Выродок

– Да пороть таких надо, чтобы другим не повадно было. – подхватила ее Агнесса Степановна. – С ним все в начальной школе еще понятно было, что ни черта из него не выйдет хорошего.

– Согласна. Ученик отвратительный. Ничего не знает, на уроках не работает. – продолжила Анна Игоревна, хотя было такое ощущение, что она описывала себя, а не Ивана. Потому что описание прекрасно подходило ей.

– Значит так коллеги. Мною принято решение исключить этого ученика, из нашей школы. – чуть–чуть успокоившись проговорила Мария Ивановна.

Иван был в небольшом недоумение. Ему было все равно, что его исключают, так как он давно перестал обращать внимание на эту школу. Но было обидно то, что они даже не захотели разобраться и хоть чуть–чуть поверить ему. Какой смысл ему сидеть голым в общественном помещение? И чтобы что? Трахнуть их там при полной школе? Так они думают?

Приходилось изображать расстроившегося и убитого этой новостью человека.

– Подождите… Это правда не я.

– Какая разница ты или не ты? Я смотрю на твое положение по оценкам. У тебя оно хуже некуда. Нам такие как ты ту не нужны. Летом мы отдыхать хотим, а не с тобой возиться. Так что все.

– Ну подожди, Мария Ивановна. – вписалась в разговор Юлия Борисовна, чего Иван совсем не ожидал. – Я тут слышу это все, и никак у меня не получается в это поверить.

Мария Ивановна была в шоке. Она единственная пошла против нее и была с ней не согласна.

– Не поняла тебя.

– Пусть Вагин ученик неуспевающий и абсолютно безответственный, но чтобы совершить такое. Да и причем в школе, где учеников нескончаемое количество. Если бы даже он хотел сделать, то стал бы это делать тут?

– И что же ты нам предлагаешь?

– До последнего звонка еще есть время. Пусть сдает все свои хвосты, чтобы мы могли спокойно допустить к экзамену. Парень он не глупый, просто лентяй. В 10 он не пойдет. Сдаст экзамены, и пусть катиться на все четыре стороны.

По виду Марии Ивановны было видно, что ее переполняет недовольство. В первые в жизни с ней кто–то не согласен и шел против ее воли. Ей это не нравилось.

– Так, а если эти девочки своим родителям своим все расскажут? Ты представляешь какую они вонь подымут? В жизнь не отмоемся.

– Господи, да у этих родителей своих забот хватает, и срать им на школьные проблемы своих детей.

– Юлия Борисовна!

– А что разве не так, а? – обратилась она ко остальным сидящем, которые были немного шокированы от этой дерзости, в то время, как они все боялись сказать ей хоть что–то. – Ты сама прекрасно знаешь это. У них дел, как говна за баней, и срать им будет на то, кто там голый сидел.

В кабинете нависла абсолютная тишина. Мария Ивановна была вся недовольна этим. Вместо поддержки, идут не по ее решению. От злобы она начала царапать своим недешевым маникюром по столу верх-вниз. Звук был неприятный. Кроме Юлии Борисовны, все рядом с ней были в недоумение, и даже Агнесса Степановна напряглась. Они ведь 2 стороны конфликта и не понимают, куда им идти. Не пойдут за директрисой – с говном сожрут. А встанут на сторону директрисы – совесть болеть будет.

– Ну и что вы думаете, коллеги? – надавливая, спросила у коллег Мария Ивановна, всем видом показывая, что выбор они должны принять правильный, иначе будет пиздец.

В кабинете возникла неловкая пауза. Иван стоял и молча наблюдал за этим спором. Он не мог понять зачем же Юлия Борисовна за него впряглась. Какая ей выгода от никому ненужного девятиклассника? Денег не поиметь, а другого сейчас в нашей жизни ничего не надо.

– Я считаю, что мы можем дать ему шанс. – ответила Полина Ивановна. В ее голосе чувствовалась легкая боязнь, ведь мало того, что ей приходится соглашаться не с директором, ей приходится идти против родной сестры. – Если он сможет, то сдаст экзамены и проблем больше не будет. А если нет – отчислим.

После этого Мария Ивановна стала еще злее.

– Значит так, Вагин, даю тебе 2 недели, и чтобы за это время ты закрыл все свои хвосты. Все до единого. А потом сдаешь экзамены и катишься отсюда на все 4 стороны, чтобы я твоего духа в школе не чувствовала. Пошел вон!

