От печали до радости

© Валентина Никитина, 2018

ISBN 978-5-4490-5432-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Содержание повести основано на реальных событиях из жизни людей, в судьбы которых вмешались революция, советская власть и война. Однако, они с честью и достоинством прошли через все испытания и несчастья, не поддавшись искушению лжи, предательства и подлости. Время действия охватывает период с 1917 по 1960 годы прошлого столетия. Исторические факты изложены на основании архивных документов и воспоминаний Вострилова А. В., Фуфаева П. И., Пуховой А. И. Имена и место действия изменены в соответствии с художественным замыслом автора.

Глава 1

В Муромских лесах, недалеко от Саровской пустыни, где земля особенно благодатна, затерялось старинное село Видово.

История села началась в 17 веке, когда граф Шереметев получивший в подарок от императрицы здешние леса, послал туда 12 караульщиков леса, которые жили в землянках, пока не возвели там рубленные дома из первоклассного леса и не перевезли туда свои семьи.

По существующей в селе легенде известно, что граф П. Б. Шереметев проиграл в карты половину поселенных им в селе крепостных крестьян другому феодалу, генерал-фельдмаршалу, тоже графу И. В. Гудовичу. С тех пор, вплоть до Советской власти существовали в селе две независимые друг от друга крестьянские общины, которые постоянно сходились друг с другом для беспощадных драк.

Из поколения в поколение передавалась дедами и бабками другая легенда, связанная с крестьянским восстанием Емельяна Пугачева. Рядом с селом, в дремучем лесу, возле озера располагался один из пугачевских отрядов, которым командовал Суюль. Еще ближе к селу жил с разбойниками его помощник Савой. Оба они были высоки, широкоплечи, носили за поясами широкие ножи, в руках пики, а на голове бараньи шапки. Жили они в шатрах, перед которыми день и ночь горели костры.

Жители села в то время, не могли надолго отлучаться от дома. Пугачевцы, во время отсутствия мужиков из села уводили из дворов лошадей, резали коров, брали соты из ульев. Нередко обижали женщин и детей, и не дай бог кому осмелиться сопротивляться грабежу, мучали и убивали беспощадно.

После нападения разбойников на обоз с золотом, идущий в Москву по лесной дороге, возле села выставили пикеты вооруженных казаков. Окруженные и загнанные в тупик разбойники утопили в озере основную добычу золотого обоза, разобрав то, что можно унести с собой. А вскоре отряд регулярных царских войск догнал и разбил всю шайку разбойников.. Разговорам и легендам об утонувшем в озере кладе не было конца. Да и сейчас есть охотники отыскать то золото из обоза, которое разбойники опустили на дно озера. Но даже водолазы не могли достать его дна.

Октябрьский переворот 1917 года беспощадно разделил всех живущих в селе на «красных» и «контру». Только произошло это позднее, уже в 1918 году. А главным эпицентром стал женский монастырь, существовавший в селе аж с 1858 года и насчитывающий в своих кельях к этому времени около полутора сотен «настоящих» монахинь и молодых послушниц.

Надо сказать, что легенды легендами, но история Монастыря описана еще в 1903 году в газетах «Нижегородских епархиальных ведомостей». А именно: « По лесной дороге, ведущей из Мурома в Саров в один из летних жарких дней шли два инока. Оба были молоды, но уже достигли совершенства в в духовной жизни. Это были Саровский инок Серафим и Муромский – Антоний. Дошли они до местечка Княжева Сечь и сели на пни отдохнуть. Отец Серафим сказал отцу Антонию:

– На этом месте, отче, будет женский монастырь, и его оснует девица. Здесь будет храм во имя Матери Божией «Утоли мои печали»

Сказав это, отец Серафим встал и топориком, который он носил при себе, срубил два дубка, заострил один из них, и обращаясь к путнику, сказал :

– А ты, отче, этот крест утверди., а на этом месте будет соборный храм.»

Так и сбылось на самом деле. Но доживший до сегодняшних дней, восстановленный Монастырь и его стены видели немало бед и несчастий. Помнят они и плач колокола, который раздался на многие версты вокруг, когда сбрасывали его с колокольни, и как долго не поддававшиеся взрывам кирпичные стены церкви оставаясь стоять рваными колосьями на земле, и кровавую расправу над односельчанами, вмиг ставшими врагами друг другу.

