Искусство идеальной смерти

Следующий четкий кадр: его держат за руки двое коллег.

– Паш, ты чего? Очухайся! Все нормально!

Он вырвался, налил полный стакан виски и опрокинул его залпом. Мир поплыл окончательно… Провал.

Позже Павел спустился в подвал, привлеченный светом, и застал Валеру у двери в техническое помещение. Тот будто что-то внимательно изучал.

– Туалет ищешь? – резко спросил Павел.

Валера вздрогнул и обернулся с той самой натянутой улыбкой.

– Нет, прости! Просто архитектура любопытная. Интересно… – он сделал шаг назад. – Кстати, туалет вот там, верно? Спасибо!

И он направился в нужную сторону, демонстрируя, что ориентируется в доме не хуже. Павел непонимающим взглядом проводил его. Темнота.

Павел стоит на улице напротив Валеры, ноги подкачиваются и он опирается о стену… Его трясет не только от ярости, но и от ощущения полной потери контроля.

– Убирайся из моего дома! – просипел он. – Я вижу тебя насквозь.

Валера не перестал улыбаться, но выражение его лица стало холодным и формальным, как у врача, который сообщает неприятный диагноз. Он отступил на шаг, демонстрируя отсутствие агрессии.

– Павел, я понимаю, хозяин, нервничаешь. Много гостей. Я всего лишь выиграл приз. Не превращай вечер в драму. Кстати, о нервах… Мне кажется, что ребята из «Квантума» твой проект «Кайрос» даже на доработку не возьмут. Слишком сыро. Архитектура данных – дыра на дыре. Но тебе-то хорошо, ты ведь играл не своими деньгами, верно?

Слова привели Павла в бешенство. «Кайрос» – кодовое название его провального проекта, который они все-таки реанимировали. «Квантум» – вовсе не «Сетевые решения», а один из лидеров рынка, их прямой конкурент в том самом тендере!

Осознание накрыло с пугающей ясностью: этот человек – не скромный IT-шник. Он из «Квантума». Он пришел сюда не ради Милы, а ради него. Чтобы посмотреть на того неудачника, кто похоронил их общий контракт, и, возможно, разузнать о системе безопасности этого проклятого дома. … Сейчас Павел был готов крушить все.

– Что???

– Я говорю – расслабься. Это же вечеринка.

Но Павел оказался бессилен. Он мог только тихо кричать и сжимать кулаки. Любая сцена, любой публичный скандал мог разрушить и без того хрупкий пиар-образ «идеальной пары». А значит, похоронить их сделку, тот самой спасительный договор, который был единственным щитом между ним и финансовой пропастью. Эта мысль бесила сильнее любой ревности. Он был загнан в угол: защитить свое достоинство или сохранить крышу над головой и не опозориться перед отцом. Он выбрал второе. Как всегда.

Он пытался объяснить Валере свои претензии, но язык заплетался. Он обещал Миле, что не поднимет на него руку, иначе бы она не ушла. Валера делал вид, что ничего не понимает, нарочно изображая из себя недотепу. Кулаки сжались. В глазах потемнело. Напряжение достигло предела. Нет, он не стерпит такого к себе отношения. Тем более на своей территории. Драка казалось неизбежной. Раздался скрип тормозов, глухой удар… Павел лежал на земле, вся правая сторона тела горела адской болью. Валера успел ударить первым? Закрыть глаза и не подниматься – вот единственное желание. Как же унизительно!

Раздался хохот. Его подняли на ноги, отряхнули. Какие-то незнакомые люди. Сквозь шум он с трудом разобрал, что в очередного зорбиста врезался автомобиль, и шар перелетел через забор. Выбив страйк – попал в Павла и Валеру. Все живы. Всем смешно. Каждый спешит рассказать историю со свой точки зрения. Даже трое парней из автомобиля присоединились к всеобщему веселью. Павел не знал, смеяться ему или продолжать злиться. Напряжение спало, и он чувствовал приятную пустоту внутри. Мозг отключился, избавив его от трудного выбора.

Мила одна в ванной. Яркий макияж размазан слезами. Она смотрит в зеркало не на себя-блогера, а на свое отражение. На ее лице пустота и страх. Затем она глубоко вздохнула, взяла телефон и сделала селфи с надписью: «Иногда за сияющей улыбкой скрывается грусть… Кто понимает?»

