Записки комбата

Больше и красочнее помнится подготовительная приподнятая суета перед поездкой и дорога в лагерь, нежели само пребывание там, так как первые две недели съедала тоска по родине и родителям. К тому же, местные ребята обычно задирались и иногородние держались обособленно. На расходы Сереге мама давала всего три рубля, а на них месяц не шиканешь. Деньги он берег и брал на них только мороженое, которое сильно любил и, которого, у них в Вытегре не было.

А однажды последний рубль украли из чемодана. Три дня он плакал от безутешного горя. Когда ребята на экскурсиях ели мороженое, Серега только сглатывал слюни и дико им завидовал.

Но шло время, появлялись друзья и только бы надо повеселиться и покуражиться, а уже надо собираться домой. Зато с самого раннего детства он изъездил весь Ленинград вдоль и поперек, знал все его достопримечательности.

Одной из забав пацанов были сплавы весной по бурным и разлившимся ручьям на корытах. Они с бешеной скоростью неслись вниз по течению ручья Вянги, отталкиваясь палками от берегов. Особенно страшно, проходить под мостами, когда приходилось виртуозно уворачиваться от бревен и досок, чтобы не набить лишних «шышек» на голову. В конце концов, переворачивались в холодную паводковую воду, бежали мокрыми домой, где их ждали с вицами и ремнями мамы. Попадало, будь здоров, а если и корыто упустишь, то домой лучше не приходи.

Гордостью Сереги были, сделанные папой, финские санки (в виде резного стула из карельской березы на железных полозьях) и самокат с рулем от «Волги» Газ-21. Летом, вечерами, устраивали на самокатах гонки по недавно появившимся асфальтированным улицам. Вместо колес стояли большие подшипники, поэтому визг, лязг и грохот железа от несущейся армады самокатчиков разносился по всему городу. Зимой же, на перегонки, катали с гор девочек на санках.

Основным детским увлечением была, конечно, рыбалка. Разве может быть по-другому в крае тысяч рек и озер? Эта детская забава со временем перешла в основное хобби на всю жизнь. Носились на велосипедах по близлежащим водоемам с удочками и донками, или бродили с бреднем по затокам. Рыба на столе была каждый день.

Приловчились и к ловле раков. Рачевню Сергей смастерил сам. Натянул на проволочный круг диаметром в метр кусок старой сетки. Приспособил на двух дугах веревку для спуска, и рачевня готова.

Для приманки, приворовывал у мамы маленькие кусочки мяса. Ловил раков прямо в центре города у старого милицейского моста. Залезал на причаленные к берегу деревянные лодки и с кормы бросал рачевню в воду. Глубина метра полтора. Из расположенного поблизости парка культуры и отдыха доносилась музыка. Играли пластинки. Заброс длился в одну песню, а это четыре-пять минут. В поднятой в лодку рачевне было два-три рака с ладошку. Наловив их полный бидончик, Сергей спешил домой, чтобы сварить их к приходу папы. Николай Иванович очень любил полакомиться раками.

Возле дома располагалась пожарная часть с настоящей каланчой. Серега часто помогал пожарникам мыть машины и разматывать для просушки пожарные рукава, за что был награжден значком ЮДПД (юный друг пожарной дружины), который всегда носил на лацкане школьной гимнастерки рядом с октябрятской звездочкой.

В школу ходили строго в форме: серые брюки, гимнастерка, фуражка, кожаный ремень, черные ботинки. На медной бляхе ремня и кокарде фуражки – школьная эмблема, большая буква «Ш» в обрамлении дубовых ветвей.

В дворовую компанию, кроме пацанов входили и девчата. Людка Бунгова, Люська Лапсакова, Нинка Гулева, Надька Насонкова, Зинка Круглова. С ними обычно ходили в июне по ягоду на болото, в сосняк за кладбищем. Собирали морошку, чернику и бруснику. Норма – трехлитровый бидончик. Комарье и мошка, помнится, заедала в усмерть. Осенью же делали набеги на гороховища.

Летом вечерами, сидя на крыльце, играли с девчатами в кольцо. «На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой? Говори по скорей не задерживай добрых и честных людей…» – Так начиналась игра.

Отгадывали фильмы по одной букве. У девчат этими фильмами были исписаны целые блокноты. Они, естественно, и выигрывали.

Когда наступали сумерки, девчата-проказницы, тащили нас через дорогу на участок городского детского сада №1, где в тени беседок отрабатывали на нас навыки целования через соломинку.

