Рассказы журналиста

Взобрался на взгорок, резко обрывавшийся передо мной вниз. До широкой реки было ещё ого-го как далеко! Частный сектор Верхней Судоверфи, потом – Нижней, что за железной дорогой, с производством и многорядьем высоток. Далее – ещё жилые массивы, разбросанные вдоль речной полосы аж на десятки километров. А рядом возвышался бетонный столб, по проводам которого, словно по нервам, неслись электроимпульсы. Стальные нити прошивали небесную синь, протягиваясь далеко к соседним иглам-столбам.

Чуть отдышавшись после ходьбы, заметил стайку детей, которые у посёлка, в сотне метров от меня, резвились на санках. Фигурка повыше показала на холм. И все двинулись в мою сторону.

Они смеялись и визжали, поднимаясь вперёд, хотя это было не просто. Но детворе хоть бы что! Криками подбадривали друг друга. Их было трое, мал мала меньше.

Той порой моё внимание привлекла площадка с мрачными крестами. Это было явно небольшое кладбище. Однако в нём чувствовалась некая чуждость, которую поначалу не мог осознать.

На погосте угадывалась симметричность линий и порядок, столь нехарактерные для пристанища местных усопших. Одна из главных особенностей – кресты; они отличались массивностью и ещё чем-то, совсем не схожим с православными канонами. По центру жалось к ограде некое белёсое сооружение с полукруглым навершием. Кресты почему-то сгрудились с одной его стороны в четыре кучки, в каждой по три единицы. Остальное пространство было пусто. Что бы всё это значило?

Бойкая троица уже взобралась на холм. Девочки лет девяти-десяти, мальчик лет семи-восьми. Они по-прежнему хохотали и толкались. После с визгом полетели на санках по склону. Их забавы забавляли уже меня. Невольно вспоминались картинки собственных детских проказ.

Они вновь поднялись наверх. Девчушка в красной шапке, постарше прочих, глянула на меня, и я спросил, что там внизу? Она со смехом бросила:

– А-а, это?! Там мёртвые живут!

– Мёртвые живут? – ошеломлённо повторил я.

Ребятня засмеялась, увидев моё изумление.

– Это, как его… – подбирала старшая девочка слова. Потёрла варежкой щёку: – Кладбище немцев.

– Ну да, ну да, – загалдели остальные.

Я ещё больше смешался. Конечно, здесь шли бои примерно семьдесят лет назад, но никогда не слышал о захоронениях тех, кто пытался нас завоевать.

Весёлая ватага отправилась в обратный путь, и я поспешил за ними. Любопытство подстёгивало меня.

***

И вот стою у железной, с ромбическим рисунком, ограды. Прямоугольник кладбища примерно тридцать на пятьдесят метров. Группки крестов из такого же чёрного металла смотрелись жалко на столь большом пространстве. На полузаметённой снегом дорожке отпечатались следы редких любопытных, как я. Они вели к надгробию в виде стелы, сложенной из кусков дикого, белого и желтоватого, камня. Поверх камней прикреплён во всю высоту крест с двумя перекладинами.

Читаю внизу на дощечке из тёмного гранита: «В память о венгерских военнопленных – жертвах Второй Мировой войны». Тут же дубликат надписи по-венгерски. Рядом валяются, сбитые ветром, обтрёпаннные траурные венки. Бо̀льшая часть погоста была усеяна неглубокими ямками. «То ли окопы, то ли воронки от разрывов снарядов», – предположил я. Эти шрамы войны уже почти затянулись.

Справа в нескольких метрах одиноким зубом торчит надгробие в виде вертикально установленной гранитной плиты. Надпись гласит: «В память о румынских военнопленных Второй Мировой войны, умерших в России». И опять дубликат, но уже по-румынски.

Так вот в чём дело! Хотя всё же не понятно, кто и когда устроил здесь кладбище. Видимо, немцы здесь вообще не захоронены, пусть для русского человека практически все захватчики были в Отечественную войну априори «немцами».

В ушах завывает волком сквозняк, разрывая воистину заупокойную тишину. Мысли путаются от неожиданного открытия. В груди смешиваются горечь, злорадство, недоумение. Ты видишь перед собой осколки разбитой мечты. Заманчивой, но лживой, как мираж, мечты, которую внушал один негодяй и своим поданным, и своим союзникам: «Каждый из вас получит на востоке хороший кусок земли. Идите туда, убейте варваров, которые недостойны её, и живите там счастливо». Завоеватели, словно загипнотизированные, послушно рванули с воплем, повторяя за германским предводителем: «Drang nach Osten!». Но обломилось…. Полегли и в Сталинграде, и в ковыльных степях вокруг сотнями тысяч. От огня и стыни, болезней и голода. Вот и всё, что добились незваные гости. Возможно, они руководствовались двусмысленным выражением древних: где хорошо, там и Отечество. Но не лучше ли было подумать иное: где Отечество, там и будет тебе хорошо? Они поступили опрометчиво, доверившись главному бандиту.

