Вернуть мечту

Пролог.

Город, где мечты дышат тихо

Город, в котором жила Лея, на первый взгляд был самым обычным.

По утрам он пах свежим хлебом и прохладным ветром после росы, днём -школьными дворами, карандашной стружкой и горячими булочками, а вечерами – тёплыми окнами и тихими разговорами, которые словно согревали улицы. Но если прислушаться внимательнее, можно было заметить в нём нечто, чего взрослые давно разучились слышать.

Этот город был немного волшебным. Совсем чуть-чуть -ровно настолько, насколько это позволяли забытые мечты его жителей.

Если встать на мосту у старой площади и посмотреть на крыши домов, можно было увидеть, как солнечные блики над ними дрожат едва заметно -будто над крышами всё ещё плавали тихие следы чьих-то желаний.

Если пройти вечером по спокойной улице, ветер иногда приносил нежный, едва уловимый перезвон – не колокольный, не металлический, а тот самый звук, который появляется в тот момент, когда кто-то впервые думает:

«А вдруг… получится?»

Для взрослых этот звук был всего лишь ветром. Но дети слышали в нём что-то другое – что-то живое. Особенно Лея и её брат Марк.

Дом Леи стоял на холме и казался чуть старше города и всех его тайн.

В солнечные дни его окна сияли, будто хранили запасённое тепло для тех, кто возвращался домой поздно. По вечерам половицы мягко отзывались под ногами – не жалуясь на возраст, а словно пытаясь тихо предупредить или позвать по имени.

Дом слушал. Дом помнил. И дом мечтал вместе с теми, кто жил внутри него.

Мама Леи – Клара – когда-то смеялась так, что воздух в комнате становился светлее. Но в последнее время её смех звучал всё реже, будто спрятался в коробке с карандашами, которую она больше не открывала.

Когда-то эти карандаши были её любимыми инструментами. Теперь же руки Клары чаще держали чужие заботы, которые вытесняли её собственные мечты. Иногда она задерживалась у окна дольше, чем следовало.

Смотрела на закат с той особенной тенью в глазах, которую видят только дети – тенью крыльев, которые когда-то могли расправиться, но теперь лежали слишком глубоко.

Папа -Алекс – играл на гитаре так, что стены будто начинали дышать мелодией. Когда-то музыка была для него и радостью, и дорогой. Теперь его гитара лежала на чердаке, укрытая мягкой пылью – как забытая часть сердца.

Он всё говорил: «Потом… чуть позже». Но «позже» растягивалось на годы.

Лея была другой. Она ещё не умела создавать чудеса, как Марк, и не позволяла мечтам тонуть в тишине, как случилось у взрослых.

Но она умела видеть.

Она замечала, как дом иногда тихо вздыхает по утрам. Как в солнечной пыли вспыхивает крошечная искра, когда кто-то улыбается по-настоящему. Как туман у холма дрожит лёгкой волной, словно слышит далёкую песенку.

Иногда ей казалось, что мечты – это маленькие существа, живущие рядом с людьми. Но они становятся невидимыми, если их слишком долго не слушать.

Она никому не рассказывала об этом. Просто бережно хранила где-то глубоко внутри – как хрупкое перышко в ладони.

Город жил своей тихой жизнью. Люди спешили. Мечты ждали. Птицы на рассвете кружили над крышами, а ночами ветер медленно переставлял звёзды над холмом.

И всё было бы так же, если бы однажды одна забытая мечта не позвала так громко, что Лея услышала её даже сквозь закрытые двери.

Это был первый тихий зов. Едва заметный. Но именно он стал началом истории, которая изменит и Лею, и Марка, и всю их семью.

И, возможно, весь город, где мечты так долго дышали слишком тихо.

Глава 1. Дом, где растут мечты

В доме на холме всегда пахло теплом. Не просто запахом печенья или маминым чаем с мятой – а тем особым, чуть волшебным ароматом, который Лея с детства называла «запахом мечты».

Он появлялся, когда солнечные лучи ложились на подоконники мягкими золотыми полосами, когда ветер приносил в дом звонкие, почти невесомые оттенки смеха, или, когда Лея рисовала на полях тетрадки маленькие звёздочки – просто ради того, чтобы в мире было больше чудес. Иногда она думала: если прижаться ухом к стене, можно услышать, как дом тихонько мурлычет, будто хранит в себе что-то светлое.

