© Иван Николаевич Чурбаков, 2025
ISBN 978-5-0065-4843-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Иван Николаевич Чурбаков
А ТЫ ЧЬИХ БУДЕШЬ …?
(Художественно-гениалогическая повесть о сплетении древних родов Грудновых, Скобелевых и Чурбаковых)
Памяти Уральских казаков
Часть первая
2024
Иван Николаевич Чурбаков родился в 1940 году на хуторе Петрове, Приурального района, Западно-Казахстанской области, а с 1974 года живет в Оренбуржье. Учился в Уральском педагогическом институте имени А.С.Пушкина на историческом факультете. В 1976 году поступил учиться в Московский народный университет искусств имени Н.К.Крупской на факультет «Рисунок и живопись». Спустя четыре года, он успешно окончил его и был переведен на повышенный курс обучения. Принимал участие в районных и областных выставках произведений изобразительного искусства. Однако педагогическая работа не оставляла времени для занятий творчеством. В 1989 году он окончил механический факультет Всесоюзного заочного инженерно-строительного института в городе Москве. После двадцатипятилетней работы в школе ушел на заслуженный отдых.
В армейские годы сотрудничал с газетой «Советский воин». В трудовой деятельности работал литсотрудником и заведующим отделом писем газеты «Сельский труженик» Приурального района, Уральской области. С 2000-го года по 2006 год в Сакмарском районе Оренбургской области являлся заведующим сельскохозяйственным отделом газеты «Сакмарские вести». В 2014 году И.Н.Чурбаков выпустил первую книгу под названием «Невыдуманные истории любви». В основу ее повестей автором положены реальные жизненные события героев.
В 2015 году в сборнике произведений писателей и поэтов Сакмарского района Оренбургской области «Степное перо» были опубликованы главы из его исторической повести «Род имеет продолжение», под названием «Без выбора», и почти одновременно он печатает второе издание первой книги, под названием «Возвращение веры». Кроме того, в 2016 году в районном альманахе были опубликованы его избранные произведения.
Пролог
«И если казаки вновь возвысили голос, то, видимо, что-то есть притягательного в прошлом, от которого не хотят отказаться в будущем».
Н.Г.Чесноков.
– Как только Бунькины ушли, наш благодетель, мой деверь Петр Данилович заспешил с вопросом: «Ну что Маланья Владимировна, теперь ты успокоилась?» Но, еще не услышав ответа, он застрочил: «Скажи: слава Богу, что есть уральские казаки, что здесь, на хуторе Петрове живет потомственный уральский казак Филипп Автономович Бунькин. Повторюсь еще раз: с ним вы будете жить, как за каменной стеной! С ним вы не будете знать горя никогда».
Такими воспоминаними, сидя за кипящим самоваром, делилась бабушка Маланья, моя бабушка по отцовской линии, отвечая на вопрос гостя об истории переезда на хутор Петров. С мельчайшими подробностями она вспоминала о пролетевших годах, о том, какой страх пережила в сороколетнем возрасте после преждевременной смерти мужа и как она правильно поступила, согласившись на уговоры деверя переехать из Оренбургской губернии в неизвестный казахстанский хутор Петров.
– И Петр Данилович был прав, – утверждала она.
– С Филиппом Автономовичем мы не только горя не знали, но и, на диво оперативно, крепко встали на ноги. Порядочный он был человек. И очень жаль, что его раскулачили и сослали под Бузулук.
Благодарно перечисляя добродетель казака, она также лестно отзывалась об известных ей традициях уральских казаков.
– Что говорить-то, – понизила свой голос бабушка, высказывая для того времени крамольную мысль. – И Филипп Автономович, и вообще уральские казаки были хорошие люди. И я думаю, что советская власть зря с ними так обошлась. У них был во всем порядок! За плохие поступки они строго наказывали каждого. Но зато во время багрения рыбы они бесплатно делились уловом со вдовами. Опять же для вдов, возвращаясь с бахчей, они всегда оставляли на уличных лавках орбузы и дыни.
