Сотворение самбо: родится в царской тюрьме и умереть в сталинской

Характеристика Ощепкова из его личного дела (Архив ГРУ)

Выезд в Японию был решен, но современного мощного кинопроектора, который просил Василий, ему не дали. Так что богатая перспектива посещать воинские части отпала сама собой еще до отъезда.

Для оформления Василия вызвали в Хабаровск, и он отправился туда, объяснив свой отъезд с Сахалина необходимостью лечения жены и закупки новых фильмов. Интересны формальности того времени: с резидентом был заключен договор сроком на год с выплатой в виде зарплаты трехсот иен в месяц. Это было на сто иен меньше того, что он получал на Сахалине.

В деле не говорится, как и в каком качестве разведчик пересек китайскую границу, но уже в Шанхае он встречался со своим куратором Шадриным и сотрудником иностранного отдела ОГПУ «товарищем Егором». Тот усомнился, что с такими незначительными деньгами можно что-то сделать в Японии и, по выражению Ощепкова, «нажал на Шадрина», настояв на увеличении зарплаты. Теперь она возросла до четырехсот иен, с условием, что в эту сумму войдут и расходы «по содержанию комнаты для свидания с сотрудниками», то есть явочной квартиры. Плюс суточные при поездках – пять иен и расходы на гостиницы – три иены в сутки. Но, вместе с тем, «товарищ Егор» просил давать для его системы чисто экономические сведения. Василий не соглашался, но теперь уже на него «нажал» Шадрин и добился согласия. Впрочем, впоследствии Ощепков все-таки отказался от сотрудничества с ГПУ, сославшись на свою экономическую неподготовленность. Но тогда, в Шанхае, среди многого прочего он сообщил «Егору» исчерпывающие сведения о реальных сроках, в пределах которых японцы были способны эвакуировать свои войска с Сахалина. Именно эти сведения позволили полномочному представителю СССР в Китае Л. М. Карахану успешно провести переговоры с Японией и освободить от оккупантов островную российскую территорию.

Случилось, однако, так, что в Китае Василию довелось решать не только служебные, но и личные проблемы. Какое-то время он оставался в Харбине, в новом городе в районе Чурина, на Стрелковой улице, дом 25, у своего знакомого переводчика с забавной фамилией Незнайко. Имеющееся в деле Ощепкова сообщение об этом напечатано на папиросной бумаге и подписано: «Уважающий Вас № 13». Такой уж несчастливый номер был присвоен резиденту его начальством.

Харбин возник в начале прошлого века в связи со строительством российско-китайской железной дороги (КВЖД). Там находилось управление дороги и многие службы. Это был русский город с собственной Харбинской епархией, мужскими и женскими гимназиями и русскими названиями улиц. Все это сохранялось в двадцатые годы. И вот, в этом-то российском городе, выросшем на китайской земле, сердце нашего тридцатидвухлетнего железного супермена поразила любовь с первого взгляда.

Когда я думаю о его избраннице, мне невольно вспоминаются слова известной белоэмигрантской песенки:

Гимназистки румяные,

От мороза чуть пьяные,

Грациозно сбивают

Талый снег с каблучка…

Семнадцатилетняя Машенька только что успела окончить последний класс классической гимназии. Вчерашняя гимназистка тоже полюбила Василия, несмотря даже на то, что он, как тогда говорили, уже был связан брачными узами. Влюбленный немедленно обратился в Харбинский епархиальный совет с ходатайством «о расторжении брака с Екатериной Николаевной, урожденной Журавлевой». А получив положительный ответ, тут же повел к венцу свою любимую. И теперь в Страну Восходящего Солнца, в город Кобэ кинобизнесмен, бывший подданный бывшей Российской империи, не имевший ничего общего с враждебным Советским Союзом и, к тому же, активно сотрудничавший с японцами еще с 1920 года и во Владивостоке , и на Сахалине (недаром сахалинское жандармское управление не только выдало ему удостоверение о полной «политблагонадежности», но и всего за один день обеспечило получение разрешения на выезд в Японию без предъявления обязательного «реверса»), направлялся уже не один, а в сопровождении юной супруги.