2 июня

Вечером Павел поймал жену на кухне, когда она разливала только что доставленные смузи в красивые бокалы – для сторис.

– Зай, можно поговорить?

– Минутку, солнышко, только свет поймаю… – она покрутилась перед камерой, затем отложила телефона. – Что-то случилось?

– Мне кажется этот дом… странный. – Он тут же попытался смягчить фразу. – Не то чтобы странный. Но иногда… шумит что-то. Или щелкает. По ночам.

Мила смотрела на него с легким недоумением.

– Шумит? Или это у тебя в голове от перегруза из-за твоего проекта? – она ласково потрепала его по щеке. – Я ничего не слышала. Ты же сам говорил – куча систем, климат-контроль, вентиляция… Наверное они.

– Нет, не похоже. – Павел помялся. – Словно замки срабатывают сами по себе.

– Паш, тебе просто нужен отдых. Или сходи к врачу, проверь давление. Нельзя так зацикливаться на работе. Посмотри вокруг – какая благодать! – она обвела рукой идеальную кухню. – Никаких щелчков нет. Это твоя фантазия.

Он понимал ее логику, но от этого становилось только хуже. Его страх, его паранойя разбирались о стену здравого смысла. Он кивнул и вышел, чувствуя себя глупо и одиноко. Вечером налил виски. Второй бокал. Не для расслабления, а чтобы заглушить навязчивый гул, который теперь не умолкал даже днем.

3 июня

– Алло! Ты дома? – жена ответила на звонок далеко не с первого гудка.

– Нет, – голос в трубке прозвучал сдавленно, было похоже, что звонок застал ее врасплох. – Мне сейчас неудобно, я перезвоню позже.

– Ты где? Что так пыхтишь? – Павел вскипел, забыв о цели своего звонка. – Ты с кем? Опять этот Валера?

– Что? Нет! – ее голос сорвался на повышенных тонах. – Я же сказала, я в зале сегодня. На беговой дорожке. Зай, тише. Перезвоню. Пока.

Связь оборвалась, оставив его в вакууме неопределенности. Он долго смотрел на потухший экран. «Врет, – прошипело внутри. – Она всегда так дышит, когда с ним разговаривает».

5 июня

В полной тишине дома он впервые услышал это совершенно отчетливо. Не гул и не щелчок. Тихий, шипящий шепот, вплетенный в гудение вентиляции. Не случайный шум – ритмичный, навязчивый, похожий на зацикленный фрагмент речи. Невозможно было разобрать слов, но он царапал сознание, скребся по нервам изнутри.

Павел вскочил с кресла, зажав уши ладонями. «Хватит!» – кричало что-то внутри. Шепот стих. Но застучало его собственное сердце, отчаянно и громко, как птица, бьющаяся о металл клетки.

«Со мной все в порядке. Со мной все в порядке.!» – твердил он. Но единственным спасением от накатывающей паники, от сжимающихся стен, виделся лишь матовый бок хрустального бокала на полке бара.

Он налил виски. Рука дрожала, и несколько капель упало на полированную столешницу. Они растеклись темным, клейким пятном. Следы. Ты всегда оставляешь следы. Первый глоток обжег горло, но не принес облегчения – лишь подлил масла в огонь тревоги. Алкогольный туман, обычно такой надежный, сегодня был слаб и не мог пробиться сквозь ледяной ужас.

Взгляд упал на рюкзак. Решение созрело мгновенно, пульсируя в висках единственной ясной мыслью: «Нужен щит. Прямо сейчас».

Машина пахла чужим табаком и остывшим пластиком. Приятель, мрачный и молчаливый, передал маленький белый пакет. Взамен – пачка купюр, отпечатавшаяся на ладони ощущением грязи и окончательности. Никаких слов. Только кивок. Спасибо и прощай.

При тусклом свете уличного фонаря Павел развернул пакет. Внутри лежало три блистера. Алпразолам. Тот самый. Демоны старой войны, аккуратно упакованные в пластик и фольгу.