Эти воспоминания бабушки, притаившись под одеялом, я с большим интересом первый раз прослушал в пятилетнем возрасте. А когда она проводила гостью до калитки и вернулась в дом, то была ошарашена моими вопросами.
– Скажи мне, бабака. Только честно. Ты тёте Нюре правду рассказывала?
– Ты это о чем? – изумилась Маланья Владимировна.
– О казаках. О том, что были такие добрые люди. А тогда, скажи мне, почему вашего дядю Филиппа как-то раскулачили и сослали куда-то?
– Ух, ты какой! – еще больше удивилась бабушка. Но тебе еще рано знать об этом. Это длинная история. Поэтому, внучек, знай одно, что я тёте Нюре говорила только правду. И дядя Филипп, действительно, был очень хорошим человеком. Но беда в том, что нам тогда пришлось жить во время больших перемен. Подрастёшь, потом все узнаешь, – погладила по голове меня бабушка.
А в семилетнем возрасте меня в очередной раз удивила своими воспоминаниями бабушка по материнской линии Варвара Ивановна Груднова. Та тоже лестно отзывалась о другом уральском казаке, о Василии Тимофеевиче Лихачёве, благодаря которому ее семья тоже вмиг разбогатела, но позже то богатство у нее почему-то отобрали.
Вот эти «почему-то» длительное время не давали мне покоя. В моем детском сознании не укладывалось это. «Если люди хорошие, – думал тогда я, – так зачем их наказывать?». Мой детский разум кипел. И тогда я даже очень сожалел, что все события, пережитые моими бабушками, произошли задолго до моего рождения. Мне казалось, что был бы я тогда, то неприменно добился справедливости: и дядю Филиппа вернул бы из ссылки, да и бабушка Варвара избежала бы раскулачивания, жила бы спокойно в отстроенном дедом Никифором доме. Очень хотелось мне тогда не только назвать вещи своими именами, но и высказать свой категорический протест. Но это мне удалось лишь в преклонном возрасте. А помогли этому два случая.
Летом 2008 года меня навестила моя двоюродная сестра – глава администрации сельского совета поселка Революционного, Первомайского района, Оренбургской области Александра Никифоровна Баймашкина (бывшая Груднова – дочь Груднова Никифора Никифоровича и Ульяны Кирилловны). Дорогую гостью на собственной иномарке ко мне доставила ее дочь – предприниматель города Оренбурга, тридцатисемилетняя красавица Елена Алексеевна Каверина. А спустя месяц после этого визита, Лена позвонила мне со своего сотового телефона и передала просьбу о желании встретиться со мной ее двоюродного брата, жителя города Уральска Андрея Александровича Старостенко (сына старшей дочери четы Грудновых – Нины Никифоровны и ее мужа Александра Андреевича Старостенко).
В жаркий полдень я отыскал в городе Оренбурге офис Елены Алексеевны, припарковал свою «девятку» и перешагнул порог средних размеров комнаты, в которой за компьютерами, с сосредоточенными лицами работали молодые симпатичные сотрудницы.
– Вам назначена встреча? – обратилась ко мне одна из них. А когда получила подтверждающий ответ, поднявшись с рабочего места, уточнила: «Как о Вас доложить?»
Через секунды из двери, в которую нырнула секретарша, с улыбкой на лице вышла хозяйка кабинета и попросила меня войти в него. Это была неширокая, продолговатая комната, обставленная дорогой и красивой мебелью. Видно было, что в ней, как и в первой, специалистами недавно был проведен евроремонт. Кабинет был оснащен всей необходимой для плодотворного труда современного руководителя оргтехникой: компьютером, принтером, сканером, телефаксом и даже микроволновой печью, с помощью которой Елена Алексеевна к моему приходу приготовила свежий кофе. После уличной жары, здесь, благодаря работающему кондиционеру, ощущалась приятная прохлада.
