Глава 1.
Утро входило в комнату Алексея неспешно – серым светом московского ноября. Не промозглым, с мокрым снегом, а мягким, обволакивающим, будто город еще не до конца проснулся и не решил, какой оттенок выбрать сегодня: стальной, свинцовый или просто тускло-белый.
Свет пробивался сквозь плотные занавески с блеклым цветочным узором – те самые, что, казалось, помнили еще его школьные годы. Комната за это время почти не изменилась: книжный шкаф, старый, но удобный диван-кровать, стол с компьютером, пара постеров на стене (один – абстрактный, другой – обложка любимого альбома), стопка журналов на полу. Ему только что исполнилось двадцать два, и каждое утро было мучительно похоже на предыдущее.
Будильник на телефоне, одиноко лежавшем на тумбочке, зазвонил ровно в 6:45. Та же мелодия, которую он не менял уже пару лет. Алексей протянул руку, нащупал прохладный корпус и привычным полусонным жестом отложил сигнал. Еще пять минут. Эти минуты были священны – короткая передышка между сном и реальностью, которую он ценил больше всего. Можно было просто лежать, не думая ни о чем, чувствовать тепло одеяла, ловить знакомый запах комнаты – смесь пыли, старых страниц и чего-то неуловимого, но родного.
За окном светало – это скорее угадывалось, чем было видно. Вдалеке гудели редкие машины, проезжающие по проспекту. Где-то совсем близко прокаркал запоздалый ворон, нарушив тишину спящего двора. В воздухе еще витал едва уловимый аромат вчерашнего чая с лимоном, смешанный с запахом бумаги от книг на полке.
Он поднялся, зевнул, потянулся так, что хрустнул позвоночник. Первым делом – на кухню. Путь был знаком до мелочей: коридор, поворот, скрипучие половицы в определенных местах.
Кухня – сердце квартиры. Мама, наверное, уже встала. Ее утро начиналось раньше всех с ритуала приготовления кофе: она засыпала зерна в старую кофемолку, и ее гулкий треск будил тех, кто еще спал. Отец, скорее всего, сидел за столом, уткнувшись в ноутбук, где мелькали графики и цифры его работы, и молча, доедал завтрак.
Так и есть. Мама, Ольга Николаевна – аккуратная, с собранными в пучок русыми волосами – стояла у плиты. Воздух был наполнен сладковатым ароматом свежей выпечки. На столе под прозрачной крышкой лежала стопка румяных сырников – фирменное блюдо выходного дня, которое иногда, по особым случаям или просто в хорошем настроении, она готовила и в будни. Сегодня явно был такой день.
Отец, Игорь Петрович, сидел за столом в очках для чтения, полностью погруженный в электронные таблицы на экране ноутбука. Утренние часы он проводил в характерной для него сосредоточенной тишине.
– Доброе утро, – пробормотал Алексей, направляясь к кофейнику у плиты.
– Доброе утро, Лёш, – отозвалась мама, не оборачиваясь, но по голосу было ясно – она улыбается. – Сырники на столе. Кофе только сварила, горячий.
– Угу.
Отец едва заметно кивнул, не отрывая глаз от экрана. Алексей налил себе полную кружку терпкого ароматного кофе – этот первый обжигающий глоток лучше всего прогонял остатки сна. Выбрав два самых румяных сырника, он щедро полил их сметаной и занял свое привычное место у окна. За стеклом открывался типичный московский пейзаж: детская площадка, несколько припорошенных ноябрьской пылью машин, почти голые деревья.
– Что нового? – спросил Игорь Петрович скорее по привычке, чем из искреннего интереса, взгляд его по-прежнему блуждал по столбцам цифр.
– Да ничего особенного, – Алексей откусил кусочек теплого сырника. Кисловатая сметана идеально сочеталась со сладковатым творогом. – Опять этот отчет по клиентам доделывать. Уже тошнит.
