Следователь и Корнеев. Повести и рассказы

1

Мне не привыкать общаться с мёртвыми. День и ночь они в моей голове. Одни уходят, приходят другие. Специфика профессии, так сказать. Взять, к примеру, патологоанатомов. Того же Забелина. Ну кто скажет, что он нормальный человек? Обедает там же, где мертвеца только что выпотрошил. Сынишку малолетнего тихонько приобщает к своему ремеслу. Как ни зайду к ним – мальчишка возле отца и трупов. Чудак? Да. Больной? Может быть. Но с работой справляется. А очередь из претендентов на его должность в морге что-то не толпится. Вот и я. Не афиширую свои странности, хотя уже порядком устал притворяться нормальным человеком. В самом деле, мне что, взять и брякнуть начальнику напрямик с порога: дайте мне отпуск, устал – мертвяки приходят ко мне днём и ночью? Скажу и живо перекочую из следственного кабинета в палату психиатрической лечебницы.

Вот и сейчас напротив моего стола, там, где обычно сидят свидетели и подозреваемые, разместился убитый Корнеев. Ишь как расселся! Сидит и смотрит на меня. Выжидательно так смотрит. Испытующе.

Бросив на стол новое дело, я разочарованно опустился в кресло. Несколько куцых протоколов, два рапорта – и прощай отпуск! Спасибо Брагину. Знал бы я, что стажёр когда-нибудь обойдёт меня и станет начальником, то уговорил бы его идти после стажировки в адвокаты, нотариусы, конкурсные управляющие или ещё куда подальше. Только не в следственное управление. Сейчас бы мне жилось куда как спокойнее. Пионерское моё прошлое, будь оно неладно, не позволило переступить совесть и каверзно оборвать на взлёте карьеру будущего начальника…

Ни о каком энтузиазме погружаться на несколько месяцев в новое расследование не могло быть и речи. Ведь только что сдал завершенное дело. И действительно выдохся. Но это убийство, сказал Брагин, на особом контроле у прокурора области. Хочешь не хочешь, а придётся впрягаться. Иначе начальник быстрёхонько выживет куда-нибудь: сначала в отдел кадров перебирать бумажки, а затем и в жалобный отдел принимать кляузы от граждан. С него станется. Даром что мне в своё время пришлось натаскивать, учить его азам следствия, давать, так сказать, путёвку в жизнь…

Вздохнув, я взял в руки тонкую папку уголовного дела.

Убийства и кровь здесь, на промышленном Урале, с девяностых годов стали обычным делом. Особенности передела собственности. Делёжка заводов, рынков, торговых точек, финансов… Обезумевшие люди забыли моральные установки, которые им вбивали в головы все семьдесят четыре года существования советской власти. Мало того – отбросили в сторону даже самые обычные человеческие ценности. Принялись убивать друг друга за пакет акций, за долю в уставном капитале, за квадратные метры жилья, за дозу наркотика. Это тебе не ажиотаж в эпоху зрелого социализма со строительством Байкало-Амурской магистрали, когда молодёжь бросала студенческие аудитории ради таёжной романтики. Теперь люди строят не мифическое будущее для непонятных потомков, а конкретное собственное благополучие. Ну, может быть, ещё для своих детей. Особо дерзкие умудряются позаботиться о благополучии внуков и правнуков…

– Вот так вот обходятся с нами, предпринимателями, в это смутное время, дорогуша! – подал наконец голос Корнеев. – Это просто ловушка какая-то: рынок! инициатива! А потом, значит, пуля в тёмном закоулке?

– Кинул кого-то! – раздражённо оборвал я его. Фамильярности не терплю даже от мёртвых.

– Может, и потеснил одного-другого, да, Иван Иванович. Что ж вы хотите-то? Ведь это бизнес! Это время такое, чтоб его… Работал бы сейчас тихо-мирно где-нибудь на Уралмаше. Получал премии за перевыполнение плана. Но сами видите, что творится. Ничего не попишешь, капитализм! Вот и пришлось впрягаться. Да, может, и толкнул кого. Так что теперь? Пулю ловить за это?