Андрея Александровича я видел не единожды, но это было, когда он еще «под стол пешком ходил». Теперь передо мной стоял стройный, симпатичный, импозантный мужчина, украшенный густой шевелюрой, местами тронутой сединой. Признаюсь: я был поражен. Своим обличьем он копировал отца настолько, что в любой компании, окажись они вместе, каждый из присутствующих непременно отметил бы, что перед ними отец и сын. Скажу, что во время общения я увидел психологический портрет его отца. Более того, он также копировал, если не превзошел своего покойного родителя еще и умом. Бросалась в глаза невозрастная степенность племянника. Такой вывод напрашивался сразу же после нескольких минут разговора с этим человеком. У меня сложилось впечатление, что с этим племянником можно смело идти в разведку. Люди такого типа никогда не подведут тебя – он из когорты высоконадежных людей. И этот вывод был подтвержден по завершении работы над изданием родословной книги. Именно Андрей Александрович проявил не только озабоченность, но и оперативнось в сборе фотографий, необходимых недостающих исторических сведений и финансировании издания родословной книги.
После короткой беседы выяснились и мотивы его встречи со мной. Оказалось, что Андрей Александрович взялся за нелегкий, но весьма важный, а точнее будет сказано, бесценный для грудновских потомков труд – оказать помощь Алине Фёдоровне Еленской, жене моего двоюродного брата Геннадия Антоновича Еленского, в создании генеалогического древа рода Грудновых. Разумеется, от меня он получил желаемую информацию. А после встречи с Андреем Александровичем я получил письмо из села Мичуринское, что под городом Уральском. Отправителем этого послания являлась Любовь Александровна Степашкина.
Эта фамилия мне совершенно ни о чем не говорила, и, только вскрыв конверт и ознакомившись с содержанием послания, я сразу же вспомнил образ пятнадцатилетней стройной и чуточку смугловатой очаровашки – моей троюродной сестренки, бывшей Скобелевой Любаши, дочери Александра Ивановича и Лидии Васильевны Скобелевых.
Не будет излишним процитировать то обращение Любаши ко мне. «Здравствуйте, уважаемый Иван Николаевич! Пишет Вам Скобелева (по мужу Степашкина) Люба – дочь Скобелева Александра Ивановича, из города Уральска. Возможно, Вы меня уже не помните, ведь прошло уже много лет, как мы с Вами виделись в последний раз, да и я Вас помню еще молодым мужчиной, хотя говорят, Вы очень мало изменились, это хорошо.
А пишу я Вам вот по какому поводу. Наша общая родственница из города Аксая – Маша Хлевецкая (бывшая Ваша однофамилица) сказала, что Вы занимались своей родословной, составили генеалогическое древо и написали книгу, в которой есть упоминание и о моем дедушке, Скобелеве Иване Владимировиче.
По молодости как-то не задумываешься о том, кто твои предки. Может быть, заедает текучка, не всегда хватает времени для того, чтобы остановиться и подумать над этим, но это уже свершившийся факт. А вот сейчас, с возрастом, появилось время, чтобы ответить на вопросы: что за след ты оставила в жизни, и где твои корни? Это очень интересно знать, а расспросить уже практически не у кого, в живых-то осталась одна Скобелева Екатерина Зиновьевна – наша т. Катя (Я имею в виду тех, кто живет в Уральске). Поэтому, если у Вас есть лишний экземпляр Вашей книги, прошу: вышлите мне ее почтой».
Любовь Александровна указала и свой адрес, и координаты своего младшего сына, проживающего в городе Самаре. Она даже перечислила все имеющиеся у них с сыном телефоны.
Это письмо Любови Александровны и упомянутое выше обращение ко мне Андрея Александровича Старостенко говорило об искренней чрезвычайной заинтересованности моих младших сородичей в сохранении известной глубины собственных родовых корней и передаче этих сведений потомкам. А жизнь наших прародителей, российских провинциалов Оренбургской губернии: Груднова Елисея, Чурбакова Данилы и Скобелева Владимира проходила во времена господства в Российском государстве царских порядков….