Жители села жили по разному. После Земельной реформы крестьяне получив надел земли, сеяли рожь, овес, просо, гречиху. На огородах выращивали картофель, свеклу, морковь и лук. Не каждый имел лошадь или корову, но козы были в почти в каждом доме, а значит молоко, картошка, капуста и лук всегда были на столе. Лук, надо сказать, там отменный, синий и сладкий, который сейчас продают на рынках в Москве. Детей в домах было помногу. Родители, имеющие двоих – троих ребятишек считались малосемейными.

Так не худо – не бедно жила семья Ворониных. У отца с матерью было три сына, двое – Василий и Алексей, воевали на фронте в рядах царской армии, а третий Семен 12 – летний малец учился в сельской школе.

Как и везде в России, уже в первые месяцы революционных событий в Петрограде, в селе был создан сельский комитет, председателем которого избрали самого зажиточного лесозаготовителя Андрея Ивановича Корнева, а секретарем – тоже не бедного – Кузьму Ивановича Сормова. Какую они вели политику, уразумели не сразу. А началось все с общего собрания, которое назначили в школе, для проведения политинформации.

Алексей Воронин, пришедший с фронта на побывку, одним из первых явился на собрание. Хотелось увидеть односельчан, узнать новости, да и о себе рассказать.

Зашел он в сельскую школу и глазам не поверил. На стенах висят портреты Николая П и царской семьи, а под портретами стоит стол, за которым сидят члены сельского комитета:

Алексей с удивлением спросил :

– Разве Вы не слышали, что уже три месяца, как царя скинули? Мы на фронте с офицеров погоны сорвали. А у Вас императорский иконостас? Как это понимать?

Корнев, Сормов, и другие члены Комитета будто и не слышали этих слов, только переглядывались между собой :

Алексей в ярости сорвал портреты, скомкал их и выкинул за дверь. Никто не шелохнулся.

Пришли односельчане, и тут Корнев обрушился на Алексея, открывая собрание, сказал :

– Простите Христа Ради, сидим здесь с голыми стенами, как в бане, пришел тут анархист Алешка и по срывал портреты, Ни стыда ни совести не стало.-

– Да царя то больше нет, Вы против советской власти, что ли? – упорствовал Алексей,

– Да ты сам недавно носил царский мундир – под дружное молчание сельчан продолжал Корнев.

На том и закончили, не смогли еще определиться жители села в какую сторону метнуться.

Тогда же на исходе зимы вернулись с фронта в соседнее село сыновья многодетного бедняка – братья Спирины Иван и Митрофан. Смелые, задорные и боевые, они очень скоро разозли своими поступками местное начальство. Так, что Корнев и его соратники только и ждали случая расправиться с неугодными «смутьянами», да так, чтоб другим неповадно было.

И случай подвернулся. Решили братья поучить уму – разуму монашек, для чего заглянули в монастырь и начали свою пропаганду. Мол, пора выбросить этот дурман из головы, расходится по домам и заняться настоящим делом, какое прикажет революция. Перепуганные монашки кинулись в келью Матушки Игуменьи. А братья, тем временем, зашли в трапезную, где стоял накрытый стол со скудным ужином. В мисках плавала жижа, сваренная из гнилой картошки с репой, да лежал рядом ломоть темного хлеба, выпеченного пополам с лебедой. В углу стоял самовар с напитком, заваренном на целебных травах, любовно собранными и высушенными летом, используемыми вместо чая, который и у зажиточных мужиков не всегда был. А рядом стоял мед, да банка варенья из клюквы со свеклой вместо сахара. Братья собрали хлеб, а банку варенья сунули Семену, и разошлись по домам. Игуменья, вышедшая на шум, устроенный братьями, увидела только их спины. Она запрягла кобылу в телегу и поехала искать защиту у Корнева, о чем и рассказала ему во всех подробностях. Надо сказать, что тогда на исходе 4-х летней войны, многие действительно жили впроголодь, пекли ржаной хлеб пополам с лебедой, доедали мерзлую картошку, варили пустую похлебку с луком, а у некоторых и того не было.

Корнев тут же оповестил односельчан о случившемся.

– Богоотступники, срамники, позор, наказать, судить, – только и слышалось со всех сторон.

