Аз есмь Путь, и Истина, и Жизнь. Книга четвёртая

– Да они даже толпу на самосуд возбудить не могут, потому что те почитают его за нового пророка.

– И что же им остаётся?

– Да ничего. Только сносить унижение и посрамление, – усмехнулся старший группы, словно смакуя поражение фарисеев. – Забившись куда-нибудь в дальний угол, как вот сейчас, и моля А-Шема, чтобы Он удалил выскочку простолюдина от их влиятельных иерархов.

При этих словах монета выскользнула из пальцев иродианина и со звоном упала на каменные плиты.

– Смотрите, как бы вам самим не пришлось распрощаться со всем своим состоянием из-за него, – злобно процедил сквозь зубы статный фарисей.

– А что нам терять-то? – вновь принял монету старший от своих расторопных помощников. – Динарий есть динарий, и он крепко стоит при Риме.

– Вот только долго ли это продлится? – сверкая глазами, парировал фарисей. – Налоги Риму могут и прекратиться.

– Не думаю, – усмехнулся старший иродиан, поглядев на сверкнувший лучом солнца динарий и уверенный в незыблемости империи. – Мир нужен всем. А Рим обеспечивает его железной рукой, под сенью своего орла.

Нам больше не нужно трястись от страха или воевать со своими соседями – потому что Рим стоит за нас. Отсюда и нет надобности в собственной армии и непомерных расходах на неё. Кроме того, Рим строит хорошие дороги и полноводные акведуки. Даже дозволяет поклоняться своим богам на захваченных ими землях. И за всё это взимается лишь поземельный, подоходный и подушный налог. Полагаю, что это не так уж и обременительно для нашего народа. Потому и перепись населения периодически проводят – чтобы точно знать предполагающийся доход.

– Ничего-ничего, смейтесь, пока можете. Скоро, очень скоро этот смех станет вам поперёк глотки, – со злобной угрозой прошипел статный фарисей, сжимая побелевшими от напряжения пальцами свой посох. – Этот плотник за последние дни приобрёл невероятную славу. Чернь идёт за ним по пятам и готова внимать его бредовым идеям.

А посему вспомните восстание Йехуды Галилейского. Вам напомнить его постулаты? А? С чего всё началось? С того, что он выступил против переписи, провозгласив оскорбительным платить налоги язычникам – поскольку царь у иудеев один – и это Йегова. А уплата налогов означает признание власти цезаря над собою. Что это ставит его власть выше власти Всевышнего – а сие недопустимо. И чем всё это закончилось? Напомнить?

Старший группы иродиан гневно засопел – но смолчал.

– А я напомню, – торжествующе продолжил статный фарисей, с удовольствием наблюдая, как страх заполняет их глаза. – Восстанием и кровью на улицах – а Ирода Архелая просто сместили со своего престола римские же власти, усадив на его место прокуратора.

Так что насмехайтесь давайте и ждите. Настанет день – и этот плотник поведёт за собой всех этих людей, отменяя все римские налоги и вступая в схватку с язычниками. И вот тогда вы потеряете не только влияние, но и деньги. Недаром же у тебя монеты из рук выпадают, – злорадно ухмыльнулся он.

– Не бывать этому! – дрогнувшим голосом раздражённо-сердито выпалил старший группы.

– А ты пойди и сам его спроси о податях. Или испугался простолюдина плотника? – насмешливо съязвил один из старейшин.

Иродиане сердито развернулись и, немного отойдя в сторону, принялись о чём-то совещаться.

– Ты действительно веришь, что у них это получится? – в сомнении спросил один из первосвященников.

– «Простак верит всякому слову, благоразумный же обдумывает шаг свой», – ухмыльнулся статный фарисей, глядя на возбуждённых иродиан. – Конечно, этот народный учитель им не по зубам. Но нам-то выгодно задействовать все средства, чтобы вывести его из себя.

Здесь ведь как? – хитро прищурился он. – Если он прилюдно разрешит платить подати иноверцам – то выставит себя сторонником Рима. А это иудеям совсем не понравится. Как же может Машиах возвеличивать язычников более Всевышнего? Не освободить от гнёта завоевателя – а наоборот, принудить народ покорно платить дань.