Вышеперечисленное и заставило меня на пороге моего семидесятилетия сесть за компьютер, чтобы, используя память свою и сохранившихся родственников, запечатлеть наиболее яркие мгновения жизни наших предков. Разумеется, большинство страниц их жизни покрыто тайной. Но, несмотря на это, я все же решился с достоверной точностью, с окружающим колоритом и живым ароматом того времени оживить известные места проживания дорогих мне сородичей.
Исполнение задуманного облегчало то, что главные герои повествования: бабушка по материнской линии – Варвара Ивановна Груднова и бабушка по отцовской линии – Маланья Владимировна Чурбакова дожили до моего совершеннолетия. Именно от них в юношеском возрасте были получены мною и сбережены моей памятью основные сведения о жизни «грудновцев» и об огромной помощи, оказанной им казаками Уральского казачьего войска. Благодаря безграничному великодушию уральского казака Василия Тимофеевича Лихачёва, в кротчайший срок разбогател прародитель грудновцев Никифор Елисеевич Груднов. Аналогичную опору нашла во втором уральском казаке Филиппе Автономовиче Бунькине рано овдовевшая Маланья Владимировна Чурбакова с двумя ее сыновьями.
О реальных событиях, произошедших в 1919-ю годовщину Рождества Христова в Приуральном районе Уральской и соседней Оренбургской области, поведал мне в далекой юности бывший красноармеец 224-го Краснокутского полка легендарной Чапаевской дивизии Иван Владимирович Скобелев.
Бесценная историческая информация во время написания родословной книги была заполучена мною от жителя поселка Январцево, Приурального района, Уральской области – (сына уральского казака) Константина Филипповича Бунькина. В основу многих глав произведения легли воспоминания внуков прародителя грудновского рода: Георгия Ильича Фонякова, Александры Никифоровны Баймашкиной, Юрия Алексеевича Груднова и многих других родственников.
Укрощение строптивого
1902 г. У Елисея Груднова занозой торчала в башке одна оказия. Об этом он каждодневно думал с тревогой. Младший сын Тимофей, еще безусый, еще, как говорится, ни пуха, ни пера, а чуть солнце к закату, так и стремится сбежать со двора, к девчатам, а старший – Никифор в свои двадцать лет «с гаком», несмотря на уже исчезающую юность, на сельской вечеринке был всего лишь один раз. И то год назад, отец, можно сказать, вытолкал его из дому. Вот и боялся Елисей, что его старший сын останется бобылем до конца жизни.
– Годы-то идут! – вдалбливал год назад отец сыну, уговаривая его сходить на вечеринку. – Ты что, хочешь прожить жизнь бобылем, как твой дядька Егор? Нельзя быть бирюком. Скоро над тобой смеяться люди будут. Иди с Тимофеем. Может быть, там тебе какая-нибудь девушка понравится, а там, глядишь, и женишься.
Ублажил отца. Сходил с Тимофеем на вечеринку. Ну и что? Слузгал в сторонке от бесящейся молодежи карман подсолнечных семечек. Но больше такой культпоход Никифор не повторил ни разу. Отбивался он от него и руками, и ногами. Ну не тянет его на вечеринки. Ну не интересно ему глазеть на девчат.
Год прошел. Но ничего не изменилось. Тимофей не только женился на самой красивой девушке своего хутора Чапурина Катюше Земцовой, но уже ждет рождение ребенка. И сегодня, когда у снохи утром начались схватки, на старшего сына Елисей вновь «спустил кобеля»:
– Бог даст, твой брат нынче станет отцом. А ты чего сиднем сидишь? – включил он старую пластинку. – Ведь жена сама к тебе в дом не придет! – последний аргумент использовал отец для вразумления строптивого. Но тот, на удивление, первый раз в жизни с обидой, побагровев, огрызнулся:
– А ко мне придет!
– Жди! Как бы не разбежалась какая…, – в сердцах съехидничал отец. А потом вдобавок еще отчитал сына хлёсткими словами.
