- -
- 100%
- +
Глава семейства продолжил:
– Так мы и познакомились. Потом частые пиры Дуктора в замке и прогулки на лодке в гаване сблизили нас настолько, что мы рассказали верумию о предстоящем нашем соединении.
Спиранта подхватила:
– Он долго раздумывал, а я упрашивала. Дедушка думал, что Юстос отличный воин, но правителя из него нужно постараться будет сделать. Наконец, он сдался. Обряд прошел превосходно. Приехало много гостей союза. Если бы мама была жива, она бы гордилась бы папой, ведь все устраивал он от места проведения и до цветов на дальних кораблях гавани. – Спиранта принялась описывать торжество.
Детям становилось скучно, как и Юстосу. Но, он не подавал вида. Первым не выдержал Форут:
– Прошу меня извинить, но меня беспокоит вопрос. – он промолчал, чтобы не накалить обстановку еще сильнее.
– Что такое? – спросил Юстос. Средний сын ожидал лишь этого вопроса, или хотя бы чего-то похожего на него.
– Мы провожаем дедушку, но никто не знает как он погиб. Может, расскажешь? – он вопросительно посмотрел на отца.
Юстос ожидал любого вопроса, но не этого. Он надеялся как-то отстраниться от этой темы, но она его настигла. Верумий оглянулся на прислугу корабля. Они были далеко, правда, один находился прямо возле них, замеряя скорость.
– Матрос, как зовут? – тактично по-военному решил начать Юстос.
– Нерин, свет пути нашего. – поклонился он верумию.
– Прошу тебя, Нерин, замерь скорость с другого борта и ближе к середине. – он пристально посмотрел на моряка.
Нерин послушно повиновался и ушел. Отец вновь повернулся к детям, произнося почти шёпотом:
– Так вот. Пять светил назад один мой подчиненный шпион доложил, что войско отвергнутых идет на переговоры к заставе. И, если Мурумал с ними не договориться – быть битве. Дуктор взял гарнизон, оставив меня в городе, и отправился на переговоры. Пять суток мы ждали его возвращения, пока я лично не решил выехать к нему. Со мной были только возрожденные, около тысячи. Когда мы приблизились, то обнаружили привычную глазу заставу с лимесами внутри. Командир доложил, что верумия с войском не было, а со стороны запада все тихо. С отрядом мы вернулись на тракт к развилке у хвойного леса и двинулись на юг, в поисках следов. Нашли мы их у шепчущего перевала. Весь гарнизон свернул в него. Мы отправились за ним.
– Так ведь он проклят! – вмешался Форут. – Все, кто им идет – пропадают.
– Мой народ не суеверен. Мы были наготове весь путь через него. Пройдя почти половину, мы наткнулись на Дуктора. Латы обуглены и разорваны множеством ударов, молот – разбит, а сам, словно из воды вылез, но жив. Я подошел к нему. Услышав шаги, он насторожился и схватился за кинжал. Хотя я и стоял рядом с ним, он меня не видел. Дуктор ослеп. – дети заворожено слушали и ловили каждое слово. – Он дергал головой в надежде отогнать темную пелену из глаз, но не вышло. Отряд оставался на месте, но в обороне, окружив тело. Я подошел, нагнулся к нему и тихо сказал, что это Юстос, что он в безопасности. Но, Дуктор будто не узнавал мой голос. Он размахивал кинжалом в попытках убить источник звука, постоянно повторяя «Не обманешь, наваждение! Я тебя достану!». Покой вернулся к нему, когда услышал то, что могли знать только мы с ним. Первое, что пришло в голову – наш разговор перед церемонией соединения. Я напомнил ему, как боялся выходить в толпу, ведь это не битва и не марш. Я сторонился незнакомцев, а он приободрил меня и соврал, что тоже раньше боялся быть в центре внимания, хотя я потом узнал, что он это еще как любил. На перевале лишь я один увидел, как он пустил слезу, вспомнив этот момент, и сказал: «Я выбрался!». Хрипы сдавливали его горло, но он успел сказать: «Уходи с перевала! Здесь лишь смерть! Мы услышали голос Спиранты… Она просила о помощи… Нас затянуло в поток… – голос становился слабее с каждым словом. – Мы попали в мир, который трудно описать… мы не смогли понять ничего… и, от увиденного, наши глаза закрыла пелена… – изо рта стала выходить кровь. – После мы поняли… это был Их мир… мы видели лабиринт Ласпека… его основание… – его начинало трясти, и я дал ему воды. Он сделал пару глотков и продолжил: – Основание первой эры! – тряска нарастала. Дуктор взял меня за руку и привстал в последней попытке сказать: – Мир Карваса. – на этом он опустился и забвенно говорил странные слова. Они не были похожи ни на одно известное. Я приказал погрузить его на носилки и срочно доставить в Мурумал. Однако, стоило нам покинуть перевал, верумий запада скончался. Я до сих пор не могу понять отчего: от воды, огня, удара о камни, или от живого существа… – Юстос замолчал.