Но в последние месяцы этот запах исчез. Будто дом стал дышать тише. Осторожнее. Лея не понимала – чего ему вдруг стало не хватать?

Она постучала в комнату брата.

– Марк? Ты здесь?

Ответа не было.

Лея приоткрыла дверь и увидела его у окна.

Марк сидел, поджав колени, и смотрел, как вечерний свет окрашивает крыши города в мягкий розовый цвет. Перед ним лежал блокнот – чистый, неподвижный, словно боялся, что его снова откроют.

– Ты опять не рисуешь? – тихо спросила Лея.

– Нет.

Он даже не повернул головы.

– Почему?

Марк пожал плечами – так, как делают те, кто пытается закрыть свои чувства, спрятать их так глубоко, чтобы никто не заметил. Но Лея всё равно заметила. Когда Марк был младше, он рисовал всюду. В автобусе, на переменах, в тетрадях по математике, на салфетках в кафе. Однажды Марк нарисовал на обоях – большого дружелюбного дракончика с голубыми крыльями. Совсем неожиданно, прямо посреди гостиной. Он рисовал его так увлечённо, что даже не заметил, что Лея стоит позади, прикрыв рот ладонью от восторга.

Когда мама вошла в комнату и увидела это, она остановилась так резко, будто её кто-то потянул за невидимую ниточку.

– Марк!.. – голос у неё дрогнул. – На обоях?..

Марк повернулся, и в его глазах было столько счастья, что эта радость светилась даже на щеках.

– Мам, смотри! Он добрый! Он охраняет наш дом!

Мама сжала губы – между «нельзя» и «не могу на него злиться». Она тяжело вздохнула:

– Марк… так нельзя… – но голос её был намного мягче, чем она хотела.

А папа, который подошёл позже, посмотрел на дракончика, прищурился… и вдруг тихонько хмыкнул:

– Ну, если уж "портить", то хотя бы красиво портить.

Мама возмущённо посмотрела на него, но уголки её губ предательски дрогнули.

Марк сиял. Он стоял перед своим дракончиком как настоящий художник перед картиной.

И хотя потом родители всё же заклеили эту часть стены, Лея знала: все они немного скучали по тому голубокрылому стражу дома.

Тогда Лея впервые поняла, насколько живыми становятся рисунки Марка. С тех пор каждый его листок будто хранил частичку того дракончика – того восторга, того света. Лея помнила, как он хмурил брови, выбирая цвет, как шевелил губами, будто тихо разговаривал с героями своих рисунков, как его пальцы танцевали над листом, словно ловили свет, который видел только он один.

Но однажды всё изменилось.

Это был обычный день – ничего волшебного. В рюкзаке Марка лежал новый рисунок: город на облаках, летающие мосты, башни, похожие на стволы деревьев, драконы, кружившие над крышами. Он долго придумывал его, в каждую линию вложил что-то очень своё, и был уверен: впервые получилось по-настоящему хорошо.

Когда он показал рисунок ребятам, они сначала молчали. А потом засмеялись.

– Фантазёр! – бросил один.

– Рисуешь как малыш! – хмыкнула девочка.

– Это кому вообще надо? – услышал он сзади.

Смех обступил его, колючий, обидный, такой громкий и неправильный, что казалось – он дрожит внутри ушей.

Марк стоял среди ребят, словно в холодной воде. Каждое слово, каждое кривое «фантазёр» падало на него, как тяжёлые капли, от которых никуда не спрячешься. Он попытался улыбнуться. Ему казалось – если он будет улыбаться, они перестанут смеяться. Но улыбка вышла кривой, жалкой. Такой, от которой самому хотелось отвернуться.

На секунду Марк посмотрел на свой рисунок – на город, в который вложил столько тепла. Тонкие мосты, взлетающие вверх башни, драконы с мягкими крыльями…

Всё это вдруг стало глупым, детским, как будто он держал в руках не мечту, а непонятную бумажку, не стоящую внимания.

«Наверное, правда глупо…» промелькнуло в его голове.

«Наверное, это только мне кажется красивым…

Наверное, я не умею…

Наверное, лучше больше не рисовать…»

Он ощутил горячий ком в горле. Глаза защипало. Но заплакать при всех – это было хуже любого смеха.

Марк опустил взгляд и смял рисунок. Слишком резко, слишком быстротак, будто хотел стереть не только картинку, а все свои надежды вместе с ней.

Бумага зашуршала. Внутри Марка что-то тоже тихо надломилось. Он уронил смятый лист в корзину для мусора и сделал вид, что ему всё равно.