Ляпнул парень: «А ко мне придет!», не подумав о смысле сказанного. Ну, соскочило у него с языка. Простите. Сказал так, чтоб отвязались, а сам и мысли не держал на перемену устоявшихся интересов. Он знал, что люди как-то паруются, женятся. Но сходив тот раз с братом на вечеринку, Никифор не получил от этого никакого удовольствия: ни с одной из девушек он ни разу не станцевал, да и ни одна из присутствовавших на той вечеринке красавиц не запала ему в душу. А потому ему было гораздо интереснее ежедневно, иногда допоздна, заниматься любимыми делами. А их у него было немало. Он с большим интересом плел корзины. Возможно, что эти способности принесла ему от какого-то средневекового предка генетическая память, так как технологиям плетения его никто не обучал. Более того, он это даже нигде не видел. Но, несмотря на отмеченное, для украшения корзины парень использовал метод плетения в три хлыста, а гнезда для кур иногда украшал плетеными окнами.
Уникальным даром Никифор был награжден и в столярном деле. Мастерски орудуя плотницким инструментом, он изготавливал оригинальные табуретки, полки и санки с красивыми узорными спинками и множество других изделий. И после сегодняшней очередной профилактики отца он отправился под навес к верстаку.
Может быть, Никифор действительно остался бы бобылем на всю оставшуюся жизнь, если бы… не женитьба младшего брата. Нет! Он не позавидовал его выбору и его семейным радостям. Он простодушно смотрел на жизнь этой счастливой пары. Но именно они стали виновниками резких изменений взглядов Никифора.
У жены Тимофея были непростые роды. В поту и в слезах она надрывалась криком. Хочешь, не хочешь без помощи не обойтись. Знали Грудновы, что в двенадцати километрах от их хутора Чапурина, на хуторе Царево-Никольский (ныне п. Революционный, Первомайского района, Оренбургской области – И.Ч.) живет бабка-повитуха. Чтобы помочь страдающей жене, за ней, за спасительницей и поскакал Тимофей на тарантасе. С помощью жителей хутора он разыскал мазанку бабки-повитухи и бегом забежал в жилище. Но, к его несчастью, сама знахарка доживала в постели свои последние минуты. Лежала она при горящей лампадке, а возле нее сидела ее внучка. Сердобольная Варя обнадеживающе пыталась продлить жизнь своей наставницы, а та, чувствуя, что уйдет из жизни, спешила передать внучке недосказанные, полученные по наследству секреты народного врачевания.
Одержимый желанием помочь жене, Тимофей, отыскав «живых в доме», не оценив обстановки, поздоровавшись, спешно и шумно «выгрузил» то, с чем пришел под крышу этого жилища:
– Помогите, ради Христа! Жена умирает от родов!
За это вторжение Варя готова была пустить в ход кулаки и силой вытолкнуть пришельца, но бабушка опередила ее:
– Иди, внучка! – направила она свой квелый взор на Варю. – Помоги людям. Я уверена, что ты справишься с этим. А мне уже никто не поможет. Но я постараюсь все же дождаться тебя!
Варя быстро приподнялась с табуретки, на ходу прихватила «походную» бабушкину сумку и устремилась за выскочившим из мазанки Тимофеем. А тот, когда она вспрыгнула на тарантас, с ходу пустил коня в галоп. Не прошло и часа. Молодая знахарка быстрым шагом, следуя за Тимофеем, приблизилась к входной двери грудновского дома, из которой по случайному совпадению ей навстречу выходил Никифор. И как только их взгляды встретились, они оба на секунды застыли на месте. Впервые в жизни они испытали неведомый ранее трепет чувств. Но Варя первая укоротила счастливое мгновение. Она хорошо помнила о цели своего визита, поэтому, быстро оторвав от Никифора взгляд, поспешила за Тимофеем.