Наступила тишина. Лишь волны разбивались о борта корабля, напоминая всем о цели их путешествия. Тишину нарушила дама, вышедшая из юта, в темном узорчатом платье. Она медленно подошла к семье верумия и обратилась к главе:
– Прошу меня простить, верумий Юстос Эстин, я знаю, что порядки вашего народа не признают реунион по покойным, однако дети и внуки, по обычаям Мурумала и их рода, должны попрощаться с ушедшим так рано прежним верумием и всеми почитаемым Дуктором Эстином. – она сделала поклон и замерла в ожидании ответа. Дама являлась помощницей рода Эстин целых три поколения еще с младших лет. Она знала все обращения к каждому человеку рода, этикет прислуги, предпочтения каждого и многое другое, что делало ее незаменимой на своем месте. Помощницей она являлась преимущественно у сестры Дуктора, а также у ее дочери. Юстос понимал, что остальные родственники и приближенные уже просыпались, и принял решение:
– Дорогая Ауксилия, зовите меня просто Юстос, а мою дорогую Спиранту – по имени. Я не против, чтобы моя семья сказала последние слова, которые будут скрыты от чуждых ушей, своему дорогому деду и отцу. Я сам с ними пойду, если они не против, и скажу все, о чем не успел ему сказать. – Юстос посмотрел на Спиранту. Она одобрительно кивнула. Дама поклонилась, давая понять, что ждет следующей просьбы. – Можете заниматься своими делами. – отослал её верумий. Поклонившись, она удалилась. – Вы слышали. Идем. – верумий встал и направился вниз. Вслед за ним семейство спустилось в трюм.
В светлом от свечей помещении располагался из редкой породы дерева саркофаг, в котором почил навеки славный воин и великий правитель – Дуктор Эстин. Тело в доспехах и со сломанной секирой были засыпаны морской солью для замедления разложения. Рядом висели кадильницы с ароматными кусками смолы, тлеющими для отгона запаха.
Воспоминания снова нахлынули в голову Юстоса. Ему было трудно находиться рядом с телом павшего друга. Спиранта подошла к покойному, положила руку ему на грудь и сказала:
– В последние дни мы часто ссорились и не понимали друг друга. Прости меня за это. Пустые споры – лишь туман, застилающий любовь. Я навеки останусь твоим лучиком светила, что так отчаянно спешит на Темунд. – слезы скатились одна за другой по щекам и упали на пол. Юстос подошел, положил руку ей на плечо, а другую на запястье. Она развернулась и уткнулась ему в грудь, окончательно зарыдав. – Не могу видеть его таким. – шептала она сквозь плач.
– Как и я. – поддерживал её муж.
У детей ненароком тоже появилась печаль. Даже у Форута, хотя он пытался ее скрыть. Он подошел к саркофагу, положил руку себе на грудь, сжав кулак, и сказал:
– Я обещаю, что отомщу за тебя, чего бы мне это ни стоило! – родители обернулись на него, быстро сменив горечь на удивление.
– Форут. – вырвалось у Спиранты.
– Месть ужасна. – пытался отговорить его Юстос. – Она порождает саму себя с еще большей силой, неся боль и душевные страдания. Ты не излечишь муки внутри себя и не вернешь погибших. Ты сделаешь только хуже.
Форут, как обычно, пропустил это мимо ушей и добавил:
– Твоя память останется со мной. Пусть слава о тебе несется за материк и дальше. – Форут отошел от тела и опустил руку.
Недолго думая, Долим подошел к деду и положил на расколотый молот ветвь оливы. В силу своей немногословности он сказал:
– Ты показал всем нам что такое любовь к семье и народу. – он утер нос рукавом и отошел.