Но внутри ему казалось, что он только что выбросил часть себя.

Когда пришёл домой, никто и не заметил.

Папа задержался на работе. Мама пыталась доделать отчёт и только мельком бросила взгляд в сторону Марка:

– Всё хорошо?

Она спрашивала это так же, как спрашивают про температуру за окном

или про то, выключен ли чайник – мягко, но проходя мимо.

Марк чуть дёрнулся, как будто это слово – «хорошо» – задело его сильнее, чем смех ребят.

– Да… – тихо сказал он.

Слишком быстро. Слишком ровно.

Но мама уже снова смотрела в экран, стараясь успеть дописать последний отчёт, и не заметила, как у Марка дрогнули пальцы, как он отвернулся к стене, чтобы скрыть выражение лица.

– Ладно… – рассеянно ответила мама. – Если что – скажи.

Но он уже хотел сказать. Хотел рассказать. Хотел вытащить из груди тот тяжёлый ком, который не давал дышать.

И понял – некому.

Он вышел из кухни тихо-тихо, так, чтобы никто не услышал.

И ком внутри стал ещё больше – тяжелее.

Позже Лея увидела в мусорном ведре смятые клочки его города.

Она подняла один- на нём был край башни, которую Марк рисовал вчера вечером, и на секунду ей показалось, что бумага пахнет грустью.

– Марк… – тихо сказала Лея. – Это же твой город…

– Не важно, – отрезал он так резко, что будто ставил точку на всех своих мечтах. – Я больше не хочу рисовать. Это… глупости.

– Всё хорошо?

– Да, – ответил Марк слишком тихо.

И с тех пор его блокнот оставался закрытым.

Глава 2. Зов чердака

Лея закрыла дверь в комнату Марка, и дом будто вздохнул вместе с ней – глухо, устало, как будто тоже переживал и не знал, чем помочь.

Она уже собиралась спуститься на кухню, когда вдруг услышала тонкий звук. Не скрип, не шаг, не шум ветра. А звон. Едва уловимый, словно серебряная ниточка вздрогнула в воздухе.

Лея остановилась.

Звон повторился – чуть яснее, чуть теплее, как будто стал ближе на один вдох.

Она медленно подняла взгляд к лестнице, ведущей на чердак.

Дом знал много звуков – трещащие панели, тихие вздохи труб, чуть слышное шуршание старых коробок. Но это был не их язык. Этот звук был живой. Как будто кто-то маленький, невидимый, пытался сказать ей: «Иди… сюда.»

Лея начала подниматься по лестнице – осторожно, словно каждая ступенька была отдельной страницей какой-то древней книги. Доски тихо поскрипывали под её ногами, но скрип был не пугающим, а знакомым – как будто дом проверял её решимость.

Звон прозвучал ещё раз. Более отчётливо. Как крохотный колокольчик, который ненароком тронули пальцами.

Лея затаила дыхание.

На чердаке пахло старой бумагой, пыльными книгами, мамиными коробками со старинными ёлочными игрушками, и временем, которое никто давно не трогал.

Свет из маленького окошка ложился на всё мягкими полосами, делая комнату похожей на сон из детства.

Звон раздался снова – совсем рядом, как тихое сердцебиение.

Лея прошла между ящиками, аккуратно ступая по деревянному полу, и в дальнем углу увидела его. Старый фонарь. Высокий. Узорчатый. С витражными стеклами, когда-то разноцветными, а теперь укрытыми слоем времени. Он был весь в пыли, но внутри… внутри что-то светилось. Слабо. Тепло. Как крошечная уставшая звёздочка, которая всё ещё верит, что её заметят.

Лея присела на корточки.

Фонарь тихо звякнул, совсем чуть-чуть, будто сказал: «Наконец-то ты пришла.»

Лея протянула руку и осторожно коснулась стекла. Фонарь оказался тёплым – сильно, по-живому, словно его недавно держали маленькие горячие ладошки.

Она едва успела удивиться, как внутри что-то шевельнулось.

Звёздочка вспыхнула.

– Ой! – Лея отдёрнула руку, едва не выронив фонарь.

– Эй! Потише! – раздался тонкий, возмущённый голос. – Мне вообще-то тоже бывает больно!

Лея застыла.

– К-кто… здесь?..