Но Никифор оставался в неподвижности. Он не понял, что с ним произошло. В нем, словно вулкан проснулся: в его памяти все еще стояла стройная, русоволосая, зеленоглазая девушка. В ее внешности, как и в одежде, не было ничего особенного – типичная провинциалка. Но он был сражен взглядом незнакомки. Он показался ему необыкновенным, магическим. В нем он прочел приятное тепло и ласку. Парень не мог объяснить почему, но с первого взгляда она показалась ему близким, родным человеком. К его удивлению, ему захотелось еще раз посмотреть молоденькой знахарке в ее небыкновенные глаза. Он знал, что девушке в данный момент не до пробудившихся в нем чувств, но с собой ничего не мог поделать. И что интересно, у влюбленного с первого взгляда человека вмиг созрел предлог для очередной встречи с ней. Еще не зная, чем завершится «скорая помощь» молодой повитухи, но как бы в знак благодарности за помощь роженице он решил подарить знахарке сделанный своими руками, украшенный резьбой табурет. Вот на нем и ожидал Никифор девушку у входа в жилище.
«И чё ты там уселси посередь дороги? Чё, решил быть на подхвате у бабки-повитухи?» – с раздражением подумал Елисей, увидев Никифора за этим занятием. И так как отец не знал, какую повитуху привез Тимофей, ему были не понятны ни праздное настроение, ни замыслы его старшего сына. Он привык видеть его только в труде. Вот почему ему захотелось в очередной раз сорвать сердце на нем, но утренний крупный разговор, сохранившийся в его памяти неприятным осадком, не дал Елисею это сделать. Он не мог переломить себя, не мог смириться со строптивым сыном. За время, прошедшее после утреннего разговора, Елисей с Никифором не обмолвились ни словом. Оставаясь в плену своего настроения, отец не обратился за помощью к Никифору, а сам привел от соседа и запряг коня для того, чтобы Тимофей отвез повитуху обратно. А затем остался возле сарая, чтобы из-за проснувшегося в нем любопытства понаблюдать со стороны за непонятным поведением строптивого сына. Да и роды снохи не давали ему покоя.
Очень своевременным оказался замысел Никифора. Громким криком о своем появлении на свет заявил первый сын Тимофея и Катеринки, Константин. Выбежав из дома во двор и отыскав глазами в дальнем углу отца, Тимофей что есть мочи прокричал:
– Папа! С внуком тебя!
Счастливый папаша не знал, как отблагодарить молодую знахарку за бесценную услугу. А та, после принятия родов, спеша к дышащей на ладан бабушке, отказывалась от всякой оплаты.
Выйдя из сенцев, она вторично встретилась взглядом с Никифором. И как ни странно, девушка, как и Никифор, повторно испытала приятное чувство.
– Меня зовут Никифором! – протянул для знакомства руку парень.
– А меня – Варей!
– Очень приятно познакомиться! А это Вам от меня в знак знакомства и благодарности за оказанную помощь! – поднял Никифор приготовленный подарок.
– Да вы что…? Я не могу взять это. Меня бабушка послала помочь… Мне даже стыдно от такого предложения…
У Вари это была первая в жизни самостоятельная работа, за которую предлагали ей плату. Варя была в растерянности. Уместно оговориться, что знахари в то время и жили за счет благодарностей обслуживаемых клиентов. Варина бабушка не имела ни земли, ни хозяйства. Целью ее жизни являлась помощь страдающим от недугов. А для избавления человека от болезни знахарке было необходимо не только знать и помнить наизусть нужные молитвы. Часто при лечении применялись настои из нужных трав. Но прежде всего им надо было знать, где эти травы растут. Нередко за целебным снадобьем ей с малолетней внучкой приходилось преодолевать немалые расстояния. Раздобыв бесценную растительность, они должны были правильно превратить ее в нужное лекарство. А это – целая наука и нелегкий труд. А всякий труд в любом обществе должен быть оплачиваемым.
– А чисто от меня, в знак нашего знакомства сделанный вот этими, моими руками Вы можете взять подарок?! На память!
– Ну, если Вам это так хочется.… Тогда большое Вам спасибо!
– А мне от этого очень приятно! И я еще что-нибудь Вам сделаю в подарок! Обязательно! – не умолкал влюбленный Никифор.
– Большое Вам спасибо, Никиша! Но я очень спешу к своей больной бабушке. Тимофей! Везите меня быстрее домой.