Фидеум не мог придумать, что сказать в такую минуту и замешкался. Но, слова бабушки Миры выручили. Когда он был немногим младше Долима, душа Эстина угасала от неизвестной болезни. Лекари пытались излечить ее, но лишь облегчали муки. В один из дней внук пришел к ней, и они разговорилсь. Беседа зашла в тупик, и Фидеум честно признался, что ему нечего сказать, хоть и хочется. Мира была мудрой и сказала: «Когда время слов проходит, приходит пора чувств. Не знаешь, что сказать – просто коснись человека и поймешь, что общение бывает настолько ничтожно по сравнению с ощущением теплоты и заботы».
Фидеум так и поступил. Он подошел к телу Дуктора, коснулся своей груди ладонью, закрыв глаза, и положил эту руку на грудь деду с чувством признания, или даже глубокого уважения в купе с любовью. После этого, он поклонился, прислонившись лбом к руке на одном дыхании. Все наблюдали за тем, что же он скажет. Однако, Фидеум не проронил ни слова. Он поцеловал Дуктора в лоб и отошел на прежнее место.
Пришел черед Юстоса. Спиранта понимала, что в его народе его бы осудили, и сказала:
– Если не хочешь, можешь… – она не успела закончить.
– Все в порядке. Мне есть, что сказать. – перебил он ее. – Только прошу оставить меня одного. – сказал Юстос, после чего поправил: – Нас наедине.
В знак одобрения девушка кивнула и поспешила увести детей за дверь. Когда семья покинула трюм, верумий медленно стал ходить вокруг гроба, пока не остановился, четко сформулировав свои слова:
– Зачем ты отправился туда? Я знаю, я подслушал ваш разговор с командующим Воззи. Эту дверь нужно было доверить Фейхрану. Он бы справился, наверное. Но, нет. Вы пошли на верную смерть. Ты оставил запад на меня. На того, кто только командовать может парой – тройкой тысяч, но не многотысячным народом! – он оперся о край гроба руками. – Я понимаю, то место смело бы Мурумал и остальные города союза. Уничтожив проход, ты спас нас, за что тебе все будут благодарны. Я буду вечно у тебя в долгу, но и не забуду, что ты пренебрег чародеем юга, что обошлось бы без жертв. Не мое это место, – чуть повысив голос, сказал он. – но, былого не вернешь. Прости за мои слова. У вас принято говорить о мертвых только хорошее, а у нас – правду. – Юстос еще немного постоял у саркофага, после чего поцеловал свою ладонь и прикоснулся ей ко лбу усопшего. – Спи спокойно, друг.
Верумий с тяжестью в сердце покинул трюм и отправился в ют. Мысли сожаления терзали его бренную голову. Подслушанный разговор Дуктора и командующего прокручивался снова и снова. Тяжело упав на твёрдую кровать, он не заметил, как от качки уснул.
Разбудил его тихий, но уверенный скрип петель. Это Фидеум вошел, осторожно открыв дверь так, чтобы Юстос не проснулся сразу. Однако, давно несмазанное железо предательски скрипнуло, отчего верумий подскочил и схватился за ближайшее оружие, что попало под руку – табурет у края кровати. Увидев в последний момент ловко отскочившего в сторону сына, он бросил стул и протер глаза. Парень стоял, вопросительно смотря на него и, молча, требовал объяснений его действиям.
– Дурной сон. – лишь ответил отец. – Что такое?
– Мы подплываем. – доложил сын. По его голосу было ясно, что он не испугался. Фидеум, хоть и обучался больше искусству слова, нежели меча, но практика ближнего боя не прошла зря. Он прикрыл за собой дверь и направился на палубу, судя по возвышающимся шагам.
С укором своих поспешных действий верумий бросил табурет и умылся солёной водой из кадки. Ясность мысли вновь вернулась к нему. «Сегодня для тебя всё решится» – мысленно обратился он к Дуктору. Юстос привел себя в порядок и вышел на палубу. Как и сказал Фидеум, солнце заходило позади корабля. По всей палубе стояло много народу. Больше было приближенных: советников, лекарей, личная охрана и множество других. Родственников было меньше, около двадцати. Все они были дальними, за исключением сестры Дуктора, пожилой Никадьи Эстин.
Верумий чинно проходил мимо них к носу судна и отвечал на их поклоны неуверенными кивками. На полубаке его ждала Спиранта с детьми. Они смотрели вдаль, любуясь конечной целью их путешествия. Юстос подошел к ним и посмотрел вперед, положив одну руку на талию девушке, а вторую – на плечо Долиму. В километре от них находился небольшой остров. Некоторые его называли «остров последнего пребывания», но большинство предпочитало опускать последние слова. По сути он являлся круглым каменным остовом с причалом, уже сделанным людьми после его «восхождения». Посреди него стояли каменные раскрытые саркофаги, плиты которых лежали разбитые и поросшие мхом. Небольшая растительность украшала его серость.