Он вернулся в дом – свой идеальный, технологичный кошмар. Босиком прошел по холодному кафелю на кухню. Не стал искать воду. Прижал горькую таблетку к языку и дал ей растаять. Этот химический вкус был вкусом капитуляции. Вкусом поражения. Не отцу, не жене – самому себе. Собственному мозгу, который отвергал логику и цеплялся за призрачные звуки.

Павел прислонился к холодильнику, который беззвучно жил своей безупречной жизнью, и ждал. Ждал чуда.

И оно пришло. Сначала исчезла дрожь в пальцах. Потом тяжелый камень тревоги в груди начал таять, превращаться в легкую вату. Мурашки на коже улеглись. Но главное – пропал голос. Тот вечный, осуждающий внутренний монолог, голос отца, который звучал в голове бесконечным фоном. Стало неестественно тихо.

Он глубоко вздохнул – первый спокойный вдох за несколько недель. Вдох без дрожи в диафрагме. Это было блаженство. Это было предательство самого себя, купленное за деньги в подворотне. Он чувствовал себя чистым, пустым и ужасно одиноким в этой химической нирване. Блаженным пустотелым сосудом.

Но вечером, когда еще таблетка не отпустила, он лежал в кровати и услышал это снова. Не голос. Тот самый металлический щелчок в стене. Тихий, четкий, неумолимый. Химия заглушила отца, но не смогла заглушить Дом. Транквилизатор притупил страх, но не устранил его источник.

– Паш, а это что? – Мила с любопытством вертела в руках белый блистер.

У Павла перехватило дыхание. Холод страха пробежал по спине. Аптечка в рюкзаке. Идиот. Совсем забыл. Мозг лихорадочно искал оправдание.

– Это… алпразолам, – выпалил он, понимая, что ложь про «таблетки от головы» не пройдет. – Врач когда-то выписывал. От панических атак. Нашел, решил выбросить. Он взял упаковку из ее рук, стараясь скрыть дрожь в пальцах. Стыд жег сильнее страха. Стыд за слабость, которую так яростно скрывал. Он ждал потока вопросов, жалости или – хуже всего – испуга в ее глазах.

– Понятно, – Мила отвела взгляд, и ее внезапная сдержанность ранила больнее истерики.

Она все поняла. Поняла, что он снова лжет. И что он сломлен. Он чувствовал себя не хозяином в доме, а пойманным на вранье мальчишкой. Сунул блистер в карман. И снова остался один на один со страхом. Он оказался в западне самого дорогого и технологичного кошмара на свете. Единственным ключом был рецептурный препарат в кармане, но этот ключ уже не открывал замок, а запирал его все крепче.

18 июня

Павел вышел на улицу и с наслаждением потянулся. В руках он держал стакан свежевыжатого морковного сока. Работа в итоге не только обещала принести неплохой финансовый результат, но и, чего греха таить, будоражила воображение. Проект был очень интересным, он стал для команды настоящим вызовом: «А вам слабо?». И они с ребятами этот вызов приняли. Шесть месяцев напряжённой работы, подходили к концу. Эта работа забрала у него все деньги и состояла из сплошной череды провалов, тупиков и обманчивых проблесков успеха. Теперь же смело можно было назвать это финишной прямой. Срок сдачи, а значит, и получение окончательной оплаты, назначили на первое июля. Оставалось сделать совсем немного. Вероятно, он закончит свою часть в ближайшие дни. Тогда он сможет уйти в отпуск на неделю, а встретиться с командой прямо накануне сдачи. Несомненно, они устроят маленькую корпоративную вечеринку в каком-нибудь закрытом яхт-клубе. А потом его ждет минимум месяц безмятежного отдыха на краю света, у моря-океана. Там из людей – только вышколенный обслуживающий персонал, и там можно отключить телефон…

Он выиграл войну с бессонницей. Ее подарили Павлу новый дом и дамоклов меч дедлайна. Почти выиграл. Этой ночью его снова разбудил звук. Не гул – короткий, металлический щелчок. Он донесся, как ему показалось, из стены за изголовьем. Точно такой же, какой издает замок входной двери, но приглушенный. Он резко сел и затаил дыхание. Ничего. Только тиканье часов на прикроватной тумбочке и мерный ритм дыхания Милы. Павел даже подошел к стене, приложил к ней ладонь – холодная, гладкая, безжизненная.

«Стресс, – убеждал себя он, возвращаясь в постель. – Просто стресс. Надо выключить мозг».

