Тайна пропавшего медальона

– Папа, папочка, – Клава не находила слов, чтобы выразить свое восхищение. – Откуда ты узнал, что я мечтаю о такой игрушке?

– Доченька, я всегда знаю, чего тебе хочется, – Иван Георгиевич протянул Клаве подарок.

– Ваня, мой руки, сейчас будем ужинать, – Анна Сергеевна бросилась накрывать на стол.

Наконец Иван Георгиевич, Глафира Сергеевна и Клава заняли свои места. Анна Сергеевна разливала щи по тарелкам. Кухня была такой маленькой, что самой ей места присесть уже не хватало. Богомолов открыл пузатый холодильник ЗИЛ, достал графин ледяной водочки, налил себе рюмку и с удовольствием выпил.

– Ну что, дорогие женщины! – начал он загадочным тоном. – В марте мы переезжаем в новую квартиру.

Такого поворота никто не ожидал. Анна Сергеевна, конечно, ворчала время от времени по поводу тесноты, но никаких претензий мужу не высказывала. Все так жили, и она считала, что их семья ничем не отличается от остальных.

– Ваня, как же?… – она не могла выразить свой восторг словами. – Ты ведь ничего не говорил.

– В четырехкомнатную квартиру, – Иван Георгиевич выдерживал паузу, наслаждаясь растерянностью близких. – Теперь, Клавушка, у тебя будет собственная комната, а у нас с мамой – отдельная спальня, ты, Глаша, приезжая к нам в гости, будешь спать в моем кабинете.

– Ваня!… – Анна Сергеевна не могла сдержать слез, в глубине души она уже согласилась с тем, что до конца жизни так и проживет на улице полковника Сафронова.

– Иван Георгиевич, ты, как всегда, все и за всех распланировал, – сказала острая на язык Глафира Сергеевна.

– Да, Глаша, и в целом нас ждут серьезные изменения. Меня повысили. С сегодняшнего дня я отвечаю за отдельное направление, связанное с поиском и сохранением утерянных во время войны предметов искусства, под которое создана специальная группа.

– Смотрю, Ваня, ты и в художественных сферах специалист, – Глафира Сергеевна не преминула подколоть зятя.

– Глашенька, на фронт я ушел из института имени Репина.

Этот факт героической биографии Ивана Георгиевича оказался сюрпризом для всех, не только для Глафиры Сергеевны.

– Папочка, так ты художник? Настоящий? Настоящий, настоящий?– воскликнула Клава.

– Как тебе сказать, – ответил Богомолов. – Война смешала мои планы. Если бы не она, возможно, я бы состоялся как художник.

– Нарисуй меня, – Клава протянула ему школьную тетрадку для рисования и карандаш.

Богомолов скептически посмотрел на карандаш школьницы.

– Доченька, ты думаешь, что этим можно рисовать? Чему вас только в школе учат. Принеси мне пожалуйста точилку, – попросил он.

– Вот, возьми, – Клава быстро сбегала в другую комнату.

Иван Георгиевич долго чинил инструмент. Женщины молчали. Наконец он взял тетрадь и сделал несколько искусных набросков.

– Мама, смотри, это ты. А это тетя Глаша. А вот я.

– Господи, как мы похожи! Ваня, и ты молчал все эти годы, – с упреком произнесла Анна Сергеевна. – Как ты мог? Ведь у тебя настоящий талант!

– А это кто? – Клава указала пальцем на голову совершенно незнакомой девушки.

– А это, Клавушка, – Иван Георгиевич помолчал, – моя боевая подруга из Италии – Клаудия.

В комнате повисло молчание. Анна Сергеевна смотрела на мужа так, как будто видела его впервые. День за днем их совместная жизнь в обратном порядке прокручивалась перед ее мысленным взором. До того момента, когда он сказал ей: «Ребенка я вашего усыновлю. У меня к вам будет только одна просьба, если родится девочка, назовем ее Клавдией». Внезапно элементы пазла под названием «Моя семейная жизнь» стали приобретать черты «боевой подруги из Италии».

– Так ты… Получается, что ты… Ты женился на мне только из-за ребенка? – спросила она.

– Аня, замолчи! Не при дочке же устраивать разборки, – попросила сестра.