Судно неспешно пришвартовали. Фидеум напомнил Форуту, что он был прав по отношению солнца, на что последний ответил явным недовольством. Когда все было готово для перемещения гроба, пятеро сильных мужчин во главе с верумием взяли саркофаг с телом Дуктора и спустили его с корабля. Тем временем народ образовал коридор, по которому медленно несли усопшего. Только теперь у некоторых плач стал явным. Не в силах его скрывать перед последним созерцанием любимого правителя и родственника, они рыдали. Дуктора переложили в древнее каменное вместилище смерти вместе с разбитым молотом так, что ни одного осколка оружия не упало на холодный, мокрый камень. Лишь один раз в этом саркофаге жизнь появилась из смерти. Ныне же мертвые перемещаются в иные миры. Провожающие встали полукругом недалеко от тела. Один из приближенных подошел близко к мертвому и провозгласил:
– Дети Теранса, мы провожаем нашего любимого верумия в благословенные сады Магориэна. Сегодня решится, достоин ли Дуктор Эстин стать садовником, взращивая сынов и дочерей Темунда. Или же станет сам тем взращенным более светлой душой. Однако, Магориэн всеведущий может и не принять нашего почитаемого героя… – понизив голос произнес он последние слова. Человек долго еще говорил, что входило в редкий ритуал.
Долим, еще не встречавший этого человека, спросил у отца:
– Кто это такой?
Отец не был удивлен, ведь подобный человек лишь один на весь Темунд.
– Это проводник. Он проводит души погибших великих людей через ледяную пустыню вечной скорби в сады Магориэна. Это все, что я знаю. – Юстос посмотрел на Спиранту, призывая ее к разъяснению.
– Проводник жизни в царстве смерти – это такой человек, наделенный даром мысленно связываться с душой и выводить ее к вратам садов. Такой дар лишь у него одного. И, когда он умирает, сила выходит из него в поисках нового носителя. Любой может им стать после ухода прежнего.
– То есть, остальные души, что погибли и умерли, не помещенные в саркофаг, остаются в ледяной пустыне навечно? – вмешался Форут с небольшим беспокойством.
– Даже они могут попасть туда спустя время, но только, если Магориэн позволит. «И прибудут они частью флоры, полезные саду» – так написано в книге сущего. Другие же останутся навеки скитаться и вмерзать в бескрайнюю ледяную пустошь. – Спиранта хорошо помнила святую книгу, написанную одним из вермертов, а также наставления предыдущего проводника.
– А как мы поймем, куда он отправился? – не унимался Форут.
– Тело нужно поджечь. Если пламя не тронет Дуктора, а усопший развеется мелкими светлыми частицами по озеру – дедушка удостоится наивысшей чести быть садовником душ. Если пламя также не тронет тело, а усопший на глазах рассыплется в саркофаге – он будет частью флоры в садах. И будет Дуктор наслаждаться светилом, впитывая его теплые лучи, и питаться благодатной почвой, что вкуснее любой пищи Темунда. – Спиранта улыбнулась.
– Но, если пламя поглотит его? – вмешался в разговор Фидеум.
– Я верю, что дедушка был достойнейшим, и Магориэн заберет его в качестве садовника. – более серьезно сказала она.
– И все же… – однако, Фидеуму не суждено было узнать о том. Речь проводника закончилась, и он поджег факел, отдав его Юстосу. Верумий взял его в руку. Огонь плясал на дереве, показывая причудливые узоры.
– От жизни к смерти, от нового к старому, от начала к бесконечности. – возвестил проводник. – Мы отпускаем тебя в объятия судьбы, верумий Эстина ныне Мурумала, герой Ласпека и попечитель возрожденных, воин и заступник простого люда, дед и отец, а многим – друг, Дуктор Эстин, свет загробного пути нашего. – он слегка кивнул Юстосу.
