Голос жены разбудил его. Она на кухне давала наставления сыну – где играть с младшим братом и сестрой, и когда прийти кушать.
Со столика выпил пол бокала воды, прикурил сигарету. В комнате полумрак, солнце едва пробивается сквозь оконные шторы. Начало осени; день сухой, солнечный. Вышел на кухню, присел на диван и закурил ещё. Жена подошла, положила руки на плечи. Улыбка в глазах и голосе – Что, папочка, очень тяжко?
– Не то слово. Что стакан, что бутылка – болею одинаково, пить нельзя совершенно. Умереть очень просто, сколько угодно случаев.
– Вот чай, как ты любишь, позавтракай. Докурил, выпил чай – кушать не буду. С холодной водой станком снял щетину с лица. Немного стало легче.
– Не казнись – вчера было можно, это наш день с тобою.
– Понятно, не успокаивай, вчерашнее хорошо сегодня боком выходит. С посудой закончила? Налей чайку, посидим рядышком – перекур сделаем.
Татьяна присела напротив. От первого брака уже было две дочери – ныне подростки. Девицы своенравные, избалованы отношением матери – растут без отца. Восемь лет живёт он с ними. Заботился, баловал как мог, в место папы родного. От него ни слуху, ни духу ни рубля единого. Старшая дочь физически вызрела, младшая – на подходе. Строгий запрет отчима на сигареты и поздние гуляния привели к жесткой конфрактации между ними. В итоге девочки глубоко наплевали на его слова и запреты – отчим – что он им сделает? Тем более, что живёт у них в доме, а к маме всегда можно подластиться. Это выводило из себя, доводило до бешенства. Знакомым мальчикам раздавался: его инструмент, вещи личного пользования, в его отсутствие устраивались вечера друзей и знакомых с соответствующей атрибутикой вина и музыки. Он решил уходить, семья рушилась…
– Может взять тебе, что-нибудь поправиться?
– Вчера были Василий с Катей, что они?
– Не знаю, что они, а Вася, в окно глянь, идет по дороге.
– А ну ка зови его!
Татьяна выскочила, подбежала к калитке. Вася прошел в дверной проем чуть наклонясь полубоком – комплекция богатырская.
– Здорово хозяин!
– Спасибо, ты здоров, а я что-то не очень, обед, как раз покушаешь…
– Сиди.
– Тань, ты сходишь?
– Я быстро.
Ушла, задёрнув шторы от солнца.
– Где ваша старшая?
– А пес ее знает – четвертые сутки где-то болтается. Нет удержа, нет на них управы. Младшая по ночам болтается, ухмыляется в глаза. Уходить домой собираюсь сегодня. Отдохну дома, а там видно будет. Куда ночью позавчера на своем ,,запфе" бзыкал?
– Подруги покатать попросили
– Покатал?
– Со всеми вытекающими отсюда…
– Заждались алкоголики?
В дверях запыхавшаяся Татьяна. Наложила в тарелки горячего, поставив на стол бутылку.
– С похмелья мне не эту нужно пить гадость, по голове ударит, необходимо пиво.
– Не больнее, чем сейчас будет, подлечишся, а пиво не взять в нашей деревне. Выпей, покушай.
– Не томи мужа, открывай белоголовую – на нем лица нет.
Выпил залпом не нюхая, стопку. Обожгло пищевод. Взял сигарету, отложил. Съел с тарелки немного.
– Ну, хозяин, теперь со мною в догоночку. Выпили. Татьяна рядом сидит, смотрит участливо.
– Выпей чаю горячего. – Налила всем в стаканы. Отхлебнув закурили с Василием.
– А где же ваша младшая краля, Танечка?
– В три часа ночи пришла, ночью скандалить с ней не стала – оставила до утра разговор. Так она в шесть часов утра умелась – поймала момент пока я отдыхала. К школе все, слава Богу, взято, в понедельник отправлю – гулять некогда будет… После третьей стопки ему стало хорошо и более чем отпустило.
– Танюша, погладь пожалуйста брюки с рубашкой. Хочу сегодня домой добраться. Тем более, что твоей старшей нет дома и видеть ее у меня нет никакого желания.
– Успокойся пожалуйста. Куда ты пойдёшь глядя на вечер? Попутного транспорта наверняка не будет. 30 километров, это не три. Покушай хорошо, выпей еще стопочку и ложись отдыхать. Сегодня все приготовлю, утром соберу малышей и поедим к родителям вместе.
– Ладно хозяин, я пошел. Ты, действительно, отдохни сегодня, утром свеженький будешь дома. – Василий вышел.
Василий – парень тридцати лет, сам себе на уме, вобще не промах. Родители в городе, здесь свой дом, холост, живет в свое удовольствие. Не плохо начитан, закончил техникум. С подругой Катериною отношения довольно-таки странные. Она на несколько лет его младше, в обеспеченной семье младший ребенок. Они не могли обходиться друг без друга более суток, тем не менее регулярно жестко ругались. Не брезговала вечеринками и без него, новыми знакомствами. Сорились, мирились, опять сорились и так далее. Теи не менее дело двигалось к свадьбе.