– Помолчи, Глаша! Я хочу знать, – в эту минуту никакие доводы разума не могли остановить Анну Сергеевну.

– Ваня, я хочу знать, ты что, никогда меня не любил?

Иван Георгиевич смотрел на свой собственный рисунок и молчал. Тишина стала невыносимой. Наконец он поднял голову, посмотрел на жену и произнес:

– Аня, все эти годы я старался быть хорошим мужем тебе и заботливым отцом Клаве… Надеюсь, я с этим справился, – Иван Георгиевич аккуратно подбирал слова, чтобы ни в коем случае не обидеть жену.

– Так что, ты мне не папа? – Клава не смогла сдержать слёзы. – Ты меня обманывал всю жизнь! И ты, мама! И ты, тетя Глаша! Только не говори, что ты не знала!

– А я и не знала! – Глафира Сергеевна схватила племянницу за плечи и крепко прижала к себе, – Клавушка, это не имеет никакого значения! Иван Георгиевич любит тебя!

Клава изо всех сил пыталась вырваться из железных объятий тетки. Анна Сергеевна села на пол и завыла. Иван Георгиевич встал, вышел в прихожую, оделся и ушел.

В этот момент жизнь семьи разделилась на до и после.

* * *

Клавдия Ивановна поднялась из кресла, подошла к окну, задернула тяжелые портьеры.

– Я отдаю себе отчет в том, что у меня нет никаких оснований упрекать отца, – медленно произнесла она, – но я ему так верила. Я в него так верила! Вы себе не представляете, какую драму я пережила. Все мы пережили.

– Но почему вы считаете его виновным в смерти вашей мамы?

– Потому что он, как бы это лучше подобрать слова, играл в опасные игры, на которые не спрашивал нашего согласия. А мы его не давали. Мы о них вообще не имели представления, – сказала Богомолова.

На пороге гостиной появился Михаил.

– Клавдия Ивановна, – у наших сотрудников есть ряд вопросов. – Не могли бы уделить им пару минут.

– Сегодня мне торопиться некуда, – сответила она. – Подняться наверх или ваши коллеги придут сюда?

– Прежде всего нас интересует, не пропало ли что-то из дома?

– Здесь, точно все на месте, – она окинула взглядом гостиную. – Если что и нарушено, так это подушки на диванах, но это наша работа, – Клавдия Ивановна указала на себя и своих гостей из консульства. – Когда мы приехали, на первом этаже все было идеально.

– Поднимемся на второй этаж? – предложил Михаил. – Тело вашей матушки уже увезли.

– Как скажете, – Богомолова снова встала.

В спальне горели все светильники. Эксперты-криминалисты заканчивали свою работу. Следователь описывал место преступления. На полу был обведен силуэт человеческого тела – тела Анны Сергеевны.

Клавдия Ивановна вздрогнула. Все началось с того злосчастного рисунка в школьной тетрадке, рисунком и закончилось, если так можно назвать контур, оставшийся на ковре от ее мамы, подумала она. Кровать была аккуратно застелена. Декоративные подушки лежали на своих местах. Картины висели ровно. Она распахнула дверцы элегантного платяного шкафа, украшенного резьбой и золотой патиной. Часть вещей была на плечиках, часть – ровными стопками лежала на полках. Едва ли злоумышленники наводили здесь порядок, скорее всего, содержимое шкафа их не волновало.

Она посмотрела под кровать. Там не было ни пылинки. Подошла к окну, подергала шпингалеты. Балконная дверь заперта изнутри. В простенке между шкафом и окном висел пейзаж в дорогой золоченой раме. Пастельные тона полотна неизвестного художника успокаивали глаз. Клавдия Ивановна сняла картину с крючка, осторожно положила на кровать. За ней обнаружился вмурованный в стену сейф. Она на секунду прикрыла глаза, затем набрала код. Сейф открылся.

Клавдия Ивановна осмотрела содержимое, достала коробку с наградным пистолетом, шкатулку с драгоценностями, папку с документами, планшет, пару флешек и внушительную пачку денег. Она задумалась.

– Как будто, все на месте, – сказала она и внезапно побледнела. – А где же папина тетрадка?

Богомолова ощупала полки, вытрясла на кровать содержимое папки.

– Здесь нет папиного дневника, – она тяжело опустилась на банкетку. – Теперь – моя очередь. Точно!