Отец хмыкнул – стандартная реакция, означавшая что-то между «понимаю» и «это жизнь». Алексей никогда толком не интересовался, чем именно занимается отец в той крупной компании. «Аналитика» – звучало солидно, но расплывчато. Главное, что это обеспечивало стабильность: просторную квартиру, отдельную комнату для каждого и вот эти самые сырники по будням – маленькие маяки домашнего уюта в московской ноябрьской серости.
Алексей работал в небольшой IT-компании, занимавшейся поддержкой сайтов малого и среднего бизнеса. Работа была, мягко говоря, не самой увлекательной. Иногда попадались интересные задачи, требовавшие нестандартных решений, но чаще всего приходилось заниматься рутиной: исправлять баги, обновлять контент, составлять однотипные отчёты.
Зарплаты хватало на повседневные расходы: пятничные посиделки с друзьями в баре, новые игры для приставки, подписки на стриминговые сервисы. Можно было даже откладывать на более серьёзные покупки – новый телефон или долгожданный отпуск на море. Последние полгода Алексей регулярно просматривал в интернете фотографии курортов. Египет? Турция? А может, что-то более экзотическое, если постараться?
Доев сырники и собрав крошки ложкой, он допил остывающий кофе, наслаждаясь последними глотками. Подойдя к маме, которая как раз выключила плиту, поцеловал её в щёку, уловив знакомый аромат её духов.
– Спасибо, мам. Как всегда, вкусно, – искренне сказал он.
– Иди уже, – улыбнулась она. – Не забудь куртку, на улице холодно. Можешь, шарф взять?
– Шарф не надо, – поморщился Алексей. Шарф казался ему пережитком прошлого. – Куртки хватит.
Вернувшись в комнату, он быстро собрался: удобные джинсы, мягкий свитер цвета хаки, тёплая парка. Рюкзак с ноутбуком, наушники-вкладыши (в метро без музыки – никак), ключи. Мельком взглянул в зеркало: обычное лицо двадцатидвухлетнего парня – слегка растрёпанные русые волосы, сонный взгляд, назойливый прыщ на подбородке (нужно будет выдавить вечером).
Два оборота ключа в замке, щелчок – квартира закрыта. Лифт, подъезд, прохладный воздух лестничной клетки с едва уловимым запахом табака.
На улице ноябрьский холод резко ударил в лицо, заставив непроизвольно вздрогнуть. Город просыпался: дворники сметали последние листья, сонные прохожие спешили по своим делам, машины ровным потоком двигались в сторону центра. До станции метро «Проспект Мира» – десять минут неспешной ходьбы мимо магазинов, пары кафе и небольшого сквера.
Доставая телефон, Алексей автоматически проверил уведомления:
– чат с друзьями: «Парни, сегодня вечером в 'Тоннель'? Есть тема»;
– рабочий чат: «@alexey Отчёт по клиентам Амора нужно сдать до обеда! И проверь баг на сайте «Холодильник.ру»;
– несколько реакций в соцсетях на старые посты.
Новости занимали большую часть ленты – информационные агентства, телеграм-каналы, паблики. Заголовки пестрели тревожными формулировками: «Ситуация обостряется…», «Новые санкции…», «Ответные меры…». Алексей привычно пролистывал мимо, не вникая в детали. Всё это казалось ему далёким и абстрактным – как гроза за горизонтом. Большая политика происходила где-то в кабинетах власти, на международных саммитах, но никак не в его уютной квартире с утренними сырниками, не в переполненном вагоне метро. Его мир ограничивался работой, встречами с друзьями и мечтами об отпуске.
Шум приближающегося поезда заглушил городские звуки. Толпа подхватила Алексея и понесла к эскалатору. Вниз – в знакомую подземку с её вечным гулом и вибрациями. Люди вокруг уткнулись в телефоны или смотрели в никуда, каждый в своём коконе.