Постоянное присутствие жертвы я воспринимаю довольно спокойно. Привык. Мало того, оно, это присутствие, даже помогает мне в расследовании. Предполагаю, что в будущем следователь получит возможность обращаться в своём поиске не только к следам физическим: кровь, потожировые выделения, запах и так далее, – но и к нематериальным. Думаю, есть что-то в спиритических сеансах, в которых медиумы обращаются с вопросами к духу умершего человека. Что-то есть. Правда, мертвяки ничего нового мне не сообщают, а всего лишь помогают разобраться с уже ранее добытой информацией.

Что поделать, не медиум я, а всего лишь рядовой следователь.

Надо сказать, свой первый следственный опыт я приобрёл ещё в детстве, когда учился в классе седьмом. Уж лучше бы его не было, этого опыта!

Тем летом в озере Бездонном, расположенном в южноуральской степи, в окрестностях родного посёлка, утонул мой пятилетний брат. И вправду озеро было таким – бездонным. Это установленный факт. Никто не смог определить его глубину. Разлом, говорят, там какой-то в земной коре. В озере Бездонном во время освоения целины ушёл под лёд трактор с трактористами Банщиковым и Садыковым, тянувшими кунг для первых жителей посёлка первопроходцев. Бедолаг так и не нашли. Фамилии молодых комсомольцев, так неудачно отправившихся по молодёжным путёвкам добывать новый хлеб для Родины, дали двум улицам в поселении. Сам посёлок назвали Комсомольским, а на трактор махнули рукой.

В озере сгинули также несколько коров, а вместе с ними и пастух Волосников. Ответственный был мужчина, радел за вверенное ему имущество. Кто-то жертвовал своей жизнью, спасая от пожара хлебное поле и колхозный трактор, Волосников – спасал совхозных коров. В проклятом озере бесследно исчез Павлов со своим мотоциклом. И вот – мой братишка, когда отец не углядел за ним, увлёкшись рыбалкой. Батя ещё несколько месяцев после смерти брата выкатывал из гаража мотоцикл и привозил меня на озеро. Мы шли по берегу и всматривались в густые, высокие камыши, надеясь найти брата. Но где там!

Приезжал я на озеро и один, уже самостоятельно, после самоубийства отца. С его смертью прибавилось забот. Когда мать посылала меня мыться в баню, я садился в предбаннике на тот самый диван, на котором папаша разнёс себе голову выстрелом из дробовика. Перед тем как зайти в жаркую парную, я снова и снова выискивал глазами, остались ли где-то ещё брызги крови? Как мать ни старалась, как ни отскабливала диван, ни забеливала стены и ни закрашивала пол – мне всегда удавалось найти хотя бы маленькую капельку отцовской крови: где-то на тыльной стороне ножки дивана или вешалки либо же рядом с потёками свежей краски между половицами. Не знаю, чего тут было больше в этой моей привычке – нездоровой дотошности или откровенного невроза? Наверное, и того и другого хватало. Для меня это было пыткой, ходить в баню, где отец застрелился. Но я ничего не говорил матери. Каждый раз, воссоздавая картину случившегося, оживлял отца в его последние мгновения и чувствовал, что тем самым вырываю у Бездонного озера очередную жертву. «Что же ты наделал, батя?» – говорил я отцу. Но что он мог мне ответить? Только вздыхал, опустив низко голову. Это был мой первый следственный опыт. Я крепко тогда усвоил: следы остаются всегда.

Когда стрелки часов показали ровно десять, пришла вдова Корнеева. Сначала раздался негромкий стук в дверь.

– Входите!

Молчание. Пришлось повторить приглашение уже громче. И вот вошла она. Бросив на неё взгляд, невольно вздрогнул. Я знал эту женщину! Определённо знал! Похоже, и она меня узнала. Быстро встал из-за стола и предложил ей стул. Принял плащ, который она держала в руках, и, возбуждённый этой встречей, вернулся за стол. Женщина, как мне показалось, также была взволнована. С минуту я рассеяно улыбался, перекладывая на столе бумаги. Ну и встреча! Однако лихорадочно вспоминал её и не мог вспомнить. Я вопросительно посмотрел на женщину. Она улыбалась, уводила взгляд куда-то в сторону, отдавая мне инициативу узнавания. Лет тридцать пять, от силы – сорок, чуть выше среднего роста, светлые волосы, обвязанные чёрной траурной косынкой, чётко очерченный рот, заострённый подбородок и умный взгляд. Красивая женщина, ничего не скажешь. Но даже в её улыбке чувствовалась какая-то горчинка. Что ж… вдова.