Уже через полчаса к дому Спириных шла толпа разъяренных родственников и прихлебателей Корнева. Ивана подняли с постели, а Митрофана взяли из бани, где он спрятался.

Избитых, всех в крови братьев, привезли к сельской школе. Возле школы, недалеко от монастырских стен, в окружении вооруженных винтовками, ружьями и топорами людей, стояла лошадь, запряженная телегой, а в ней привалившись друг к другу, сидели окровавленные, в смутном сознании, насмерть напуганные, братья Спирины. Толпа гудела, Корнев подошел к телеге и прикладом ударив по головам братьев, выведя их из полубессознательного состояния, спросил:

– А Кто третий с Вами был?

Да Семка Воронин – еле выдавили братья.

Корнев ударом штыка винтовки проткнул Ивану обе щеки.

– Подите, сыщите Семку Воронина – приказал он. Всех сразу и прикончим, чтоб другим не повадно было.

– Да он же малец, – попытался осадить кто-то, но на него сразу зашумели.

Прибежавший Василий Воронин, успевший предупредить Семена, чтобы тот убежал из села, стал кричать —

Как это прикончим, Вы не имеете права убивать взрослых и детей без суда и следствия,

– А и ты с ними заодно, давай вместо брата тебя порешим! Вся порода Ваша антихристы, – не унимался Корнев, помня случай происшедший в школе.

Толпа зашумела и окружила их, одни ругали власть, другие обвиняли своих же земляков, но каждый, доведенный до отчаяния уже не выбирал, кто виноват, а кто нет, но готов был наброситься на Василия, получив команду от хозяина.

Подоспевший к брату, Алексей навел винтовку на Корнева.

– Только попробуй – застрелю. Я с немцем дрался, а ты мне не Указ и не для того я здесь, чтоб от руки твоей поганой погибнуть.

Василий встал за спиной Алексея и братья еле вырвались из толпы.

Весь день шел самосуд над братьями Спиридоновыми. Чем их только не били и как не издевались. Только к вечеру толпа, устав от изуверства, стала расходиться. А Корнев со своими помощниками, скинули на землю из телеги полуживых братьев и стали в упор перекрестным огнем их добивать.

Глава 2

А Семка бежал и бежал, подальше от села. Мать впопыхах сунула ему пару картофелин да луковицу, которые болтались за пазухой. Вместо того, чтобы бежать к реке, перебраться на тот берег к тетке, которая должна его спрятать, Семен повернул к озеру. Он хотел передохнуть. Прошлым летом они рыбачили там с братьями, вот он и приметил большущий дуб, который стоял на берегу обрыва прямо над озером. Но самое главное, там было большое дупло, которое видно было только со стороны озера. Оно еще тогда заинтересовало Семена, но как в него забраться он не знал. Вечера в апреле были еще прохладными, а ночью бывали порой заморозки.. Но от пережитого страха и быстрого бега, Семке было жарко. Так он и не заметил, как добрался до озера.

– Ну где же этот дуб?, – с маниакальным желанием, он хотел найти тот дуб, залезть в дупло и спрятаться там ото всех. Ему казалось, что завтра, он проснется и весь этот ужас уйдет, он хотел просто переждать здесь, недалеко от села. А завтра, завтра все будет уже по-другому.

В голове все перемешалось и мысли, зачем увязался за Спириными, зачем смотрел, как обижали монашек, а клюквенное варенье взятое из сторожки, надоело дома. Прошлой осенью клюквы было так много, что они ведрами носили ее из леса и заготовили на зиму сполна.

Ему хотелось вернуться домой, к братьям, залезть на печку и слушать их рассказы про войну, про то, как они бились с немцами, как приехали в отпуск в Москву, как ели там калачи. Ему представлялось все это так ярко, как будто он сам там побывал.

– Ну вот же тот дуб – обрадовался он.

Красавец, столетний дуб, стоял над самым обрывом, Семка подошел к краю обрыва и увидел, как его большие длинные корни обнажила красная глина, осыпаясь к подножию озера. Ему даже пришла мысль, что хватаясь за эти корни можно спуститься к озеру. Но сейчас, ему нужно было укрыться в дупле и устроиться там на ночлег.