Прислонившись к стенке вагона, Алексей вставил наушники и включил энергичную музыку, отсекая внешний мир. За окном мелькали освещённые лампочками бетонные стены тоннеля. Станция за станцией – отработанный годами маршрут: до «Тверской», пересадка, ещё несколько остановок.
Обычное утро. Обычный день. Впереди – восемь часов работы и возможная встреча с друзьями вечером. Ничто не предвещало, что вскоре эта привычная реальность рухнет. Что тревожные заголовки вырвутся из экранов смартфонов, ворвавшись в его жизнь оглушительным грохотом. Пока же он оставался просто Алексеем – двадцатидвухлетним парнем, едущим на работу ни в чем не примечательный ноябрьский день.
Глава 2.
Утро в офисе IT-компании началось, как сотни предыдущих. Лёгкий гул системных блоков, мерное постукивание клавиш, аромат свежесваренного кофе из корпоративной кофемашины – привычный саундтрек рабочих будней. Алексей сидел за своим столом у окна, за которым расстилался серый городской пейзаж в ноябрьской дымке. Он запустил необходимые программы, проверил почту – десятки писем, большей частью спам и автоматические уведомления. В рабочем чате коллеги лениво перебрасывались утренними приветствиями и свежими мемами, пытаясь прогнать остатки сна. Олег с соседнего стола уже успел рассказать избитый анекдот про понедельник, вызвав вежливые смешки.
Первый рабочий час прошёл в привычной рутине. Алексей погрузился в исправление досадного бага на клиентском сайте. Задача требовала полной концентрации – нужно было проанализировать сотни строк кода, найти логическую ошибку в ворохе логов. Он практически отключился от внешнего мира, существуя в пространстве между монитором, редактором кода и консолью отладки.
А потом всё изменилось.
Не было громких объявлений, экстренных выпусков новостей – в их офисе даже не было радио. Изменилась сама атмосфера. Постепенно стихал стук клавиш, затихали разговоры, даже гул компьютеров будто стал тише. Сотрудники замирали на местах, уставившись в экраны смартфонов или новостные ленты на мониторах. По офису прокатилась невидимая ледяная волна, остановившая привычный ход времени.
Алексей оторвался от кода, почувствовав, как по спине пробежали мурашки. Со всех сторон доносились сдавленные возгласы, сливавшиеся в тревожный хор:
– Что… что случилось? – прошептал кто-то у кулера.
– Боже правый… – вырвалось у девушки за соседним столом.
– Этого не может быть! – резко вскакивая, вскрикнул менеджер по продажам.
– Здесь пишут, что… – голос сотрудника оборвался.
– Это правда? Скажите, что это фейк! – Голос коллеги звучал почти молитвенно.
Алексей открыл новостную ленту. Те самые заголовки, которые он привык пролистывать мимо, теперь горели на экране кроваво-красными буквами:
"ПРЕЗИДЕНТ ОБЪЯВИЛ О НАЧАЛЕ СПЕЦИАЛЬНОЙ ОПЕРАЦИИ"
"РОССИЙСКИЕ ВОЙСКА ПЕРЕШЛИ ГРАНИЦУ"
"ВЗРЫВЫ В КИЕВЕ, ХАРЬКОВЕ, ОДЕССЕ"
"ВОЙНА?"
Внутри всё сжалось в ледяной ком. Пальцы, только что летавшие по клавиатуре, начали дрожать. Это было не абстрактное сообщение из новостной ленты – это происходило здесь и сейчас. В нескольких сотнях километров от того самого метро, где он вчера думал о встрече с друзьями.
Олег поднял голову. Его всегда румяное лицо стало мелово-белым, глаза неестественно расширились.
– Леш… Ты видел?! – Он тыкал трясущимся пальцем в экран. – Это же… Это война, да? Настоящая война?
Слово повисло в воздухе, тяжёлое и влажное, как предгрозовая туча. Ещё час назад оно казалось невозможным в их размеренной реальности. Теперь оно звучало повсюду – в обрывочных фразах коллег, из динамиков телефонов, в навязчивом гуле собственных мыслей.