Свет внутри фонаря вспыхнул ярче, пылинки вокруг закружились, как маленькие светлячки, и из них начало складываться нечто маленькое и сияющее. Существо. Крошечное, словно нарисованное лучами света. Оно моргнуло, потёрло глазки, вздохнуло. И важно произнесло:

– Луми. Хранитель Мечтаний. Раз уж ты меня разбудила… будь добра – помоги.

Лея открыла рот… и не смогла вымолвить ни слова.

– П-помочь?.. чем?..

Луми вздохнул так, что свет внутри фонаря качнулся, как от ветра, которого здесь не было.

– В этом доме пропала мечта. Очень тихая. Почти исчезнувшая. Но её зов… я услышал.

Лея почувствовала, как сердце сжалось от догадки.

– Пропала мечта… у кого?

Луми посмотрел на неё серьёзно, абсолютно по-взрослому.

– У того, кто рисовал города на облаках.

Лея закрыла глаза. Она знала.

– Марк… Это Марк, да?

Луми кивнул.

– Его мечта зовёт слишком тихо. Если её сейчас не вернуть – она угаснет навсегда.

Лея прижала фонарь к груди. Сердце билось так сильно, что казалось – его слышат все старые коробки вокруг.

– Что мне делать? – прошептала она.

Луми улыбнулся так мягко, что свет стал похож на тёплую шерсть котёнка.

– Нужно отправиться туда, где хранят потерянные мечты. Если ты действительно хочешь – ты спасёшь его.

Он протянул ей маленькую сияющую ладошку.

– Готова?

Страх промелькнул в груди – и исчез. Потому что страшнее всего было одно: оставить Марка одного в темноте. Лея взяла его ладонь.

И дом тихо, почти неслышно, но очень тепло… вздохнул.

Глава 3. Хранитель фонаря

Чердак словно затаил дыхание. Тишина легла на пол мягким слоем – как старое шерстяное покрывало, годами хранившее чьи-то давние воспоминания.

Лея стояла среди этой тишины и вдруг почувствовала, что слышно даже как дышит дом – медленно, глубоко, почти тревожно.

Луми сидел внутри фонаря, поджав тонкие ножки, и смотрел на неё так пристально, будто пытался разглядеть самый скрытый уголок её души.

– Ну? – тихо, но уверенно сказал он. – Ты же сказала, что готова.

Лея сглотнула – и почувствовала, как внутри дрожит маленькая тревожная птичка.

– Я… да… но… Куда мы пойдём? И как вообще попасть туда, где мечты… теряются?

Луми вытянулся – будто луч света поднялся вверх, делая его чуть выше.

Он постучал ладошкой по витражному стеклу, и стекло откликнулось мягким звоном.

– Всё просто, – сказал он уверенно. – Для тех, кто умеет видеть.

– А если я… не умею? – прошептала Лея. – Если я… обычная?

Луми наклонил голову и посмотрел на неё почти ласково.

– Лея, ты слышишь, как разговаривает дом. Ты чувствуешь запах мечты. Ты чувствуешь звон, когда тебя зовут. И ты видишь то, что ускользает от чужих глаз. Так что… – он улыбнулся уголком губ, – не притворяйся обычной девочкой.

Лея вспыхнула от смущения, от тревоги… и немного от того, что давно боялась признать. Иногда мир действительно будто шептал ей. Иногда тени на стенах выглядели живее света. Иногда она чувствовала то, чего другие не замечали.

Луми поднял руку. Внутри фонаря зажёгся золотистый огонь – как маленькое солнце, которое решило проснуться. Тени чердака дрогнули, и воздух стал плотным, шёлковым, словно кто-то невидимый тянул его из глубины пространства.

– Слушай, – тихо сказал Луми. – Есть миры, которые открываются только сердцем. Не шагами. Не любопытством. А зовом.

Он взглянул на неё так, будто открывал дверь не в другой мир – а в её собственную судьбу.

И Лея почувствовала внутри не толчок, а мягкое пробуждение света, которое не испугало – а согрело.

Она подошла ближе.

– И… какой путь?

Луми вдохнул. Свет хлынул наружу – как золотая река.

Он ударил в стену. Старые доски дрогнули, будто их окликнули из другого места.

На стене появилась тонкая трещина света. Она росла, раскрываясь в тьме, словно свет прокладывал себе дорогу, и в следующий миг превратилась в дверь.

Дверь из чистого света.

Лея ахнула – тихо, будто боялась спугнуть чудо.

Свет дышал. Дверь жила. Она ждала.

