Бетельгейзе. Часть 2

База «Сасебо». Япония

Быстрыми шагами в небольшую залу вошли несколько человек в одинаковых безупречных костюмах, тем не менее, во всём их поведении угадывалась военная выправка.

Беседовавший с капитаном Рейнгхардом мужчина средних лет вдруг выпрямился и громко произнёс:

– Господа офицеры…, – и, выдержав паузу, продолжил, – Посол Германии в Японии господин Ойген Отт, генерал- майор и военный атташе Германии в Японии полковник Шолл. Прошу!

Офицеры из команды «Бетельгейзе» громко стукнули каблуками о пол. Из всех, один лишь Равенау вскинул руку в нацистском приветствии, при этом несколько смутив самого посла, пятидесятичетырёхлетнего худощавого мужчину. Сделав вид, что не произошло ничего такого, он по очереди подошёл к каждому из экипажа и пожал руку. Офицеры приветствовали его, отданием воинского чести, прикладывая руку к козырьку фуражки. Когда очередь дошла да инженера, Отт остановился перед ним, задержавшись несколько дольше, чем перед остальными и, широко улыбаясь, пожал руку, как и прочим, при этом похлопал его по плечу точно так же, как любил делать фюрер. Теперь смутился Эрвин и даже в душе несколько корил себя за то, что так неосмотрительно выделился на общем фоне.

Обойдя строй, Отт повернулся к ним лицом и потирая руки, произнёс:

– Господа, я рад приветствовать вас здесь, у наших верных союзников. Мне приятно осознавать, что Германия имеет таких солдат и такое оружие, способное совершить, то, что удалось вам. На этой базе лодка получит всё необходимое для дальнейших действий…. Так же у вас будет возможность привести себя в порядок. У меня просьба, прошу понять меня правильно, но выход за пределы периметра этого дома я бы просил ограничить. Это обусловлено высокой степенью секретности вашего проекта. Но я не буду досаждать вам своими речами, прошу вас пройти к столу и за обедом в вашу честь мы просто побеседуем. Со мной и атташе вы уже познакомились, с остальными нашими спутниками прошу обходиться именами такими, которыми они вам представятся в ходе обеда. Сами понимаете, такое время.

– Такие же хлыщи, как и все эти дипломаты. Долгие годы нужны, чтобы так натренировать себе морду, улыбаться, когда и сколько нужно. А вообще…, у меня складывается впечатление, что мы арестованы, – шепнул Лемке Рейнгхарду.

Рейнгхард пожал плечами и немного подумав, ответил:

– Я постараюсь по – возможности сократить наше пребывание на этой базе. Однако, экипаж должен отдохнуть и прийти в себя. Кто знает, что ждёт нас дальше, но мне кажется, что домой мы попадём очень даже не скоро.

Надо сказать, что очень заблуждался старший помощник Густав Лемке. И улыбка и всё остальное восхищение, которое выказывал посол Германии, генерал-майор Ойген Отт были искренними. Еще до войны он сознательно стал сотрудничать с резидентом советской разведки Рихардом Зорге, даже сделав его своим советником и всё это от большой нелюбви к Гитлеру и его идеям. Войдя в состав разведывательной организации «Чёрная капелла», активно действующей на Дальнем Востоке, главным образом в Японии, при том, что и полковник Шолл так же разделял мнение и взгляды Отта.

Все расселись за накрытые столы и принялись жадно поглощать пищу и вино без всяких церемоний и этикетов. Порядком поднадоевшая консервированная пища не вступала ни в какое сравнение с предложенными яствами. Изумительный голос Розиты Сирано, лившийся из граммофона, гармонично вписывался в атмосферу обеда. Свежий воздух и вид природы пьянил, вырвавшихся из капсулы субмарины моряков, нисколько не меньше, чем подаваемое вино. И вот уже очень скоро обеденная комната наполнилась хмельными голосами моряков, давших волю своим чувствам, и интересующихся у стюардов есть ли на этой базе женщины. Один из обслуживающих обед людей подошёл к месту, где сидел Рейнгхард и незаметно передал ему записку. Оглянувшись на своих сотрапезников, Отто решил, что секретность, с которой была передана записка останется прежней. Офицеры его экипажа были заняты исключительно собой, и не обращали на него никакого внимания. Развернув сложенный листок, капитан прочёл: «Корветтен – капитану О. фон Рейнгхарду лично. Господин капитан, к 20 часам Вам необходимо прибыть к военному атташе, полковнику Шоллу для конфиденциальной беседы».

Убрав листок, Рейнгхард рукой подозвал стюарда, обратившись к нему, стараясь не привлекать внимание:

– Проводите меня.

– Да, господин капитан, вам отведена отдельная комната, там вы можете отдохнуть. После, я провожу вас по вашему делу, – участливо ответил стюард, демонстрируя свою осведомлённость.

– Да уж, ты проводишь, – подумал про себя Рейнгхард, – Можно даже и не встречаться с атташе, ты бы сам мне всё рассказал. Не удивлюсь если под левой грудью у тебя татуировка с обозначением группы крови, как и у всех из СС.