Вопросы я задавал рассеянно, то и дело возвращался к выяснению одних и тех же фактов. Часто переспрашивал. И всё пытался вспомнить, когда же судьба сводила вместе меня и эту женщину? Ну ладно, подумал я затем, не будем торопить события, сейчас откроется, где это мы с ней встречались.

– Поясните, куда направлялся ваш муж?

– Он хотел купить товар в Челябинске. Какой – не знаю. Меня в эти тонкости не посвящал. Павел рассказывал, что всё было готово для сделки. Рассчитывал выехать из Екатеринбурга рано утром, в шесть часов. Вышел из дома за пять минут до назначенного времени с чёрным пластмассовым дипломатом, в котором находились деньги…

Волнение женщины улеглось. Не исключено, что оно было вызвано самим фактом явки к следователю. Ничего в ней не говорило о возможном знакомстве со мной. Речь её текла монотонно, иногда она останавливала взгляд на фотографиях, висевших на стене.

– …до машины дойти не успел. Как только покинул подъезд, сразу же раздались выстрелы. Два хлопка, не меньше. А потом я услышала топот – кто-то убегал. И крик Павла. Он просил вызвать «скорую помощь».

Женщина рассказывала, но во всём её облике, сосредоточенном взгляде угадывалась работа мысли. Она вспоминала. Как мне показалось, вспоминала что-то, не относящееся к предмету разговора. Я отметил, что об убийстве мужа она говорила как о чём-то обыденном. Как будто это случалось с ней каждое утро. Раз за разом у неё убивали мужа, которого приходилось заново хоронить и с такой же монотонной неизбежностью идти, как на работу, в прокуратуру и давать показания. Но я понимал: такое равнодушие Корнеевой могло быть реакцией на глубокое эмоциональное потрясение.

– Он успел сказать что-нибудь перед смертью? Кто стрелял?

Женщина помолчала мгновение и отрицательно покачала головой. Я задал следующий вопрос:

– Кто мог знать, что ваш муж в это утро должен был выйти из дома с большой суммой денег?

Похоже, женщина не один уже раз задавала себе этот вопрос. Она была растеряна. Знали-то ведь только самые близкие люди.

– Кто мог знать? Сергей, водитель. Алексей, его коллега. Люди с товаром в Челябинске, ждавшие его. Ну, я…

Она рассеянно коснулась пальцами своего подбородка, словно неожиданно вспомнила что-то, а я вдруг узнал до боли знакомый этот жест. Бог ты мой! Ну конечно, Светлана! Задав рассеянно ещё с десяток вопросов, я выяснил, что погибший был очень скромным предпринимателем, о деятельности которого знал только узкий круг людей. Вот среди них и придётся искать преступника. Зачастую первыми подозреваемыми становятся родственники и друзья убитого. Ничего удивительного, что и в этом случае придётся выяснять, а не Светлана ли совершила это убийство. Поэтому я сделал вид, что не узнал её.

– Уж не влюбились ли вы в мою вдову? – ляпнул Корнеев, всё это время не покидавший угла моего кабинета и внимательно следивший за ходом допроса.

Боже упаси! А впрочем… нет, не влюбился. Я любил её давно.

2

Рано утром два раза в неделю она покидала наше студенческое общежитие на Июльской. Обычно к этому времени я завершал свою утреннюю пробежку по дворам квартала, между пельменной, техникумом торговли и детской поликлиникой. И возвращался в общежитие уже расслабленной походкой, разгорячённый и уставший. Она проходила мимо, низко опустив голову, словно боялась встретиться со мной взглядом. Румяное, взволнованное лицо, наспех собранные в конский хвост светлые волосы позволяли мне сделать предположение, что она всю ночь, даже утром «на дорожку», занималась любовью. Счастливчик стоял на крыльце у входа в общежитие и, выставив вперёд рельефно обозначившееся пузо, курил, провожая взглядом свою пассию. Это был чеченец Роман. Ему было далеко за тридцать, но он всё ещё числился студентом и одновременно комендантом общежития, иногда выступал на спортивных соревнованиях по вольной борьбе за честь института, а всё остальное время водил к себе симпатичных женщин. Но этой едва исполнилось восемнадцать. Поймав мой взгляд, Роман сказал:

– Хорошая кобылка! Даром что соплюшка.