– Клавдия Ивановна, о чем вы говорите? Какая тетрадка? Какая очередь? Сейф ведь был закрыт, – спросил Михаил.

– Дневник отца. Потрепанный временем блокнот в старинном окладе из кожи с серебряной застежкой.

– Что в нем было? – спросил Горский.

– Я не знаю. Я никогда не открывала его. Я вообще ничего не знала о его существовании до тех пор, пока папа не построил этот дом, – она задумалась, явно что-то вспоминая. – Это случилось за два года до его гибели. Мама руководила расстановкой мебели, а отец пригласил меня в спальню, показал этот сейф, дал код и сказал, что, пока блокнот лежит в сейфе, нас никто не тронет. Тогда же я дала ему слово, что никогда не стану его открывать.

– Прошло столько лет. Вашего отца уже давно нет на этом свете. Неужели вы так никогда и не заглянули в блокнот? – Дмитрий не мог поверить ее словам.

– Я вам сегодня уже рассказывала, чем закончилась история с портретами в школьной тетрадке, которая случилась с нами перед переездом в новую квартиру. Так вот, с тех пор я всеми силами стараюсь избегать чужих тайн. Полагаю, вы меня понимаете.

– Сейф был закрыт. Как вы думаете, блокнот похитили сегодня, или это произошло раньше? – задал вопрос Михаил.

– Не знаю. Я не заглядываю сюда без особой нужды.

– Вспомните, пожалуйста, когда вы в последний раз видели его? – продолжал настаивать Михаил.

– Месяца два назад, – она замолчала. – Нет, три недели назад я была приглашена на юбилей и брала из шкатулки колье. Все было на месте. Я уверена.

– Больше ничего не пропало? – спросил Бессель.

– Нет, – не совсем уверенно после едва заметной паузы ответила она.

Горский ощутил некоторую недосказанность в ее словах и она его насторожила, но последующие события отодвинули это впечатление на задний план.

В комнату зашел лейтенант, он что-то сказал Михаилу на ухо.

– Вот как, – прокурор посмотрел на Богомолову.

– Клавдия Ивановна, скажите, пожалуйста, что это за комната в конце коридора?

– Это кабинет отца. Я им не пользуюсь, я вообще не люблю туда заходить.

– Боюсь, придется.

– Как скажете. Сейчас спущусь за ключом.

Они вышли из спальни, подождали, пока Богомолова принесет ключ, и направились в кабинет. Клавдия Ивановна ковырялась в замке. Ничего не выходило. Мужчины сделали безуспешную попытку помочь. Дверь явно была заперта изнутри. Пришлось применить силу.

То, что они увидели, напоминало Армагеддон.

ГЛАВА 9

ТУРА С СЕКРЕТОМ

На полу валялись разорванные книги, накопленные за жизнь предметы декоративного искусства и сувениры, ящики массивного письменного стола с зеленым сукном были взломаны и вывернуты на пол. Комнатные растения выдернуты из вазонов, подушки старомодного кабинетного дивана вспороты ножом. Шлем от стоявших в углу рыцарских доспехов закатился в пространство между диваном и книжной полкой. Балкон распахнут. Гардины взлетали от сквозняка. Злоумышленники выпотрошили коробку с табаком, опрокинули антикварные шахматы, перевернули кресло на попа. Все, как один, с недоумением взирали на открывшуюся картину. Тот факт, что она являла собой разительный контраст идеальному порядку, установленному в доме Богомоловых, усиливал впечатление.

– Судя по тому, что окно открыто, а дверь заперта изнутри, преступник покинул дом через балкон, – только и смог сказать Михаил.

– Что же они искали? – спросила Ниночка.

– Нне… нне… нне знаю, – выдавила из себя Богомолова.

– Скажите, коллеги, – прошипел прокурор в сторону подчиненных, – а раньше вы не могли обратить внимание на кабинет? Или заперто, ну и фиг с ним?

Вопрос повис в пространстве. Дмитрий шагнул вперед, чтобы закрыть окно.

– Дмитрий Алексеевич, стойте, только после экспертов, – остановил его Михаил.