Встань пораньше, встань пораньше,

Встань пораньше,

Только утро замаячит у ворот.

Ты услышишь, ты услышишь,

Как веселый барабанщик,

В руки палочки кленовые берет…

По радио детский хор пел «Песню о веселом барабанщике».

Сегодня день принятия в пионеры. Первый красный галстук, не ситцевый, как у многих, а настоящий шелковый, который сумела таки достать мама, торжественно повязали Сереге Сибирцеву на белоснежную рубашку. После школьной линейки весь отряд строем повели на экскурсию в краеведческий музей, размещенный в бывшем здании церкви на Красной горке, пожалуй, самом красивом и высоком месте Вытегры. Музей был гордостью города, сюда обязательно заходили туристы и экскурсии с круизных судов путешествующих по Волго-Балту. Экспозиции размещались в четырех больших залах и рассказывали как о природных богатствах края, так и историю его развития от незапамятных времен до сегодняшних дней.

Первый зал посвящен местным умельцам. В центре располагалась экспозиция художника Твердова. Под известными картинами, написанными маслом, расположился большой деревенский погост с церквями и колокольнями, изготовленный из обыкновенных спичек. Здесь же висели картины маслом Анатолия Круглова, старшего друга Сергея. Толик этим очень гордился, хоть и не показывал вида. И вообще, Анатолий был разносторонне развитым парнем. Под его руководством в Вытегре создали первый ВИА.

Второй зал рассказывал о местной фауне и флоре. В центре его стоял огромный бурый медведь. Дальше шли исторический зал и небольшая выставка достижений народного хозяйства района.

Когда проходили возле чучела огромного медведя, Вовка Старков засунул руку тому между мохнатых лап.

– Серега, посмотри, что я нашел, – заговорчески прошептал он.

Сергей нащупал там большой сук, очень похожий на исполинские гениталии.

– Вот это да! Это что, настоящие!? – удивились несмышленые пацаны.

Подбежала любопытная Ритка Кулигина, сующая везде свой нос. Проверила, что там нашли ребята и, покрывшись бардовым румянцем, побежала жаловаться Ленине Андреевне. Наша первая учительница сначала тоже растерялась от неожиданной находки и увела ребят в другой зал. Позже этот случай превратился в комический анекдот о том, как Ритка Кулигина щупала медведя.

До седьмого класса он сидел за одной партой с Риткой, самой умной девочкой в классе, круглой отличницей. Кроме того, она была еще и красивая и дружелюбная, совершенно не задавака. Ритка ужасно нравилась ему, он даже был почти влюблен в нее. И кто знает, как сложились бы их отношения в романтическом плане, если бы не та злосчастная контрольная по алгебре.

Одним из заданий контрольной было построить отрезок, равный корню из двух. Неизвестно как, но Сергей мгновенно сообразил, что задачка на самом деле находится на стыке алгебры и геометрии и что заниматься вычислениями в этом случае не нужно. Достаточно просто построить прямоугольный треугольник с катетами, равными одному сантиметру, и длина гипотенузы окажется равной точнехонько корню из двух. Он быстро выполнил требуемое, решил остальные примеры, и огляделся… Ритка сидела с несчастным видом и логарифмической линейкой в руках, видно, пыталась выйти из положения чисто алгебраическим способом. Он толкнул ее в бок и развернул листок с контрольной так, чтобы ей было видно. Ритка – умница, сразу сообразила, в чем тут фокус, и благодарно улыбнулась в ответ.

Через три дня учительница по математике, Чащина Алла Дмитриевна, раздала им проверочные контрольные. Ритка, естественно, получила свою пятерку, никаких других оценок у нее отродясь не было. На листочке Сибирцева же красными чернилами красовалось: «2. Списано у Кулигиной». Разумеется, учительнице и в голову не пришло, что отличница Кулигина может не справиться с заданием, поэтому полагала, что «хорошист» Сибирцев наверняка списал у нее. Как же могло быть иначе? Ведь, как выяснилось, из всего класса эту хитрую задачку про корень из двух решили только они двое. Ну, Кулигина – это святое, она, конечно же, сама додумалась, на то она и самая умная в классе. А Сибирцев – не самый умный, он такой же, как все остальные, поэтому раз все остальные не решили, то, как же он мог? Не мог. Стало быть – списал.