Самодовольно разгладив толстыми пальцами чёрные пышные усы, он смачно сплюнул, тут же потеряв интерес к разговору. Если сказать, что я его ненавидел, – то ничего не сказать. Так бы и начистил ему морду! Возможно, эта ненависть, сдобренная презрением, во многом объяснялась элементарной завистью – ведь к тому времени у меня ещё не было девушки. Как ни крути, перед ним я ещё был щенком.

Как-то раз в начале осени я возвращался из кинотеатра «Современник», доедал купленное по пути мороженое. Роман стоял у входа в общежитие, по-хозяйски подбоченившись. Увидев меня, он обрадовался.

– Это хорошо, что я тебя встретил! Дружочек!

Приобняв за плечи, он увлёк меня в тамбур и, оглядываясь по сторонам, зашептал скороговоркой:

– Слушай, жена приехала. Прямо из аула. Не предупредила. Понимаешь? Ты забери девку мою. Я объяснил жене, мол, это она тебя дожидается. Скажи Фатиме, что пацанка твоя невеста, ладно? Хотел же ты поменять свою комнату, верно? Забери девчонку, друг, выручай! И я тебя потом переселю, куда ты скажешь!

На подходе к своей комнате Роман стал шумно, на весь коридор, изображая возмущение, ругать меня:

– И где ты шляешься? Она у меня полдня сидит!

И уже своей жене, когда мы вошли в комнату, Роман пояснил:

– Вот молодёжь. От мамки вырвались и бегают по городу целыми днями. А у меня за них должна голова болеть!

Он сунул что-то мне в руку:

– Вот ключ от бытовки, там её вещи.

Сидевшая у телевизора девушка сыграла роль не хуже Романа. Она сорвалась с места и под внимательным взглядом одетой во всё чёрное женщины стала обнимать и целовать меня. Вот так я познакомился со Светланой. И с того дня встречался с ней регулярно, начисто забыв про учёбу. В голове была только она. Правда, сама прелестница, похоже, никаких чувств ко мне не испытывала. Только отдавала должное моему любовному безумству и сексуальной ненасытности. Из любопытства – надолго ли меня хватит, да ещё, наверное, чтобы досадить своему бывшему партнёру, ходила ко мне пару месяцев. Два или три раза, заняв денег у друзей, я водил девушку в ресторан «Малахит», любимое место отдыха её друга Романа. И после этого она вдруг исчезла из моей жизни, но не из сердца. Эта была моя первая женщина.

Друзья с завидным упорством делали попытки женить меня, но безуспешно. Я чувствовал, что кажусь всем барышням, молодым и не очень, несколько странным. Может быть, они, как кошки, чуяли, что я вижу мёртвых? Не исключено. Но, возможно, я просто не мог забыть, как той золотой осенью не очень разборчивая в любви девчонка разбудила мои чувства.

3

Пожалуй, самое главное в работе следователя – осмысливать полученную информацию. Но, перечитывая протокол допроса Корнеевой, я не мог сконцентрироваться на убийстве. Мои мысли уводил в сторону доносящийся из коридора негромкий, но оживлённый разговор. Это жертвы убийств сидели и тихо переговаривались в ожидании решения следователей.

– Не шантажировала я его, он лжёт, – говорила убитая девушка, дело которой расследовал молодой следователь Борисов. – Он заманил в лес и задушил меня только потому, что боялся своей жены и опасался огласки.

– А я, признаться, сама виновата, – говорила другая женщина, «подопечная» следователя по особо важным делам Зайцева. – Опростоволосилась: чтобы убить своего конкурента, наняла таких уродов! Но согласитесь – коварство невиданное. Я им даю расчёт за исполнение, а они меня – в лес и ножом по горлу!

Слышался также и голос моего Корнеева.

– Не пойму, – тихо возмущался он, – сначала дают карт-бланш, торгуйте, мол, как хотите, а потом пулю в лоб! Когда же появятся условия для нормального бизнеса?

А я всё думал о Светлане. Как любит жизнь иногда подшутить над нами! Убитый Корнеев был мужем моей девушки! Впору идти к начальнику и писать заявление о самоотводе. Но ведь не поверит, собака. Насколько мне известно, у неё с погибшим Корнеевым одна, уже совершеннолетняя, дочь. В семье случались ссоры. Светлана признала, что несколько месяцев они жили раздельно, пробуя вариант развода. Сама она была вполне самостоятельной женщиной. Работала ведущим специалистом на Екатеринбургском почтамте и зарабатывала вполне прилично, чтобы быть независимой. В общем, на сегодняшний день за неимением лучшего Корнеева у меня является главной подозреваемой. Тем не менее, я признал её потерпевшей по делу и после этого отправился в морг на вскрытие трупа.

