцаботто за неделю они убили почти две тысячи гражданских!

– Знаешь, что я тебе скажу, Дима, – у нас был предатель. – Я все эти годы думала о том, как же так случилось, что все эти люди стали жертвами карателей. И я уверена, у нас был предатель. На самом верху нашего отряда. Мы до сих пор не смогли вычислить его, хотя некоторые подозрения у меня есть. Мне кажется, если мы узнаем, что в конце концов случилось с Адриано, мы выясним имя предателя.

Дмитрий достал мобильник. Он не был уверен в том, что сейчас самое лучшее время для того, чтобы показывать Клаудии набросок из лагеря. Но ведь другого может и не представиться. Умберто наблюдал за другом. Они встретились взглядами. Полковник незаметно кивнул.

– Сеньора Клуадия, – начал Горский.

– Называй меня бабуля.

– Бабуля, – испытывая определенную неловкость, продолжил Дмитрий. – Я сейчас покажу вам один рисунок. Может быть, вы знаете, при каких обстоятельствах он был сделан?

Дмитрий передал свой мобильник Клаудии. Даже многолетний загар не смог скрыть, как побледнела женщина. Руки ее задрожали. Из глаз покатились слезы. Она молча рыдала. Некоторое время спустя она расстегнула воротник нарядной блузки и сняла с шеи старинный медальон.

– Где ты нашел этот рисунок, Дима? – спросила она.

– В Ризиера ди Сан-Саббо. Он был в экспозиции, – ответил консул.

– А ты не видел там такого медальона?

– Нет. Но, если честно, я не обратил на это внимания. Меня поразил рисунок. Портретное сходство. Столько лет прошло, а я все равно узнал вас.

Клаудия протянула ему медальон.

– Открой его, – попросила она.

Дмитрий осторожно, стараясь не повредить старинную защелку, открыл медальон. Внутри он увидел рисунок. На нем была изображена голова молодого красивого мужчины с тонкими чертами лица.

– Это? Это Адриано? – спросил он.

– Да. Видишь, край оторван. На той части он нарисовал меня. Медальон с его портретом остался у меня, а медальон с моим лицом я подарила ему, когда он шел на то роковое задание, после которого пропал навсегда. Видишь, как он нарисовал, даже годы не помешали тебе узнать меня на этом рисунке. Теперь ты понимаешь, как он меня любил!

– То есть, теперь мы можем с уверенностью сказать, что Адриано попал в лагерь повторно, – пришел к выводу полковник Дзиани. – Бабуля, дай-ка мне медальон, я сделаю фото.

– Не уверен, – Дмитрий и хотел бы согласиться с другом, но испытывал серьезное сомнение.

ГЛАВА 3

ВОСПОМИНАНИЯ ДОКТОРА ДОРЕТТИ

Дмитрий смотрел на Адриана. Странно, что я не находил никаких славянских черт в его лице, подумал он. И только теперь, после того, как Клаудия показала портрет своего любимого русского лейтенанта, все вдруг стало на свои места. Адриан младший был очень сильно похож на отца. Такие же высокие скулы, узкое лицо, узкие губы, тонкий нос… А вот прическа была совсем не такой, как носят мужчины в России. Длинные темные вьющиеся волосы он явно унаследовал от прекрасной Клаудии.

– Клаудия, какого цвета были ваши волосы? – не удержался Горский.

– Темные. Почти черные. Но это было так давно, что уже и нет никого, кто бы помнил меня в молодости.

– Бабуля, скажи, а кто-то из членов вашего отряда еще жив? Кроме тебя, естественно? – спросил Умберто.

– Трудно сказать. Я ведь была самая молодая. Когда я записалась в отряд, мне только-только исполнилось шестнадцать. Представляешь, сколько времени утекло. Много лет мы собирались третьего апреля, чтобы вспомнить о жертвах той войны, об отце Серафини. Но шло время, люди потихоньку уходили из жизни, болели, переезжали, встречи становились все реже и реже. И как-то сами собой сошли на нет.

Теперь только случайные студенты историки могут нарушить покой прошлого.

– И все же, как ты думаешь, остались еще живые свидетели вашего сопротивления?

– Всегда кто-то есть. Тебе лучше пойти в архив.

– Но ты, ты же помнишь?

– Конечно я помню. Но ты должен понимать, что в подполье не принято было называть людей их собственными именами. Для безопасности у каждого был позывной.

– И у тебя?

– Да.

– Какой?

– Фантаджиро.

– Да ладно, бабуля!

– А ты думал. Пока я не поседела, товарищи по отряду говорили, что от мальчишки меня отличает только прическа. Ну а потом и волос не стало. Одна сплошная седина.

– Клаудия, вы говорили, что подозревали кого-то из руководства отряда в сотрудничестве с немцами. Кто это был? – спросил Дмитрий.

– Ох, Дима, я бы и сама хотела это знать. У меня, да и не только у меня, было такое ощущение. Просто целый ряд провалов, в том числе и исчезновение Адриано, не могли быть простым совпадением.

Клаудия вертела в руках медальон. Она открывала, закрывала и снова открывала его. Мужчины старались не шевелиться. Им было боязно нарушить ее воспоминания. Внезапно она обернулась к сыну и произнесла:

– Адриан, твоего отца предали, и мы должны выяснить, кто это сделал. Дима, поможешь?

Горский подумал о том, что теперь он должен не только Умберто и Галочке, но и старой Клаудии и ее сыну. С какого конца только подобраться к этому делу?

* * *

Мобильник полковника в буквальном смысле разрывался на части.

– Слушаю, – наконец ответил он.

– Сеньор полковник, – детектив Сальвини докладывал о результатах расследования. – В городском архиве по фотографии из музея нам подтвердили, что умершая сеньора действительно является Глафирой Сергеевной Соколовой. Именно ей на документы Соколовой они выдали справку об адресе твоей бабушки. Сейчас ни паспорта, ни какого-либо удостоверения при ней нет, скорее всего их похитили вместе с сумочкой, либо она оставила их в отеле или, где она там еще остановилась.

– А что говорят в архиве? Они записали ее данные? Сделали ксерокопию паспорта? Или снова техника не работала?

– Да нет, все по правилам. И сделали, и записали.

– И что?

– Глафира Сергеевна Соколова, семьдесят один год. Гражданка России. Зарегистрирована в Калининграде.

– В Калининграде? Это где?

– На самом северо-западе России. Бывший прусский Кенигсберг, – пояснил Сальвини.

– Понятно, что ничего не понятно, – сказал Дзиани. – Где она остановилась? Удалось выяснить?

– Пока нет. Разослали запросы по гостиницам. Обратились к гражданам по телевидению. Ждем.

– Звони мне в любое время. Не нравится мне это дело!

Чуть помедлив, Умберто обратился к Горскому:

– Дима, кажется, без твоей помощи нам не раскрыть смерть сеньоры в музее.

– Почему?

– Видишь ли, та дама оказалась русской.

– Русской?

– Да, коллеги проследили ее путь до городского архива и там им не только подтвердили ее личность, но и предоставили скан паспорта, – он протянул Дмитрию мобильник.

На фото в телефоне была третья страничка российского паспорта. «Глафира Сергеевна Соколова», прочел Горский. Фото на паспорте не оставляло никаких сомнений в том, что погибшая и хозяйка документа – одно и тоже лицо. После этого открытия его поездка в Триест стала обретать черты официальной.

– Как только соответствующие документы будут готовы, – мы отправим в консульство официальное уведомление. Но, думаю, с этого момента можно считать, что ты на посту.

– На посту, – повторил Дмитрий. – Там должен быть адрес, перешли мне его, попробуем узнать о ней и ее семье по месту прописки.

– Уже.

* * *

Патрисия показывала Галине свое впечатляющее хозяйство. Женщины миновали живописный сад, в котором росли сливы, яблони, груши, айва и миндаль. Уже началось цветение и воздух был наполнен чарующими ароматами итальянской весны. Больше всего Галочку поразило фиговое дерево. Она никогда раньше не видела, как цветет инжир. Ее впечатлила чистота бело-розовых лепестков внутри сикония, мелкие бордовые волоски с зернышками на концах, торчащие из соцветия. После созревания все это великолепие окажется внутри плода, придавая ему ни с чем не сравнимый вкус.

Женщины вышли на хозяйственный двор.

– В прошлый раз ты была здесь зимой, – сказала Патрисия, – и я не показывала тебе наших животных. А теперь самое время.

– Ой, какой красивый петух! – Галочка замерла около вольера для домашней птицы.

Перед ней важно вышагивал дивной красоты царь курей. Горделиво посаженная голова, огромный ярко-красный гребень и такие же насыщенные сережки, длинная шея до самой груди покрыта золотисто-серыми перьями, которые колеблются при каждом движении птицы. Казалось, что какой-то премиальный парикмахер сделал ему искусное мелирование. Грудь была черной, как вороново крыло, бока украшали изумрудные и янтарные перья, а хвост напоминал плюмаж гвардейца кардинала. Увидев хозяйку, он приветствовал ее своим звонким «ку-ка-ре-ку!». «Сhicchirichi», если быть совсем точным, все-таки петух был итальянским.

– Это наш дорогой галлетто Кики! Ты представляешь, он такой умный, узнает каждого члена семьи, но особенно любит моего мужа, который кормит и заботится о нем, – сказала Патрисия.

В это время любопытные курочки собрались вокруг хозяина вольера в ожидании угощения. К ним, переваливаясь на оранжевых лапах, подплыли по воздуху белая уточка и нарядный селезень.

Женщины покормили птиц и пошли дальше. Патрисия обратила внимание своей гостьи на загон для козочек. Но больше всего Галине понравился ослик.

– Мой свекр всю жизнь работал на земле и никто из нашей большой семьи не знал, что у него есть мечта, такая вполне себе детская мечта, – сказала Патрисия. – Он хотел завести ослика. Но за работой и другими обязанностями так и не собрался с силами, чтобы осуществить ее.

– Тогда откуда же у вас ослик?

– После смерти свекра сыновья решили на семейном совете, что лучше поздно, чем никогда, и купили нашего Пеппино. Можно сказать, ослику крупно повезло. Никаких обязанностей, только любовь и обожание всей семьи. Если хочешь, можешь его погладить!

– Пеппо, Пеппино, – Галочка осторожно подошла к животному.

– Подожди минутку, – Патрисия достала из лотка морковку и протянула ее Галине. – На, дай ему. Он любит.

Галина осторожно протянула ослику морковь.

– Мама! Галина! – Откуда-то со стороны дома раздался крик Умберто, – мы с Дмитрием на некоторое время оставим вас и вернемся в город.