– Слушай, брат! – осмелел вдруг Никифор. – Давай я отвезу Варю вместо тебя.
– Я не против, если она согласится.
– Я согласна! Только везите меня быстрее, – искренне ответила Варя и почти бегом устремилась к тарантасу.
Оставляя пыльную завесу, повозка резко удалялась по проселочной дороге, а наблюдавший за действиями старшего сына Елисей Груднов, развернувшись к рядом стоящей супруге, радостно произнес:
– Ну, мать, слава Богу! Наконец-то и Никифор, как медведь, проснулся от затянувшейся спячки!
Но навестившая радость через короткий промежуток времени начала приносить и огорчения Елисею. Одного взгляда хватило, чтобы Никифор потом не представлял жизни без Вареньки. К тому же девушке, оставшейся после смерти бабушки в одиночестве, требовалась большая поддержка. За время поездки Никифору стало известно, что кроме бабушки у Вари нет ни единого родного человека. Ей исполнилось только десять лет, когда эпидемия лишила ее одновременно и матери, и отца. И внезапная встреча ее с Никифором была не просто случайностью, а посланием свыше. Что бы она делала, не познакомившись с ним? Бабушка не сдержала данного слова внучке, не дождалась возвращения с первого в жизни ее самостоятельного врачевания. А как хотелось молодой повитухе поделиться со своей наставницей своей радостью, успешным применением на практике полученных от нее знаний.
Именно Никифор стал Варе опорой в эти драматические минуты осиротения. Он ответственно возложил на себя хлопоты проводов в последний путь усопшей ее наставницы. На чужом хуторе парень смог организовать похороны дорогого Варе человека.
После случившегося влюбленный Никифор постоянно с большим волнением думал о Варе. Ему очень хотелось быть с ней рядом постоянно, но даже навещать ежедневно любимую, жившую от него в двенадцати километрах, было совсем непросто. Можно было все упростить: сыграть свадьбу, но после смерти Вариной бабушки не прошло еще сорока дней. Поэтому такое мероприятие являлось для православных верующих и грешным, и кощунственным. В память о бабушке Варя продолжала жить под родной крышей, а парень при любой возможности навещал осиротевшую любимую.
С началом сенокоса встречаться стало еще труднее. Но отмахав литовкой целый день, либо откидав навильники сена с утра и до ночи, Никифор, заседлав коня, на крыльях летел к любимой Вареньке. В связи с этим у Елисея Груднова появилась новая головная боль. И он нашел способ избавления от неё. Дождавшись сорокового дня после погребения Вариной бабушки, после невозмутимого наблюдения за мытарством влюбленного Никифора, после завтрака, он ласково, как кот к ноге хозяина, прильнул к сыну, стремясь обрести понимание:
– Сынок, и нашто так мучить и себя, и мерина? Если вы с Варей любите друг друга, то вам надо пожениться. Сено мы заготовили. Хлебные поля еще не дозрели. Потому есть время, чтобы сыграть вашу свадьбу. Да и пока не начался пост.
Выслушав это, Никифор, забывшись на секунды, невольно вспомнил, как когда-то не подчинялся отцу и не ходил с Тимофеем на вечеринки. Но на этот раз бывший строптивец в ответ обрадованно заулыбался:
– А на это, папаня, я охотно соглашаюсь!
– Молодец! Тогда пойди к матери, смени косоворотку и шаровары и езжай с Богом к Варе, и сговаривайтесь на свадьбу.
«Бабка Грудниха здесь живет?»
В конце XIX начале XX века в российских губерниях врачи – профессионалы имелись лишь в городах, да и то в мизерных количествах. Старейший уральский писатель – краевед Н.Г.Чесноков в своей книге «На куполах столетий отблеск», посвященной юбилею города Уральска, приводит следующие данные из «Энциклопедического словаря» Брокгауза – Ефрона: «В городе 7 врачей гражданского ведомства, 6 военных, 2 врача вольнопрактикующих, 2 фельдшерицы – акушерки земской службы и 2 повивальные бабки. Войсковая больница на 100 кров, бесплатная лечебница для приходящих больных, с даровой выдачей лекарств, содержимая на средства благотвор. Общества; приют для родильниц на 6 кров; 2 вольных аптеки». (Стр.6) И это, согласно упомянутому словарю, на 38919 жителей города.