Сергей постарался не потерять лица, все-таки девочка ему нравилась, и, с трудом борясь со жгучими слезами обиды от такой несправедливости, криво усмехаясь, показал свою контрольную Ритке. Не известно, чего он ждал от нее тогда: сочувствия, удивления, возмущения, готовности честно объясниться с учительницей и рассказать ей, как было дело. Но чего-то ждал. Чего угодно, только не холодного молчания. Ритка Кулигина, красавица и умница, ничего не сказала, даже не посмотрела на него. Просто отодвинула листок на его половину парты и отвернулась.

На следующем уроке она сидела за другой партой, пересела к Свете Осюковской, поменявшись местами с ее соседом. С Сергеем Ритка была с того дня холодно-сдержанна. Иными словами, она стала избегать его.

Сказать, что Сергей страдал, – это ничего не сказать. Причем страдал-то он не по Ритке, все равно они учились в одном классе и все равно вне школы не встречались. А страдал от несправедливости и от ощущения полной беззащитности. Ритка понимала, что поскольку он влюблен в нее, то не пойдет к училке жаловаться, искать правду. Она использовала доброе к себе отношение.

Пострадав несколько дней, Сергей сформулировал для себя вывод: если ты сделал кому-то добро, жди, что в скором времени этот человек от тебя отвернется.

А еще спустя некоторое время в голову ему пришло, что он сам виноват: не надо было показывать Ритке решение, и ничего не случилось бы. Он получил бы свою заслуженную пятерку, Ритка – четверку или, на худой конец, тройку, но он не оказался бы благодетелем круглой отличницы, наоборот, посочувствовал бы ей, утешил, в кино пригласил бы тоску развеять. Словом, имел бы возможность повести себя как мужчина. Он же проявил инициативу и был за это жестоко наказан. И «пару» схлопотал, и Ритка от него отстранилась.

Отсюда второй вывод: никогда не лезь с помощью, если тебя об этом не попросили. Не стремись к тому, чтобы люди испытывали к тебе благодарность, тогда они будут тебя любить.

И третий вывод: не кидайся немедленно просьбу выполнять и помогать. Подумай сперва, не потеряешь ли этого человека, если он вынужден будет испытывать к тебе благодарность?

Раннее детство помнилось как-то отрывками. Вот он, трехлетний мальчуган впервые едет с папой в Москву поездом. В плацкартном вагоне битком людей и он на бис, под смех попутчиков, в десятый раз исполняет, перевирая слова, известную тогда песню: « Ах, эта девушка, меня чума взяла, разбила сердце мне, покой взяла».

А вот, в четвертом классе, пишет тайком на уроке любовную записку Ритке Кулигиной.

А вот уже восьмой класс, проводы русской зимы… Проводы русской зимы в Вытегре всегда приурочивали к масленице. Это был, пожалуй, один из самых любимых праздников местной детворы.

День выдался славный. Ярко светило солнце, стоял легкий морозец и тишина, будто природа замерла перед решающим наступлением весны.

Учеба в голову не лезла. Сережа нехотя листал учебник, пытаясь побыстрее закончить с домашним заданием. Из кухни доносились вкусные запахи – мама стряпала блины.

Каждую минуту он подбегал к замерзшему окну и, в растопленную на стекле солью щелочку, выглядывал на улицу – боялся пропустить момент выстраивания праздничной колонны из лошадей с каретами и санями, украшенных разноцветными лентами и бубенцами.

В окно спальни послышался условный стук. Схватив по пути в прихожей ушанку, Сергей выскочил на крыльцо.

– Куда раздетый?! – догнал его запоздалый окрик мамы, но Сережа был уже на улице.

Из-за угла их дома выглядывал Юрка Самутичев.

– Серый, ну ты чего? Все уже в сборе.

– Я мигом!

Сергей вернулся домой, накинул фуфайку, схватил пару блинов с тарелки.

– Мам, я на улицу.

– А уроки? А кушать? Сейчас папа придет с работы, и сядем обедать! – строго возразила мама.

– Не-е-е, мам, я потом. А вы обедайте без меня, – крикнул он, выбегая на крыльцо.

У крыльца уже ждали трое закадычных друзей: Юрка Самутичев, Валерка Филичев и Андрюшка Шевчук.

Поздоровавшись, как положено за руку, по-мужски, они направились дворами в центр, к площади, где по времени должно уже начаться основное гуляние.