Иван принялся выполнять приказ. Вышел из кабинета буквально за считанные секунды.

Прозвенел звонок и тут же раздался звук топота по всей школе, перемешанный с криками детей начальной школы. По расписанию было еще 4 урока, и надо бы пойти на них, но Иван совсем не хотел это делать. Да и свои долги сдавать он тоже собирался, а просто сделал вид понимающего человека, который все сделает.

Он еще немного стоял возле двери, слушая крик Марии Ивановны. Это было очень ожидаемо. Сейчас интересно, что с ними будет? Распускать она их не станет, так как не на кого будет больше положиться. Штраф, как вариант сделает, чтобы побольше озолотить себя. И больше ничего.

Иван принялся идти к главному входу и уже только вышел в большой коридор, как вдруг из самой дали шел Смирнов со своими дружками, ржав во весь голос. Пересекаться он с ними не хотел, и сразу повернулся к лестнице, ведущая на 2 этаж и тир, рядом с которым был выход на улицу. Но скрытно уйти не получилось. Они тут же заметили Ивана и принялись идти с ускоренным шагом в его сторону. Он повернулся на них снова, и они уже были недалеко. Принялся бежать вниз, к выходу на улицу. Буквально за пару секунд выбежал на улицу, слушая, где они. Сверху была небольшая бетонка, под видом крыши, и вариантов больше не было. Иван стал карабкаться по кирпичной стене и долго бы ему пришлось так залазить, если бы не услышал, как начинает открываться дверь. Это сильно его ускорило, и он тут же запрыгнул на бетонку. Крыша была вся заросшая травой и мхом, под которыми виднелись трещины.

Вот бы прям на них рухнуть.

Дверь открылась и непонятно, кто там был. Приходилось чуть–ли не дышать, чтобы его не услышали.

– Где этот Выродок? – послышался злобный голос Смирнова.

– Свалил походу. Падла! – отдышавшись, проговорил Трофимов.

– За ним бегом! – приказал Смирнов.

Иван немного поднял голову и увидел, как по улице быстро рванули Трофимов вместе с Дулиным, а вот Смирнова уже не было видно. Послышался звук хлопка двери. Ушел. В голове у Ивана этот момент длился целую вечность. Страх опять доминировал над ним.

Только он собрался слазить, как вдруг опять открылась дверь. Кто это? Опять Смирнов?

– Что–то я не понимаю, Юля, на фига ты за этого Вагина вступилась? – послышался голос Агнессы Степановны, следом за которым звук зажигалки и громкий выдох. Теперь понятно зачем они вышли сюда. Иван себя мысленно успокоил, но одновременно опять заставил лежать тихо. После случая в кабинете, он больше никому не хочет попадаться на глаза.

– Ты правда не понимаешь? Мне до Вагина этого вообще дела нету. Даже если он там действительно специально голый сидел.

– Тогда для чего?

– Мегера наша совсем края потеряла. Власть эту себе школьную захапала, и как кощей, над своим златом чахнет. А нас с тобой, как подчиненных. Всю грязь мы делаем, а она ручки довольная потом вытирает. Пора с ней что–то решать.

– Надо же. – удивилась Агнесса Степановна. – И что ты хочешь делать?

– Нам надо капнуть под нее поглубже. На то, чтобы турнуть ее отсюда, поверь там хватит. И всплывет все. И деньги на ремонт школы, и на мероприятия школьные, и зарплата, которая куда–то постоянно пропадает, то задерживается. А сама ходит в цацках золотых, да сынка своего балует. Надо только постараться, но только для этого нам с тобой нужно вместе держаться.

– Ты действительно собираешься это сделать?

– Да.

– Ну тогда будем думать. Остальных будем к нам звать?

– Соскочат. Игоревна зассыт, да и вообще ей никакое дело нельзя доверить. Сразу же к Маринке побежит. А вторую брать тоже бессмысленно. Против сестры не пойдет. Хотя искренне ей зла желает.

– А Вагина то все–таки для чего прикрыла? Он же ничего не станет делать, только геморроя больше нам.

– А он сегодня был хорошим свидетелем этого школьного беспредела. Сынка–мажора своего покрывает и жопу ему лижет. Хотя прекрасно понимает, что это он со своими дружками это сделал. Так что обоих одним выстрелом. А Вагина мы чуть позже все равно попрем отсюда. Услугу нам сделает и все.