Это фото Василия Сергеевича с женой Марией сделано в Японии

В Японии издревле существовала хорошо организованная система шпионажа и контршпионажа, выслеживания, доносов. К тому же, на протяжении нескольких веков, и совсем не безосновательно, там складывалось опасливо-подозрительное отношение к европейцам – «белым варварам», которые беззастенчиво пользовались военно-техническим превосходством в своих корыстных интересах. И в двадцатые годы японцы одинаково тщательно следили и за советскими гражданами, и за белыми эмигрантами. Это было хорошо известно Василию. Понимал он и то, что при всех его отличных аттестациях полиция непременно будет интересоваться им, но такого пристального внимания к своей персоне, с каким ему пришлось столкнуться, он никак не ожидал. Ему не составило большого труда заметить постоянную слежку во время всех передвижений по городу и поездок в другие города.

Обслуживающему персоналу японских гостиниц вменялось в обязанность наблюдать за подозрительными постояльцами, особенно иностранцами, и просматривать их вещи во время уборки номеров. Поэтому, выходя из гостиницы вместе с женой, Василий, якобы, небрежно, но с некоторыми неприметными особенностями раскладывал журналы поверх своих вещей. И всякий раз отмечал чуть заметные изменения в расположении журналов. Кроме того, на другой же день после того, как Ощепковы поселились в гостинице, в дверь их номера постучал офицер полиции. И хотя такие обязательные полицейские посещения вряд ли могли быть приятны, Василия обрадовал в чиновнике полиции по иностранным делам он узнал Сиба Набути, с которым познакомился еще во Владивостоке. Так что ему не пришлось слишком сильно лгать, говоря о том, как приятно снова встретить старого знакомого. То, что персонально «закрепленный» за ним полицейский чин был свидетелем «сотрудничества» Ощепкова с японцами, могло принести только пользу. И несмотря на то, что регулярные визиты Сиба имели сугубо официальный характер, в номере гостеприимной русской семьи его всякий раз угощали вкусным обедом или ужином с непременным, по японским обычаям, горячим сакэ. А со временем даже стали давать деньги «взаймы». Так что, в конце концов, появления офицера у Ощепкова стали значительно больше походить не на строгий полицейский контроль, а на посещения добрых знакомых. Впрочем, и в этих условиях Сиба не забывал о своих служебных обязанностях и однажды в разговоре, как бы между прочим, поинтересовался политическими взглядами любезного хозяина.

Похоже, что в характере Василия мудрая предусмотрительность и тщательная продуманность каждого шага каким-то совершенно непостижимым образом уживались с лихим, по-мальчишески озорным и опасным авантюрным риском (Может быть, именно это казалось автору его характеристики «небрежностью»?). На вопрос Сиба он ответил вполне серьезно:

Моя партия – «Дэ-дэ».

Едва ли было уместной проделкой в открытую называть в разговоре с полицейским свой разведывательный псевдоним, но ведь «есть наслаждение в бою у бездны страшной на краю»! И случилось так. что вызывающе двусмысленный рисковый ответ резидента, посмеивающегося в душе над своим «гостем», принес неожиданную и немалую пользу.

А что это за партия? Я никогда не слышал о ней, – удивленно насторожился Сиба. А услышав ответ:

Партия «Дэ-дэ» означает «Деньги, деньги», – неожиданно громко расхохотался.

Побагровевший от смеха и сакэ, он снял очки и промокнул носовым платком выступившие слезы.

Очень остроумно, Ощепков-сан… Хотел бы я сейчас увидеть физиономию нашего харбинского агента… Какая глупая ошибка! Могу теперь доверительно сказать вам, что из Китая мы получили сообщение: пароходом «Натясами-мару» в Японию направляется под видом кинематографиста советский шпион по кличке «Дэ-дэ». И что этот «Дэ-дэ» докладывал о положении на Сахалине послу Карахану, от которого получил соответствующие инструкции. Понятно, что за Вами установили строгое наружное наблюдение. Но теперь недоразумение разъяснилось, и наблюдение завтра же будет снято.