И пролежал до утра, вглядываясь в идеально ровный потолок.

Павел мечтательно закрыл глаза, подставил лицо теплым лучам солнца и подтягивал сок. Но совсем отгородится от мира не выйдет – Мила никак не может победить свою интернет-зависимость. Хотя, если ей предложить сафари или путешествие по непроходимым джунглям…

Полет его фантазии остановил шорох открывающихся ворот. Он застыл. Горячий бетон жег босые ступни. Внезапно выступил пот, и, поднесенный ко рту стакан, вдруг стал липким. В немом изумлении Павел смотрел, как его жена выходит из незнакомой машины и машет водителю рукой. Тот резко дает по газам. Явно испугался, что его заметят. Солнце, еще недавно ласковое и лучезарное, теперь больно резало глаза. Оно насмехалось над его минутной слабостью – над тем, что он позволил себе расслабиться, поверить, что все идет хорошо.

– Привет! – Мила легко чмокнула его в щеку и легким движением уклонилась от его попытки схватить за ее руку. – Ты чего тут? Меня встречаешь?

От нее пахло чужим автомобильным кондиционером и едва уловимыми нотками мужского парфюма – не того, что она дарила ему на прошлый Новый год.

– Это кто был? – голос Павла сорвался на крик, будто кто-то сжал ему горло.

– Это? – Мила никак не отреагировала на повышенный тон супруга и ответила спокойно. – Александр. Мы с ним сейчас вместе работаем и он еще меня тренирует. Я тебе рассказывала про него…

– Это Валера? Это он, да?! – выпалил Павел. Его мозг сразу выхватил самый пугающий образ.

Мила нахмурилась. На ее лице было искреннее недоумение.

– Какой Валера? Нет, Паш, это Саша. Александр. Ты о чем?

– Поэтому у тебя отключен телефон! – Павел совсем не слушал жену.

– У меня? – она полезла в сумку и достала свой телефон, ткнув на сенсор пальцем. – Нет, у меня все включено.

– Я тебе пять раз звонил!

– Наверное со связью что-то не так, – она пожала плечами. – Зай, хватит кричать. У меня тут новость одна…

– Если я что-то узнаю, я тебя убью! – он все-таки схватил ее за запястье. Кожа под его пальцами была прохладной и не дрожала – она не боялась.

– Тише, Мавр, – Мила высвободила руку и потянулась поправить его воротник, которого не было. Ее пальцы на мгновение коснулись его груди, и это прикосновение обожгло сильнее солнца. – Я же твоя. И при чем тут этот дурачок Валера? Ты с ним покончил на той вечеринке, а я с ним даже не переписываюсь.

– Почему ты ездишь с ним на машине? – он не унимался. – Где вы были? Почему он сбежал, как вор?!

– Потому что ты стоишь тут, как маньяк, полуголый и с дикими глазами, – она наконец посмотрела ему в глаза, и в ее взгляде мелькнуло что-то чужое – усталое, почти равнодушное. – Паш, я попала в аварию. Саша меня подвез. Я как раз хотела тебе рассказать. Машину вот уже привезли… Я вызвала эвакуатор.

За воротами послышался шум подъезжающего грузовика. Павел взглянул на ворота, потом снова на Милу. Он чувствовал, как тревога сжимает ему сердце. Он разрывался между подозрением и отчаянным желанием верить жене. В этот момент он заметил, как на ее лице промелькнула тень беспокойства – она тоже, кажется, поняла неловкость ситуации. Но это длилось мгновение. Вот она уже идет навстречу водителю, чтобы принять машину, оставив Павла наедине со своими мыслями. Он сжал стакан так сильно, что побелели костяшки пальцев. Где-то внутри тихо щелкнул замок. Не в воротах – в нем самом

Дом окутали сумерки. Мила уже давно спала, но Павел ворочался, не в силах сомкнуть глаз. Подозрение и злость съедали его изнутри.

«Что, если я прав? Не может быть столько совпадений! Наверняка это был Валера. Значит он приезжал сюда и не раз. Есть только один способ это проверить».

Он не стал одеваться и сразу устремился в кабинет.

«Если машина приезжала сюда раньше, я обязательно это увижу».