– Там вход? – шёпотом спросила Лея.

– Да. Но сначала… – Луми слегка протянул руку вперёд. Он едва коснулся её, и внутри что-то тёпло дрогнуло, словно просыпаясь.

– Покажи свою мечту.

– Ч-что? Как?

– Ты же думаешь о ней. Значит, она есть. Позови её.

Лея закрыла глаза. Её дыхание стало мягче. Она вспомнила то чувство, когда рисунок начинает оживать, когда карандаш сам идёт по бумаге, и в мире появляется то, чего секунду назад ещё не существовало.

Воздух дрогнул.

Сначала – маленькая искра. Потом – две. Они собирались, переливались, летели друг к другу, как рой светлячков.

И вдруг перед ней сложились крылышки света.

Птица.

Маленькая. Сияющая. Будто утреннее солнце и снежинки нашли друг друга.

Лея выдохнула:

– Это… моя мечта?

Птица коснулась её ладони и тихо запела – песней, похожей на шелест шёлка.

Луми кивнул:

– Теперь путь откроется.

Светлая дверь раскрылась шире. За ней – туман, мягкий, густой, в котором светились маленькие огоньки и двигались тени, тихие, живые, как дыхание мира.

– Ты пойдёшь со мной? – спросила Лея, и голос дрогнул.

– Конечно, – сказал Луми. – Я же Хранитель. И… кто-то должен следить, чтобы ты не потеряла свою птицу.

Лея крепко сжала фонарь. Её сердце билось быстро – но уже уверенно.

Птичка взлетела и мягко опустилась ей на плечо.

Дом на холме – дом, который пах мечтами – тихо, почти нежно вздохнул ей вслед.

Лея шагнула в свет.

И дверь за её спиной закрылась, как страница книги, которая только что начала свою настоящую историю.

Глава 4. Порог между мирами

Свет исчез так внезапно, что Лея моргнула, не понимая, видит ли она это по-настоящему или мир вокруг – сон, забытый кем-то и найденный заново. Под ногами была мягкая, холодная поверхность. Туман – густой, плотный, словно сотканный из шёлковых нитей. Он держал её осторожно, как вода держит бумажный кораблик: не даёт утонуть, но и не позволяет твёрдо стоять.

Лея инстинктивно прижала пальцы к карману. Там лежал маленький деревянный брелочек – крылатая фигурка, вырезанная когда-то её папой.

Она давно забыла о нём, но на чердаке он будто сам упал ей под ноги, напоминая о чём-то важном. Теперь брелочек был тёплым – словно вспомнил, что его когда-то любили.

– Где мы?.. – прошептала Лея.

Луми внутри фонаря вспыхнул мягким золотым светом, и часть тумана попятилась назад.

– На Пороге, – сказал он, – между твоим миром и миром Мечтаний. Здесь живут мечты, которые ещё не решили: вернуться домой… или исчезнуть навсегда.

Лея огляделась.

Туман вокруг дышал – глубоко, как огромное существо, спящее под белым покрывалом. Иногда в нём вспыхивали маленькие огоньки – короткие, будто вздох светлячка, и быстро угасали.

Тени рядом менялись, пытаясь обрести форму, но становились лишь смазанными силуэтами.

Птица Леи сидела у неё на плече, и её нежный свет чуть-чуть раздвигал пелену тумана, создавая крошечный островок тепла.

Но внутри всё равно было тревожно.

Чтобы успокоиться, Лея почти неслышно прошептала:

«Раз, два, три –

мечте расти.

Три, два, раз –

найду свой путь сейчас.»

Считалочка, придуманная в детстве, будто обняла её изнутри. Свет впереди дрогнул. Вскоре Лея увидела фигуру – маленькую мечту. Прозрачную, дрожащую, с крылышками, тонкими как лепестки. Она то поднималась, то опускалась, словно боялась собственного сияния.

– Ей… очень тоскливо, да? – тихо спросила Лея.

– Её забыли слишком рано, – ответил Луми. – Она ищет того, кому принадлежала.

Лея протянула руку. Мечта зависла перед ней – робкая, тёплая… Но через мгновение вспыхнула чуть ярче и ушла в туман, растворяясь.

– Почему?.. – одними губами спросила Лея.

Луми ответил тихо, словно боялся испугать туман:

– Каждая мечта ищет того, кому принадлежала. Вернуться может только та, о которой в сердце ещё остался след. – Эта мечта ждала другого человека. Не тебя.