Если это сработает – то мы тут же подхватим народное возмущение, заявив, что он бесчестит Исраэйль и сынов Авраама. Что он предаёт нашу веру, вступив в сговор с иноземной властью, дабы увести людей от Йегова. А религиозную измену ему уже не простят никогда. Иудеи сами его изгонят с позором из Йерушалайма – а уж мы потом, тихонько, не привлекая лишнего внимания, устраним смутьяна.

Если же он скажет «нет, нельзя», объявив это богоотступничеством – то иродиане, конечно же, донесут об этом Пилату. И тот казнит выскочку как бунтаря и подстрекателя к мятежу, воспротивившегося против самого кесаря и его власти. Таким образом – мы избавимся от занозы, не запачкав рук и не идя против народа, – довольно потёр ладони фарисей.

– Эй, ты! – подозвал он к себе молодого соферим. – А ещё ты, ты и ты.

Вы достаточно молоды – и потому не привлечёте такого пристального внимания, как мы. Ступайте вместе с иродианами – и постарайтесь польстить этому деревенщине. Скажите, что вы цените его мнение как избранника, пришедшего от А-Шема. Он, конечно же, с радостью проглотит эту похвалу, решив блеснуть своей мудростью перед всеми, – презрительно фыркнул фарисей. – Вот тут-то он и споткнётся.

Молодые люди кивнули, поспешив исполнить приказание.

Протиснувшись сквозь плотную толпу, иродиане и ученики фарисеев приблизились к народному учителю. Иродиане немного замешкались, собираясь с растрёпанными мыслями – но прежде, чем кто-либо из них что-нибудь сказал, молодой соферим, взволнованно возвысил свой наигранно почтительный голос:

– Учитель! Мы, подобно другим, тоже считаем тебя избранником, ниспосланным от Йегова. Поскольку в истине наставляешь путям Всевышнего, несмотря на лица взывающих к тебе. Всегда говоришь правду открыто и убеждённо – как простым людям, так и знатным. Потому просим у тебя совета, как у лица, приближённого к А-Шему. Помоги этим людям, – указал он рукой на иродиан – и как бы приглашая их принять участие.

Те сжали кулаки и с гневом посмотрели на нахального юнца – но пути назад уже не было.

– Учитель, – обратился старший из иродиан, дрогнувшим от напряжения голосом. – Мы – семя Авраамово и народ, избранный А-Шемом, были покорены римским мечом. Однако Всевышний заповедал нам не ставить над собою царя иноземца. Так вправе ли мы подчиняться язычнику, который не исповедует ни нашей веры, ни наших законов, и чьи боги – лишь идолы из камня и дерева?

Скажи, как ты считаешь – позволительно ли нам давать подати римскому кесарю или нет?

Народ быстро стих в ожидании ответа – оттого что этот вопрос интересовал каждого.

Йешуа, стоящий под аркой Храма, спокойно посмотрел на иродиан – хорошо уловив их лукавство и лицемерие.

– «Мягче масла уста его, а в сердце его – брань, нежнее елея слова его, но они – мечи обнажённые», – процитировал он строки Писания.

Почему же вы не спрашиваете меня, позволительно ли вам рассчитываться за товары и законно ли обогащаться теми монетами, что у вас в ходу? Ведь динарии – это римские монеты – и между тем они являются вашим достатком. Или вы забыли слова пророка Йеремийи, чей голос гремел среди сынов Исраэйля?

«И будет, если какой-либо народ или царство не покорится ему, Навуходоносору, царю Вавилонскому, и не преклонит шеи своей под ярмо царя Вавилонского, то накажу Я, – сказал Йегова, – тот народ мечом и голодом и мором, пока не истреблю их рукою его Навуходоносора.

А вы не слушайте пророков ваших, чародеев ваших и толкователей снов ваших, ни гадающих, ни колдунов ваших, которые говорят вам так: “не будете вы служить царю Вавилонскому”,

Ибо они пророчествуют вам ложь, чтобы удалить вас из страны вашей и чтобы изгнал Я вас на погибель вам.

А тот народ, который преклонит шею свою под ярмо царя Вавилонского и будет служить ему, оставлю Я его на земле его, – сказал Йегова, – и будет он возделывать её и жить на ней».

В силах ли человек противиться воле Отца Небесного, чья любовь безмерна, мудрость всеобъемлюща, а власть безгранична?

Но вы пришли не для того, чтобы познать истину – а только затем, чтобы уловить меня на неточности, извратив слова мои по своему разумению.