Верумий поднял факел над головой и опустил его в саркофаг. Эти мгновения длились вечность для всех. Огонь сначала тронул слегка тело, но отступил. Потом снова тронул, но факел внезапно погас. Юстос убрал потухший пламень. Радость наполнила сердце. Все облегченно вздохнули и стали ждать – рассыплется ли тело, или развеется по озеру. Вдруг, тело само вспыхнуло синим пламенем, раскатившись по сторонам. Огонь столбом взмыл выше головы Юстоса, отчего тот отпрыгнул и покатился, пытаясь сбить пламя с лица. Спиранта закрыла собой детей и быстро увела их на безопасное расстояние. Весь народ отстранился и испуганно стал молить Магориэна об изменении решения.
– Не должно так быть! – громко провозгласил проводник.
Спустя несколько мгновений огонь потух. Верумий встал с камня спиной к народу и подошел к саркофагу. Он медленно с осторожностью посмотрел внутрь него. Тело исчезло, а камень не давал и признака тепла. Спиранта подбежала к Юстосу и повернула его голову к себе лицом. Она ожидала увидеть ожог, но глаза, нос, рот, даже брови с усами и бородой были нетронуты.
– Как? – удивленно спросила она.
– Не пламя. Холод! – выдержав паузу, ответил он.
Спиранта обняла его крепко, краем глаза увидев, как пустой саркофаг замерзает и покрывается толстым слоем льда.
Велибор Райс
Гром в ясном небе
Древозар – не просто стойкий и прекрасный город востока. Это самый молодой и подающий надежды регнум, претерпевший больше битв и потерь, чем запад. Первые поселенцы удивились богатству этого края как в разнообразии плодов деревьев и почвы, так и диковинным камням в горах. Тогда, первый князь провозгласил: «Се место отныне огласится всяким Гобинворг, ибо одарил нас всеми благами лесов и полей!». С тех пор от морового озера до выжженных степей, с юга ледяной пустоши и до южной реки – Выторжи – растянулась территория Боричей – живущих у леса посланников юга. Князья менялись, а люд возрастал. Регнум ширился и дошел до вод ириего океана.
Пришел день, когда на престол Гобинворга взошел первый из рода Райсов, чьим указом помимо укрепления поселения, была возведена Горняя Крепь – великая и устрашающая крепость не только для путников, но и для новобранцев, обучающихся в ней. Широкая известность настигла её, когда на смену старым наставникам пришли новые мастера боя. Именно тогда воины востока, или как называли они себя «дружина», прославились своим искусством владения всеми возможными видами оружия, что возвысило их почти над всеми мощными армиями Темунда. Чуть позже был поставлен порт для военных и для торговых судов, являющийся самым людным местом Гобинворга – Исад. Располагаясь западнее Древозара, он вмещал в себя одновременно дюжину двухпалубных военных парусников. Однако, в мирное время их расположили полукругом носом на запад, охраняя подступы к торговым кораблям, постоянно курсирующих на запад и юг.
На севере между моровым озером и некогда бывшим вулканом, в утробе которого пребывал Дэмер, стояла застава, такая же крепкая и большая, как у Мурумала. Однако, первых поселенцев больше заботило то, что и архитектура, и порода камня сходились с западной заставой. Путешественники искали и на юге подобную, но поиски не увенчались успехом. Знал ли о ней государь юга – неизвестно.
Раньше застава защищала Гобинворг от северных кланов, но все они вымерли, и север стал безлюдной ледяной пустошью, где не было ничего, кроме снега и смерти. Её каменные изгибы не позволяли крепко поставить осадные лестницы, а ровная кладка стерегла от скрытных убийц. Оплот востока множество раз разрушался в разных местах, что было видно по старым обтесанным блокам и новым, поставленным далеко не народом поселения. Туда посылали лишь тех, кто провинился перед великим князем, или регнумом. По истечении определенного срока, они возвращались на службу в Древозар. Однако, были и те, кто сам желал спокойного пребывания и мирной жизни на заставе. Такие проходили усиленную подготовку, зачастую жестокую и ужасную в Горней Крепи.
Сам же град располагался на возвышенности подле леса Ковалдис, служащим неким барьером перед огромными пустошами, давно выжженными чем-то, или кем-то задолго до Дэмера. В столице стоял чертог великого князя, опоясанный двумя деревянными стенами, меж которых были постройки поменьше – обиталища граждан. На внешних стенах стояла дружина, охраняющая покой мирных жителей от непрошеных гостей с востока. Вкруг стен расстилались поля и пасека, дающая обильный урожай как Гобинворгу, так и на лавки запада и юга.