Лея кивнула. Это было одновременно и грустно, и удивительно правильно.

Туман впереди стал гуще. Шаги Леи звучали почти неслышно – так, будто она ступала по облаку. И вдруг воздух вокруг стал пахнуть чем-то знакомым: детскими карандашами, бумагой, краской…и тёплым, родным дыханием.

Марк.

Лея остановилась.

– Ты тоже чувствуешь? – спросила она.

– Да, – Луми стал серьёзным. – Его мечта ещё зовёт. Слабо… но зовёт.

Лея прижала фонарь к груди.

– Тогда мы должны успеть, – сказала она. И сама удивилась, как твёрдо прозвучал её голос.

Но не успела сделать шаг, как из тумана пронеслось что-то тёмное – быстрое, бесшумное, словно кусочек ночи сорвался с неба.

Птица дрогнула, крылья её тихо трепетали.

Туман закружился, как медленная воронка.

– Что это?.. – Лея попятилась.

– Теневая кошка, – ответил Луми. – Мечта, потерявшая себя. Слишком долго она была одна.

Из тумана вышла тень. Кошка. Но не привычная. Её тело было словно вырезано из ночи – бездонной, мягкой, дышащей. А глаза светились огромным, глубоким светом.

Птица Леи прижалась к её щеке, тонко трепеща, будто ища защиты.

Теневая кошка подошла ближе и осторожно коснулась фонаря носом.

Свет внутри дрогнул, и по тени прошёл мягкий золотистый отблеск – такой тихий, что казался вздохом.

Она замерла, вглядываясь в них, будто пытаясь запомнить. А затем сделала шаг в сторону. Её силуэт слегка засветился… и растворился в тумане – как будто вернулся туда, где его ждали.

– Куда она ушла?.. – спросила Лея.

– Домой, – прошептал Луми. – Кто-то вспомнил о своей мечте. И она нашла дорогу.

Путь впереди стал светлее. Туман раздвинулся, как занавес на сцене, и Лея увидела маленькие огоньки, разбросанные по воздуху словно россыпь звёзд.

– Что это?.. – шепнула она.

– Это тропа тех, кто всё ещё помнит о своих мечтах, – сказал Луми. – И за ней…

Он поднял руку. И в тумане начали проступать огромные ворота. Высокие. Тёмные. Похожие на переплетение старых мыслей и забытых желаний.

– Город Потерянных Мечтаний, – сказал Луми.

Птица вздрогнула, а ветер из города донёс до Леи знакомый запах: бумаги, краски, и доброты – запах Марка.

Лея шагнула вперёд.

В этот момент фонарь в её руках мягко засиял – не вспыхнул, а словно глубоко вдохнул.

– Луми?.. – испуганно прошептала она.

Он смотрел на неё серьёзно, и вместе с тем нежно.

– Ты прошла Порог. И открыла путь сердцем. Теперь свет фонаря больше не нужен. Свет внутри поднялся медленным золотым потоком.

И Луми шагнул наружу – свободный, лёгкий, расправляя свои сияющие крылышки, будто давно мечтал об этом.

Он завис перед ней и тихо сказал:

– Теперь я рядом не потому, что должен…а потому что хочу.

И они вместе приблизились к воротам.

Глава 5. Врата Недописанных Песен

Ворота были огромными – выше любого дома, который Лея видела в своём мире. Они будто вырастали из самого тумана, сплетённые из тёмных линий, узоров, символов, слов и вдохов, которые люди однажды хотели сказать – но не сказали.

Но больше всего Лею потряс звук. Сначала она решила, что это ветер.

Потом – что где-то за туманом шумит море. Но нет. Это были песни. Шёпоты. Полустёртые фразы. Едва слышные мелодии, которые когда-то начали рождаться в человеческих сердцах и так никогда не были допеты.

Песни шли от самых ворот, как дыхание множества голосов, которые хотели жить и боялись исчезнуть.

Лея остановилась, прижав фонарь к груди.

– Что это?.. – прошептала она.

Луми дрожал лёгким золотым светом, как будто и его тронуло это место.

– Недописанные Песни, – сказал он мягко. – Голоса мечтаний, которым не хватило последнего шага. – Слова, что не нашли финала. – Мелодии, что боялись быть услышанными.

Лея слушала. Чем дольше – тем сильнее. Ей казалось, что среди этих звуков прячутся и её собственные несказанные слова.