– Можно попробовать. Ладно пошли. У меня уроки еще у второклассников.

Через пару секунд дверь сильно хлопнула, что аж ушам стало больно.

Теперь все понятно для чего это было сделано.

Иван еще некоторое время лежал, обдумывая все то, что услышал, и наконец то слез с крыши.

Пора валить отсюда поскорее.

Через школу идти нельзя было, так как там все еще мог быть Смирнов с остальными. Единственный выход был только через проезд, над вторым этажом школы. Но была вероятность, что он встретится с Трофимовым и Дулиным. Поэтому нужно было как можно быстрее убежать оттуда.

Иван мгновенно принялся бежать от входа. Буквально через несколько он уже миновал проезд, и свернул налево ко второму школьному входу, пробегая через засохшие ветки кустов маленьких деревьев, одновременно, слушая визг начальной школы. Он добежал до ворот, и, к большому счастью, Трофимова с Дулиным он не встретил.

Рядом со школой по правую сторону хода, располагались дорога, ведущая к маленькому району с плачевными домами, рядом с которым находилась еще и бойня. То место, где находились коровы, которых потом убивали больше 10 штук в день. Хоть бойня и располагалась подальше от домов, вонь там стояла адская. Иван вышел на эту дорогу и пошел по ней, чуть в ускоренном темпе, опасаясь, что его догонят его ненавистники.

Он шел по этой дороге и рассматривал школу. Со стороны школа казалось довольно таки не плохой, а внутри творился настоящий хаос. Гораздо обиднее, что люди быстрее прогнили, чем школа.

Отошел уже на 100 метров и скрылся за поворот, откуда уже почти не было видно школу, только третий этаж.

Дошел до канавы, которая протекала через весь поселок. Начало ее было от города Абакан, и проходила рядом с трассой ведущая из города в поселок. А в самом поселке она находилась рядом с районом Гидролизный, и конец ее был между рынком и районом Кулацкий. Грязи и прочего мусора в этой речушке было достаточно, но это не мешало маленьким детям купаться в ней летом. Сил дойти до Енисея видимо не было, а купаться в говне само то. По правую сторону от нее лежали уже ржавые рельсы, по которым раньше ездили поезда с товаром, но после 90–х этот путь забросили. Рядом с ней было поле примерно с километр, заросшее полностью травой и соломой. Через это поле, по вытоптанной тропинке, Иван и добирался в школу или на работу.

Сам дом Ивана был стоял одиноко в поле, в той местности, где обитали цыгане. Отец Ивана напрочь с ними перессорился, и теперь они открыто ненавидят их семью. Можно было сказать, что они практически жили не поселке, а в городе Черногорске, потому что дом был почти у самой трассы, ведущая из Абакана в Красноярск, проходившая между поселком и Черногорском.

Но идти домой он не хотел. Видится с отцом – самая страшная пытка для него. Поэтому он приходил только туда, для того чтобы поспать, и очень поздно, потому как отец уже обычно спал.

Нужно было убить время и поэтому он решил пойти на в свое любимое место.

Это была почти разваленная, кирпичная башня. Размеры ее были где–то с пятиэтажку. Стояла она недалеко от домов, в которых жили цыгане. Оттуда можно было увидеть поселок почти во всех красках. Хотя находиться там запрещено, так как оно может в любой момент обвалиться. Почему ее просто не снесут? Иван не знал. Но он очень сильно любил это место, потому что только там он ощущал себя спокойно, и не парился из–за каких–то проблем. Приходил туда минимум раз в неделю, чтобы просто включить музыку, и отключиться от этого мира, где не получалось ни в каком другом месте это сделать.

Иван дошел до башни буквально за 10 минут и поднялся на самый верх. Вид отсюда был конечно, не как в горах, но тоже завораживало. Было видно все. И школу, и Сахарный район, располагающийся следом за Кулацким, и двое других, да и в принципе был виден весь поселок. Но самый красивый вид был на Черногорск.

Внутри город ему не нравился, так как был грязным, пыльным, и ничем не отличался от поселка, кроме огромных огромного количества пятиэтажек, но смотреть на него со стороны. Это было отдельное удовольствие. Причем не сильно казалось такое огромное, но радость доставляло.

Расположился по удобнее. Он давно уже притащил сюда небольшой плед и большой поддон, на котором иногда любил поспать. Это ничем, в принципе, не отличалось от того, на чем он спит дома.