«Нечистое серебро, наложенное на глиняный сосуд, – пламенные уста и злое сердце.

Устами своими притворяется враг, а в душе своей замышляет он коварство.

Когда он делает нежным голос свой, не верь ему, потому что семь мерзостей в сердце его».

Что искушаете меня, лицемеры? Покажите мне монету подати, – резко протянул руку учитель.

Старший из группы иродиан, с неохотой, подал ему динарий, который крутил в пальцах.

– Динарий – это знак власти того, кто его чеканит, – в тишине двора язычников голос Йешуа звучал твёрдо и уверенно. – И власть эта, – поднял он руку с зажатой в пальцах монетой, – распространяется на всю территорию, которую он контролирует. А потому эти деньги являются собственностью того, кто на них изображён. Чей образ здесь явлен!?

На одной стороне монеты был отчеканен профиль головы Тиберия с надписью:

«Тиберий кесарь, божественного Августа, сын Августа».

– Цезаря! Римского императора! – раздались крики в народе.

– А чья надпись на ней!?

На другой стороне был изображён правитель Рима, восседающий на троне в священнических одеждах. А вокруг шла надпись:

«Верховный первосвященник римского народа».

– Кесаревы! – подхватили другие.

– Тогда отдавайте кесарю кесарево, а Йегове – что желает Йегова! – подкинул он монету иродианину – и тот ловко её поймал.

– «О, помышляющие о несправедливости и совершающие злое на ложах своих в свете утра. Делают они это, потому что сила есть в руке их».

Отдавайте должное всякому, согласно закона. Если уплата податей – это обязанность перед земными властями – то приношение сердца своего Элохим – это преклонение перед Йеговой.

Нельзя отвергать власти – ибо они поставлены Отцом Небесным для сохранения общества, благополучия и порядка. И потому необходимо исполнять их установления и законы.

Однако надобно помнить, что всё, что есть – принадлежит Элохим – и всё находится в Его власти.

Соблюдайте заповеди вам данные – и тем самым почтите Его и не согрешите. Любовь, послушание и вера – вот что для Него важно – а не звон монет.

Материальное должно относиться к земному – а духовное – к Небесному, словно дерево, чьи корни уходят в глубину, а ветви стремятся ввысь. Не нужно смешивать воедино земное и Небесное.

«Истину произнесёт нёбо моё, и нечестие – мерзость для уст моих.

Справедливы все изречения уст моих. Нет в них нечестного и извращённого.

Все они ясны для разумного и справедливы для приобретших знание».

Многие готовы хвалить и восхищаться словами благовестия – словно красивой песней – но не многие принимают их к сердцу своему, дабы последовать за ними и тем самым изменить жизнь свою.

Иродиане были просто ошеломлены – в задумчивости размышляя над его ответом. Потому как он не отверг обязанность платить подати – но и в то же время не освободил от обязанностей по отношению ко Всевышнему.

Поэтому они развернулись и молча оставили его – а Йешуа продолжил поучать народ благой вести. При этом люди стали перешёптываться между собой, осмысляя сказанное.

***

На языческом дворе величественного Храма становилось жарко и душно – но не только от яркого, ослепительного солнца – но и от бурлящих эмоций.

В тени арок, где пахло ладонном и пылью, всё так же стояла посланная Синедрионом делегация. С ненавистью наблюдая за учением Йешуа и восторженными возгласами толпы, когда тот в очередной раз кого-то исцелял.

Через некоторое время к делегации фарисеев подошли несколько знатных саддукеев. На лицах которых читалось сильное раздражение.

– Ну? Что тут у вас происходит? – холодно вопросил старший из них, будто кнутом хлестнул. – Почему эта деревенщина до сих пор проповедует в нашем Храме? Синедрион уже вскипает от нетерпения, ожидая результатов. Время идёт, а от вас – никаких вестей. Стоите здесь и бездействуете.

– Сложно вести разговоры с тем, кто в совершенстве знает всё Писание, – зло огрызнулся статный фарисей, бросая из-за колонн испепеляющий взгляд на Йешуа.

– Он даже иродиан привёл в недоумение, и те отошли от него, как побитые, – пожаловался один из старейшин.

– А всё потому, что народ его почитает за пророка. И неудивительно – ведь он же воскресил Эйлазара, – встрял молодой соферим, за что вновь получил подзатыльник.

