Коттеджный посёлок

Олег младший в семье, на семь лет младше Гали. Закончил консерваторию по классу композиции, увлекся современным авангардным балетом и в конце восьмидесятых «рванул» сначала во Францию, потом куда-то еще. Нина попыталась как можно быстрее вычеркнуть его из жизни, не только собственной, но и всей семьи. И до сих пор недоумевает, почему её старания и столь понятная и естественная позиция не нашли отклика и поддержки у остальных домочадцев. А Олег добился многого: у него своя труппа, они успешно гастролируют. Собственного здания нет, но это довольно распространенный принцип существования. Несколько балетов поставил вместе с М. Барышниковым и А. Плисецким. Женат не был, но есть сын от одноклассницы, с которой они, после её развода, попытались жить «там». Я не понял, сколько это продолжалось, но мальчику Васе уже семь лет, и не так давно они с мамой вернулись в Россию.

Поставив машину на стоянку, я по привычке зашёл в универсам купить что-нибудь «для аппетита», но вскоре понял, что это абсолютно неуместно, и что я, в общем-то, и не хочу. В результате, чтобы не выходить с пустыми руками, купил жене плитку горького шоколада, зелёный чай и отправился домой.

– Тебе по городскому звонили из кафе. У них там что-то с потолками. И буквы на фасаде не могут без тебя разместить. Ты что, дал им домашний номер?

– Конечно, нет. Сами как-то «пробили». Чтобы перестали звонить, надо всё быстро закончить. Что у тебя с входной группой?

– Я сделала, как мне кажется всё, но надо, чтобы ты посмотрел.

– Посмотрю. Нам бы поговорить о заказе на дом и как можно скорее, но только, чтобы ничто не мешало и не отвлекало.

– А журналы и компьютер нужны для разговора?

– Нет, надо именно поговорить.

– Поехали завтра на дачу, там и поговорим. А пока мой руки, ужин почти готов.

– Мне надо позвонить в Питер, это быстро.

– Алло! Слушаю Вас.

– Олег Васильевич, добрый вечер! Меня зовут Георгий, я архитектор, и буду проектировать для вашей большой, замечательной семьи, дом. Хотелось бы услышать Ваши пожелания.

– Ok. И можно просто, Олег. Пожелание, наверное, одно: чтобы всем было удобно…. Хотя, Георгий, не знаю, насколько Вы в курсе всех нюансов нашей семьи, но разобраться придется быстро. Тянуть нельзя ни с проектом, ни со строительством – родители пожилые. Надо успеть. Что касается меня – небольшая комната с туалетом и душем, а-ля номер в отеле. Это мой стиль, это мой образ жизни. Вряд ли я буду жить в этом доме, но родители настаивают, чтобы комнаты были у всех. Тем не менее, когда будете планировать мой блок, предусмотрите, пожалуйста, возможность пребывания в нем Лены и моего сына. И ещё: я к Нине отношусь прекрасно, а она ко мне – уже 15 лет – нет. Для неё я до сих пор – диссидент. Поэтому разведите нас как-нибудь в плане. И, несмотря на то, что дом будет строиться на мои деньги, о нашем разговоре ей лучше не знать. Что касается строителей: никаких «левых» бригад. Должна быть приличная организация с лицензией и положительной репутацией. Они там кого-то нашли, но… Георгий, посмотрите, у Вас опыт большой. Принцип такой: сейчас сентябрь, проект хотелось бы, со всеми промежуточными согласованиями, получить после Рождества, скажем, 1 февраля, потом стадия рабочего проекта по сокращённому варианту без лишних, никому ненужных разделов. При желании я могу объяснить, откуда я всё это знаю. Строительство начать в апреле и в октябре – ноябре следующего года въехать. Полтора года – это нормально. Георгий, Вы здесь?

– Да, Олег, полтора года, это нормально, я всё понял.

– Спасибо, был рад слышать Вас! Я всегда на связи!

– Взаимно, и всего доброго!

– До свидания, Жорж! Я надеюсь на Вас.

Полтора года может быть и нормально для Европы, но для нас… Это, пожалуй, могут осилить только мои знакомые хорваты, и с ними надо уже вести переговоры, а это не всегда приятно – ребята, поработав и осев в России, узнали себе цену, избаловались и зазнались.