Поздняя весна задержала посевные, и, как только наступили пригожие деньки, крестьяне стали усиленно облагораживать свои наделы. Множество коней распахивали почву, нетронутую в прошлый «Яр», как здесь говорили. Так некоторые участки отдыхали, насыщаясь солнцем и дождями, а другие усиленно подпитывали растения. Каждый был при деле, отчего времени на скуку и лень не оставалось.
Свет солнца разогнал мрак, что собирается каждый раз перед восходом, и вновь воссиял над славным градом и его окрестностями. Осветил высокий шпиль чертога великого князя и начал медленно сползать по нему вниз. Рабочие выходили из домов после сытного завтрака и отправлялись в поля. Раньше них, еще до зари, выбрались из жилищ охотники. Они не завтракали перед охотой, чтобы зверь не учуял их задолго до появления. Торговцы просыпались и того раньше. Отправляясь в порт, они нагружали лошадей и ишаков товаром, который продавали путникам из Мурумала и Харрасса. Дети помогали родителям в лавках и полях, а те, что помладше – играли на улицах без надзора родителей, ведь внутри града было безопасно, а вот за стенами…
Крохотный лучик пробился через закрытые ставни в комнату. Спрыгнув с потолка, по стенам он перебрался на кровать. Но и там он никого не обнаружил. Спустившись на пол, луч попал в заветную цель – в глаз, прикрытый тяжелым веком от бурной ночи. Веко усиленно зажмурилось сильнее, потом вся голова в попытке избавиться от надоедливого гостя сдвинулась в сторону. Однако, поток света попал в другой глаз. Вот тут все тело от раздражения, издав глухой гул, привстало и уставилось на стену, прислонившись к кровати. Немного погодя, когда сознание частично прояснилось, мужчина встал и тут же упал обратно, в попытках пересилить головокружение. Со второй попытки ему удалось встать и даже найти одежду. Поправив свой скромный наряд из рубахи и холщовых штанов перед зеркалом, он быстро привел себя в порядок у чаши с водой и вышел в коридор. Еще слегка покачиваясь от прошлого ночного гуляния, он прошел до лестницы и оперся об перила, чтобы не упасть. Ужин так и просился наружу, но удержался и попросил прохладной воды.
От скрипа половиц послышалось движение в одной из комнат. Ее дверь приоткрылась, и из щелочки показалось детское лицо. Спустя мгновение, узнав человека на лестнице, дверь с грохотом распахнулась, и из нее вылетела девчонка лет десяти и направилась к мужчине, размахивая деревянным мечом. Последний, не теряя времени, насколько быстро мог, побежал вниз по крутым ступеням. Ему удалось преодолеть два пролета. Однако, повернув голову в сторону преследователя, запнулся об свою же ногу и полетел животом на ковер. Только он поднял голову, как сверху ему на спину налетела девочка и стала лупить его по ногам мечом. Перевернувшись на спину, мужчина со смехом мягко снял с себя ретивого ребенка и встал. Отряхнувшись, он в недоумении, но с улыбкой спросил:
– Агнимира, сколь много злобы в сердце. Али я прогневал тебя?
– Обет дал: чудище принести! – топнув ногой, сказала она и приготовилась продолжить свой натиск.
– Сердце моё, придать огню его – наш долг. Иначе… – девочка не желала слушать его и замахнулась для удара, но отец перехватил меч у эфеса и забрал его.
– Так ты молвил пред Магориэном! – нахмурилась она. – Мирке и Явину также обет давала принести ветвь чудища, и вместе мы сготовим меч. Он будет сберегать нас от любого лиха что в озере, что в горах. Токмо, ты не сдержал слово. Ныне прокличут льстивой и не будут дружить. – она опустила голову и хлюпнула носом.
Мужчина встал на колено и положил руку девочке на плечо. Она дернулась, скинув руку.
– Душа моя, – уже серьезнее сказал он, – ведаешь ли всю беду от них? И, кто язык свой распустил про дела вчерашние?
– Мне Коул шепнул. Вы огню придали плоть, и ничего не осталось. А мне надобно лишь малую ветвь. – тихо и неуверенно сказала она.
– Твоя правда. Помню я, как молвил. Токмо хмельной я был и зря глотку драл. Молвил о запретном в уме туманном. – он задумался. Мысли с трудом пробивали закостеневший разум. – Коли пред Магориэном молвил, так обет сдержу! Днесь плотник сготовит ветвь подобно деснице иль шуйце, а ты покажешь ее друзьям. – предложил он.