– Воскресил? – фыркнул саддукей, презрительно скривив губы. – Это такая же нелепица, как и изгнание бесов. Человека нужно лечить, а не заниматься шарлатанством, изгоняя того, чего нет.

– Опять ты за своё, – горестно воздел глаза к небу статный фарисей.

– А что не так-то?! – тут же вспыхнул старший саддукей, озвучивая их старые разногласия. – Ну нет никакого воскресения! И жизни после смерти тоже нет! Ведь во всей Торе – ну нет ни малейшего доказательства этому. Уж нам ли не знать?

– А как же Танах? – не унимался молодой соферим.

– Это всё несущественно, поскольку не является законом, – отмахнулся от него тот. – А служит только толкованием – и значит, это можно не учитывать. А Тора же была дана Моше на горе Синай. И это неоспоримо.

– Такое верование пусто и формально, словно колодец без воды, – проворчал фарисей.

– А ваши доскональные почитания традиций – глупы и непрактичны. Зачем столько церемоний, если их нет в Торе?

– Без этих устоев и преданий мы потеряли бы суть веры. Они – часть пути, через которые мы заслуживаем одобрение у А-Шема, – парировал статный фарисей, словно выставляя напоказ свои добродетели.

– Э-э! Для этого достаточно лишь соблюдать ритуальную чистоту. Без всяких там многочисленных условностей и обширных дополнений, – отмахнулся саддукей.

– Вся жизнь строго определена А-Шемом, – изрёк старейшина, словно провозглашая непреложную истину.

– Да? И что же, тогда я не смогу сделать то, что захочу? – усмехнулся саддукей. – Свобода воли – вот что имеет первостепенное значение. Ведь А-Шем дал нам разум, чтобы мы могли выбирать.

Разумеется, Он может наказать, наслав болезни или засуху – но это никак на мне не отразится, если я захочу тебя сейчас ущипнуть.

Наказания, конечно же, есть, но не после смерти, а при жизни. Если человек согрешит – то он пападёт в беду здесь, на земле. Поэтому не стоит без толку страшиться того, чего и не будет. Жить нужно здесь и сейчас – ибо завтра может не наступить. А страх перед мифическими муками – это просто слабость.

Живи, трудись, соблюдай Тору – и этого вполне достаточно. Проси благ, пока жив, а не жди мнимой награды за могилой.

– Вспомни об этом, когда будешь наказуем на том свете, – прошипел фарисей, словно предрекая неминуемую кару.

– Ну нет никакой жизни помимо земной, – досадно отмахнулся саддукей. – Нет ни ангелов, ни бесов, ни ада, ни рая. Всё это – выдумки. Мир прост и материален, как этот мрамор, – стукнул он посохом об пол. – И не нужно выдумывать лишнего.

– Скажи ещё, что и души нет.

– Душа есть, – признал саддукей. – И это подтверждается тем, что человек живёт. Но она настолько тесно связана с телом, что когда тело умирает – то умирает и душа, поддерживающая жизнь.

Ну посуди сам: если люди станут жить после смерти – то возникнет полный беспорядок и неразбериха. А потому воскресение просто невозможно и нелепо само по себе. Всё равно, что заставить Йорден течь вспять.

– Вот и скажи всё это не нам, а тому, кто воскрешает, – снова встрял молодой соферим.

– Хорошо, – самодовольно заявил саддукей. – Мы пойдём и выставим глупцом этого выскочку перед всем народом. А вы можете и дальше прятаться от него за этими колоннами. Но про это совершенно точно узнают главы. И можете даже не сомневаться – мы позаботимся об этом.

Он развернулся и решительно направился к Йешуа, сопровождаемый другими саддукеями. Вслед за ними, из-за своего любопытства, проследовали и некоторые софирим из делегации.

– Ну-ну. Посмотрим ещё, что у вас получится, и кто о ком ещё сообщит главам, – злобно прошипел фарисей, хмуро глядя вслед удаляющимся саддукеям.

– Учитель! – подошёл к проповедующему Йешуа саддукей, привлекая к себе внимание. При этом нарочито выделив это восклицание, будто насмехаясь. – Моше предписал нам, что если некий брат умрёт бездетным, то его жена должна перейти к другому брату, чтобы родить наследника. Дабы родившееся дитя унаследовало благосостояние первого брата, считаясь ребёнком умершего. И назначено это для сохранения колен в Исраэйле, а так же, чтобы собственность оставалась в своём роду.