Однако болезни в иные годы просто свирепствовали и почти повсеместно. По свидетельствам архивных документов, наиболее распространенными являлись такие, как холера, сыпной и возвратный тиф, корь, дифтерия, скарлатина, малярия и еще множество других, которые часто носили эпидемический характер. К примеру, в городе Уральске в 1830 году прямо-таки зверствовала холера. Только за один месяц «с 7 августа по 6 сентября в городе умерло 1909 человек», – сообщал Военный Оренбургский губернатор Сухтелен В. П. в донесении в Министерство внутренних дел. Далее он подчеркивал, что «смертность в сем городе дошла до 80 и более человек в день». «В 1831 году холера вновь навестила Уральск и унесла опять более тысячи человек». (Н. Ч. К. 2. С. 33).
Таково положение было в городе, где имелись квалифицированные врачи и необходимые лекарства. Нетрудно представить, каково было жителям сельской глуши, которые и в благополучные, и в эпидемические годы были предоставлены сами себе. В большинстве случаев люди занимались самолечением. Иногда помощь больному человеку мог оказать кто-то другой, знавший народные средства избавления от привязавшейся хвори. Приключилась у человека, к примеру, неприятная неожиданность, которую медики в наши дни называют культурно «диспепсией» или «диареей», в помощь пускалось множество средств. В этом случае сам больной или находившиеся рядом с ним люди «приписывали» ему самые «пользительные» вяжущие средства: горькую полынь, кровохлёбку, рябину, сырые куриные яйца, рисовый отвар и даже рюмку водки с солью. От головной боли тоже находили множество средств.
Да что от головы! Болезни легких знахарки успешно лечили лекарствами, растущими рядом: порезтравой, солодковым корнем и «андысом». Ныне его корни продают в каждой аптеке под названием девясил.
Но кроме «знамых» болезней, люди заболевали и такими, о которых «не слышали сроду». А что делать, если от боли, хоть в петлю лезь? Люди в таких случаях порой впадали в отчаянье. До города из глухомани даже на паре хороших рысаков за сутки не доедешь. Да и не у каждого имелись таковые. Вот для таких случаев в провинциях во все времена имелись люди, обладавшие даром Божьим – знахари.
Такой дар девушке, по имени Варя, вероятно, не скупясь, передали своими генами ее далекие предки, а в тех этот дар при их рождении мог вложить Всевышний. Девушке повезло, что кроме унаследованного дара она имела рядом и кровную наставницу – старенькую родную бабушку.
Варе было лет двенадцать, когда она первый раз помогла бабушке принять тяжелые роды. И после этого повитуха без внучки на вызовы к роженицам больше никогда не ходила.
– Пока я жива, учись! И старайся все запоминать, как я делаю и что делаю. Тебе это потом очень пригодится! – наставляла знахарка.
– А зачем мне это? – спрашивала внучка вначале, не видя своего будущего, – я без тебя ни к кому не пойду.
– Пойдешь! – пророчески убеждала старая будущую целительницу, видя способности девочки. – Запомни: это твоя доля!
Уместно оговориться, что сама прародительница ни анатомию, ни фармацевтику ни в каких учебных заведениях не изучала, а физиологические знания человеческого организма она приобрела в свое время от своей наставницы. Тем не менее, помощь каждому больному, если тот вовремя обращался за ней, ею всегда оказывалась так, что абсолютное большинство пациентов после избавления от ужасающего недуга просто не знали, чем и как достойно отблагодарить свою спасительницу. А с теми болезнями, против которых она была бессильна, где, к примеру, необходимо было хирургическое вмешательство, знахарка всегда рекомендовала больному ехать к «градским» врачам.