Уже темнело и вряд ли он, по совету матери, успеет до ночи добраться до реки, а там и до тетки.. Он насобирал сухой прошлогодней полыни, связал ее в охапку и влез на дерево. Теперь надо было спуститься со стороны оврага по веткам в дупло, что было довольно трудно. Сначала он закинул в дупло траву. Потом ему пришлось слезть, чтобы найти большой шест от старого дерева и нашедши его, он забрался опять на дерево.

Могучие ветви огромного дуба раскинулись так широко, что на них можно было улечься спать. Закинув березовый шест в дупло, он с силой стал утрамбовывать полынь, проверяя тем Самым, насколько там глубоко, но шест, ушедший наполовину вниз, наткнулся на твердую основу и дальше не опускался. Теперь надо было подумать, как выбираться из дупла. Он вспомнил о лодке, в которой они рыбачили осенью, а там должна быть веревка, которую можно привязать к веткам и опустить в дупло.

Ему пришлось снова слезть с дерева и побежать на берег. Он вытащил из укрытия лодку, нашел там веревку, затащил лодку обратно и побежал к дубу. Быстро темнело. Привязав веревку к толстым сучьям дуба, опустив один ее конец в дупло, он ловко спустился по ней в дупло и провалился вниз. Там было довольно просторно, сухо и пахло старым деревом. Он накрылся старым башлыком и быстро заснул.

Алексей с Василием вернулись домой. Мать встретила их громким плачем

– Да по што это? Чай, живыми с войны пришли, а здесь смерть свою хотите встретить? Куды же это Бог то смотрит, как же допустил такое убивство? А как же с Семкой —то. Успел ли добежать до Нюрки, аль нет?

Надо отметить нижегородский говор, теперешнее поколение почти не окает, в отличие от старшего, не употребляют в разговоре тех слов, которыми богата речь старожилов. Отец Никифор, служивший старостой в сельской церкви, только рукой махнул-

– Щас, Бог не заступник, вона и на церкви опала пошла. Скоро бают, все церкви закроют, кабы и нас, грешных, не прихватило, да в разные стороны не раскидало.

Мать заголосила сильнее :

– Это кто ж дасть церкви тронуть.

– Да щас, в каждой деревне свои порядки, дай волю с ноготок, а возьмуть по весь локоток, – Крестясь, ответил отец.

Василий посмотрел на Алексея и сказал :

– Ну вот что, надо думать, как дальше жить, здесь добра не будет, давай Леха, во Владимир подадимся, а там и в Москву можно, надо и Семку определять, нечего тут ему делать, нечего тут и ждать, а там вроде коммуны хотят организовать для ребят, учить их будут, а как власть повернет неизвестно, вона еще с белыми воюють. А ты Тятя, в церковь пока не ходь, от старосты откажись, На церкви накинутся, там и за тобой придут, так что затаись.

– Ой горе, горюшко нам – А как это Бога забыть, это грех какой – голосила мать,

– Да и дома как?. Алешку ведь Наталья 3 года ждала с войны, ни с кем не гуляла, сколько охотников к ней набивались, а они с детства женихались, вона как обрадовалась на празднике, когда его увидала.

– Какая Натаха, мать?, То детство закончилось давно, и кто ее отдаст за нас, они как были «графские», так и остались. И тятя у нее стал первый прихвостень у Корня, вона как себя проявил.

Алексей тяжело молчал.

– Чего молчишь, братка? Аль не согласен,?

– Мы родились здесь, Васятка, здесь на погосте и упокоится должны, благо земля наша не чужая нам, чего по свету шастать, думаш там лучше найдешь? Никуды я не пойду отсель. А графские и гудовские примириться должны, хватить ужо воевать. Господь даст – будет и у нас праздник.

– Где ж твой праздник, когда за Корнеем все «графские « стали, потому и расправились со Спириным, а назавтра может и до нас дойдут, видел, как они на тебя свои зенки выпятили. что изменилось то?, кто верховодил раньше, тот и сейчас наверху сидит, на кого батрачили и на тех же батрачить будут. Не унимался Василий. И обращаясь к отцу спросил :

– Тять, ты в лес завтра не поедешь, лошадь нужна тее?

А ты куды собрался Вась?

– Да в район поеду в Совдеп,. Там бают Михайло заправляет. Братка, ты со мной?