Высокий и худощавый патологоанатом Забелин в тонких резиновых перчатках менял инструменты, как ловкий жонглёр. Ему бы в цирке работать, а он в морге прозябает! Корнеев вытянулся голышом на столе из нержавейки и, не обращая внимания на манипуляции судмедэксперта, сопровождал процедуру вскрытия хвастливыми комментариями.

– Одна пуля прошла навылет, пробив лёгкое, – ткнул он пальцем себе в грудь. – Другая застряла здесь, в животе, и вызвала обильное кровотечение. Если бы скорая помощь вовремя приехала, то я смог бы выжить!

– Получается, – предположил я, – киллера не сильно заботило, скончается жертва или нет. Контрольного выстрела не последовало. Схватил дипломат с деньгами и сбежал, подлюга.

– Значит, лично ко мне претензий нет? Меня не в чём упрекнуть? – Самодовольная улыбка-гримаса застыла на лице Корнеева. – Чист как стёклышко я, получается! Всё дело в деньгах! – радовался он так, словно я должен был выдать ему билет в рай.

А я смотрел на мёртвое синее лицо и думал: «Он был мужем моей Светланы!» Вернувшись из морга в следственное управление, я даже не присел, а сразу стал набирать номер, который оставила вдова. Это было предприятие её мужа – «Уралхимпласт». Но телефон отзывался лишь длинными гудками. Не люблю паузы в работе и не полагаюсь на почту, когда мне необходимо вызвать важного свидетеля или совершить другое неотложное следственное действие. Я же не наседка. К тому же, говорят, волка ноги кормят. Отдав распоряжение оперативникам доставить на допрос водителя Калабошкина Сергея – того самого, который ожидал в то роковое утро убитого Корнеева, – я отправился в «Уралхимпласт» обследовать кабинет пострадавшего.

Организация находилась на той же улице, что и следственное управление. На несколько кварталов ближе к Исети, в старом монументальном пятиэтажном здании, напичканном множеством контор. Здание так и называлось – Дом контор. Архитектурный памятник советскому конструктивизму середины двадцатого века. «Уралхимпласт» занимал в нем одну-единственную комнату. Но только согласно учредительным документам. Реального офиса у предприятия не было. По этому адресу находилась фирма, не имеющая никакого отношения к Корнееву.

Придётся возвращаться ни с чем. Хотя почему же ни с чем? У меня появилось основание сомневаться в законности бизнеса потерпевшего. По крайней мере, стало вырисовываться направление, в котором стоит устремиться в своём поиске. По учредительным документам, предприятие Корнеева разрабатывало технологию производства экологической пластиковой тары. На деле, получается, он занимался чем-то иным. А раз так, то можно говорить о существовании некоего круга лиц, чьи интересы замыкаются на извлечении прибыли в мутной воде незаконного бизнеса. Возникает вопрос – чем же реально занимался потерпевший? Ответ можно будет получить только от самого ближайшего окружения Корнеева. Вдова прояснить здесь ничего не смогла.

4

Всю вторую половину дня я занимался получением в суде санкции на прослушивание телефонных переговоров Корнеевой. Кроме того, требовалось арестовать всю её почтово-телеграфную корреспонденцию. Собственно, я только подготовил пакет документов, а в суд ходил начальник отдела Брагин. Изучая переданные мною бумаги, он долго морщился.

– Ну, что же ты, Иван Иванович, опытный следователь, а не нашёл ничего лучшего, как обратить весь свой пыл против потерпевшей? Неужели нет других фигурантов по делу?

– Жена – первый враг! – откуда-то из угла кабинета крикнул в мою защиту Корнеев. – Разве не понятно, что всё зло от женщин? Ищите женщину!

Брагин сидел, склонившись над столом, задумчиво постукивал ручкой по дужке своих очков и даже не поднял головы от бумаг. Раньше он не носил очков и, прямо скажу, всегда казался мне туповатым. Этакий колхозный бригадир. Решительный и грубый. Ветерок коварно разметал на его склонённой начальственной голове русые волосы, обнажив завуалированную розовую лысину. Я непроизвольно погладил себя по макушке. Брагин был младше меня, но мои волосы ещё были на месте. Хоть в этом-то я преуспел!