Горский замер. Под ногой что-то хрустнуло. Это была дивной красоты тура из разоренных шахмат Ивана Георгиевича. Дмитрий поднял поврежденную фигурку. Эксперт уже протягивал руку. Внезапно велюровое донышко отвалилось, из него выпал микроскопический рулончик тончайшей бумаги. Трудно сказать, что произвело на окружающих большее впечатление: разгром или находка.

Внезапно Богомолова сказала:

– Мне кажется, за нами наблюдают. Закройте портьеры, – попросила она.

Создавалось впечатление, что у Клавдии Ивановны началась паранойя. Впрочем, ничего удивительного. После того, что она пережила за эти несколько дней, ее состояние могло быть гораздо хуже. Она со слезами на глазах смотрела на то, как неизвестные вандалы обошлись с ее прошлым. Нравилось оно ей или не нравилось, испытывала ли она сожаление о чем-то, это была ее жизнь и она была разрушена. Мать жестоко убита, тетки тоже больше нет. Она была уверена, что Глафира Сергеевна покинула этот мир не без посторонней помощи, вещи отца превратились в хлам.

– Клавдия Ивановна, если дневник вашего отца был в сейфе и злоумышленники смогли каким-то образом подобрать шифр, открыть его, забрать тетрадку и снова закрыть сейф, то что же они искали в кабинете Ивана Георгиевича? – спросил Горский.

– Не понимаю, – она перевела взгляд на консула. – Может быть то, что выпало из шахматной фигурки?

– А если, – немного смущаясь, Ниночка высказала свое предположение. – А если они все-таки искали дневник, а Анна Сергеевна их застала на месте преступления… Ведь могло такое быть? Они заставили ее открыть сейф, забрали дневник, а потом убили.

– Возможно, – задумчиво произнес Дмитрий. – Но у меня есть ощущение, что дневник пропал не сегодня. Как вы полагаете, могло такое произойти?

– Еще утром я бы ответила – нет, – Богомолова как будто вспомнила о чем-то, – но сейчас я уже ничему не удивляюсь. Да нет, Дмитрий Алексеевич, что вы такое говорите, в этом доме не бывает посторонних. Только я, мама, тетя…

– И все?

– По вторникам приходит женщина помогать по хозяйству. Еще – раз в неделю к маме заходит старый друг отца Сергей Сергеевич Ардашев. В случае возникновения каких-либо трудностей я всегда могу к нему обратиться, и он помогает.

– Давно вы его знаете?

– Давно. С тех самых пор, как папу сбила машина, – она задумалась. – А ведь при жизни отца я его ни разу не видела. Правда, в этом нет ничего удивительного. Иван Георгиевич очень четко разделял работу и личную жизнь. Мы с мамой не были знакомы ни с его коллегами, ни с его друзьями, если они у него были. Сергей Сергеевич появился как раз тогда, когда произошло несчастье. Помог с организацией похорон, прощания, отказался брать деньги и за все заплатил сам.

– И что же ваша мама никогда не интересовалась, чем и с кем он занимается, когда выходит за порог дома?

– В конце концов, он же не на птицефабрике работал. Атмосфера секретности всегда окружала его жизнь. Он никогда и никому не сообщал больше, чем сам хотел сказать.

– Скажите, а Сергей Сергеевич, чем занимается, где работает или он уже пенсионер?

– Ах, ну да, вы же не местный, – Богомолова посмотрела на Горского. – Сергей Сергеевич Ардашев – личность в городе, да что там в городе, в крае, известная, коллекционер, меценат, промышленник, в общем, в высшей степени влиятельный человек.

– И этот мужчина приезжал к вам каждую неделю, чтобы поговорить с вашей матушкой ни о чем? – удивился Дмитрий.

* * *

Сергей Сергеевич Ардашев внимательно разглядывал франкскую фибулу. Выполненная из золота неизвестным ювелиром в форме орла, она была инкрустирована гранатами и янтарем, украшена эмалью. Посредник, который принес ему этот предмет, настаивал на том, что фибула когда-то принадлежала Меровингам. В этом Сергей Сергеевич имел большие сомнения. Никаких весомых доказательств к изделию не прилагалось, но вещица на самом деле была античная, красивая, радовала глаз и будила фантазию. Отсутствие документов, непубличность сделки и хороший дисконт говорили о том, что раритет скорее всего краденый, но этим опытного коллекционера не удивишь. Он положил лупу на письменный стол, бережно упаковал орла и запер в сейф.