На площади, возле трибуны, играл городской духовой оркестр. Шло какое-то нехитрое представление. В ряженых узнавались герои русских народных сказок: Емеля, Иванушка-дурачок, баба Яга. По периметру стояли столы с яствами. Горки дымящихся блинов на любой вкус: со сметаной, с маслом, грибами, рыбой и даже красной икрой. Калитки, розанцы, ростягаи, пироги с множеством начинок – все, чем славится кухня народов русского Севера. Под столами стройными рядами выстроились ящики с казенкой. Каждый стол украшал начищенный до блеска медный двухведерный самовар на углях.

Красавицы в самобытных сарафанах с накрашенными свеклой щеками залихвацки зазывали гостей.

Пошарив по карманам, друзья наскребли лишь восемьдесят копеек.

– Да, негусто, – отчаянно промолвил Андрей, – даже на «Солнцедар» не хватает, а какой праздник без вина?

Выручил, как всегда, Юрка:

– Так, не бздеть, я вчера видел, как в сарай швейной мастерской выносили мешки. Наверное, тряпье и отходы. Пойдем, глянем.

Швейная мастерская располагалась на Вянгенской улице (по названию одноименного ручья, вдоль которого она идет), по соседству с домом, где жил Сережа. В ее сарае, обычно полном дровами, они с детства устраивали штабы и различные тайники.

Помнится, как были в усмерть перепуганы лежащими там манекенами, приняв их за покойников.

Входная дверь сарая закрывалась амбарным замком, но в задней стенке его две доски легко сдвигались. Дальше шел лаз, проделанный пацанами в дровах.

Пробравшись в сарай, они увидели возле двери четыре мешка с отходами от швейного производства. Не теряя времени, вынесли их через лаз и мелкими перебежками направились в сторону Горпо, где находилась «сдавалка» (пункт приема вторсырья). Увы, там их ждало разочарование. Пункт был закрыт – воскресенье. Потолкавшись безрезультатно у закрытых дверей, ребята уже думали возвращаться, но и тут Юрка оказался на высоте:

– Ждите здесь, а я схожу домой к приемщице, она рядом живет, – уверенно сказал он.

Вскоре Юрка вернулся с дородной теткой. Та окинула надменным взглядом мешки, заглянула внутрь и недовольно изрекла:

– По десять копеек возьму.

Пацаны знали, что тряпье стоит шестнадцать копеек за килограмм, но, как говорится, хозяин-барин, тем более в выходной день. Пришлось уступать.

Вырученных пяти рублей хватило на три бутылки вина, пачку сигарет, буханку ситного хлеба и полкило соленой ряпушки.

В четырнадцать лет, спиртное им конечно еще не продавали, поэтому пришлось воспользоваться услугами мужичка, болтающегося возле магазина. За что тот, увы, ополовинил одну из бутылок.

Отоварившись, ребята поспешили к праздничному кортежу. Колонна запряженных в сани лошадей уже была готова к выдвижению в центр города. Насчитали больше тридцати экипажей.

Ямщики в треухах и, подпоясанных разноцветными кушаками, тулупах, заканчивали последние приготовления.

– Давайте заскочим в дом к Зинке Кругловой, отметим начало праздника. Там у них ремонт, никого нет и лошадей в окно видно, – предложил Валерка.

В доме действительно шел капитальный ремонт. Дверей нет, пол вскрыт, внутренние перегородки разрушены.

Разместив на подоконнике нехитрую закуску, пацаны пустили бутылку по кругу.

В это время за окном обозначилось какое-то движение. Народ рассаживался по саням, застоявшиеся лошади взбодрились и нетерпеливо перебирали ногами.

– Все, завязываем! Колонна тронулась! Бежим! – крикнул Андрей, и пацаны бросились догонять праздничный кортеж.

Мимо них, набирая скорость, проносились экипажи. Ребята попадали в, кто какие смог, сани. Под улюлюканье хмельных кучеров и переборы гармошек процессия вырвалась на проспект Ленина.

В санях была куча-мала. Под Серегой что-то кричал придавленный мужик, сверху его прижали две толстенные бабищи, ревущие матерные частушки, а на голове сидел хмельной дед и рвал меха залипающей клавишами гармошки. Праздник начался…

Возле площади кони перешли на шаг, продираясь сквозь загулявшую толпу. Мужики спрыгивали с саней, отоваривались в торговых рядах казенкой и вновь догоняли колонну.