– Понимаешь ли, Таня, если твои крали заявятся – они не упустят случая напакостить. От них не однократно были угрозы посадить меня при первом удобном случае, если не уберусь от сюда. Эта игра с огнем, оставаться здесь можно только при полном идиотизме.
– Не совсем же они дурочки. Что мы все без тебя делать будем? На-ка закусывай, тебя уложу – отдыхай спокойно, малых накормлю – до темна на улице пограются. Если хочешь, еще сбегаю.
– Сильно хорошо – тоже плохо. – Прикурил и с наслождентем затянулся – вчера черезчур хорошо было, по темноте в туалет шел – о ветку с вашей яблони без малого пол лица исцарапал, как глаз цел остался – налетел как-то с маху. Всё к ней ни как привыкнуть не могу, хоть режь ее или туалет переноси на наво.
– А ты заметил какими глазами на нас вчера Катя смотрела? Она нам завидует.
– Велика зависть – будем жить с тобой как любовники. Из – за каких-то обнаглевших на нет двух соплячек. Мне лучше уйти, сегодня, ты же знаешь, гадости в жизни мне тоже хватило – бывает что дерьмо, иной раз, за версту чувствую. Очень и очень мне не спокойно. Заявятся милочки,– я почти пьян, лицо исцарапанно. По синяку друг другу поставят и сдадут лет на пять, как минимум. По теперешним временам да с моими нервами и здоровьем – месяца там не вытяну. Не говоря уже о то, что визы лишусь и будет крест на всем, на что надеялся…
– Говорю тебе – ничего не бойся, отдыхай спокойно. Иди ложись. Девченки мои появятся – я им мозги вправлю.
Солнечный день был на исходе. Скоро должны прибежать малыши – голодные и шумливые, как галчата. Поднялся и ушел на софу в спальню. Подошла Татьяна, принесла чай, присела рядом. – Спи, завтра утром уедем. Положила свою руку на голову и он мягко провалился в блаженную темнту сна. Проснулся от того, что жена устраивалась рядом. За окнами темно.
– Где дети?
– Уложила спать, отдыхай до утра. – Она не сказала ему, что младшая ее дочь сидит с друзьями в летней кухне и двери в дом не заперты. Он уснул снова; крепко и без сновидений. Яркий свет прямо в лицо. Он открыл глаза: в спальне темно, прямо в глаза яркий лучь света. Его сорвали с постели, едва не упал лицом в перед, наискось между лопаток чем-то сильно ударили, одновременно дернули в перед его руки и чем-то жестко защелкнули их вместе,– он понял – наручники. С постели в одной комбинации подскочила перепуганая Татьяна.
– Что вы тут делаете?!
– Милиция, ты молчи лучше!
Его вытолкнули из спальни в комнату, где горел свет. Там находились ее младшая дочь Нина и старшая Лилия. На пороге в прихожую стояли Катерина и какая-то молодая особа. Мелькнула мысль: всё сложено, забьют до смерти. Что останется увезут к себе – добивать будут… В своей юности ему пришлось познакомиться с методами работы советской милиции. Впрочем как и многим другим гражданам Великой державы.
– Что орел, до игрался? – потащили к выходу. Всем телом отработал жесткий упор.
– Дайте одеться! – их было трое: двое за руки, один выталкивает в спину. Лет по 25 – 28 – расцвет сил, высокие, крепкие. Слабоков не ставят на выезд. Удар тычком ладони под левое ухо – необязательно, сволочь! Професионально в нокдаун – выдербнулся. Но жена уже наклонилась с брюками к его ногам и штиблетами. Дали одеть их. Поволокли из дому. – Ударь по затылку, Танюша! – Один вышел к машине, двое тянули за руки. Она поняла, что он просит ударить его топором, который всегда стоит у дверей (так, на всякий случай). И не ударила… В нутри: растерянность, страх, паника, опустошенность… Знала, что предаст его и не ударила.
Вытащили из дома. Подумал – нельзя дать увезти себя, ни в коем случае! Закричал во все легкие: Люди! – Посыпались удары: в печень, по челюсти. – Люди! – Лёогтевым захватом стиснули шею – Люди!! Вывкрнули голову до хруста, до темноты, до желтых искр в темноте этой. Замочал. Звать бесполезно, хуже себе сделаешь. Вывели за калитку, одну руку освободили; другую пристегнули к забору. Вот уж забор, кто его только и делал, Господи! Что ограда могильная, только, что выше немного.
– Хорошо гад пристроился, с троими живешь потихонечку!
– В чем дело?! Мне наконец объясните!
Догадка в чем обвиняется – ножем полосонула по сердцу. Удар с зади по печени, на убой, тренированый.