Итак, – хитро прищурился говорящий, – было у нас семь братьев. Первый женился и умер, не имея детей. И по закону вдову взял второй брат – но и его дыхание оборвалось, не успев оставить наследника. И третий повторил его участь.

Таким же образом все семеро, не оставив детей, умерли – а вслед за ними, угасла и вдова.

И вот теперь скажи нам, – с довольной ухмылкой распростёр саддукей руки в стороны, приглашая народ в свидетели. – По воскресении, которому из них она станет женою? Ибо все семеро имели её в жёнах.

Разве можно будет уладить брачные отношения без взаимных претензий друг к другу? Ведь нелепо же, чтобы женщина, по закону, была одновременно женою для всех братьев – ибо это уже распутство. Не мог же светоликий Моше ошибаться в данном ему законе о левиратном браке? А значит, учение твоё о воскресении – бессмысленно.

Народ замер в ожидании ответа. А саддукеи самодовольно переглянулись. Не мог же сейчас человек Йегова отринуть учение своё, но и прилюдно промолчать тоже не мог – потому как это означало бы признать своё поражение.

– Одним из важнейших законов является создание семьи, а посредством неё – искоренение прелюбодеяния, – стал спокойно пояснять Йешуа. – Семья служит человеку опорой для продолжения рода и оставления трудов своих потомству. Потому Адаму и была дана Хавва – а не оставлен он был в одиночестве.

Йешуа сделал паузу, посмотрев прямо в глаза саддукеям – отчего у тех пробежали мурашки по спине.

– Вы слывёте мудрыми и знающими Тору – однако заблуждаетесь, не постигая ни глубины Писания, ни могущества Йеговы. И виной тому ваше невежество. Трудность составляет не моё учение о воскресении – а ваше измышление и неверное толкование смысла. Вы пытаетесь применить нормы этого мира к миру Небесному – а потому и терпите неудачу.

Он глубоко вздохнул, словно учитель в синагоге, который терпеливо, раз за разом, пытается объяснить истину нерадивым ученикам.

– Воскресение дарует жизнь совершенно иную, не похожую на земную. Ибо, когда тело умирает, душа остаётся нетленной. Все плотские страсти и желания – там уже не имеют значения. Поскольку всё будет строиться на совсем ином основании.

Сыны века сего женятся и замуж выходят – а которые сподобятся жизни вечной достичь и воскресения из мёртвых – больше не будут ни жениться, ни замуж выходить, ибо не нуждаются более в браке. При этом мужчины и женщины не утратят своих отличий – но оттого, что умереть уже не могут, они уподобляются ангелам Небесным. А ангелы по сущности своей бессмертны и не имеют брачных отношений. Они духовны. Не чувствуют ни голода, ни жажды, и не подвержены болезням и старению.

Так что люди те, по сути своей, становятся сыновьями Йеговы – подлинными сыновьями воскресения. Пребывая во всеобъемлющей любви и упоении прославления Отца Небесного.

Потому творите волю Его на земле, как сие творят ангелы на Небесах. Ибо Отец является жизнью для всего сущего.

Но вы не признаёте речения из Танаха – а потому приведу вам речения из Торы. А именно, что о воскрешении мёртвых сообщалось ещё Моше, когда тот стоял при неопалимой купине. Вспомните строки, когда Отец сказал:

«”Я Элохим отца твоего, Элохим Авраама, Элохим Ицхака и Элохим Йаакова”. И закрыл Моше лицо своё, потому что боялся взглянуть на Элохим».

И заметьте: что Отец сказал это не в прошедшем времени – а в настоящем. Поскольку Элохим – не есть Элохим мёртвых, но живых. Оттого что всякий у Него жив.

Хотя тела патриархов, покоящиеся в пещере Махпела в Хевроне, давно обратились в прах земной – ведь со смерти последнего, Йакова, минуло более двухсот лет на момент разговора с Моше – однако завет с ними был нерасторжим, даже после их телесной смерти. Поэтому Отец ни на миг не переставал быть Элохим живым – как для тех, кто служил Ему всем сердцем ранее, так и для тех, кто совершает сие и по сей день. Ибо связь духовная – вечна.

Душа, разделённая с телом по смерти, в день суда вновь облечётся плотью – поскольку нет предела могуществу Йегова.