Полез в портфель и достал оттуда свой альбом с рисунками. Начал их перелистывать очень быстро, и одновременно вспоминая, как он все рисовал.

Рисование – Иван любил больше всего на свете. Это было, как самое главное занятие в его жизни. Он любил переносить всю ту тяжесть в жизни на обычный белый листок, с помощью простого карандаша. Потому что только так можно запечатлеть всю истинность и красоту.

Рисовал он очень хорошо, еще с самого детского сада и даже некоторые рисунки отправлялись на конкурс. Ему хотелось стать великим художником, чтобы о нем все и всегда говорили, а о его работах знали. Но желание отлетело надолго. Отец никогда не поддерживал Ивана, да и в принципе презирал его хобби. Его рисунки он использовал, как обычную бумагу в туалете, тем самым, очень сильно задевая и обижая Ивана. И один раз он увидел плачь своего сына, когда ему было 7 лет, на что ответил:

Хочешь ной сколько тебе влезет. Мне срать на это. И я тебя открою маленькую правду. Ты никто в этом мире и никому не нужен. О тебе никогда не будут говорить, и никогда не будут вспоминать тебя. И помрешь ты в полном одиночестве, где всем будет похуй на тебя.

После этих слов, слезы у Ивана будто перестали идти. С того самого момента он так больше не разу и не смог поплакать. Уже 8 лет он не проронил не единой слезинки. Этот момент кардинально изменил его все понимание о мире, так сказать повзрослел совсем рано. И именно тогда он понял, что никогда не полюбит своего отца.

Пролистал до своей последней, незаконченной работы. На белом листке был портрет Сони, чуть–чуть незаконченный. Эту работу Иван делал с очень особым старанием, так как пытался отобразить всю ее красоту. Ее милый взгляд, был буквально живой и смотрела прямо Ивану в глазу, тем самым, завораживая его. Одной только улыбки хватало заставить улыбнуться ей в ответ. Волосы у нее были каштанового цвета и были опущены до плеч. Этот портрет он срисовал с фотографии на ее странице в Telegram. Конечно, у него не было ее номера. Полгода назад у них была общая группа вместе с классом, где он и скачал фотографию Сони. Но потом этот чат из обсуждений, превратился в общее угнетение Ивана, и ему пришлось оттуда выйти, тем самым, показывая свою слабость, но другого выхода у него не было.

Он открыл галерею в телефоне и заново открыл эту фотографию. Лег на поддон и любовался этой фотографией. Он по–прежнему ею восхищался, как первый раз. Но, после всего того, что сегодня произошло в школе, ему не то что стыдно посмотреть ей прямо в глаза, ему стыдно вообще попадаться в ее поле зрения.

Перед Иваном как–будто промелькнуло весь день за считанные секунды. Он никак не мог понять эту цель Смирнова и его компашки.

Ну вот сделали они сегодня это с ним, и на протяжение 9 лет издевались над ним. Но для чего? Просто чтобы посмеяться над тем, кто слабее их? И в этом состоит все их удовольствие? Это все напоминало ситуацию из зоопарка. Когда маленькие дети кидают камни в медведей, несмотря на запреты, просто для того, чтобы повеселиться. И ведь так на протяжение всей жизни мы смеемся над теми, кто слабее нас физически, морально, психологически и нам кажется, что это абсолютно нормально. Но этим действием они же сами и показывают свою слабость. Они могут это делать над теми, кто слабее них. А если они встанут против равных себе, или же с теми, кто окажется сильнее их, что с ними будет? Будут ли они такими же смелыми?

А самое то что пугает – безнаказанность. Сегодня в школе никто даже разбираться не стал. И никто даже на секунду не подумал, что может все совсем не так, как говорит директриса. Они просто не захотели. И так будет происходить всегда. И неизвестно: закончится ли весь этот кошмар вообще или так и будет процветать?

Иван, не замечая этого сам, закрыл глаза и просто уснул, роняя телефон себе на грудь.

***

Иван посмотрел на улице, где уже все стемнело, пытаясь хоть что–то увидеть. Но, кроме яркого света луны и ночных фонарей в Черногорске, не было больше ничего.

Нащупал телефон. Время уже было 23:47. Он даже сам не ожидал, что проспит почти весь день. Быстро положил альбом в портфель и начал мгновенно спускаться по лестнице. За считанные секунды оказался внизу, где все казалось намного темнее, чем сверху. Чуть–ли не бегом направился в сторону дома.