В следующие минуты офис замер. Люди метались между экранами, срывающимися голосами читали вслух телеграм-каналы, пересылали друг другу кадры взрывов. Кто-то всхлипывал в туалете, кто-то орал в трубку, кто-то просто сидел, сжав кулаки до побеления костяшек – сознание отказывалось принимать новую реальность.
Руководитель отдела – обычно невозмутимый сорокалетний мужчина с аккуратной лысиной и округлившимся животиком – вышел из кабинета с каменным выражением лица. Он пытался призвать к спокойствию, твердил о необходимости «сохранять хладнокровие» и «продолжать работу», но его слова повисали в воздухе, бессильные.
– Прошу всех успокоиться! – его обычно ровный голос прозвучал неестественно резко. – Ситуация серьёзная, но мы должны… должны продолжать работать. Пожалуйста, вернитесь к задачам!
Никто не слушал. Его слова тонули в хаосе обсуждений, нервных звонков и сдавленных рыданий. Реальность ворвалась в их упорядоченный офисный мир, сметая всё на своём пути.
До обеда Алексей механически выполнял работу, отвечал на сообщения, но мысли его были далеко. Он лихорадочно читал сводки, изучал карты с обозначениями ударов, впитывал информацию из официальных и неофициальных источников. Прежде абстрактные термины – «наступление», «оборона», «обстрел» – теперь обретали страшную конкретность.
В столовой царила непривычная атмосфера. Обычные разговоры о сериалах и планах на выходные сменились жаркими спорами. У раздачи, за столиками, у кофемашины – везде обсуждали только одно.
– Наконец-то! – горячился системный администратор Сергей, бородатый мужчина крепкого телосложения, размахиваясь ложкой так, что суп расплёскивался по столу. – Давно пора было дать отпор! Сколько можно терпеть этих нацистов!
– Сергей, опомнись! – перебила его Марина из бухгалтерии, хрупкая женщина с нервно подёргивающимся веком. Голос её дрожал – возможно, она думала о родственниках в Харькове. – Ты понимаешь, что говоришь? Это же война! Настоящая! Люди гибнут! Разве этого ты хотел?
– Какой конец?! – Сергей стукнул ложкой по столу, его голос сорвался на крик. – Это защита национальных интересов! Денацификация! Их там ждут!
– Ждут?! – раздался возмущённый голос из-за соседнего стола. – Какие «ждут», когда города под обстрелами?! А мирные жители? Дети? Они-то здесь причём?!
Алексей слушал этот спор, чувствуя нарастающую растерянность. Он никогда не интересовался политикой, не разбирался в геополитических тонкостях. Его мир состоял из работы, встреч с друзьями, планов на отпуск. Теперь этот привычный мир рассыпался на глазах.
Вечером в их обычном баре царила непривычная атмосфера. Вместо привычных шуток и разговоров о кино – встревоженные лица и шёпот. Четвёрка друзей собралась в полном составе: Алексей, программист Игорь, студентка-художница Света и амбициозный менеджер Дима. Посетители бара то и дело проверяли телефоны, лица были напряжены.
– Вы вообще понимаете, что происходит? – Дима нервно крутил пивной стакан, его пальцы дрожали. – Посмотрите на акции! Они все рухнули! Я уже в минусе на триста тысяч! И это только начало! Санкции, магазины, карты…
– Какое начало?! – Света резко перебила его. Её красные глаза и сжатые кулаки контрастировали с обычно ярким образом. – Моя тётка в Харькове третий день в подвале! А что дальше будет с ними?!
Игорь мрачно смотрел сквозь стены бара, медленно прихлёбывая пиво:
– Это… – он сделал паузу, – не игра на приставке. Это война. Настоящая. И если подключится НАТО, то надолго. И коснётся каждого.