Народу в санях прибывало. Если тройки еще уверенно тянули свои экипажи, то одиночные лошади уже отставали. Недовольные этим, кучера ногами сталкивали в снег зазевавшихся пассажиров, облегчая сани.

Колонна повернула на самый широкий и протяженный в городе Советский проспект и лошади, почувствовав свободу, перешли на рысь. Началась гонка. В клубах лошадиного пара и снега, не разбирая дороги, с песнями и плясками, в пьяном угаре, неслась молодецкая удаль…

Сани занесло и опрокинуло. Серега кубарем скатился под гору… Пришел в себя в сугробе, без шапки и в одном валенке. Вокруг него ползали на четвереньках люди, плакали и смеялись. Вверху, на дороге, шатался пьяный кучер и звал помочь перевернуть сани.

Отряхиваясь от снега и помогая друг другу, отдыхающие кое-как выползли на дорогу. Гуртом поставили сани на полозья и, загрузившись, экипаж повернул на площадь. Валенок Серега нашел под санями, а шапка, наверное, вылетела в пути.

Возле клуба Речников он увидел Юрку и Андрюху, соскочил с саней и подбежал к ним.

– Вы уже здесь? А Валерка где? – спросил он друзей.

– Мы вернулись на встречной тройке, а Валерка поехал до кладбища, там конечная, – ответил Андрей.

– Ну, чего делать будем? – спросил Серега

– Не знаю, – пожал плечами Юрка, – последнюю мелочь в санях растерял, даже блинов не на что взять.

– Пойдем «ковырять» масло, – предложил Андрей.

В ту пору в магазинах впервые появилось шоколадное масло. Стоило оно сравнительно дорого, три шестьдесят килограмм и, естественно, дома оно появлялось крайне редко, а было таким вкусным! Но, голь на выдумки хитра, придумали и тут. Ребята заходили в продуктовый магазин напротив городской бани, становились у прилавка, на котором стояли большие открытые кубы масла и, пока один из них отвлекал продавщицу, остальные незаметно пальцами выковыривали масло в ладошки. Затем, за магазином, смаковали его.

– Да ну, масло. Придумаешь тоже, что мы, дети малые, что ли? – возмутился Юрка.

В это время к ним подошла продавщица с лотка:

– Ребята, помогите загрузить в машину ящики и корзины.

Юрка хитро подмигнул всем и тут же согласился.

Побросать в кузов тару, столы и корзины с продуктами было делом пятнадцати минут.

Продавщица поблагодарила и угостила стопкой блинов. Машина уехала, а Юрка откинул полу бушлата. За пазухой у него виднелась белая головка бутылки водки и палка копченой колбасы.

– Ну, ты даешь! – удивился Серега, – я бы так не смог.

– Сможешь, если захочешь, – снисходительно ответил Юрка.

К пацанам подошел Валерка и протянул Сереге шапку:

– Твоя?

– Моя, а где ты ее взял? – удивился Сергей.

– Дядя Толя, кучер, отдал. Сказал, что ты ее в санях забыл. Слушайте, мужики, – продолжал Валерка, – я сейчас видел, как Люська Бунгова с матушкой в баню пошли. Посмотрим?

Предложение было как заманчивым, так и опасным.

То, что пацаны заглядывали в женскую баню, люди догадывались, но, как говорится, не пойман – не вор.

– А ты знаешь, где смотреть? – заинтересованно спросил Валерку Юрка.

– Конечно, знаю. Возле окон женского отделения большая поленница дров. Залезаем на нее, сцарапываем с окна белую краску и смотрим.

– Здорово! – заключил Юрка, – нож у меня есть, идем.

– Стоп! – резко остановился он, – а с водкой и колбасой, что делать будем?

Пацаны замялись. Водка – дело серьезное, да никто ее к тому времени еще и не пробовал, другое дело вино или брага, но вслух сказать не решались.

– Ладно, – разрядил обстановку Юрка, – оставим ее «на потом».

К бане подошли уже в сумерках. Вплотную к четырем окнам женского отделения действительно было сложено три костра с рублеными дровами, высотой метра два с половиной, поэтому залезать на них пришлось карабкаясь по спинам.

Серега чувствовал себя неуверенно, в душе, как будто кошки нагадили:

«А вдруг об этом узнают? Стыда не оберешься, а ведь он комсорг класса», – думал он, но вслух, естественно, этого сказать не мог, боясь оказаться слабаком в глазах друзей.