– Может, господин капитан желает, чтобы ему принесли что-нибудь в номер? – вновь обратился стюард.

Рейнгхард согласно кивнул головой:

– Желает…. Бутылку вина и холодный сок из граната.

– Будет исполнено, – по-военному отчеканил стюард и, не переставая широко улыбаться, удалился.

Теперь к шумному веселью добавился звук бьющейся посуды. Капитан сдёрнул из- за воротника белоснежную салфетку и, положив её на стол, поднялся со своего места. Большинство офицеров заметив, что их командир собирается покинуть обед, так же поспешили подняться со своих мест, с трудом держась на ногах.

Рейнгхард поднял руки и произнёс:

– Господа, прошу…, продолжайте! Я оставлю вас. Отдыхайте, наслаждайтесь жизнью, вы это заслужили.

– Да, мой капитан, – нестройным хором ответили офицеры, теперь очень довольные своим командиром и самой обстановкой.

Ещё раз, обведя свой экипаж взглядом, он задержался на Лемке:

– Густав, посмотри тут, чтобы без сюрпризов.

Старпом кивнул головой в знак согласия. Рейнгхард вышел из зала под громкое вставание всего экипажа. Ещё громче заиграла музыка, снова вино потекло из бутылок, одни блюда сменяли другие. На выходе капитана встретил всё тот же улыбающийся стюард и жестом пригласил следовать за собой, проводив в отдельную комнату во флигиле, где уже стояла бутылка вина, ваза с фруктами, графин с тёмно- красным соком и небольшая вазочка со льдом. На заправленной кровати лежало большое махровое полотенце.

Рейнгхард огляделся, давая понять, что доволен обстановкой, и обратился к стюарду:

– Очень даже не дурно для военной базы. Очень даже…. Всё в порядке. Спасибо. Мне всё нравится. Вы можете идти.

Стюард не двинулся с места.

Рейнгхард с удивлением посмотрел на него:

– Что-то ещё?

Он согласно кивнул головой:

– Господин капитан, если вы желаете, то…, в общем, тут такое дело…, относительно недалеко есть город Нагасаки, довольно крупный, тысяч в триста населения…. Я бы для вашего удовольствия мог пригласить женщину. Я понимаю…, долгое плавание, и я не вижу ничего зазорного…, эти японские женщины могут удивить….

Рейнгхард не дал ему договорить, вежливо прервав на полуслове:

– Удивить…? Я понимаю…, но пока я всего лишь хочу отдохнуть.

Потом он очень долго стоял, закрыв глаза, под струящейся горячей водой из душа, и ничего не было вокруг кроме шума воды. Пугающая тишина для человека, который уже не представляет этот мир без шума работы машин в подводной лодке. Самое ужасное для подводника, это когда тихо, да так, что слышно, как капли воды, срывающиеся с высоты, разбиваются о воду в заполненном отсеке и больше ничего, только капли о воду и тяжёлое, прерывыстое дыхание людей. Почти инстинктивно он стал растирать пену от душистого мыла по своему телу. Поднеся намыленную руку к лицу, Рейнгхард втянул носом этот запах, он был таким или почти таким, каким сортом мыла пользовалась Саша. Опять Саша…, снова она не давала ему покоя. Он провёл себя по лицу, как бы это могла сделать она, но никогда этого не было в их отношениях. Опять и опять он водил рукой по лицу, по шее и волосам испытывая удовольствие от горячей воды и вместе с тем невероятно гнетущую тоску.

– Саша…, Саша…, – носилось в голове, и к горлу подкатился комок.

Оставаясь под струями воды и опершись руками на стену, Рейнгхард уткнулся в них головой стыдясь признаться самому себе. Сейчас он плакал, чего не было никогда в его жизни. Это был беззвучный рёв души солдата. Вода потоками стекала по его телу как будто бы она, Саша, подойдя сзади, ласкала его плечи. Саша превратилась в далёкую, безнадёжно несбыточную мечту.

А тем временем, градус отношений в обеденной зале накалялся соразмерно с количеством влитого алкоголя в организмы, измотанные долгим арктическим переходом. Сотрудники, прибывшие с послом и атташе, вскоре покинули обед, позволив экипажу не стеснять себя присутствием принимающей стороны. Отсутствие женщин заполнялось мыслями и разговорами о политической и военной обстановке в мире начиная искрить.

– Эй…, Эрвин! – позвал инженера штурман, заставив Равенау поднять тяжёлую от выпивки голову.

– Ну…, чего тебе? – ответил Эрвин заплетающимся языком.

Кардес огляделся вокруг, подмигнув товарищам, сидевшим рядом, и спросил полушёпотом:

– Скажи, а чего ты «Хайль» не крикнул, когда зашли эти из посольства? Они бы достойно оценили твой поступок.

Сидевшие рядом с Кардесом боцман Ланге и второй инженер Курт Салемберг громко рассмеялись.

– А тебе что-то не нравится? – произнёс Равенау, еще больше выпрямившись, понимая, что развивающийся конфликт может привести к потасовке, где перевес был явно не на его стороне.