Разговор продолжался долго. Они перебивали друг друга, задавали вопросы без ответов, делились слухами и страхами. Что теперь будет? Как это отразится на их жизни? Закроют ли границы? Отменят ли авиарейсы? Будет ли мобилизация? Последнее слово прозвучало шёпотом, но повисло в воздухе тяжелым молчанием. Мобилизация. Это уже не о далёких странах и не о чужой политике. Это о них. О двадцатилетних парнях и девушках, сидящих в прокуренном баре и чувствующих, как привычная жизнь ускользает сквозь пальцы, словно песок.
Алексей молчал. Его охватывало то леденящее ощущение, то приступ жара. Все планы – отпуск на море, даже ненавистный отчёт по клиентам – вдруг стали мелкими и незначительными перед лицом надвигающейся катастрофы.
Поздним вечером дома он застал родителей на кухне. Они сидели при тусклом свете, перед ними стояли недопитые чашки и недоеденные с утра сырники – верный признак тревожного дня. Их лица выглядели усталыми и постаревшими.
– Леша… – голос матери звучал непривычно глухо, – ты в курсе… того, что происходит?
Он кивнул, чувствуя, как сжимается горло.
– Угу. Война!
– Страшно, – прошептала она, опустив глаза. – Так страшно… У Любки-то соседки сын был на границе. Учения – учения! А сам третий день не выходит на связь!
Отец сидел, скрестив руки. Внешне собранный, но по напряжённому взгляду было видно – тревога глубже, чем он показывает.
– Да… – после долгой паузы он заговорил низким голосом, – ситуация… серьёзная. Очень. – Покачал головой. – Никто не знает, чем это обернётся. И как долго продлится. Но думаю ничего хорошего не произойдет.
Они поговорили ещё немного, обсуждая новости, пытаясь осмыслить происходящее, переварить поток информации и эмоций. Родители вспоминали смутные девяностые, перестройку, другие конфликты, которые казались локальными и далёкими по сравнению с нынешней ситуацией. Но это было другое. Это ощущалось как переломный момент – не только для страны, но и для их личной жизни. Как точка невозврата, после которой мир уже никогда не будет прежним.
Алексей ушёл к себе в комнату. Закрыл дверь, но это не помогло отгородиться от тревоги, витавшей в воздухе всей квартиры, всего города, всей страны. Мир за окном был тёмным и тихим, но внутри него бушевала настоящая буря. Он включил компьютер, снова открыл новости. Читал до глубокой ночи – переходил по ссылкам, просматривал видео, изучал комментарии, пытаясь найти хоть какую-то ясность в этом хаосе. Но чем больше он читал, тем сильнее росло смятение, тем острее ощущалась пропасть между тем, что было «до», и тем, что наступило «после». Информация была противоречивой, эмоции зашкаливали, а будущее казалось туманным и пугающим.
Он лёг в постель, но уснуть не мог. Обычный день закончился. А вместе с ним, казалось, закончилась и та привычная жизнь, которую он знал, и которая прежде казалась незыблемой. Новостные заголовки перестали быть просто строчками на экране – они обрели вес, смысл и угрожающую реальность. За ленточкой, о которой он читал сегодня, была уже не абстрактная карта из новостей. Там теперь шла… война. И где-то глубоко внутри Алексей почувствовал, что эта война, хочет он того или нет, начинает подбираться всё ближе к его порогу, грозя смести всё на своём пути.
Глава 3.
Прошло несколько недель, и страна постепенно вернулась к привычному ритму жизни. Новости о войне переместились из первых полос в бесконечные ленты соцсетей, между рекламой и мемами. Лишь редкие репортажи с передовой да тревожные сообщения знакомых напоминали, что где-то совсем рядом продолжаются обстрелы. Алексей снова ходил на работу, ездил в метро, ужинал с родителями, но теперь в этой обыденности появилась какая-то натянутость, словно он играл роль в плохо написанной пьесе. Цифры и строки кода по-прежнему расплывались перед глазами, а в голове звучали обрывки тех первых, шоковых новостей.