– Это какой же Михайло? – спросил отец.

– Да Мишка, Якова Царева, сын. Он же в прошлом годе Настасью в жены взял, сеструху Спириных. Авось за нас и заступится после такого. На том и порешили.

Надо сказать, что ночью над округой прошел такой ураган, какой и не видывали никогда старожилы. То ли рассердилось небо от такого зверства, устроенного людьми, то ли Бог прогневался, но валил с ног ветер Вековые деревья, срывал крыши с дворов. Страшный переполох и в селе, и в монастыре вызвала эта буря с ливнем и надолго запомнилась. Глядя на истерзанную этой стихией плотину пруда и поваленную монастырскую стену, взрослые испуганно крестились и с ужасом ожидали новых проявлений гнева Господнего на людей за великие их грехи. Некоторые упрямо думали и спрашивали-

– А может и впрямь был тот внезапно налетевший, невиданный ураган последним предвестником других неисчислимых потрясений, которые разразятся в России всего лишь через полтора года после него и отголоски будут продолжать еще несколько десятилетий Семка проснулся от страшного гула и грохота. Ему казалось, что дуб сильно кто-то раскачивает изнутри. А маленький кусочек неба, видимый над головой, вспыхивает ярким огнем и становится светло, как днем. От страха он весь задрожал. Уцепившись за толстые стенки дуба, он молился Богу за все свои грехи, которые были и не были в его детской душе. Ему казалось, что ужасный ливень никогда не кончится, а всполохи молний непременно ударят в дуб и разрушат его. И как будто услышав его, вдруг страшный треск раздался прямо над головой, а кто-то очень большой и сильный, словно ножом отрезал часть дерева от основного ствола, так что одной стены дупла не стало. Семка закричал, но в этот момент его ноги провалились вниз, а ураган, сделав свое страшное дело, стал утихать. Теперь его убежище стало еще просторнее и уходило куда-то в сторону. Немного успокоившись, он увидел небольшую пещеру, одна стена у которой только что обсыпалась. Осмотревшись, он увидел, как в обвалившейся стене, в глубине песка и глины что-то торчит. Он руками отбросил еще мягкую землю и, поднатужившись, выдернул из земли необычный предмет.

Это был тяжелый турецкий кинжал с загнутым клинком. Клинок был украшен золотой или серебряной насечкой с рисунками и надписями. Рукоятка украшена каменьями – кораллами и мелкой бирюзой, расположенными в определенном порядке, образуя геометрический орнамент. Ножны представляли собой металлический футляр с вложенными в него двумя деревянными дощечками, которые были также украшены каменьями и заканчивались небольшим металлическим шариком. Семен никогда не видел ничего подобного и не знал что это за оружие, но задыхаясь от привалившего счастья понял, что это большое богатство. Он тотчас вспомнил легенду о пугачевских разбойниках

Может это часть того клада, или награбленное богатство Суюля?

Фантазии тотчас нарисовали ему, сколько денег можно отхватить за это оружие, и как они заживут богато и счастливо с мамкой, тятей и братьями. Захлебываясь от неописуемого восторга, он даже забыл, что почти два дня ничего не ел. Картошку, которую дала ему мать, он съел еще вчера вечером, когда сбежал из дома. Но сейчас голодный желудок давал знать о себе нестерпимыми болями. Он огляделся вокруг, в надежде найти какой-нибудь корешок или старый желудь, чтобы засунуть его в рот и вдруг увидел под ногами небольшой бархатный мешочек, похожий на кисет, скорее это и был кисет, внутри осталась мелкая пыль толи от табака, толи еще чего-то, но рука вдруг нащупала внутри что-то острое. Вытащив из мешка руку, он увидел брошку, небольшую, но очень красивую, каждый листик которой, был украшен зелеными камешками. От неожиданности, он даже сел. В его голове роем проносились мысли, одна за другой, никак не давая сосредоточиться, как ему теперь быть. Он очистил кисет от земли и стал думать :

– Как же теперь попасть домой, чтобы рассказать все братьям, как незаметно пронести кинжал, чтобы, не дай бог, кто увидел – думал он.

Поразмыслив, он решил, что закопает кинжал, а брошь заберет с собой для матери, а потом, дождавшись темноты, огородами проберется домой.

