Стальной обруч, Ваша милость! Истории полярной мыши

– Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. Мия повторила свой вопрос уже громким голосом – опять тишина. Увидев полуоткрытую дверь в смежную комнату, она направилась туда. Картина, представшая перед глазами девушки, заставила её испугаться: наполовину сползший с дивана на пол лежал Курт; на стуле, уткнувшись лицом в стол, неподвижно сидел крупный мужчина в тельняшке, пряди седых волос покрывали его щёки.

Однако следующие несколько секунд осмотра окружающей обстановки сменили испуг на её лице на выражение брезгливости: косматый мужчина в руках ещё сжимал пустой стакан, рядом с Куртом на полу валялись две пустые бутылки из-под водки, третья – наполовину опустошённая – стояла на столе. Спёртый воздух в помещении законсервировал запах водки или, точнее сказать, тяжёлую смесь неприятных запахов, в которые переродились спиртовые пары. Сморщив вздёрнутый носик, Миа подошла к Курту – мужчина, задрав лицо вверх, мирно посапывал, приоткрыв рот. Девушка толкнула его за плечо – со стороны лежащего реакции не последовало. Тогда она начала трясти его обеими руками.

– Курт! Просыпайся! Просыпайся! Чёрт бы тебя побрал! – в её голосе начала уже звучать безнадёжность.

Результатом её действий было только невнятное бурчание со стороны мужчины и полное сползание его тела на пол. Поняв бесполезность своих попыток разбудить спящего, она застегнула пальто и вышла быстрым шагом наружу.

Отсутствовала она недолго, через пять минут девушка вернулась в домик в сопровождении коренастого усатого мужчины в толстом свитере и кепке. Осмотрев комнату, тот присвистнул:

– Неплохо ребята вчера отдохнули!

Миа, не обратив внимания на слова своего спутника, указала на тело около дивана.

– Помогите оттащить его в машину.

Усатый мужчина ухмыльнулся.

– Что ж, попробуем, мадам.

Приподняв Курта со спины за подмышки, он потащил бесчувственное тело к выходу. Босые ступни спящего мягко ползли по деревянному полу.

– Остановись, – воскликнула девушка.

Схватив туфли, сохнувшие около электронагревателя, она выбросила из них комки из газетных листов и надела их на ноги Курта. Махнув рукой своему спутнику, она собрала в охапку влажную одежду и последовала за ним к выходу. Из кармана пиджака торчал шёлковый шарф Маргареты Виклунд. Мужчина, пятясь задом, тащил свою ношу по дорожке, ведущей к автостоянке. Рядом семенила Мия, подсказывая ему направление. В предрассветной темноте, разрываемой тусклым светом уличных фонарей, они медленно продвигались к автостоянке. Наконец, они вышли на пустынную площадку, где стоял одинокий «Сааб» тёмного цвета с надписью «Такси» и соответствующим плафоном на крыше. Перехватив тело за талию, мужчина потащил его уже как мешок к автомобилю. Вскоре они уже запихивали Курта на заднее сидение. Затем водитель и девушка заняли передние места, и машина умчалась по направлению к Стокгольму…

Курт начал приходить в себя: сначала чувства осязания – мягкая подушка под головой, сверху тёплое одеяло, затем просыпается обоняние – запах кофе и еле уловимый аромат женских духов и, наконец, слух – тихое шуршание и лёгкие шаги. Видеть окружающую обстановку не хотелось – любопытства в нём не было ни капли: «Тебе хорошо и приятно. Откроешь глаза, и всё разрушится!» Но и лежать так до бесконечности тоже невозможно – надо вставать. Курт всё же медленно открыл глаза. Тут же захотелось разочарованно их закрыть – на него смотрела Миа. Она стояла рядом с кроватью, её взгляд блуждал по его лицу.

– Ты проснулся? – на губах девушки появилась лёгкая улыбка.

Ему захотелось, чтобы это был сон: «Он сейчас закроет глаза, перевернётся на другой бок и всё исчезнет». Мужчина, действительно, закрыл глаза на несколько секунд, но, открыв их, снова увидел перед собой ту же Мию, в джинсах и тонком шерстяном свитере. Она всё так же улыбалась, глядя на лежащего мужчину. Головная боль и сухость во рту заставляли окончательно поверить в реальность происходящего. Курт сел, опустив ноги с кровати. Он заглянул под одеяло, его ждало открытие – он был совершенно голым. Мужчина осмотрелся вокруг: уютная комната небольших размеров, скромная старинная мебель, телевизор, магнитофон – финансы её отца позволяли девушке снимать такое жилище. Но сейчас Курта интересовала не обстановка квартиры – он искал глазами свою одежду. Наконец, блуждающий взгляд снова остановился на самой хозяйке.

– А где моя одежда? – прозвучал его хриплый голос.

В ответ она издала тихий смешок.

– Твой костюм я уже отдала в прачечную.

На её лице светилась яркая улыбка первой ученицы класса, ожидающей похвалы учителя. На щёчках появились небольшие ямки, вздёрнутый вверх острый подбородок – могло показаться, что полураспущенный пучок волос на её затылке перевешивал её голову назад.

«Идиотка! Чёрт бы её побрал! – первая реакция Курта. – Как я теперь пойду домой?» Ему хотелось наорать на неё, но, взглянув ещё раз на девушку, он сдержался: «Дело сделано, и молодая домохозяйка гордится своей расторопностью, а в результате я сижу в её квартире совершенно голый!» Он опять заглянул под одеяло, потом поднял глаза на неё.

– Что мне теперь делать, позволь тебя спросить?

Конечно, она почувствовала нотки недовольства в его голосе. Миа фыркнула.

– Не беспокойся! Ты можешь пока остаться у меня!

Глаза Курта невольно округлились – этого он точно не желал.

– Мне нужны мои лекарства, – мужчина прикрыл глаза и потёр виски.

– Но в карманах не было никаких лекарств, – улыбка слетела с лица Мии. Она беспомощно смотрела на него. – Я всё проверила.

– Понятно, они утонули, – соврал Курт.

Вздох в голосе и сам вид обречённости, казалось, вводят девушку в состояние ступора, что не мог не заметить с долей злорадства мужчина. Но это продолжалось недолго, девушка быстро взяла себя в руки, сжала губки, слегка нахмурилась и приступила к решению вопроса.

– Рецепта, конечно, у нас нет?

В ответ Курт только мотнул головой.

– Тогда у тебя должны быть дома какие-то запасы, – её пытливый взгляд смотрел на него.

– М-да, есть, – вздохнул он.

– Отлично. Тогда проблема решена – я еду сейчас к тебе и привожу лекарства, – её глаза уже искали дамскую сумочку, девушка собиралась уходить.

Сумка найдена, Миа повернулась к сидящему мужчине.

– Тебе осталось только рассказать, где ты живешь. Благо ключи от твоей квартиры не утонули, – в доказательство она продемонстрировала ключи на кольце с тяжёлым брелоком в виде медальона с изображением биплана.

Сказать по правде, он не ожидал такого поворота, лихорадочно пытаясь сообразить.

– В таком случае привези мою одежду.

– Зачем? – прозвучал в его понимании глупейший вопрос. Она серьёзно смотрела ему в глаза. – Завтра ты получишь из прачечной свой костюм.

– Завтра? – ему хотелось взорваться. – Я не могу ходить до завтра в таком виде.

– А почему бы и нет? Я не возражаю!

Наконец, он заметил в её глазах насмешливые искорки. «Издевается!» – понял Курт.

– Ну, ладно, Ваша милость, Ваш туалет доставлен будет в срок. Простите за нерасторопность Ваших слуг, – она сделала книксен и непринуждённо засмеялась, показывая белые зубки.

Мужчина махнул рукой и продиктовал адрес:

– Метро Остермальмсторг, Кунгсгатан, один, третий этаж, два. Серебряные блистеры с красными полосками из верхнего ящика комода.

Девушка послала ему воздушный поцелуй и покинула комнату. Вскоре он услышал звук захлопнувшейся двери. Курт снова упал на кровать, думать о подступающей боли не хотелось, вместо этого он попытался переключить все свои думы на Мию.

«Зачем я с ней только связался? – перед его глазами белое поле потолка. – Связался? – тут же вспыхнула возмущённая мысль. – Я уже второй раз попал к ней в плен, и далеко не по своей воле – она меня не спрашивала!» Боль начинала постепенно сдавливать голову Курта, он готовился к неизбежному. Ему оставалось только уткнуться в одну подушку, второй закрыться сверху, пытаясь хоть как-то смягчить мучения. Но это был скорее жест отчаяния, спасти его от боли могло только скорейшее возвращение Мии. Резкая пульсирующая боль раскалывала правую часть головы. «Сколько ещё можно терпеть?» – Курт зло сжал зубы и терпел. Как долго это продолжалось? Он не мог сказать, но через какое-то время ему вдруг показалось, что он исчез – просто перестал себя чувствовать. Вокруг темнота, красные всполохи, смешанные с подлетающими вверх комьями земли…

«Сикорский» всё-таки дотянул до края джунглей, дальше начиналась саванна. Машина уже не слушалась его – прерывистые звуки двигателя, вибрация корпуса, Курт не мог набрать высоту. Правда, это сейчас было опасно – они могли стать лёгкой мишенью для стрелков из джунглей. Земля приближалась, ещё несколько секунд, и вертолёт коснётся поверхности. Ему показалось, что сейчас не в «брюхо» Сикорского воткнутся прутья высохших кустов, а непосредственно в его собственное тело. Курт скосил взгляд – рядом стонал Жан, кровь заливала его лицо.

– Потерпи, старик. Сейчас всё закончится, – как можно более успокаивающим голосом произнёс Курт. Дальше удар, его затрясло…

Миа трясла Курта за плечи, потом перевернула его на спину. Мужчина почувствовал холодную воду на лице: «Я опять в море? Но я же выплыл!» В ответ – голос «боцмана» Альфа: «Тебе только кажется, что выплыл. На самом деле, ты всё потерял, и жизнь стала бессмысленной!» Курт резко открыл глаза: вместо Альфа – склонившаяся над ним Миа поливала его водой из кастрюли.

– Святой Мартин! Ты очнулся! – круглые глаза, трясущиеся от волнения губы.

Мужчина с некоторым удивлением уставился на неё, затем попытался встать. Она остановила его.

– Лежи, я привезла твои таблетки.

Он продолжал непонимающе смотреть на девушку. Она выдавила одну таблетку из блистера и положила ему в рот, почти тут же в её руке появился стакан с водой. Мужчина жадно припал к нему губами. Выпив всё до дна, он откинулся на подушки. Сглотнув, Курт невнятно что-то произнёс. Миа склонилась над ним.

– Что ты говоришь, Курт?

– Мне надо идти, – повторил он.

– Ты не в состоянии куда-то идти, – категорично ответила девушка.

– Ты не понимаешь. У меня сегодня вечером важная встреча, – он смотрел в потолок, затем закрыл глаза…

***

Инспектор Йенсен раздражённо потёр голову – она ещё иногда болезненно гудела: «Дьявол! Надо бежать из этой клиники. Чем больше я здесь лежу, тем мне хуже». Белые стены, белые потолки, белые простыни, белые халаты – ему казалось, что скоро он сам станет бесцветным и исчезнет, слившись с этим белым антуражем.

Фру Йенсен его ещё больше раздражала: женские причитания («Но я ещё не умер!"), пирожки с брусникой («Но я здесь не голодаю!»), забота о немощном муже («Отстаньте, я просто хочу спать!»). Фру Йенсен всё понимала и принимала поведение мужа как данность обстоятельствам, с которыми надо примириться.

Но больше всего инспектора раздражала мысль об этом «как бы его ещё назвать?» (Йенсен уже применил к напавшему на него два раза человеку весь арсенал ругательств шведского языка – правда, легче ему от этого не стало). «Я найду его, и он пожалеет о том, что родился на этот свет», – в его мозгу возникала куча версий и планов по поимке злоумышленника: «Ничего! Недолго ему осталось гулять на свободе! Он ещё не знает, с кем связался!» – полицейский злорадно потирал руки.

Но прежде всего инспектору необходимо было самому вырваться на свободу, и он приступил к осуществлению хитроумного плана по своему освобождению.

Йенсен знал, что в клинике обычно выписывают утром, поэтому уже в десять утра он прогулочным шагом подошёл к регистрационной стойке отделения и с беззаботным видом попросил принести ему одежду:

– Всё. Выписывают. Хватит мне Вам надоедать, фрекен Ребекка.

Молоденькая медсестра недоумённо взглянула на пациента.

– Но Ваш лечащий врач, доктор Улафсон, ничего мне об этом не говорил.

– Вы же знаете, как он занят. Конечно, доктор Улафсон скажет, а пока я не буду терять время и переоденусь. Выдайте, пожалуйста, мою одежду.

– Да, конечно, – Ребекка с некоторым сомнением взглянула на пациента, потом посмотрела на стол перед собой. – Он даже Вашу карту не спрашивал и не давал указаний по Вашей выписке. Странно…

Увидев проходящую мимо стойки другую медсестру, Ребекка тут же её окликнула:

– Элизабет, ты не видела случайно, где сейчас доктор Улафсон?

Медсестра Элизабет, пожилая женщина со строгим лицом, только пожала плечами, но через секунду кивнула:

– Вон он идёт.

Ребекка выбежала из-за стойки. Действительно, по коридору к ним направлялся мужчина в белом халате. Ребекка замахала ему рукой.

– Доктор Улафсон. Здесь… – девушка оглянулась назад, ожидая увидеть Йенсена, но рядом никого не было: «Куда он подевался?»

Первая попытка не удалась, но инспектор не падал духом. Он слишком долго прослужил в полиции, чтобы так просто сдаться, поэтому хладнокровно воспринял неудачу: «Настойчивость – один из тайных инструментов шведских правоохранительных органов, о котором не подозревают не только преступные сообщества, но даже простые налогоплательщики».

Дождавшись, когда за стойкой дежурной медсестры никого не будет, он прошёл за барьер и, сев на корточки, чтобы его не заметили снаружи, начал рыться по полкам стойки, ища ключ от шкафа, где хранилась одежда пациентов. Розыск столь нужного сейчас инспектору предмета продлился недолго: сверху, над ухом, он услышал негромкий кашель – он поднял голову – над ним возвышалась (хотя трудно было применить этот определение по отношению к хрупкой медсестре) Ребекка. Но сейчас она, действительно, возвышалась: руки на бёдрах, грозно сдвинутые брови.

– Господин Йенсен! Если бы я не знала, что Вы служите в нашей доблестной полиции, то с Вами сейчас бы уже разбирались Ваши коллеги.

Инспектор встал, быстро пробежав глазами по девушке, стоявшей перед ним, потом уставился в открытый журнал регистраций на столике. Йенсен почему-то попытался напустить на себя глубокомысленный вид.

– Мне показалось, что я уронил пуговицу, – произнесённая оправдательная фраза явно не соответствовала его солидному виду.

Но Ребекка не собиралась вникать в смысл сказанного.

– Вон отсюда, – она вытянула руку по направлению к выходу из-за стойки, от еë указательного пальца веяло непреклонностью.

Йенсен недоумённо пожал плечами и обиженно отправился в указанном направлении: «Что же, придётся переходить к плану С». Но план С был сопряжён с дополнительными усилиями, а именно, с объяснениями фру Йенсен необходимости принести мужу одежду из дома: «И почему же она должна это делать?»

При следующем посещении инспектор попросил у огорчённой всем произошедшим жены принести ему уличную одежду. Вопросов она не задавала – только смотрела на любимого Йорана расширенными от удивления глазами: «Зачем?» Он понимал её не с полуслова – с полумысли: они прожили друг с другом более четверти века и вырастили прекрасную дочь.

– Зачем?! Зачем?! Просто я уже устал здесь лежать. Могу же хоть немного пройтись по скверу, чтобы подышать воздухом? – попытался объяснить своё желание Йенсен.

– Ну, хорошо, Йоран, – быстро сдалась сердобольная фру Йенсен, потом добавила: – Всё-таки надо спросить доктора по поводу возможности твоих прогулок.

– Вот принесёшь и спросишь, – проворчал инспектор, – и лучше это сделать уже завтра, – поморщился Йенсен.

– Завтра я не смогу, – фру Йенсен задумалась.

– Почему? – удивлённо вскинул голову полицейский.

– Завтра я веду своих школьников на экскурсию в Скансен, – пояснила фру Йенсен.

– В Скансен? – инспектор вспомнил своё детство, когда и его класс учительница водила в старинный этнографический музей на острове Юргорден, где они устраивали беготню, иногда с детским любопытством глазея на аккуратные образцы домиков и усадеб со всех концов страны. Прошли десятки лет, и теперь уже строгая фру Йенсен легко приподнимала за шиворот наиболее непоседливых мальчишек, чтобы посмотреть им в лицо страшными глазами. Наверное, поэтому ему льстило, что его супруга – серьёзная учительница – так нежна и внимательна с ним.

– Ну, не волнуйся, Йоран. Я всё соберу, а тебя навестит Анит, – успокаивающе улыбнулась мужу фру Йенсен.

На следующий день в палату к пациенту Йенсену вошла молодая женщина, на вид примерно двадцати восьми-тридцати лет. Высокий рост, развитая фигура, светлые волосы, круглое лицо – симпатичная дама производила приятное впечатление. В тоже время сквозь линзы очков на отца смотрел строгий взгляд голубых глаз.

Йенсен сразу как-то засуетился – в последние несколько месяцев он всегда чувствовал себя неловко в присутствии дочери. Полицейский вскочил с кровати, схватил её сумку и тут же бросил на кровать, потом принялся тащить из угла палаты стул для посетительницы. Женщина улыбнулась, её взгляд потеплел.

– Папа, не беспокойся ты так, тебе надо лежать.

– Лежать? Мне надо больше двигаться. Эти проклятые доктора… – он прикусил язык: «Неловко как-то получилось. И что я так раскудахтался? В конце концов, я суровый немногословный полицейский, и должен соответствовать своему статусу даже перед дочерью».

– Не волнуйся, папа, я не принимаю это на свой счёт, – успокоила его женщина.

– Анит! Я прекрасно знаю, что ты один из самых лучших… – инспектор замялся, вспоминая сложное слово, – невропатологов не только в своей клинике, но и во всём Стокгольме.

– А в Норвегии я была бы самым лучшим, – она улыбнулась, – и… наверное, единственным.

– Твоя ирония не уместна. Ты была лучшей на курсе, – серьёзно заметил Йенсен. – Медицинский факультет университета Уппсалы не так просто закончить с такими оценками как у тебя.

Анит оставила без ответа пространную похвалу отца, подняла сумку и достала из неё бумажный пакет.

– Здесь мамины пирожки и джем, – она положила пакет на столик рядом с кроватью. – А здесь одежда, как ты просил, – Анит с сомнением взглянула на сумку. – Только не знаю, зачем она тебе.

– Отлично! Хотя бы по парку погуляю, – воодушевлённо ответил ей инспектор, – хочу переодеться и проводить тебя.

– Я тогда выйду. Заодно и с доктором… – Анит взглянула на табличку с данными пациента, прикреплённую к кровати отца, чтобы прочесть фамилию лечащего врача, – Улафсоном поговорю о твоём состоянии.

– Сейчас это невозможно, – тут же выпалил инспектор.

Увидев удивлённые глаза дочери, быстро нашёлся.

– У него сейчас срочная операция. Ты посиди здесь, я переоденусь и провожу тебя. Ты же не спешишь?

Она посмотрела на свои серебряные часики – подарок родителей на окончание университета.

– У меня ещё сорок минут до приёма последнего пациента на сегодня.

Пока Йенсен переодевался, женщина подошла к окну и разглядывала окружающий пейзаж: серые дорожки, паутину корявых деревьев, зелёную траву, ещё стойко сопротивляющуюся наступающим холодам.

– Что за пациент? – вообще-то инспектору было совершенно безразличен к очередному пациенту Анит, но, по его мнению, отвлекать дочь от самой себя разговорами на темы о её работе – прекрасное средство притупить болезненные воспоминания о недавнем прошлом.

Завязывая ботинки, он поднял взгляд на стоящую к нему спиной женщину.

«Эх, такая красавица и умница! А в жизни так не повезло!» – огорчённо подумал он, но, вернувшись на оптимистические рельсы, мысленно добавил: – Пока не повезло!»

– …фон Ротенвальд, головные боли после контузии, – донеслось до инспектора: он прослушал начало речи Анит.

– Какой-то немец из аристократов? – перебил Йенсен театрально заинтересованным тоном, пытаясь скрыть своё равнодушие к её ответу.

Она неопределенно дёрнула головой в сторону.

– По паспорту бельгиец, но это не мешает ему быть немцем по рождению.

Йенсен достал из сумки свою куртку.

– Старый пруссак с орлиным носом и моноклем в глазу, – наигранно пошутил полицейский. – Презрительно смотрит на тебя и окружающий мир.

Анит отвернулась от окна, вежливо улыбнулась словам отца, глаза её слегка прищурились.

– Нет, не пруссак с моноклем, – она завела руки за спину и опёрлась о подоконник. – Высокий интересный брюнет, говорит с сильным французским акцентом, тридцать три года. Болтают, что даже в какой-то степени в родстве с королём.

– Интересный брюнет? – Йенсен попытался подразнить дочь. – Уж не влюбилась ли ты в него?

Но его шутки возымели обратный эффект.

– Нет, уж хватит с меня влюблённости. От одного еле избавилась, – тон женщины стал резким, – больше мне такого счастья не надо.

– Ну, извини, дорогая Анит, – инспектор одел куртку. – Я не хотел тебя обидеть. Твой бывший оказался мерзавцем. Но это не означает, что все такие.

– Конечно, нет, – Анит быстро остыла, – и ты, папа, прекрасный пример этому!

– Тогда пойдём и прогуляемся по парку, – примирительно произнёс Йенсен.

Анит снова посмотрела на часы.

– Хорошо. Но не больше десяти минут, и ты возвращаешься в палату, – она строго посмотрела на отца, – иначе я сама займусь тобой. Не забывай, что у тебя сотрясение мозга и трещина в ребре.

– Клянусь гулять не больше десяти минут, – бодро обещал Йенсен, прихватив пакет с пирожками и джемом.

– Зачем ты это берёшь с собой? – недоумённый взгляд дочери проследил за отцом.

– А вдруг я захочу перекусить на лавочке? – инспектор простодушно захлопал глазами.

Анит только пожала плечами. Они вышли в коридор, где Анит сняла с вешалки пальто и, надев его, направилась с отцом к выходу.

Прогулка по небольшому парку перед клиникой, действительно, заняла у них не больше десяти минут. После чего Анит, поцеловав отца в щёку, направилась к трамваю, а Йенсен медленно побрёл ко входу в здание.

Дождавшись, когда дочь исчезнет из поля зрения, он, решительно развернувшись, зашагал к метро, чтобы меньше, чем через час сидеть за своим рабочим столом в полицейском управлении…

Интендант Ульсон выразил удивление, разглядывая появившегося инспектора.

– Да, Йоран, вид у тебя неважный, а эти врачи-изуверы тебя уже выписали. Куда только уходят наши налоги? – начальник задал бессмысленный вопрос, продолжая оглядывать бледное лицо Йенсена.

Медицинский корсет неприятно жал грудь – инспектор поморщился, Ульсон воспринял это как одобрение его словам.

– Ничего, Йоран мы разыщем этого негодяя, он за всё заплатит, – ободряюще добавил интендант.

– Да, шеф, – согласился с ним Йенсен, но почему-то подумал: «А почему вообще полицейские платят налоги? Ведь мы сами живём только за счёт налогов? Глупость какая-то государственного масштаба, – но тут же оборвал себя: – Так можно до чего угодно додуматься. Зачем нам нужен король и его семейство, ведь они всё равно ничего не делают и так далее? – потом сам себе ответил: – Это традиции, на которых зиждется наше демократическое общество, в противном случае – без этих традиций – мы скатимся в пучину анархии и беззакония, в которой может пострадать любой добропорядочный гражданин». В голове зашумело, и инспектор откинулся на спинку стула. Его мысли переключились на настоящего подрывателя устоев государства, ставшего теперь уже и его личным врагом.

Интендант встревожено посмотрел на подчинённого.

– Йоран, ты, действительно, выглядишь неважно. Ступай, пожалуй, домой. Завтра продолжишь дела.

– Шеф, дайте указание криминалистам на составление фоторобота по моим показаниям и разрешите посмотреть материалы по осмотру места происшествич… – инспектор запнулся, – х-мм, на заброшенной фабрике.

– Криминалисты сегодня заняты, но как только освободятся – ты будешь первый у них. Все материалы у сержанта Линдгрена. Но только потом домой! – Ульсон направился к своему кабинету, на полпути обернулся и добавил:

– Кстати, не забудь сдать в бухгалтерию документы из клиники по нетрудоспособности.

«Чёрт! Не миновать скандала!» – неприятная мысль заставила Йенсена поморщиться. Но к нему уже спешил сержант с тонкой папкой подмышкой. Не прошло и минуты, как инспектор уже рылся в принесённых Линдгреном бумагах: протокол осмотра места, несколько фотографий, записи свидетельских показаний. «Ничего стоящего!» – Йенсен перекладывал бумаги, пытаясь что-то найти.

Сержант только сочувственно вздыхал.

– Никто его с близкого расстояния не видел. Высокий мужчина в кожаной куртке, джинсах и вязаной шапке – всё, что видел вызвавший нас житель дома напротив. Ещё несколько человек из соседних зданий видели только тёмный силуэт. Никто не обращает особого внимания на таких бродяг с заброшенной фабрики: там часто кто-то лазит. Как объяснил вызвавший нас мужчина, он был просто в плохом настроении – вот и позвонил нам.

– Собака след взяла? – спросил Йенсен, не отрывая взгляда от бумаг.

– Метров пятьдесят по направлению к метро. Потом быстро потеряла, – пожал плечами сержант.

– А это что? – инспектор вертел в руке фотографию тёмного отпечатка.

– Это след ботинка, обнаруженный недалеко от места… – Линдгрен запнулся, – где было совершено нападение. На полу коридора лежала кучка мокрого – накануне прошёл дождь – песчаного мусора, вероятно осыпавшегося со стен и потолка. Возможно, это след преступника.