Позднее я выловил-таки из глубин и-нета новость информагентства о найденном кладбище. Его открыли почти украдкой (хотя с согласия властей) в мае 2018 года. На нескольких снимках красовались упитанные дипломаты Венгрии и Румынии, голоногая дамочка в белом, фривольно-коротком платьице, улыбающаяся молодая мамочка с младенцем на руках, ещё три разновозрастные женщины, пара священников, судя по одеянию, относящиеся к разным конфессиям; тут же представители областной администрации. Фото, без сомнения, предназначались для отчёта обеими миссиями своих похоронных обязанностей.

В сообщении говорилось, что установка памятника связана с инициативой Румынии «увековечить память своих солдат и офицеров, погибших в Сталинградской битве». Оказывается, существуют межгосударственные договорённости о взаимном обеспечении порядка на российских воинских захоронений за рубежом и иностранных воинских захоронений в нашей стране. Посол в своей речи дипломатично упомянул, что в Румынии около трёхсот захоронений советским воинам, и им гарантирован уход.

Власти провели церемонию без столь любимой ими помпы с телекамерами, ибо «это связано с непростой политической обстановкой». «Наша главная цель была открыть памятник, а не поднимать шумиху, – сообщала пресс-служба администрации, – чтобы не вызывать негативной реакции в обществе». И предупреждает, что обязательно «найдутся те, кто раздует скандал в меркантильных интересах». Прорвавшись сквозь протокольный слалом чиновников, я уяснил-таки их благие намерения. Их пожелания были вполне похвальны, ибо поступили воистину по-христиански, возлюбив врага своего. Подали, так сказать, подобающий пример народу. Хотя следом возникал риторический вопрос чуть иначе (будем называть вещи своими именами): можно ли возлюбить оккупантов нашей Родины, палачей, тебя истязающих, когда ты вовсе не мазохист? Не зря же комментарии ниже горели негодованием: «Вы с дуба рухнули! Мародерам и издевателям над мирным населением памятник?», «От их злодеяний холодеет кровь, они недостойны памяти!», «Кто их сюда звал?! Пусть выкапывают своих героев, забирают памятники и чтут у себя в Румынии». И так далее, и тому подобное. «И всё абсолютно верно», – вздохнул я, соглашаясь.

Вглядываясь в мерцающий экран компьютера, я терялся в умственных хитросплетениях: достойны ли хотя бы памяти те, кто не по собственной воле, но по приказу свыше попал в далёкие края и погиб понапрасну? Также подумалось: нужно им ставить памятный знак, или, действительно, незаметно захоронить? Наконец, где мера вины лидеров нации, а где личностная вина каждого? Трудные вопросы.

Кстати, о венграх практически не упоминалось, хотя их стела занимала центральное место на погосте. Зато ещё было сказано, что на кладбище покоятся в основном немцы в количестве ста двадцати человек, тогда как румын всего тридцать пять, а венгров ещё меньше. Определение общей территории для умерших связано с чисто прагматичными причинами: так за памятниками легче ухаживать. Странно как-то всё увековечилось.

Я заподозрил, что журналисты в очередной раз что-то напутали. Это у них это здо̀рово получается! Позже самый дотошный читатель не разберётся, где правда, а где ложь. И, вправду, почему на кладбище нет никакого упоминания о немцах, коли они тут в большинстве? Совершенно непонятно.

Ещё споткнулся о мнение бесплатного адвоката: мол, на одной из восьми граней памятника, погибшим в битве Отечественной войны 1812 года, золотом выбито: "Европа оплакала падение храбрых сынов своих на полях Бородинских". Вот ведь как! Завоеватели и убийцы могут быть «храбрецами». Никогда бы не догадался! И уже нет разницы между теми, кто пришёл тебя убить, забрать твой дом, и настоящими героями, которые ценой собственной жизни не дали нацистам поработить твою Родину. А я всегда считал, что герои – это лишь те, кто защищает родную землю.

В моём разуме роились вопросы, как пчёлы в растревоженном улье. Интересно, считали бы нас героями враги, если бы мы завоевали их родину? И кто-нибудь слышал о памятниках агрессору? Увы, прошлое нашествие двунадесяти языков ничему не научила последующих, злобных пришельцев. Разве это не абсурд? Не на грудь им достались кресты за смелость… Но кто-то ещё пытается подменить понятия, навязав своё подлое мнение, сделав Иванами, не помнящими причинённого нам зла…

Да, пусть в «цивилизованной» Европе извращённые души делают всё, что взбредёт на ум. В конце концов, демократия не позволяет травить дустом тараканов в чужих головах, пока они не лезут в наш «монастырь». Однако не сто̀ит также забывать о снесённых «там» памятниках нашим, советским, воинам, которые хотели лишь одного: чтобы на Земле не было разделения на якобы «высшую арийскую расу» и прочих недочеловеков. Жаль только, что остальные народы уже забыли о личных унижениях в те времена. А мы – не хотим забывать. И не можем.