Василий тоже старался как можно естественнее смеяться, хотя и не мог не ощутить смертельный холодок опасности, которая и на этот раз, хоть совсем близко, но прошла мимо. Продолжая весело улыбаться, он пояснил, что партия «Дэ-дэ» – якобы, модная на Сахалине острота. И он не раз повторял ее, когда жил в одном из русских пансионов Харбина. Объяснял, а в голове все время стучало: немедленно сообщить, что в посольстве – предатель, немедленно сменить известный японцам псевдоним…

Я могу только благодарить судьбу, что мое дело попало в руки такого опытного и умного специалиста, как Вы, уважаемый Сиба-сан. Ведь иначе…

Да, иначе, – перебил его полицейский, – иначе это могло бы огорчительно прервать Вашу успешную кинематографическую деятельность, уважаемый Ощепков-сан…

Таким был Ощепков в Токио

Так первоначальный, ставший слишком опасным, псевдоним сменился новым «Черный монах», или просто – «Монах». Должно быть, сотруднику разведотдела, предложившему его, вспомнилось семинарское прошлое разведчика. А затем был и еще один псевдоним – «Японец».

Перебравшись в Токио, Ощепков первым делом решил утолить «книжный голод» разведотдела. Отправился покупать японские армейские уставы, наставления и другую несекретную военную литературу, которая во всем мире находится в свободной продаже. Так что никакого подвоха в этом деле никак нельзя было ожидать.

В магазине, специализировавшемся на военной литературе, миниатюрная японочка в нарядном кимоно обслуживала покупателя в строгом черном штатском костюме, уже не молодого, но с явно военной выправкой и крохотными усиками («Совсем как у Чарли Чаплина», – мысленно улыбнулся Василий).

Продавщица ловко завернула стопку различных уставов в цветастую бумагу, перевязала ленточкой и протянула покупателю со словами:

Пожалуйста, извините меня, господин, но мы обязаны записывать имя и адрес всех покупающих литературу подобного рода.

Полковник запаса Хаяси Вакиндо, – отчетливо и громко, словно команду, проговорил «Чаплин» и назвал свой адрес.

Благодарю Вас, Хаяси-сан, – поклонилась продавщица и повернулась к Ощепкову, отвесив новый поклон.

Что желает господин приобрести? – за ее изысканной японской вежливостью чувствовалось удивление и любопытство из-за европейской внешности нового покупателя. А у покупателя пронеслось в голове: «Ну, спасибо полковнику! Ведь так глупо было бы привлечь внимание жандармерии из-за такой ерунды». На улыбку японочки он ответил широкой улыбкой и спокойно спросил:

Мне сказали, что вышла интересная книга об истории средневековых войн Японии. Есть она у вас?

Как он точно рассчитал, приобретатели подобной литературы жандармерию вовсе не интересовали, и в угрожающий кондуит его фамилия внесена не была.

Еще на Сахалине Ощепков решил, что первым, к кому он обратится за помощью, будет бывший семинарский однокашник и преданный друг Итигути.

Тем более, что тот преподавал в военном училище и имел доступ к ценной информации. И теперь было самое время посетить его и поручить покупку военной литературы. Итигути, искренне обрадованный встречей со старым другом после многих лет разлуки, сразу же согласился оказать ему эту услугу. Правда, он заметно оробел после того, как к нему домой явился жандарм, чтобы удостоверить подлинность личности покупателя военной литературы. Но все же согласился сотрудничать не столько ради денег, сколько в силу старой и крепкой дружеской привязанности. Да и платить ему друг мог только совсем немного и даже нерегулярно. Финансовая проблема, как и на Сахалине, сохранила в Японии прежнюю остроту.

В училище, где Итигути преподавал, скорее всего, русский язык, существовало строгое разделение на военных и «частных» преподавателей. Для «частных», к которым он и относился, существовал даже отдельный, изолированный корпус.