Судя по всему, Брагину комфортно было сидеть в большом кресле и чувствовать себя генералом, главным над двумя десятками следователей и одним следователем по особо важным делам. Впрочем, до генеральской должности ему оставалось сделать по служебной лестнице всего один шаг. Шажок до заветной цели… Надо сказать, ему всегда везло. Вот и эта должность ему досталась благодаря несчастному случаю с предшественником, Вадимом Потаповым. Вадим с женой направлялся утром на работу. На Щербакова их машина столкнулась со встречной. Они погибли. Двое детей остались сиротами.

– Не должности, а детей мне жалко, – жаловался Вадим. Я видел бывшего начальника так же отчетливо, как и убитого Корнеева. Словно он только что из командировки и ходит по кабинету, раскладывая по углам вещдоки. – Самое важное нельзя перепоручать никому! – говорит он и осекается, вперив в Брагина ненавидящий взгляд.

Из старой гвардии, которую набрал Вадим, создавая следственный отдел, остались только я и Зайцев, следователь по особо важным делам. Матёрого зубра Зайцева Брагин упорно и методично спихивал с должности, намереваясь назначить важняком бестолкового Борисова, своего протеже. Со мной разделаться начальник почему-то пока не спешил.

– Непозволительная роскошь – примерять роль убийцы, соблюдая какую-то очерёдность, – я и сам не ожидал от себя такого неприкрытого раздражения. – Проверять надо всех и сразу!

– Ну, проверяй, проверяй, – примирительно согласился Брагин. – А чтобы лучше проверялось, получишь в помощники опера.

– Развалит отдел! К бабке не ходи – развалит отдел, карьерист несчастный! – сокрушался Вадим. Он привычно, словно и не умер недавно, вышагивал взад-вперёд по кабинету. – И тебя, Иван Иваныч, Бражка под монастырь подведёт. А точнее – под статью! И ведь станет, гад, генералом! Как пить дать станет! Будь с ним осторожнее!

Толковые опера всегда в дефиците. Поэтому я не очень-то удивился, когда мне в помощники прислали Валентину Румянцеву. Она девушка, конечно, видная. Притом единственная женщина-оперуполномоченный во всём Центральном управлении. Хотя уже и не девчонка, но превосходно сохранила фигуру, достоинства которой любила подчёркивать джинсами и тесной в груди ветровкой. Валя относилась к разряду тех женщин, которые не ждут, когда их выберут мужчины, сами находят себе партнёров по жизни. Ну, а я из числа тех мужчин, которые не терпят, когда важные решения принимают за них. И хотя мне было всегда приятно видеть Валентину и интересно с ней общаться, я пожалел, что в помощники прислали её. Уж лучше бы дали начинающего опера, мечтающего всего лишь о дополнительной звёздочке на погоны.

– Ох, не нравится мне всё это! – ворчал Корнеев где-то за моей спиной. – Вместо того, чтобы раскрывать убийство, следователю придётся любезничать с хорошенькой женщиной!

Список лиц, входивших в окружение Корнеева Павла, Валентина смогла подготовить только через несколько дней. Я за это время успел назначить несколько экспертиз, тщательно осмотрел и упаковал вещественные доказательства. Подготовленный ею список друзей погибшего содержал всего две фамилии.

– Всего-то две фамилии! – воскликнул Корнеев, заглянув в список. – Это у меня-то, бизнесмена со связями! Ох, загубят дело с таким горе-опером!

– Не густо, – сказал я, продолжая вглядываться в лист бумаги, как будто рассчитывал, что на белом поле под моим взглядом проявятся какие-то дополнительные знаки. – Что у нас есть по ним?

– Это школьные друзья Корнеева, – пояснила деловито Румянцева. – Смольянов имеет автосалон на улице Гурзуфская. Не судимый. Женат. Воспитывает дочку. Встречался с Корнеевым по пятницам попить пива…

Валентина прохаживалась по кабинету, проверяя всё на ощупь. Провела пальцем по экрану монитора, а затем посмотрела на свой палец – нет ли следов пыли. Чисто. Дёрнула за шнур на гардинах – работают ли, двигаются ли шторы? Постучала отполированным ноготком по стеклу аквариума, привлекая стайку юрких розовых гуппи.