«Алкаш и параноик». Именно так он себя чувствовал, пока листал архив записей с наружных камер. Он искал хоть что-то, что подтвердило бы его правоту, его ревность, что оправдало бы этот комок ярости, который сжимал ему горло. Но не находил ничего.

И вдруг он увидел. Не Александра. Себя.

Запись была с камеры у заднего входа в дом. Ее сделали позавчера вечером. В то время, когда он, по своим четким воспоминаниям, возвращался из города.

На экране… двигался он. Та же домашняя одежда, тот же рост, тот же силуэт. Но что-то было не так. Человек прошел от двери к гаражу и скрылся за углом. Кадр получился немного замыленным, как будто сквозь легкую дымку или помехи.

Павел замер, пальцы оцепенели на клавиатуре. Он перемотал запись ещё раз. Включил замедленное воспроизведение. Сердце колотилось где-то в горле, отдавалось глухим стуком в ушах. Это не я. Мысль была холодной и кристально чёткой, похожей на удар стеклом по нервам. Походка у этого двойника была чуть шире, плечи развёрнуты иначе, с непривычной уверенностью. Павел сутулился, вжимался в себя, будто стараясь стать меньше. А это… это кто-то, кто пытался быть им, но не знал его привычек, его вечного внутреннего напряжения. Он увеличил изображение, вглядывался в размытые пиксели лица до рези в глазах, и кровь застыла у него в жилах. Он не увидел того, что должен был увидеть. То, что отняло у него дар речи и заставило похолодеть кончики пальцев. Бетон двора был освещен закатным солнцем с четко лежащими тенями от забора и деревьев. Но под ногами у этой фигуры не было ничего. Только идеально гладкая, пустая поверхность. Никакой тени. Рациональная часть мозга, которую залили виски и алпразолам, пыталась цепляться за спасительные версии: глюк кодека, артефакт сжатия, блик с другой камеры. Но более древний, животный инстинкт вопил о другом, вымораживал душу ледяным ужасом: «ЭТО НЕ Я!».

Он резко оттолкнулся от стола, и кресло с глухим стуком отъехало назад. В кабинете вдруг стало еще тише, чем обычно. Будто сам Дом затаил дыхание и наблюдал за его реакцией. Он обвёл взглядом комнату – эти идеальные стены, этот бесшумный компьютер, эту совершенную систему, которая всё видела. Или… которая показывала ему только то, что хотела. «Я схожу с ума?» – этот вопрос был страшнее всего. Но следом пришла другая мысль, ещё чудовищнее: «А может, это кто-то другой уже здесь? И Дом помогает ему?» Павел откинулся на спинку кресла. Он не мог понять, где кончается реальность и начинается больная фантазия или чей-то чудовищный эксперимент.

Зловещее безмолвие давило на барабанные перепонки. Павел отшатнулся от монитора, задев стакан. Дрожащей рукой он поднес ко рту виски, но спирт не мог заглушить этот ужас.

– Галлюцинации… – прошептал он, и в этом слове был приговор. – Уже даже на записях. Значит, это точно я. Я схожу с ума.

Рациональные доводы рассыпались в прах. Он не посмеет сказать об этом Миле. Оставалась одна, единственно возможная правда: его разум предает его. Он сунул руку в карман, и пальцы нащупали холодный, успокаивающий пластик блистера. Это был не побег. Это было лечение. Единственное, что могло остановить этот кошмар внутри его черепа. Он не глядя выдавил на ладонь две таблетки и судорожно проглотил их. Запил остатками виски.

Сейчас он ждал не чуда. Он жаждал химического капкана, чтобы тот захлопнулся в его мозгу и наконец задавил эту паразитическую реальность. Глоток виски смыл горький привкус таблеток. Он откинулся на спинку кресла и стал ждать, когда яд спокойствия разольется по венам. Тишина в кабинете снова зазвенела, но на этот раз она ждала вместе с ним. Стены его совершенного, умного дома медленно смыкались вокруг. Он уже не понимал, что сжималось быстрее – стены его сознания или эти безупречные, технологичные перегородки.

Он был не зрителем. Он стал главным действующим лицом собственного безумия. Вот только в чьей пьесе – своей или чьей-то еще, куда более чудовищной – он играл, понять уже не мог. Оставалось лишь ждать следующего акта.