Мужчина поймал себя на мысли, что ему все равно, кому изначально принадлежала фибула, он просто хотел ее иметь. Но немедленно соглашаться с запрошенной ценой он также был не готов. Сергей Сергеевич прошелся по кабинету, прикрыл окно, подошел к антикварному венецианскому зеркалу. XVI век! Ардашев настолько обожал свое зеркало, что даже нашел ему место в кабинете.

С венецианского полотна на него смотрел подтянутый, абсолютно седой загорелый мужчина среднего роста. Лицо его было вытянутым с острым длинным подбородком и тонким носом с горбинкой. Горбинка эта не являлась наследственным признаком, а досталась Сергею Сергеевичу при не самых приятных обстоятельствах. В отчаянной драке не на жизнь, а на смерть в Мордовском лагере, где он отбывал срок за незаконные валютные операции.

Тогда-то он и познакомился с Богомоловым. Иван Георгиевич не имел прямого отношения к расследованию его дела, но проявил определенную заинтересованность в судьбе молодого человека. В результате из антисоветчика он как-то незаметно превратился в мелкого валютчика. Сергей Сергеевич получил минимальные три года и отбыл их от звонка до звонка.

* * *

После освобождения жизнь Ардашева кардинально изменилась. Про студенчество пришлось забыть. Старые товарищи по борьбе с режимом относились к нему с опаской, связываться с криминалом он не хотел. Тюремных университетов хватило на всю жизнь. Он уже думал найти хорошую еврейскую девушку и под эту марку покинуть Советский Союз и даже предпринял некоторые шаги, но его биография отпугивала возможных кандидаток на сделку. Ручеек еврейской эмиграции могли перекрыть в любой момент, а человеку с валютной статьей было трудно, если возможно, получить разрешение на выезд. В общем, никто не хотел связываться. Ни за деньги, ни без денег. До распада Советского Союза оставалось восемь лет. Но тогда об этом никто даже и подумать не смел.

Надо было что-то делать. Только вот что? Родной Калининград, казалось, всеми силами стремился выпихнуть его на материк. Ардашев поставил себе условие, если до майских не найдет постоянной работы, поедет в Ленинград. В большом городе легче затеряться и выбор источников для существования не в пример шире. А там, как пойдет. На этом он успокоился.

Однако судьба приготовила ему очередной вираж. Ардашев помнил тот день 29 апреля, как будто это было вчера. Ровно в полдень в дверь их коммунальной квартиры позвонили три раза. Он никого не ждал, поэтому, когда соседка тетя Рая ворвалась в его комнату с криком:

– Хватит спать, бездельник! К тебе гости. Не слышишь, что ли? Или это я должна твоим дружкам двери открывать? – сначала ничего не понял.

Ардашев лениво извинился, натянул треники и поплелся открывать. На пороге стоял Иван Георгиевич Богомолов. Опять? В этот раз за что? Пронеслось у него в голове. Он прижался к стене, жестом приглашая полковника войти. Они закрылись в комнате. Хорошо хоть без формы приперся, старый черт, подумал молодой человек.

– Чаю хотите? – скорее для проформы спросил Ардашев.

– Не суетитесь, я сюда не чаевничать пришел. – Богомолов расположился за столом на том самом месте, где обычно сидел Сергей, достал из папки листок А4 формата, протянул его хозяину. – Узнаете?

Ардашев нехотя кивнул. Перед ним лежала расписка о сотрудничестве, которую он дал Богомолову в обмен на более мягкую статью и минимальный срок.

– Что-то долго вас не было видно, – наконец выдавил он из себя.

– А вы так сильно хотели нас видеть? – спросил Иван Георгиевич.

– Честно говоря, не особо. Не понимаю, чем могу быть полезен вашей организации? С валютой я и тогда особых дел не имел, товарищи-антисоветчики меня в свой круг обратно не приняли… Последние полгода работаю каменщиком на стройке. Хотите узнать секрет строительного раствора? – Ардашев пристально рассматривал свои руки с длинными музыкальными пальцами.

– Шутите? Ну-ну, – протянул полковник. – Я пришел сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.

Сергей Сергеевич уставился на нежданного гостя. Тоже мне, дон Корлеоне нашелся, подумал он.