Кардес усмехнулся и закурил сигарету, намеренно выпуская дым в лицо инженера.

Не выкурив и половины, демонстративно затушил её в тарелке с остатками еды, что стояла перед Равенау, сопровождая свои действия вопросом:

– Ну а может, сейчас крикнешь? Только не обоссысь от удовольствия, придурок.

Присутствующие вновь закатились смехом.

– Ну же, Эрвин…, Эрвин!!! Давай, не стесняйся…, ну же…, «Ха-а-айль», а если ещё при этом подёргаешь себя за свой член…. В общем, баба тебе уже непонадобится. Ведь столько удовольствия….

Новая порция хохота похоронила последние слова штурмана, взявшегося порассуждать о последствиях нацистского приветствия для инженера. Опираясь на стол, Равенау стал медленно подниматься со своего места.

– Опа-а-а…, оппа-а-а…!!! Смотрите- ка…, гитлерюгенд решил показать зубки, – не унимался Кардес, развалившись на стуле, призывал Равенау к себе, взмахами рук, – Ну же…. Смелее, мальчик мой, не бойся, иди к папочке.

Дальше всё произошло внезапно и молниеносно, всё тот же Кардес, подался вперёд, перегнувшись через стол, схватил инженера за форменную куртку и, что есть силы, ударил его в лицо. Тот упал на пол, но тут же, встряхнув головой и, зло, посмотрев на Кардеса, стал подниматься на ноги. Кровь обильно пошла носом, заливая воротник и форменную куртку. Конфликт разгорался. Не очень разговорчивый Салемберг с силой отодвинул стол в сторону, от чего на пол посыпалась посуда и еда, расчищая пространство для выяснения отношений. В один момент, вокруг дерущихся образовалось кольцо. Одни подбадривали криками, другие требовали прекратить драку. Теперь и Кардес, и Равенау сцепились друг с другом, беспощадно нанося удары по лицу и другим различным частям тела, падая и снова поднимаясь. Из сломанного носа инженера тоже пошла кровь. Единственный, из присутствующих, только боцман не выражал восторженных эмоций, невозмутимо глядя на драку, восседая на стуле верхом, сложив руки на высокой спинке.

Надо сказать, что из всей команды субмарины боцман был самым старшим по возрасту, и самым опытным из моряков. Обладая крепким телосложением и отменным здоровьем, Дитер Ланге часто выступал в роли третейского судьи, разбирая командные конфликты, не очень-то вникая в их суть. Не имея близких друзей и тем более любимчиков в экипаже, он визуально оценивал ситуацию и просто растаскивал спорщиков, демонстрируя увесистый кулак как единственный довод и способ погасить конфликт. И вот конфликт, где Ланге занял сторону Кардеса, не очень-то разделяя нацистские предпочтения инженера. Он докурил свою сигарету, поискав глазами пепельницу, но не найдя её бросил окурок на пол, затоптав его ботинком, быстро поднявшись со своего места он, сцепив руки, хрустнул пальцами для разминки и подошёл к соперникам:

– Ну…, будет вам! Хватит…! Держите этих бойцов и доктора сюда…. Пригласите Рецлофа.

Без всякого труда расцепил драчунов и раскидав их в разные стороны.

Сквозь круг офицеров протиснулся Эди Рецлоф, врач экипажа, негромко ворча:

– Да иду я уже…, вот как знал, всё с собой захватил. Не первый раз…. Ну…? – добавил он, осматривая штурмана и инженера, – И с кого же прикажете начать?

Драчунов усадили на стулья и закинули им головы вверх, стараясь сдержать кровотечение из разбитых носов и других ран. Услышав вопрос доктора, ничего не говоря и тяжело дыша Кардес, поднял руку и пальцем указал на Равенау, у которого, ко всему прочему была сильно рассечена бровь.

– Ну что же, – сказал доктор, усмехнувшись, – Благородно…, достойно! Лёд ему на морду положите, – и, засунув два ватных тампона в носовые отверстия штурмана.

И тут, совершенно внезапно схватил за переносицу носа и сжал её. Что-то хрустнуло. Кардес вскрикнул что есть силы и затих, потеряв сознание, – Ну вот так лучше будет и дышать легче…, потом…, не сразу, но будет.

Все присутствующие затихли.

Доктор направился было к Равенау, но вдруг остановился на половине пути, осмотрев своих сослуживцев:

– Нос я ему вправил, хрящи теперь на месте, – и стал, как ни в чём не бывало осматривать инженера, – А тебя, мой друг…, будем шить, подштопаем немножко. Налейте ему чего покрепче и проводите в лазарет! Я скоро буду.

В зале установилась тишина, которую нарушили шаги старпома Лемке, появившегося в окружении трёх стюардов. Столкнувшись с инженером и его сопровождением, он с большим недоумением посмотрел на всё это действо, и в нерешительности, которая мгновенно овладела им, проследовал к столпившимся морякам. Но тут же взял себя в руки и, двигаясь очень медленно, при этом манерно давя ботинками разбитую посуду, пристально всматривался в лицо каждого присутствующего взглядом, не обещавшим ничего хорошего.