Не знал он тогда, что мать никогда бы не посмела не то что надеть, а показать кому-то эту вещь, а его находка вместо счастья принесет много бед и несчастий многим людям на протяжении долгих десятилетий. Ураган, пронесшийся над селом, принес много разрушений. Но больше всего пострадала дорога, соединяющая село с районом. Вся она была завалена деревьями, вырванными из земли

с корнем, большие толстые сучья и ветки, раскорячились в хаотическом порядке на дороге. Не то что проехать на телеге, пройти не везде можно было. Деревья стояли, как большие спички искромсанные и жалкие, грустно глядя на людей, как будто бы стыдясь своей наготы.

В районе было принято решение расчистить дорогу, а начать с двух сторон, идя навстречу друг другу. Все свободные мужики вышли на расчистку дороги от завалов.

Алексей и Василий были в их числе. Хотя мысль быстрее добраться до района не оставляла Василия. Тем более, что в селе росло число недовольных зверской расправой над братьями Спириными. Женщины более жалостливо отнеслись к родителям братьев и кто как мог выражал им свое сочувствие, разделяя их горе. Все 12 километров пути до райцентра расчистили за неделю.

Глава 3

Андрей Иванович Корнев, богатый лесопромышленник, известен не только в селе, но и в области. Потомственный столбовой дворянин. А как же? Приезжают к нему с документами, на выделенный строевой лес, а где его рубить, знает только он, Корнев. Поедет на делянку, укажет помощникам где и сколько рубить, и довольный уезжает, знает, что машины с груженным лесом не пройдут мимо его дома, не отблагодарив его. Следует отметить, что изобилие прекрасного строевого и другого леса, накладывало отпечаток на быт и внешний облик села., а изначальное умение жителей собственными руками делать все необходимое для жизни определяло род занятий земляков. Так, что уже в середине ХУШ века у всех были не топящиеся по черному избушки на курьих ножках, а настоящие деревянные дома.

Вот и дом Андрея Ивановича Корнева был знатный, высокий пятистенный сруб из самых лучших, толстых, сухих бревен. Окошки украшены резными наличниками. Местный умелец, резчик по дереву, сделал красивую дубовую мебель в доме..

Было у него 2 сына и дочь, Егор, Федор и Марфа. Марфа была самой богатой невестой на селе и слыла красавицей. Дружила она с дочкой не менее зажиточного крестьянина Кузьмы Сормова – Натальей, которая не уступала ни в чем Марфе, а где-то и превосходила ее. Наталья была девушкой достаточно образованной, что было редкостью для села.

Она дружила с Матушкой Игуменьей монастыря, образованной монахиней, получившей хорошее образование в Петербурге. Матушка давала ей книжки из своей библиотеки, а при оказии привозила из города новые. Так что все парни на селе грезили об одной и другой, но понимали, не каждого примут в зятья их отцы. А те прочили видеть сватов далеко не из села, а породниться со знатным родом из ближнего города. Только где же теперь эта знать? Советская власть все поменяла, кому раньше был почет и уважение, с кем поздороваться за руку было за счастье, теперь боится сам руку протянуть, того гляди отхватят вместе с рукой и упекут в тар тарары..

Дождавшись темноты, Семка пробрался в село. Выйдя из леса, пригнувшись и перебежав поле с озимыми, он решил сократить путь и пробраться огородом Корневых к своему проулку, а там он и дома. Забежав за угол конюшни, он вдруг услышал голоса. Испугавшись, он притаился у стены. В это время пес громким лаем известил хозяина, что у него во дворе чужие. Семка замер от страха и вместо того, чтобы бежать, присел за кустом терновника. Корнев с керосиновой лампой вышел из сарая, за ним вышел Кузьма Сормов, который поспешил домой. Корнев осмотревшись, хотел было уже уйти, но в это время Семка, как назло, то ли от страха, то ли от сырости, громко чихнул. Корнев в два прыжка очутился около Семки, схватил его за шиворот и стал трясти,

– Ты че тут делаешь, щенок сын, что слышал, говори, не то сейчас тут и порешу.

– Я ничего не слыхал, я домой иду, – еле выговаривал Семка.

Корнев продолжал его трясти и из – за ворота его старенького пиджачка выглянул уголок бархатного кисета, который тут же оказался в руках у Корнева.