Ребята еще поднимались, а Юрка уже скреб ножом окно.

– Ух, ты, – шептал он, сглатывая слюну, – банное отделение, как раз возле душевых кабин.

– Дай посмотреть, ну дай… – нетерпеливо канючил Валерка.

– На нож и скреби сам другое окно, – отмахивался от него Юрка.

Ребята, лежа на дровах, упершись лбами и носами в стекла, смотрели одним глазом в маленькие щелочки, смаковали увиденное.

– Да тут одни старые бабы, смотреть противно, – недовольно проворчал Валерка.

– Какие старые?.. Вон смотри, учителка из первой школы. Вот это буфера… Да-а!.. – восторгался Юрка.

Серега неуверенно прильнул к окну. Перед его взором, закрыв собою все пространство, шевелилась огромная задница. Ему стало как-то не по себе, и он отвернулся. Заметил, что Андрей тоже в окно не смотрит, а сидит с виновато-отрешенным видом.

– О! – воскликнул Валерка, – вон Люська, а вон Зинка Круглова. Ух ты!.. А ножки у Люськи ничего!..

– Ах вы, подлецы!.. Ну, я сейчас вам дам!! – раздался грозный женский оклик у поленницы. – Ишь чего удумали, стервецы!!!

Пацаны вскочили на ноги. Поленница зашаталась и медленно обвалилась наземь.

Выбираясь из-под дров, не обращая внимания на сильную боль в правой ноге, Сергей увидел над собой двух полуголых женщин и тут же получил шайкой по голове.

Припадая на ногу и ничего не соображая от удара, он бежал вслед за удаляющимся Юркой.

– Узнали!.. Точно, узнали!.. Теперь разнесут по всей школе. Ну, зачем я туда пошел!?.., – страдал от необдуманного поступка Серега.

Юрка остановился, подождал его и, хохоча во всю глотку, пытался ободрить товарища:

– Вот это приключение!.. Успокойся, все нормально, погони нет.

– Какое там нормально: глаз подбит, нога не ходит. А еще разговоров будет на весь город. Матушка узнает, и в школе тоже, – ныл Серега.

– Да брось, ты. Никто нас не узнал, уже темно. Подумаешь, на старые бабьи зады посмотрели… Вот делов-то, – уверенно отстаивал свою правоту Юрка.

– А где ребята?

– Андрюха побежал к реке, А Валерку, по-моему, банщица схватила, не знаю, вырвался или нет.

Обойдя баню за два квартала, друзья направились в свой двор. Андрей и Валерка сидели на крыльце.

Валерку банщица отпустила, предварительно дав пинка под зад, а за Андреем никто не гнался.

Обсудив происшествие, в расстроенных чувствах, ребята разошлись по домам.

Как ни странно, но продолжения этой истории не последовало. Им, молодым тогда еще пацанам, не дано было понять действий взрослых женщин.

Они ждали открытых комсомольских собраний с разбором морального облика будущих строителей коммунизма и долго еще пристально и виновато вглядывались в лицо каждой встречной женщины. Но все на этом и закончилось и лишь много лет спустя, Люська Бунгова призналась Сергею, что видела его через окно и специально показывала себя, а он, дурак, этого не оценил.

4

Зимой, основными занятиями пацанов, были катание на лыжах по зимнему лесу, беганье на коньках «снегурках», примотанных веревками к валенкам, по обледенелым улицам города и игра в хоккей прямо на проезжей части. Или строили из снега крепости и целые города, а потом брали их приступом, используя при этом различные самодельные осадные орудия. Как-то, сделали даже танк из фанеры, который сам двигался на цепной передаче двух велосипедов, а вместо колес поставили на ось фрезы от циркулярной пилы. У каждого имелось деревянное ружье с резиновым боем, которое стреляло алюминиевыми пульками по принципу рогатки. Была и пушка (большая рогатка), резину которой натягивали два человека, стреляла она камнями. Как в ту пору не покалечили друг друга? До сих пор удивляюсь. Домой по вечерам было не загнать. Мама много раз кричала в форточку: «Сережа, домой!» Да, куда там, именно в это темное и позднее время, казалось, начиналось самое интересное.

Домой возвращались краснощекими от мороза и счастливыми, в обледеневших, стоящих колом, шароварах. У каждой компании был свой штаб. Обычно его строили в сарае, наполненном колотыми дровами, делая в них тайные проходы и пролазы, так что далеко не каждый попадет во внутрь его.