Конечно, отцу было срать на него, но опасения небольшие были, что он сегодня сидит со своими дружками–алкашами у них дома. Когда он еще спит, то все нормально. Тихо пройти в спальню, а утром рано уйти. Но если они встретятся с ним, когда один из них под сильным алкогольным опьянением, то не понятно, что будет дальше.

Почти все свое детство Иван видел эту картину: ор, маты, водка, вонь сигарет, и отец, который для веселья звал его на кухню, а потом отчитывал и кричал на Ивана за маленькую провинность, пока его собутыльники смеялись над всем этим. Иногда доходило и до рукоприкладства. Сильные подзатыльники, вместе с ремнем.

Отец точно так же состоял во всей этой системе. Издевался над слабым, чтобы просто почувствовать себя сильным. Ведь с другими он так не может.

Буквально за 5 минут он добежал до дома и увидел, что в окне горел свет, где была кухня вместе с залом.

Пиздец.

Что будет теперь дальше?

Вообще, если посмотреть на этот дом со стороны, мало бы кто поверил, что в этом доме кто–то живет. Больше смахивало на маленькую, деревянную заброшку. Построен он из простого бруса. Ремонта здесь не было почти никогда. Огорожен дом маленьким заборчиком, в основе которого были деревянные палки, высотой в метр. Территория вся заросла травой, и повсюду лежали пустые, стеклянные бутылки. Рядом с домом был небольшой сарай, где лежали какие–то инструменты и канистра с бензином на 20 литров, и кроме грязи, больше там не было ничего. В сенях на окне большая трещина. В прошлом году цыгане кинули в окно камнем, из–за очередной ссоры с отцом. Да и пару раз обещали спалить весь этот дом, если он не успокоится. Но ему было все равно. Также в сенях располагалась дверь в погреб, где хранилась закуска для отца, ну и немного водки.

Вот такой вот домик. Вот одна из причин, почему Иван толком не бывает здесь. Ну а кто еще захочет жить в таком вот доме?

Иван зашел домой и услышал пьяные разговоры отца и его дружков. Его комната была прямо по коридору, после зала с кухней. Он надеялся быстро пробежать в комнату, чтобы его не заметили, и сидеть уже там тихо. Но только он сделал шаг, как отец тут же услышал его.

– Вернулся. Сюда иди! – указал пьяный, заплетающийся, разгневанный голос отца.

Иван тут же прошел в зал. На столе лежало 3 пустые бутылки водки, одна недопитая, банка огурцов, и пустая банка тушенки, использующаяся, как пепельница. Отец был уже никакой. Напротив, сидели его два дружка–алкаша. Оба седые, не высокого роста, морщинистые. Только посмотришь на них, сразу противно. Бомжи и то выглядят куда лучше. У одного Иван знал только отчество – Сергеевич. А второго запомнил по кличке – Шмыга.

– Че молчишь? Где воспитание твое? Слепой что–ли или не видишь, что у нас гости?

– Здрастье. – выдавил из себя Иван.

Те двое сразу посмотрели на него со взглядом, как будто увидели перед собой клоуна, и ели сдерживали свою улыбку.

– Здорова, Ванятка. – поприветствовал Ивана Сергеевич. Он был еще более бухой, чем отец, еле–еле держался, чтобы не завалится назад.

– Ты где шляешься? Отец тут сидит волнуется, а ты его в хуй не ставишь, да? – агрессивно начал спрашивать Шмыга, и от одного вопроса у Ивана начали бегать по всему телу мурашки.

– Я… У друга был… Не заметил, что уже поздно. – попытался оправдаться Иван.

Отец тут же опрокинул еще одну стопку водки, не дожидаясь своих дружков, и встал из–за стола, чуть–ли не падая.

– Кому ты пиздишь тут, а? Нету у тебя никаких друзей. Ты нахуй некому не упал. Кроме меня. – отец начал подходить все ближе и ближе к Ивану, разминая свои дряхлые кулаки. Его все больше начал охватывать страх, и хотелось убежать из дома, но сзади уже была стена, и больше некуда было двигаться. – Мне сегодня классуха твоя звонила. Начала мозги мне ебать, по поводу того, что ты сегодня устроил.

– Пап… Все не так совсем…

– Заткнись! Будешь еблом щелкать, когда я тебе скажу!