* * *

Воспоминания Ардашева прервал стук в дверь кабинета. Не дожидаясь ответа хозяина, вошел Аким. Николай Петрович Акимов – помощник, адъютант, доверенное лицо, порученец, в конце концов, смотрящий за Ардашевым, приставленный к нему Богомоловым. Как ни старался Сергей Сергеевич приучить своего товарища к обращению по имени отчеству, Николай Петрович упорствовал. «Я – Аким. И точка,» – любил говорить он.

Обычно бесстрастное, лицо Акима выражало крайнюю степень озабоченности:

– Сергей Сергеевич, пару часов назад в загородном доме была убита Анна Сергеевна Богомолова.

– Убита? Богомолова? – Ардашев уставился на помощника. Ему нужно было некоторое время, чтобы осмыслить услышанное. – Что произошло? Откуда ты знаешь?

– Ее зарезали. Перерезали горло. Точнее.

– Ограбили? Увели картины? – с надеждой спросил Ардашев.

– Нет. Мой человек из полиции сообщил, что пропал какой-то дневник. Прямо из сейфа. Все остальное, как будто, на месте.

– Дневник…

– Да, дневник.

– Никого, конечно, не поймали? Это все?

– Нет. Был разгромлен кабинет Ивана Георгиевича.

– Аким, мне нужно подумать.

– В кабинете менты нашли какую-то «прятку».

– И что там?

– Пока не знаю, сказал, работают эксперты.

– Ладно, иди. Сам позову.

– И вот еще что, в Италии скоропостижно скончалась сестра Анны Сергеевны – Глафира Сергеевна.

Сергей Сергеевич не сомневался в том, что убийство Богомоловой и смерть ее сестры связаны между собой и имеют самое непосредственное отношение к тайне, которую хранил Иван Георгиевич и которую незадолго до своей трагической кончины доверил ему. Внезапно Ардашеву пришла в голову мысль, что старик, как всегда, все знал наперед, знал и об угрожавшей ему опасности, в противном случае он не стал бы откровенничать. Коллекционер вынужден был признать, что вся его жизнь, надо сказать, не самая худшая, а местами даже и очень приятная, была выбрана не им, а спланирована и реализована Иваном Георгиевичем. Так себе открытие, подумал он.

Ардашев услышал о дневнике от самого Ивана Георгиевича накануне его гибели. Сергей Сергеевич был искренне удивлен. С его точки зрения, помешанный на секретности Богомолов явно был не из тех, кто пишет дневники. Намного позже о дневнике напомнила Клавдия. Даже показала тетрадку. При том, что с покойным комитетчиком их связывали очень тесные деловые отношения, Ардашев не знал и не догадывался о том, что именно Богомолов доверил бумаге. Последний не отличался ни сентиментальностью, ни откровенностью.

Сергей Сергеевич принял решение, достал из шкафа потертую дорожную сумку с минимально необходимым набором вещей, вышел в коридор.

– Аким? – крикнул он.

– Слушаю вас, – помощник материализовался из воздуха.

– Аким, мы уезжаем. У тебя полчаса на сборы.

Ардашев спустился в цокольный этаж. Прошел в хранилище, осмотрелся, открыл сейф, достал оттуда паспорта, деньги, папку с документами. Ему было жаль оставлять свою уникальную коллекцию живописи и старинного оружия, но, он чувствовал, выбора нет. Даст Бог, все сложится наилучшим образом, и он еще сможет вернуться домой.

Аким ждал на пороге. Быстро он, отметил коллекционер.

– Ну что, присядем на дорожку? – спросил он своего верного помощника.

Через пару минут мужчины были в гараже. Свежевымытый и отполированный до блеска, черный Гелик рвался в дорогу. Сергей Сергеевич сел на заднее сиденье, Аким – за руль. Они не разговаривали. На такой случай у Акима была очень точная инструкция. Он включил музыку. Машина выкатилась из гаража. Ардашев внимательно смотрел по сторонам. Ничего подозрительного он не заметил. Но это не имело значения. Противник, с которым они столкнулись, не был дилетантом.

Довольно быстро они добрались до торгового молла «Кловер». В подземном паркинге специально ради такого случая их ждал неприметный Вольво. Мужчины поменяли машину. Через два часа они были в Польше.