– Ты звонил Фёдору? Но у него же день рождения только через неделю. Что такое? Почему ты молчишь?

– Слушай, а ведь точно! Вот от чего можно оттолкнуться! Как я сразу не догадался? Где у нас питерские фотографии с Каменным островом? Я тебя люблю! Какая ты молодец!

– Я знаю. Но подозреваю, что теперь на дачу мы не едем. Между прочим, ты Диккенсу ещё вчера обещал, и пёс второй день ждёт. Давай завтра съездим, пока погода хорошая, а потом будем спокойно работать.

Каменный остров. Братья.

Мои двоюродные братья Фёдор и Роман родились в Ленинграде, и всё детство провели на Каменном острове, живя с родителями в доме – особняке, который в начале двадцатого века спроектировал и построил для себя мастер петербургского модерна архитектор Р.Ф. Мельцер. У этого дома, как и у всего в нашей стране, сложная судьба. Уже в 1918г. он был передан детской трудовой колонии, а через два года стал коммунальным жильем. После войны, в конце сороковых, в нём жили несколько семей, в том числе заселился и мой дядя, по линии мамы, с женой. Вскоре появился Федя, а через пять лет и Рома. Их назвали в честь Роберта Фридриха, а на русский манер – Романа Федоровича – Мельцера. Когда я в детстве вместе с родителями ездил в Ленинград и мы приходили к ним в гости, я, естественно, не знал, кто автор этого дома, какова его история, да мне толком никто и не рассказывал об этом или я не помню… Я знал только одно: на какое-то время вокруг меня была сказка, а я был в ней!

Терем, но не пошлый, как в детских книжках – с резными, раскрашенными наличниками, а из огромных темных бревен, покоящихся на каменном первом этаже, с остроконечной кровлей, в окружении вековых деревьев, ковра из короткой, но при этом некошеной травы, по которой то и дело шныряли чистенькие, пушистые белочки. Немаловажная деталь: из окон дома и даже выйдя из него, не было видно других зданий острова, что придавало неповторимое чувство уединения. И, вдобавок, это всё было пронизано ни с чем не сравнимым невско – питерским воздухом.

Чтобы не конкурировать с Википедией, не буду описывать, в каком стиле спроектирован и построен особняк, как он расположен в системе Каменного острова, а остров – в системе города, и какова его дальнейшая судьба. Кому интересно – просто почитайте. Важно другое: с момента постройки сего особняка прошло сто лет и даже больше… А он стоит себе, как ни в чём ни бывало, продолжая создавать ощущение сказки для всех, тех, кто стоит рядом и на него смотрит, правда уже через забор. Сказка закончилась в начале семидесятых, когда к «нашему» терему подъехали черные «Волги» и из них вышли серые дяди. Эти дяди раздали всем жильцам ордера и попросили как можно скорее освободить дом. Так мои родственники оказались в новостройках Купчино, в огромном доме, на восьмом этаже. И началась совсем другая история и жизнь…

Как-то давно, зайдя в книжный магазин, я по привычке стал листать что-то по архитектуре, как вдруг увидел на одной из полок толстую, большого формата книгу, на суперобложке которой была фотография того самого дома Мельцера. Книга называлась William Morris и была она на английском языке. Стоила такая книга прилично и денег мне, естественно, не хватало. Я тогда работал по распределению в проектном институте, обед заканчивался, и нужно было возвращаться на работу. Продавщица, даже для тех лет, оказалась на редкость вредной, и отложить книгу на несколько часов отказалась. Перехватив несколько недостающих рублей на работе, я не стал ждать ее окончания, и через час был снова в магазине. Книги только не было… По началу я даже обрадовался полагая, что совесть у стервы проснулась и заветный фолиант убран под прилавок. Но, нет, книга действительно, была продана. Эта мистическая история побыла еще некоторое время мистической, до тех пор, пока я не увидел знакомый корешок у сестры на полке в книжном шкафу. Рассказав ей свою историю, мы отправились на кухню и «приговорили» 0,7литра Becherovka, которую сестра привезла с семинара в Тбилиси, рассчитывая принимать долгое время, по чайной ложке, два раза в день, перед едой.

Заблуждение, и довольно, частое…

Участок, для строительства, моим заказчикам, был выделен вне территории коттеджного посёлка и даже через дорогу от него. Поэтому, размещая дом на участке, тенденцию удалённости, я решил развить, и усилить. Дом должен быть построен максимально близко к лесу, и, подальше от дороги, а также, чтобы не нарушать уже привычную панораму, из окон вторых этажей существующих «коробок» и не расстраивать их хозяев. Эта, на первый взгляд, щепетильность, была не случайна, очень логична и легко объяснима. Обычно коттеджные посёлки размещаются в пригородах, как можно ближе к городам, на радость будущим владельцам… Несколько лет созидательного счастья пролетают быстро. Из окон второго этажа и мансарды видны потрясающие горизонты, которые меняются в зависимости от освещения и времени года. А какие звёзды!.. Уже куплены телескопы, пожалуй, можно и заселяться. Всё, хватит, через неделю переезжаем, да и квартиру пора освобождать, она же практически продана. И вот через неделю-другую, подъезжая к, казалось, знакомому и столь полюбившемуся месту, вы не то чтобы не узнаёте его, вы просто в ступоре! По двум сторонам вашего любимого коттеджного посёлка выросли уже шесть-семь многоэтажек, и ваше удивительное загородное элитное место превратилось в банальный частный сектор. И тут вы вспоминаете тот самый лист А4 со схемой генплана, который вы подписали, покупая участок и оформляя документы, на котором штриховкой была отмечена территория, в условных обозначениях значащаяся как «перспективная застройка». И, конечно же, вы решили, что она – коттеджная. А всё это потому, что города имеют свойство расширяться. Так что, если уж и затевать загородный особняк, то подальше от города.

Раньше…

…Раньше, до появления сотовых телефонов и смартфонов, для того, чтобы запечатлеть что-либо, или кого-либо, существовали фото и киносъёмка. Но у них был существенный недостаток – как правило, отсутствие качества. В середине 60-х годов запасы трофейной плёнки в стране закончились, к тому же были пущены в строй две фабрики, которые, на мой взгляд, довольно быстро забыли, а скорее всего, так и не поняли изначально, что от них требовалось, и стали выпускать некий продукт в коробочках, который к магии фото и кино не имел никакого отношения. Брак был уже на стадии негатива, что исправить в дальнейшем было практически невозможно. Бумага по «качеству» не уступала пленке. Так что большинство людей, доверяясь продукции в зеленых пачках с надписью «65», фиксируя сокровенные мгновения, события и вехи своей жизни, и жизни своих близких, получали некую муть в матовом или глянцевом эквиваленте. А просто эти производители плёнки перестали, постепенно, добавлять в должном количестве в свою продукцию необходимый компонент под названием «серебро». Для примера сравните фотографии актёров старого поколения 40 – 50-х и поколения 70 – 80-х годов. Фотографии голливудских актёров и актрис, чтобы не расстраиваться, лучше не смотреть совсем. Конечно, в Москве, где-нибудь на Столешниковом переулке, если повезёт – в магазине, или стабильно у спекулянтов можно было купить заветные «AGFA» или «Кodak» для фото или для кино, но в столицу за плёнкой каждый раз ведь не поедешь…

Сейчас среди сотен каналов, идущих по кабельному телевидению, можно всегда выделить несколько, которые нельзя спутать ни с чем. Это художественные и телевизионные фильмы болотно-коричневого «цвета» без намека на резкость, снятые на плёнке этих двух фабрик, о чём не без гордости написано каждый раз под словом конец. Хотя окончательную лепту в «качество» любого фильма вносили копировальные фабрики, портя изображение до такой степени, что, войдя в кинотеатр, фильм не узнавали даже его авторы.

Поэтому, помыкавшись, многие фотолюбители пришли к выводу, что самым оптимальным способом фиксировать события являются слайды, благо к тому времени появилась плёнка ORWO CHROM производства ГДР. Преимущества были неоспоримы: во-первых – приличное качество, во-вторых – цветное позитивное изображение появлялось уже на стадии первого и единственного этапа химобработки, то есть в бачке. Нужно было всего лишь прикупить диапроектор, зато при этом отпадала необходимость в фотоувеличителе. Но главное преимущество было в восприятии: или раньше вы предлагали гостям посмотреть фотографии в альбоме, а часто просто россыпью, что при большом количестве людей было странно и нелепо. Или… гаснет свет, и на белом экране или стене появляются безукоризненные по качеству цветные изображения того, что вам, на тот момент, было дорого и интересно. У слайдов было еще одно замечательное свойство, в отличие от кино – это тишина, благодаря которой можно было включить негромкую музыку и сопроводить показ неторопливым повествованием. Часто, даже непродолжительный показ слайдов в гостях или дома мог «перевесить» по воздействию всё спиртное, закуски и анекдоты вместе взятые.

«Ось» будущего дома.

Деревня Ключики находилась в сорока километрах от города в западном направлении. Нина Васильевна заехала за мной довольно рано, что, пожалуй, было правильной инициативой с её стороны, поскольку без всяких пробок, уже через пятнадцать минут мы были на трассе. Правда, ехать с обычной скоростью не получалось из-за дождя. В городе он моросил, а потом пошёл основательно, говоря тем самым, что всё хорошо, осень продолжается, только с тёплой, и «золотой» в этом году покончено, раз и навсегда.

Я расположился на заднем сидении, чтобы посмотреть бумаги, которые Нина Васильевна захватила с собой и выбрать те, которые пригодятся для работы, и конечно ещё раз взглянуть на тот самый лист формата А1. Но его я не нашёл.

– Георгий, я с листа сняла копию, так что фотографировать не надо, он в другой папке, остановимся, и я его Вам передам.

– Да, конечно. Спасибо.

Она что, все мои мысли читает? – подумал я. Мы ехали уже добрые полчаса, болтали о том о сём, но заговорила о листе она тогда, когда о нём вспомнил я, именно, в этот момент. Потрясающе, или совпадение.

Приехав на место, мы оба поняли, что походить по участку, как полагается, и посмотреть на забитые геодезистами колышки, не получится – шёл сильный дождь. Решили подождать, но не более получаса.

– Ну, и что скажете, Георгий, как Вам место? Не зря я пробивала его столько времени?

– Нина Васильевна, место потрясающее. Вообще, и Ваше в частности. А «Ключики» я знаю давно. Мы с отцом, ещё в семидесятые, постоянно ездили сюда за грибами на «Запорожце».

– А я нет. Первый раз оказалась здесь лишь в конце мая этого года. Расскажите, пожалуйста, всегда интересно послушать, как было раньше.

– Постойте, Нина Васильевна, Вы хотите сказать, что все бумаги оформили за три месяца?

– Да, хочу. Вернее, уже сказала, – рассмеялась Нина Васильевна и впервые развернулась в мою сторону, – а что, по нынешним временам это быстро?

– Это не просто быстро, это нереально быстро. Даже по большому блату, это фантастика!

– Никакого блата. Никого и ничего. Ни одной копейки сверху, ни одной конфетки. Воспитание, знаете ли… Георгий, кстати, когда Вы были у нас, мама показала Вам нашу «дурацкую комнату»?

– Вы о чём?

– Это комната над аркой между домами, 69-м и нашим. Такая же комната у соседей и, соответственно, две зеркально примыкающие в доме напротив.

– И ваше окно выходит на проспект, а соседское во двор?

– Так и есть, правильно.

– Я прекрасно знаю этот объём, и не раз любовался им в студенческие годы, стоя на трамвайной остановке. Внешне очень красиво и солидно, похоже на кусочек Москвы или Питера. А с комнатой что-то не так?

– Это мама так её назвала. Просто для того, чтобы туда попасть, нужно подняться вверх на пятнадцать ступеней. А комнатка при этом, два на пять метров. В общем – своеобразное пространство. Хотя в детстве мы с Галей на этой лестнице проводили времени больше, чем в детской и во дворе. Это был целый мир, наш мир. На каждой ступеньке по обеим сторонам сидели куклы – «придворные», а мы расхаживали внизу в ожидании «принца».

Дождь ещё шёл, но стало гораздо светлее.

– А ещё Анастасия Сергеевна называла её «от жилетки рукава», при этом, добавляя – пусть мне объяснят, как я должна использовать эту комнату и почему мы должны платить за «дурацкую лестницу». Постепенно этот термин перешёл и на комнату. Но всему этому было простое объяснение – у мамы больные ноги и поэтому ей каждая ступенька как вверх, так и, особенно, вниз удовольствия не доставляла. Ноги она застудила на Ладоге, когда их эвакуировали в 42-м из Ленинграда по «Дороге Жизни», и грузовик стал тонуть после налёта немцев. Бабушку и маму спасли моряки из состава прикрытия колонны, среди которых был и мамин брат Миша, который буквально через несколько дней погиб, правда, уже под Кронштадтом.

– Кстати, Олег, когда родился, наверное, целый месяц был Мишей, так его хотел назвать папа в честь погибшего шурина, но мама так и не смогла на это дать согласие. В результате Олегу имя дала я, в честь кого не помню. Что-то связано с музыкальным произведением, возможно ещё с чем-то, но боюсь ошибиться.

– Так, к чему это я всё?

– Мне кажется, мы говорили о неподкупности наших чиновников.

Нина Васильевна впервые расхохоталась. Приведя уголком платка в порядок глаза, она продолжила:

– Так вот, ещё раньше нас, эту комнату облюбовал папа. Иногда, он и его друг дядя Володя, устраивали там посиделки. Сейчас я понимаю, что поводом для этих встреч были результаты испытаний, чаще положительные, реже отрицательные. Почему я знаю эту пропорцию? Очень просто, во втором случае подниматься в «дурацкую комнату» разрешалось только мне. Как правило, я приносила что-то из горячего или свежеприготовленного. Всё остальное было в достаточном количестве в стареньком, но верном и надёжном холодильнике ЗИЛ Москва, который там и стоит до сих пор. Мне нравилось поднимать закуски, и мне нравилось после этого сбегать, прижимая к груди кулёчки, с драже Дружба, или Орехом в шоколаде, которые каждый раз приносил для нас с Галей холостяк и друг семьи дядя Володя с фантастической фамилией Азимов. Но больше всего мне нравилось находиться там наверху, откуда меня не выгоняли и как мне кажется, любили. Но любили как ребёнка, а я, поскольку считала себя уже взрослой, запоминала каждое их слово. И среди прочего мне запомнилось, что чиновники – как собаки чувствуют страх у входящего и сразу начинают ненавидеть его за это. Так, что, обладая столь «тайным знанием», я возможно и справилась с поставленной задачей достаточно быстро.

Дождь усилился, но при этом появилось солнце. Город, откуда мы не так давно приехали, был накрыт тройной радугой.

– Георгий, сфотографируйте это, пожалуйста! Потрясающе!

– Из машины не получится. Давайте выйдем, Вы подержите зонтик, а я попробую сфотографировать.

Сделав кадров семь на «цифру» и кадра три на плёнку, мы вернулись в машину.

– Вы фотографировали двумя аппаратами, это почему?

– Один – обычный плёночный, один – цифровой.

– За цифровыми технологиями – будущее?

– Для работы, да. Для души – идут споры.

– Интересно…

– Георгий, я обратила внимание, что Вы курите какие-то необычные коричневые сигареты или что это? В наше время таких не было.

– Да, я согласен с Вами. Только раньше в продаже были действительно сигареты, а не тот силос, который сегодня выложен на прилавки. Каждый сорт в семидесятые имел свой вкус и аромат. В институте мы курили болгарские, не обращая внимания с фильтром, они или нет. От «Шипки» до «БТ» всё было приличного качества. А это – «Richmond». Я, пожалуй, странный курильщик. Все стараются курить лёгкие, а я предпочитаю крепкие.

– И как стать членом Вашего клуба?

– Какого клуба?

– Тех, кого Вы угощаете.

– Просто надо остановить машину, тем более, что дождь прекратился.

– Нина Васильевна, не знаю, могу ли я говорить об этом, но Вы очень похожи, просто потрясающе похожи на…

– Да, «Тельма и Луиза», Сарандон. Я знаю. Я даже знаю, что она меня младше, правда, не будем говорить на сколько… А вообще я люблю смотреть с ней фильмы, мне кажется, что она везде разная. Да они все там молодцы.

– Нина Васильевна, скажите, пожалуйста, в курсе Вы или нет, Василий Фёдорович попросил лишь об одном…

– Кабинет? Цвет стен?

– Цвет стен тоже, но главное – габариты и по возможности окно на восток. Поймите правильно, для меня это стало сразу очень важно. Я хотел бы …

– Так просто это не объяснить. Давайте, действительно, остановимся.

Мы подъехали к въездному знаку в город. Я поймал себя на мысли, что проезжая это место десятки раз, я никогда здесь не останавливался. Как ни странно, парковки, как таковой, не было. При этом вымощенная площадка, усыпанная битым зелёным стеклом от бутылок, была огромной. Как невесты в своих платьях умудряются здесь передвигаться, ничего не зацепив, совершенно не понятно. Мы объехали знак и остановились на пригорке.

– Я была тогда совсем маленькой, но помню всё. Папа с утра вёл себя довольно странно: он сказал маме, чтобы все оставались дома и никуда не уходили; взял кофейник с кухни, пачку Беломора и ушёл в кабинет, причём дверь оставил открытой, чего раньше, по словам мамы, никогда не было. Через часа два, мы услышали голос Левитана. Папа собрал нас в кабинете и что-то говорил. Что – я не помню, но то, что мы все стали жить в другой эпохе, поняла даже я. После этого мне разрешили пойти погулять. В прихожей, надевая свои ботинки и беря скакалку, я посмотрела на отрывной календарь. Это было двенадцатое апреля. Понимаете, папа не просто ждал сообщения в кабинете. Как человек посвящённый, он даже знал приблизительно время старта, полёта и приземления. Поэтому все утро папа мысленно летел вместе с Гагариным и, конечно же, волновался. С тех пор аура кабинета считалась счастливой и надёжной. Перестановку папа не разрешает делать до сих пор. Ракетчики все очень суеверны, просто патологически.

– А в марте 1968 папа ехал на служебной Волге, когда сообщили по радио, что Юрия Алексеевича не стало. Попросив шофёра остановиться, он вышел из машины и стал бить по капоту кулаком, при этом, крича: «cуки, какие же вы суки! Юра-то, что вам сделал, гады?» Больше он в эту машину не садился. Водитель дядя Лёша вызвал по рации УАЗик, на котором папа ездил месяца полтора, пока не прислали новую машину. Так, что вот…

Сквозь огромную шестерёнку въездного знака в город, у которого мы остановились с Ниной Васильевной, начало пробиваться солнце.

Мы сели в машину, тщательно осмотрев подошвы обуви, чтобы случайно не занести в салон осколочных последствий бракосочетаний.

– А они действительно вкусные. И ни какой Вы не странный курильщик, Вы просто – архитектор. Творчество это же протест, и у Вас, как у личности творческой, должно быть всё, не такое, как у всех. Уверена, что заставить Вас посмотреть просто случайный фильм – невозможно. Зато, какие-то Вы можете смотреть бесконечно. Позвольте, я не буду говорить, откуда я всё это знаю. Поэтому, если бы Вы курили обычные сигареты, я бы, насторожилась. Хотя, конечно же, лучше всего совсем не курить.

– Это точно. Я кого-то Вам напомнил?

Нина Васильевна ничего не ответила, включив именно сейчас радио, сначала громко, потом сделав потише.

Приехав в город, я попросил остановиться около моей стоянки, чтобы взять машину. Погода, похоже, позволяла съездить сегодня на дачу, тем более, что мои домочадцы, наверняка, уже были на изготовке.

– Спасибо за поездку, я через неделю позвоню, наверняка появятся вопросы, а может быть, уже что-то и посмотрим. Вы можете звонить в любое время. До свидания, Нина Васильевна!

– Это было давно… Но он курил трубку, – тихо сказала она и нажала на газ.

Подарок от Фиделя.

Недели через полторы, я снова находился в квартире Василия Фёдоровича и Анастасии Сергеевны, чтобы детально обмерить и подробно сфотографировать кабинет. Моя просьба подготовить помещение к этой процедуре была выполнена с надлежащей аккуратностью. Стеклянные створки стеллажей и книжных шкафов были закрыты газетами при помощи скотча, фотографии со стен были сняты и убраны, письменный стол просто накрыли покрывалом, ничего не убирая, кроме настольной лампы, которая оказалась временно на подоконнике. Не закрытыми остались только диван, два кресла, журнальный столик, люстра и торшер, стоящий между окном и книжным шкафом. Ничего лишнего не должно было попасть в объектив фотоаппарата.

Как и в прошлый раз меня встретила Анастасия Сергеевна, но что-то подсказывало, что Василий Фёдорович был тоже дома. Мы с хозяйкой уже стояли в кабинете, когда в коридоре послышались чьи-то быстрые, и едва уловимые шаги. Анастасия Сергеевна, похоже, ожидала этот момент.