Подошел на расстояние полметра и ударил Ивана кулаком прямо по щеке. Через пару секунд она сразу начала гореть и была вся красная. Удар был не прям сильным, но и слабым его тоже нельзя назвать. Как будто он вложил все свои силы ради одного удара. Иван тут же упал на колени, хватаясь за щеку. Отец встал перед ним в полную длину, со злобным лицом, пока двое алкашей сидели сзади, и пытались сдерживать смех, от всего происходящего.

– Мне нет дела до того, что ты там собрался с этими девками там делать. Хочешь трахать их там, хочешь членом своим не доросшим крути. Мне срать! Но делай это так, чтобы мне потом не звонили и не доебывались до меня, по поводу нашей семьи. Не дай бог, они еще раз позвонят, и я тебя такое устрою! Ты понял меня?!

Иван ничего не ответил, а просто молча кивнул головой.

– Деньги сюда давай быстро!

– Какие?

– Не тупи блядь. Которые ты заработал. Я знаю они у тебя точно есть.

Иван быстро достал из кармана одной, дрожащей рукой тысячу и протянул ее отцу. Он тут же вырвал ее и еще больше возмутился.

– Остальное где?

– Нету больше.

– Пиздеть мне надо! Я знаю сколько ты должен был заработать.

– Я правду говорю. Я последнее тебе отдал. Нету у меня больше не единого рубля.

Отец еще некоторое время попыхтел с гневным видом, но более–менее успокоился.

– Потратил все уже. Эгоист херов. Об отце совсем не думаешь. Пошел вон к себе!

Иван тут же поднялся на ноги, одной рукой до сих пор держа щеку, и мгновенно направился к себе в комнату.

Комната Ивана была совсем в печальном состояние. Диван уже почти разваленный, старый шкаф с несколькими порванными вещами, стол весь стертый, обои, когда–то казавшиеся белыми, теперь уже почти почернили, а в некоторых местах вообще ободраны. Никому бы не хотелось пожелать жить в этой комнате. Как бы не пытался Иван ее поддерживать, все равно возвращался один и то же вид.

Иван достал из шкафа пачку сигарет. Именно тут он прячет сигареты либо деньги, чтобы отец не забрал все.

Подошел к открытому окну и зажег сигарету.

Еще некоторое время он слушал пьяные ор и смех на кухни, от которого его уже буквально тошнило. Каждую неделю такие посиделки, и каждую неделю отец показывают свою силу перед своими дружками.

Иван достал телефон и заново открыл галерею, чтобы еще немного полюбоваться на Соню.

Сегодняшний момент по–настоящему удивил его. Она одна из всех девчонок не пыталась как–то посмеяться над ними, ей не было смешно от всего происходящего, и она единственная помогла ему с одеждой, пока все остальные тыкали в него пальцем, да ржали на всю раздевалку. Это еще больше заставило Ивана ею восхититься. В ней было все то прекрасное, чего не было в Клочковой, в Астафьевой, Колесниковой и остальных девчонках из класса.

Она была искренняя и потрясающая.

Сигарета была почти докурена. Иван затянулся последний рази выкинул окурок в окно, выдыхая густой дым.

Снял с себя кофту и вот так вот лег на кровать, в надежде заснуть, не слушая шум на кухни, который конкретно мешал.

Это просто обычный день из его жизни, которые не меняются на протяжение 15 лет.

Только он собирался заснуть, как вдруг зазвенел телефон. Открыл его и пришло сообщение в Telegram от Трофимова:

«Мы тебя достанем, гребанный Выродок!».

Глава 3

Навык

Субботу Иван ждал всегда с большим нетерпением.

В этот день недели Ивана обучал стрельбе бывший охранник с его школы – шестидесятилетний Илья Владимирович. Бывший в прямом смысле этого слова. Он не ушел на пенсию, как обычно делают все, а его выгнали со школы с позором, от которого он до сих пор не может отмыться.

Всех подробностей Иван не знает, так как Илья Владимирович ничего толком не говорит о своем прошлом. Но вот слухов ходило по школе, да и в поселке очень много. Одно он знает точно, что Илья Владимирович был осужден в 16 лет, за смертельное избиение десятилетнего мальчика, а затем приговорен к 7 годам лишения свободы.

Как он дальше смог учителем работать, Иван этого тоже не знает. Но вот полтора года назад, одна из журналисток Абакана подняла настоящую вонь, которая охватила всю Хакасию. Вдруг все возмутились: