И были схватки боевые…

Сила и ловкость Яна Усмаря показали, что печенег будет иметь достойного соперника.

–Ты можешь с ним бороться! – воскликнул обрадованный Владимир и приказал дать Яну доспехи и оружие.

Отрок превратился в воина. А когда рано утром у реки снова послышались призывные крики кочевников, Ян с князем переправились на вражеский берег. Печенежский богатырь был велик, страшен и, конечно же, ожидал встретить противника себе под стать: такого же великана.

Увидев Яна, он громко захохотал. Должно быть, и впрямь рядом с гигантом отрок выглядел не слишком внушительно и даже забавно. Усмарь был среднего роста и телосложения («середний телом»), и ничто не выдавало огромной его силы.

Между полками размерили место для единоборства, и соперники пошли друг на друга. Наградой победителю этого «международного матча» X века была жизнь.

Крепко схватились они в привычном борцовском захвате, и оказалось вдруг, что великан ничего не может поделать со своим соперником. Ян, по словам летописца, «удавил печенежина в руках до смерти и ударил им оземь».

Тысячеголосый крик разнесся над полем брани. Кричали все: и русские, и степняки. Одни от ужаса и скорби, другие в грозном боевом азарте. Объятые страхом печенеги не выдержали и бросились в бегство, а киевляне, преследуя, рубили их. Опасный враг был побежден и изгнан. А на броде через Трубеж в честь памятного поединка Владимир заложил город, назвав его Переяслав, так как Ян «переял» – перехватил славу у печенежского великана. Силача-простолюдина князь вопреки всем обычаям приблизил к себе, сделал его «великим мужем». Не забыл и о его старом отце. В дальнейшем летописи рассказывают о Яне уже как о княжеском воеводе.

Не раз еще водил он киевские полки против печенегов. Войны незыблемо верили в его силу, мужество, боевое искусство и, вдохновленные примером, смело шли на смертельную битву. А на кочевников одно имя героя наводило ужас. Слишком хорошо помнили они устрашающую силу своего богатыря, павшего от руки Яна.

Едва ли усмотрим мы, люди конца двадцатого века, что-либо необычное в возвышении древнекиевского ремесленника: «Был достоин – вот и получил награду!» Но в действительности-то было это случаем из рядо вон выходящим. Возможным, быть может, только при Владимире благодаря широте его совсем не обычных для того времени демократических взглядов.

Князь отказался от наемников-варягов и построил военные силы на общерусской основе: брал в дружину людей даже самого низкого происхождения, ценя не родовитость, а их личные достоинства. И совсем ведь это не случайность, не благой вымысел сказителей, что рядом с «ласковым» князем Владимиром, знатным боярином Добрыней в былинах встает по тем понятиям смерд – крестьянский сын Илья Муромец сын Иванович.

«Напрасно исследователи… пытались доказать, что мужицкие, крестьянские черты появились у этого богатыря только лишь в XVI веке…» – пишет тот же блестящий знаток русской древности академик Рыбаков. – Однако историческую основу образа Ильи Муромца и первичных былин его цикла мы должны искать в русской действительности времен Владимира, когда князь нуждавшийся в воинах и боярах, переселял с Севера тысячи людей, а победителей в важных поединках делал из простых ремесленников «великими мужами», т. е. боярами.

Такова яркая история первого из известных сильнейших борцов прошлых времен – подлинного «чемпиона» Древней Руси конца X века – Яна Усмаря. Его необычайно колоритная фигура будет столетиями привлекать к себе внимание народных сказителей, художников, ваятелей. Первое из сохранившихся изображений героя мы находим еще в так называемой Радзивилловской летописи. На миниатюре Ян в одежде простолюдина, долгополой рубахе, гордо попирает ногой поверженного им богатыря. По одну сторону от него устремившиеся в бой киевляне во главе с Владимиром, по другую – бегущие прочь печенеги. Внимание древнего художника вполне закономерно привлек момент победного завершения единоборства.

А вот живописцев русского классицизма, живших в конце XVIII – первой половине XIX века, заинтересует уже совсем иной эпизод: полное напряжения легендарное испытание силы отрока. Неудержимо мощное движение рассвирепевшего быка, поспешно отпрянувших от него воинов, один из которых уже опрокинут на землю, и могучие, в крайней степени напряжения вздувшиеся мускулы силача-кожевника, схватившего быка, – все это видим мы на обширном полотне Григория Угрюмова, которому отведено одно из заметных мест в ленинградском Русском музее.

Оно так и называется «Испытание силы Яна Усмаря». Тот же самый сюжет для своей картины избрал Евграф Сорокин: «Ян Усмарь останавливает быка». И, пожалуй, это менее известный художник достиг в своей работе даже большего динамизма и остроты, чем Угрюмов. Одним из главных произведений ваятеля Бориса Орловского тоже стала выразительная скульптурная группа «Ян Усмарь», которую можно увидеть в залах Эрмитажа.

Мотив борьбы русского силача, задушившего вражеского богатыря в своих стальных объятиях, использовал в одной из своих работ и наш современник – самобытный художник Н. К. Рерих.

Разумеется, за несколько столетий истории не мало было в Древней Руси таких же сильных и искусных борцов, как Ян Усмарь. Быть может, иные даже превосходили его своей мощью и мастерством, но сегодня мы уже ничего-ничего не знаем о них.

Летописные сведения о борцовских схватках ограничиваются очень немногим. Все же остальное бессчетное количество былых единоборств осталось за узкими рамками летописного повествования. Слишком малое дошло до нас, но еще меньше, чем о самих фактах борцовских поединков, известно нам о том, как росла и видоизменялась со временем наша национальная борьба, как складывались ее отдельные виды, техника и правила.

Едва ли стоит говорить о том, как это все интересно! Однако подобная задача будет, разумеется, потруднее предыдущей. Еще никто из этнографов или историков спорта не отважился ответить на все эти, совсем непростые вопросы. Они и по сей день остаются открытыми. Но в то же время по различным историческим источникам рассеяны, хотя редкие и отрывочные, но интереснейшие и ценные сведения о прошлом нашей борьбы.

Какой же она была – борьба? Борьбой в древности равно именовались и состязательные ради потехи схватки, и безоружные единоборства не на жизнь, а на смерть. Сближение этих двух различных понятий было отнюдь не случайным.

Даже «потешная» борьба ассоциировалась с боевой схваткой – и как противоборство двух сторон, и как акции, имеющие немало общих навыков и способов действия – приемов. Само слово «борьба» имеет тот же самый корень, что и «оборона», «оборонять», «брань», то есть «сражение». (Вспомните: поле брани, бранная слава.) Мы и сегодня называем борьбой не только чисто борцовское, но и любое иное противоборство: борьба враждующих армий, борьба футбольных команд, борьба фехтовальщиков или боксеров.

Такое понимание борьбы широко распространено и характерно не только для нашего языка. Возьмите, например, осетинское название борьбы «кабышай хашт», что в дословном переводе означает «сражение в обхват». Здесь отразилась сама реальная действительность. Рукопашная схватка была сходна с борцовской в том виде, в каком эта последняя существовала в древности.

(Да и в самом слове «схватка» явно вырисовывается связь со схватыванием, борцовской хваткой.)

В сущности, именно такой и была в глубокой древности борьба, точнее, даже еще не борьба, а ее давняя предтеча. Единоборство, которое в былинах не зря именуют «борьба рукопашечная», действительно было безоружным рукопашным боем, в котором равно сочетались борцовские приемы с ударами не только руками, но еще ногами и головой.

Известно, что культура народов, стоящих на более низкой ступени исторического развития, во многих случаях позволяет довольно точно реконструировать то, что когда-то было и у народов, давно миновавших эту историческую ступень. Обратившись к борьбе, и поныне существующей в некоторых африканских племенах, мы найдем и такое спортивное единоборство, в котором все еще используются не только броски, но и удары кулаком.

Можно вспомнить ранний период истории английского бокса, когда наряду с ударами кулаком допускались и различные борцовские приемы. Да и в нашей собственной, отечественной практике в прошлом отмечались отдельные, так сказать, рудиментарные случаи, когда в борьбе допускалось нанесение ударов, а в кулачных боях использовались подножки, в принципе строго запрещенные как в борьбе, так и в кулачных боях.

Совместное, еще не разделенное использование приемов борьбы и кулачного боя тоже сближало в понимании наших предков боевые и состязательные единоборства.

При всей жесткости такой борьбы-боя и близости ее боевой рукопашной схватке без оружия она всегда велась с учетом того, что это всего лишь суровая, но потеха, а отнюдь не смертельный поединок. Повреждений, конечно, не могло не быть: даже современный спорт не свободен от травм. Но вот намеренно искалечить, а тем более убить партнера было явно предосудительно. В состязательном единоборстве была одна цель: нужно было всего лишь доказать свое преимущество над соперником, подчитать его своей воле.

Русская национальная борьба, хотя и сравнительно не давно, но уже успела уйти в прошлое, уступив место современным видам спортивной борьбы: классической, вольной, самбо и дзюдо. С борьбой случилось то же самое, что произошло, например, и с нашим национальным костюмом, бытовыми обрядами, которые в настоящее время существуют уже только в историческом аспекте.

Но для того, чтобы попытаться реконструировать древние формы нашей борьбы и проследить тысячелетний процесс ее развития, необходимо вспомнить, как выглядела она в своем окончательно сложившемся варианте в прошлом столетии, да и в первые десятилетия нынешнего. Борьба имела тогда три разновидности: на поясах, «в схватку» и «не в охватку». В различных местностях существовали свои особенности правил, но общие тенденции были таковы. В любом из трех видов борьбы состязающиеся боролись в своей повседневной одежде. Борьба «в схватку» и поясная были довольно близки друг другу. Как в первой, так и во второй броски с помощью ног запрещались, хотя иногда, по обоюдному уговору, могли и использоваться. Захват производился строго одинаково: так, чтобы не давать одностороннего преимущества кому-либо из борющихся. Одна рука, например правая, проходила под левой рукой партнера, а левая в этом случае приходилась поверх его правой.

При борьбе «в схватку» руки сцеплялись за спиной соперника, а в поясной делали захват за его пояс. Непосредственный захват за талию обеими руками под руками партнера – «под силки» – считался нечестным, дающим неосновательное одностороннее преимущество. Отпускать захват в процессе борьбы не разрешалось. Были, конечно, и чисто местные различия в борьбе, даже сама она именовалась по-разному. Борьба «в схватку» называлась еще «обхват», «в крест», так как руки партнеров как бы перекрещивались, «в охапку», «сграбившись», т. е. «схватившись».

Борьба «не в схватку», имела более свободный характер как в применяемых захватах, так и в использовании бросков с помощью ног.

Победителем считался тот, кто бросил своего противника на землю. Борьба на земле не велась вообще или имела довольно ограниченный характер. Так, при борьбе «в обхват» недостаточно ловко поверженный борец мог вывернуться и подмять под себя соперника, который уже было торжествовал победу. Поэтому бытовало и такое условие, что партнера нужно было не только повалить спиной на землю, но и придержать его в таком положении, чтобы он не смог сразу же освободиться. Этим как бы фиксировалась победа. У белорусов для победы еще требовалось у поверженного на спину соперника развести руки в стороны, крестом, и прижать их к земле. Борьбы так и называлась «до крыжа», то есть – до креста. Такой старинный обычай как бы воспроизводил картину боевой схватки, где было необходимо безусловное подчинение повергнутого противника воле победителя.

Но какими же путями шла наша национальная борьба к своим окончательным вариантам?

В своем развитии борьба прошла несколько этапов. Общие тенденции развития борьбы были следующими: с одной стороны, выработка все новых и более совершенных технико-тактических действий и с другой – запрещение изустными правилами всего того, что могло угрожать жизни и здоровью борцов, причинять им боль или считаться «нечистой игрой» по тем или иным причинам.

Первым шагом в преобразовании «борьбы рукопашечной» и ее развитии стал отказ от использования в схватке любых ударов. По существу, именно с этой фазы и начинается история борьбы в точном смысле этого слова. Борцовское единоборство приобрело свое собственное лицо, отличное от кулачного боя. Теперь это схватка, в которой используются только броски, болевые приемы и в определенной степени удержания.

Размежевание борьбы с кулачным боем проходило, разумеется, не одномоментно. Это был достаточно долгий процесс, постепенно распространяющийся на все новые территории и племена. Потребовалось немало времени для того, чтобы запрет на удары в борьбе стал общепринятым законом, повсеместно вошел в обычай, который даже отразился в поговорке: «Борись – не дерись, станешь драться – будешь запираться».

В результате такого «смягчения нравов» борьба что-то теряла в прикладном боевом отношении. Однако этот процесс был необходимым и неизбежным. Отказ от ударов открывал более широкие пути для развития борьбы в спортивно-состязательном направлении, для совершенствования уже чисто борцовской техники и тактики.

Этот первый шаг в развитии борьбы был сделан в такой глубокой древности, что не отразился не только в русской истории, но и вообще в истории древнеславянских племен. И несмотря на это, кое-что можно сказать и о том давнем периоде, когда наши пращуры провели первые «реформы», смягчавшие нравы, господствовавшие в борцовской схватке.

Прямых данных об этом, разумеется, нет, зато существуют весьма интересные косвенные, которые позволяют заглянуть словно в узенькую щелку, случайно оставленную нам беспощадным временем.

Известно, что физическая культура является частью общенациональной культуры народа. Вот почему, интересуясь прошлым борьбы, нам неизбежно придется обращаться не только к истории и этнографии, но еще и к таким, казалось бы, совершенно обособленным от спорта областям, как старинная архитектура, скульптура и даже филология.

Давая интервью для советского телевидения, индийский профессор филологии Чандра сказал, что всегда с удовольствием слушает русскую речь, так как встречает в ней немало слов, существовавших в древнеиндийском языке – санскрите. «Ведь у нас с вами общие исторические корни», – добавил он.

Не правда ли, странно? Уверен, что большинству из вас такое утверждение покажется удивительным. Действительно: откуда в современный русский язык могли попасть древнеиндийские слова? И вообще, какая общность может существовать между двумя нашими народами, столь различными и разделенными огромными территориями?

Представьте себе: вполне может и действительно существовала несколько тысячелетий назад.

Почти все европейские языки, а вместе с ними и древнеиндийский санскрит принадлежал к одной семье родственных индоевропейских языков. А это означает, как уверенно утверждают ученые, что все эти народы имели общих предков, произошли из одного общего племени. Большинство индоевропейцев осели в конце концов в Европе, но часть их обосновалась в Азии. Одно из индоевропейских племен – арии совершило далекий поход в индийские земли и завоевало их, внеся большой вклад в замечательную культуру Индии.

У древних индийцев-ариев существовали книги, считавшиеся священными, – Веды, что означает «знание» (вспомните древнерусское «ведать», т.е. «знать»). Веды донесли до нас мифологию этого древнего народа и, разумеется, не обошли при этом молчанием такую насущную для того времени тему, как борьба. Именно с помощью хитроумных приемов борьбы боги ариев разрешали споры между собой и людьми. И хотя борьба эта представляет скорее не спортивное состязание, а нечто вроде судебного поединка, она уже имеет достаточно четко регламентированные правила. Если броски с помощью ног и болевые приемы на руки – рычаги и выкручивания суставов – считаются вполне допустимыми, то удары кулаком, удушения и захваты за волосы признаны уже нечестными формами борьбы. Хотя такого рода единоборство и именуется «борьбой богов», в действительности оно широко практиковалось как спорт среди «простых смертных» – воинов и преподносилось как отличное средство для развития тела.

Теперь вспомним, что славянские языки наравне с балтийскими даже в наше время из всех индоевропейских остаются наиболее близкими санскриту древних ариев. Вероятно, близость эта, восходящая к общим предкам наших народов, была несколько тысячелетий назад неизмеримо большей. И распространялась не только на язык, но на религию, мифологию и, естественно, на обычаи.

При таких условиях состязательные обычаи родственных праславянам ариев позволяют с достаточной долей вероятности предполагать, что и среди наших пращуров было принято нечто подобное. Таким образом, ориентируясь на Веды, можно считать, что запрещение применения ударов в борьбе наших предков имело место еще несколько тысячелетий назад и никак не позднее первого тысячелетия до нашей эры. Более точной датировки в данных условиях осуществить невозможно.

Весьма вероятно, что кроме ударов оказалось также запрещенным и удушение: прием не только опасный и грубый, но и всегда рассматривавшийся как типичная черта враждебной схватки не на жизнь, а на смерть. То же относится, пожалуй, и к болезненному захвату за волосы: «таскать за святые власы», как не без иронии определялся у нас испокон веку подобный «прием», считалось приметой заурядной бытовой драки, а отнюдь не состязательной честной борьбы.

Однако эволюция этого древнего вида народного спорта далеко не всегда имела характер равномерного поступательного движения по восходящей линии. Как в любом эволюционном процессе, здесь были и взлеты, и спады, и даже явный регресс. Случались такие бедствия, когда было просто не до состязаний. Гибли в кровавых и неравных сражениях умелые борцы, унося в могилу тайны своего мастерства. Забывались ловко отработанные приемы, да и бороться-то было некому: среди страшно поредевшего населения почти не оставалось мужчин. Было так во времена гуннского и монголо-татарского нашествий…

Хотя на раннем этапе существования борьбы допускались произвольные захваты, однако на первое место вышел такой естественный захват, как обхват корпуса соперника спереди обеими руками. Теперь, уже не опасаясь ударов противника (особенно встречных), это было нетрудно сделать. Такой захват, в значительной степени инстинктивный, был достаточно простым, удобным, прочным и эффективным, так как позволял ограничить подвижность партнера и служил хорошим стартовым положением для проведения целого ряда бросков различного характера. Вместе с тем подобный захват являлся, как правило, обоюдным: каждый из борющихся стремился провести его. При этом, обхватив талию, борец стремился еще более усилить свой захват, перенеся его на пояс партнера, если таковой имелся. А опояска, как правило, являлась старинной и непременной частью славянской одежды. Карман еще «не изобрели», и к поясу крепилась сумочка и иные необходимые предметы.

Хватка за пояс давала большее удобство и прочность захвата, а вместе с тем и лучшие возможности воздействия на центр тяжести тела соперника при проведении броска.

Таким образом, в то время борьба «в обхват» и поясная еще не выделились в особые разновидности борцовского единоборства, а сосуществовали в едином виде. Был у партнера пояс – ухватывались за него, не было – ограничивались обхватом туловища. Так было не только у славян, ко и у других народов. Интересно, что в молдавской поясной борьбе «трыньтэ-дряптэ» выбор до сих пор предоставлен самому борцу: делать ли захват за пояс или, если это ему удобнее, просто обхватить партнера, сцепляя руки за его спиной.

Тем не менее использование пояса соперника для борцовского захвата было не только естественным, но и, так сказать, исторически неизбежным в любом виде борьбы при условии, что одежда борцов имела опояску. В махачкалинском краеведческом музее хранится старинный каменный рельеф из прославленного своими мастерами дагестанского аула Кубачи. На рельефе изображена борцовская схватка, причем один из борцов подпоясан, а другой – нет. Естественно, что последний сделал более удобный захват за пояс соперника, а его партнер, не имея такой выгодной возможности, вынужден бороться «в обхват».

Иные атлеты специально шли на эту хитрость: снимали пояс перед схваткой и тем самым ставили соперника и менее выгодное положение. Однако развитие русской, да и не только русской, борьбы неуклонно шло по пути обеспечения справедливых и равных условий для обоих состязающихся. Любая недобросовестность, хитрость решительно пресекались. Именно требование равенства и стало завершающим фактором в формировании особого самостоятельного вида борьбы – поясной, для которой пояс стал обязательным спортивным снаряжением. Вступая в такого рода схватку, борец, не имевший на своей одежде обычного пояса, обязан был подпоясаться специально для единоборства. Впоследствии возникли особые борцовские пояса: крепкие кушаки, а затем даже специальные широкие пояса с кожаными ручками по обоим бокам для удобства захвата. Пояс стал первым и, в сущности, единственным предметом специального борцовского снаряжения. Тем самым поясная борьба обособилась от близкой ей борьбы «в обхват», которая не требовала от борцов никакого специального снаряжения.

Стремление по возможности затруднить, лишить соперника возможности осуществлять прочные и удобные захваты за одежду, приводило в различных национальных видах борьбы к тому, что борцы обнажались до пояса или даже полностью. В ряде случаев шли еще дальше, смазывая тело маслом, как это практиковалось в Турецкой, персидской, азербайджанской и других видах борьбы.

Но если такие действия допускались правилами, то непременно распространялись на обоих борцов. Однако в русской борьбе ни одна из таких особенностей не привилась и, насколько известно, вообще никогда не практиковалась.

И борьба «в обхват», и тем более поясная борьба делали невозможным использование болевых приемов. Да и сами по себе попытки получить преимущество за счет причинения боли партнеру считались нечестными. Поэтому болевые приемы ушли из нашей борьбы так рано, что почти не находят отражения даже в самых древних произведениях фольклора и иных источниках.

Несомненный интерес представляет и еще один этап в существовании нашей борьбы. Это – запрещение подножек, под которыми понимались любые броски, выполняемые с помощью ног, как в поясной, так и в борьбе «в обхват». Подножка считалась приемом, недопустимым в честной борьбе. Нужно было сойтись по-мужски – грудь в грудь и одолеть соперника без предосудительных уловок. Подобное понимание честной борьбы было очень широко распространено. Запрещение подножек мы найдем в самых различных странах и у разных народов Запада и Востока в их национальных видах борьбы. Во Франции, давшей жизнь нынешней классической борьбе, которая долгое время так и именовалась у нас – французская. В молдавской борьбе «трыньтэ-дряптэ», в узбекской поясной борьбе «кураш» и ряде других.

Определить, когда именно был установлен запрет на подножки, конечно, уже невозможно. Нельзя даже установить, появился ли он только после выделения специально поясной борьбы или еще до этого. Писатель В. Д. Иванов, работающий в историческом жанре, предположил, что такой запрет существовал у наших предков уже в VI веке. В своем известном, уже экранизированном романе «Русь изначальная», действие которого проходит именно в эту эпоху, Иванов красочно описал состязательную схватку между ильменьским славянином Голубом и приднепровским – Ратибором. Писатель говорит: «Любимая забава для мужчин – борьба. Самому ли побороться, посмотреть ли, – одинаково хорошо… Ссоры не было, и борьба пойдет только на испытание силы. Борцам делить между собой нечего, кроме чести. Поэтому нельзя хватать за ноги и бить ногами, запрещено тело рвать и давать подножку. За шею браться можно, но не душить… Тут же объявились судьи, чтобы в увлечении никто не нарушил честных правил».

Действительно ли уже в такую давнюю эпоху могло существовать запрещение бросков с помощью ног? Нет оснований ни подтвердить, ни опровергнуть предположение романиста. Очень уж скудные сведения дошли до нас о тех давних временах.

Думается, впрочем, что писатель все-таки несколько осовременил и судейство, и правила древнеславянской борьбы в своем описании. Но вот запрет удушения уже в ту эпоху – это предположение вполне достоверное.

Решая вопрос о подножке, мы с вами, пожалуй, находимся в более выгодном положении, так как располагаем документальным подтверждением своих выводов. Время, о котором пойдет речь, – XII век, а памятник – не более и не менее как первое из дошедших до нас изображений русской борьбы и одни из первых борцовских сюжетов в средневековой Европе.