«Смотрите же ныне, что Я это Я, и нет Элохим, кроме Меня. Я умерщвлю и Я оживлю, Я поразил и Я исцелю. И никто от руки Моей не избавляет».

Вот почему Йов пророчески восклицает:

«И сам я знаю: избавитель мой жив и восстанет в будущем на земле.

И под кожей моей вырезано это, и в плоти моей я вижу Элохим.

Это вижу я сам и видели мои глаза, а не кто-то иной».

Саддукеи угрюмо взирали на Йешуа, не находя, что возразить для ответа. Их сердца колебались – ведь его слова полностью совпадали с Писанием.

– По справедливости сказал ты, учитель, – вынуждены были согласиться соферим, стоявшие рядом с ними. Поскольку кому, как не им, надлежало знать тексты Писания.

При этом люди стали возбуждённо перешёптываться между собой – так как это было не первое за сегодня поучение, вызывающее изумление и ставящее на место ретивых в своём ослеплении представителей власти.

– Да он просто издевается над нами! – вознегодовал статный фарисей, зорко налюдающий за происходящим. Его лицо прямо пылало от ярости, а костяшки пальцев побелели от силы, сжимающей посох, которым он с грохотом ударил о пол. – Вы только посмотрите, как этот плотник и саддукеев привёл в замешательство!

– А этот учитель хорош, – одобрительно хмыкнул старший соферим из делегации. Причём его голос звучал спокойно и с нескрываемым уважением.

– Хорош?!! – чуть не задохнулся фарисей, взбешённо уставившись на книжника.

– Ну, надо отдать ему должное как сопротивнику, – пожал плечами соферим. – Он не боится в одиночку выходить против всех. И при этом – всякий раз, невероятным образом, одерживая верх. Задам-ка и я ему один вопрос.

С этими словами он проследовал вперёд. Его движения были размеренными и почти торжественными. А за ним, как за носом корабля, выступила и остальная делегация. И даже статный фарисей, чуть помедлив, яростно пыхтя и негодуя, но всё же догнал своих.

– Учитель, – с почтением обратился старший соферим. – Скажи, какая наибольшая заповедь в законе?

Ибо за десятилетия изучения Декалога (Десять заповедей) мы установили, что он состоит из 613 букв – как и Тора, содержащая в себе 613 законов. Которые мы разделили на 248 утвердительных – по числу частей тела – и на 365 отрицательных – по числу дней в году. На строгие и незначительные – о чём, кстати, до сих пор ведутся ожесточённые споры. Поскольку одни из нас считают, что нужно расширять всё это до тысяч правил и норм, а другие же, наоборот, желают свести всё к единому положению. Одни почитают более важными обрядовые законы – другие – нравственные.

Вот меня и интересует: не первая заповедь по порядку – а та, которая по своей важности и достоинству возвышается и превосходит все остальные.

– «Тот, кто ходит путями праведности и говорит справедливо, презирает доходы от грабежа, отрясает руки свои от взяток, затыкает ухо своё, чтобы не слышать о крови, и закрывает глаза свои, чтобы не видеть зла.

Будет он обитать на высотах»,

– не удержавшись, выпалил молодой соферим. Вновь без разрешения рьяно влезая в разговор и желая перед всеми показать свои познания. Однако в награду получил только ледяной взгляд старшего соферим.

– Какой самый основной, самый важный канон всего Писания? – ещё раз повторил свой вопрос книжник.

Толпа снова затаила дыхание, ожидая ответа.

– Первая есть такая:

«Слушай Исраэйль! Йегова, Элохим наш – Йегова один.

И люби Йегову, Элохим твоего, всем сердцем твоим и всею душою твоею, и всеми силами твоими».

Вот первая заповедь. Вторая такая же:

«Не мсти и не храни злобы на сынов народа твоего, а люби ближнего твоего, как самого себя; Я Йегова».

И превыше этих двух – иных заповедей нет.

Он обвёл взглядом притихший народ – и его голос стал глубже:

– Отец никогда не требовал от человека пустого славословия и замещающих милосердие ритуалов. Он любит человека – несмотря на то, каким тот стал. Поэтому и человек должен любить Отца всем существом своим. Не какой-то отдельной человеческой чертой – а всей сутью. Не любить Отца лишь на устах и только в Храме – а ежечасно, на деле показывая Ему свою преданность и послушание. И поскольку Отец есть любовь, изливаемая на каждого – то и ваша любовь должна проистекать на всех.