– Не ты мальчишку сегодня на пруду изнасиловал? Его родители у нас дожидаются. Посыпались сново удары с боку и с зади по окончаниям ребер, в область почек и печени, заломали свободную руку.
– Его тебе мало было?! Пришел домой и девочку изнахратил!
Некогда хорошо тренированое тело для службы Родине, мнгновенно интуитивно предчувствуя точку удара, бросало туда максимальное напряжение, защищая этим внутренности от повреждения.
– Не кричит, не просит, не падает; сволочь какая!
Два тяжелейших удара под левую грудь прямо по сердцу. Вголове у него – готово, поломано, не во внутрь слава Богу.
– Никто не мешает – хорошо, бей как чучело в тренировочном зале – давай отрабатывай.
Бить перестали – запалились родимые. Горячей, тяжелой, свинцовой болью пропиано тело. Печень, почки, легкие ныли, ребра покрошены. Ноги держат едва дрожа – сесть ельзя – думал он – запинают.
– Парни, я не виновен..
– Ты смотрел на себя в зеркало, пьяная гадина?
– Требую понятых! – еще раз удар по сломаному.
– Будут тебе понятые, с нами представитель прокуратуры.
Значит та молодая особа. На крыльцо вышла Катерина, стала кричать ему:
– что, доигрался? Ты же житья здесь никому не даешь! Девочек запугал до смерти, заставляешь с собой ложиться. Хорошо, что мы сегодня с Лилей в окно увидели: как ты Нину насиловал, и сегодня же мальчика на пруду – люди видели. Чикатило! Я тебе, это устроила, тебя убивать нужно. Пятнадцать лет дадут – самое малое, врядли там выживешь, сам себе весь такой умница..
– Да ты что, Катенька? Я вторые сутки не выхожу из ограды, с Татьяной был все время в плоть до минуты.
– Она покрывает тебя, ее вместе с тобой нужно!
Один сел в машину, другой плшел в дом, третий остался рядом. Из летней кухни в дом пошла Нина.
– Нина, девченки, что же вы делаете?
Два удара на отмашь с зади у поясницы, боль перехватила дыхание.
– Меня же убьют, опомнитесь! Что вы без меня делать будете? -Удар ниже уха по челюсти.
– Молчи сука!
Включили на улице свет. Нина посмотрела на него, без всякого выражения, безразлично. Глаза: остекленевшие, круглые – пьяная, двенадцать лет девочке. – Садистки – подумал он – похоже конец тебе Степа. Мужаемся. Из последних сил дышим ровнее. Выжить – пол шанса из тысячи, если он только выпадет. Ради всего, ради дочери, постараться тогда взять его и использовать. – Обе зашли в дом.
– Подписывайте, Татьяна Ивановна, показания дочери – молодая особа.
– Я буду подписывать только свои показания.
– Какая же вы мать? Кого покрываете? Здесь про вас тоже есть, поедете тогда с нами, как соучастница.
– Не поеду, – на мне криминала нет, здесь все сплошная ложь! Вызовите по повестке. Тем более дома маленькие дети. Или их теже посадите ночью, сейчас, вместе с мамою?
– Подписывайте, ему уже все равно. Так или иначе вы больше его не увидите.
– Если он выживет, сделаю все, что бы вытащить его из этой грязи.
– Вам этот чикатило дороже дочери, вы не должны быть матерью. Вам нельзя оставлять детей, вы не женщина!
– Этот вопрос мы разберем несколько позже, с Вашего позволения.
От слов Татьяны в его защиту просто – напросто отмахнулись. Начали снмать показания с так называемых свидетелей. Вася тоже присутствовал здесь, спокойно так, ненавязчиво. Катя и он – понятые. Перезнакомился с ребятами из наряда – примерно ровестники. Пока сыр да бор, выпил на кухне стакан водочки, закусил хозяйской закускою и вышел к калитке, к прикованному.
– Вася, объясни ребятам, что я был только и только с Татьяной все время, с тобой же пили и опохмелялись.
– Ты меня, Степа, в эту кашу не путай. За все отвечать нужно. Мало быть крепким и грамотным – нужно еще жить честно и правильно, там разберутся. Мужики, вы с ним понимательнее, это умный, скользкий, выносливый кадр, что бы не выскользнул и не выкрутился.
– Докрутился, поздно выкручиваться. Теперь ему вобще точка будет.э
– Ну если я доживу до утра – докажу, что не виновен… А если вообще выживу – с тобой Вася, разговор еще будет…
– Теперь врядли уже, Степа.
Боль обожгла с зади.
– Вот такие-то интелегентные, хитрые умники и совершают тяжелые преступления.
Из дома вышла Татьяна, направилась в летнюю кухню. Степан стоял только на ниточке воли. Кроме того в горле и рту пересохло, разбитые губы потрескались, в нутри невыносимо горело.