С каждым днём тревога становилась всё осязаемее. Он ловил себя на том, что десятки раз за день проверяет телефон, листает ленты, вчитывается в комментарии. Мир вокруг раскололся на «за» и «против», и эта трещина прошла через офис, соцсети, даже через круг друзей.
Но главная битва происходила внутри. Алексей всё чаще задавался вопросом: как можно просто сидеть и ковыряться в багах, когда в сотне километров гибнут люди? Он не был военным, не держал в руках оружие – всего лишь айтишник, любящий мамины сырники и мечтающий об отпуске.
Первые мысли о мобилизации вызывали животный страх. Перспектива оказаться там, где свистят пули и рвутся снаряды, где нет тёплой постели и привычного комфорта, заставляла холодеть. Но чем больше он читал новостей, смотрел репортажи, вникал в происходящее – тем яснее понимал: он должен помочь. Должен пойти добровольцем.
Это решение вызревало постепенно. Сначала – тихий внутренний голос, шепчущий о долге. Потом – видео с передовой, истории о тех, кто уже встал на защиту. Наконец – мучительное чувство неправильности своего безопасного существования, когда другие жертвуют всем.
Он не спал по ночам. Лежал в темноте, уставившись в потолок, и прокручивал в голове все эти мысли. Спорил сам с собой.
«Это не моя война!» – говорил один Алексей.
«А чья тогда?» – отвечал другой.
«Я там ничего не умею!»
«Научат».
«Я боюсь!»
«Все боятся».
Конкретного переломного момента, наверное, не было. Это был процесс – медленное созревание решения под давлением обстоятельств и внутренних переживаний. Возможно, последней каплей стало какое-то видео, которое он увидел в интернете: разрушенный дом, плачущая женщина, ребёнок, прижимающий к себе игрушку. Или, может быть, просто усталость от неопределённости, от этого подвешенного состояния. Желание сделать хоть что-то, пусть даже страшное, лишь бы прекратить это грызущее изнутри «ничегонеделание».
Однажды утром, вместо того чтобы собираться на работу, он просто сидел на краю кровати. Долго. Смотрел в стену. А потом, сам не понимая почему, встал, подошёл к шкафу, достал паспорт, военный билет (полученный ещё после военной кафедры в институте, который он так и не окончил), нашёл в интернете адрес военкомата по месту жительства.
Решение созрело. Оно было трудным, пугающим, возможно, безумным. Но оно было принято.
Сложнее всего было сообщить родителям. Он ждал до вечера. После ужина, когда отец читал газету, а мама вязала на диване. Атмосфера была спокойной, уютной – той самой обыденностью, от которой он вдруг решил отказаться.
– Мам. Пап. – Он чувствовал, как дрожит его голос. – Мне нужно вам кое-что сказать.
Они подняли головы. Увидели выражение его лица. Улыбки на их лицах исчезли.
– Что случилось, Лёша? – Мама отложила вязание, в её голосе прозвучала тревога.
– Я… Я решил. – Ему было трудно подбирать слова. – Я пойду. Добровольно.
Наступила тишина. Тяжёлая, оглушающая. Только тиканье часов на стене.
Первой отреагировала мама. Её лицо побелело, глаза расширились.
– Куда ты пойдёшь?! – почти крикнула она, вскакивая с дивана. – Что ты такое говоришь?!
– На операцию, мам. Туда. – Алексей смотрел в пол, не решаясь поднять взгляд.
– Ты с ума сошёл! – Это уже был крик. – Какая операция?! Ты видел, что там происходит?! Там убивают! Сын! Ты слышишь меня?! Убивают!
Она подошла к нему и схватила за руки. Её пальцы были холодными и дрожали. В глазах стояли слёзы.
– Я… Я не могу просто сидеть, мам. – Он поднял на неё взгляд. В его глазах, наверное, тоже была боль, но и какая-то странная решимость, которой она раньше не видела.
Отец встал. Подошёл ближе. Его лицо было суровым, но без того первого шока, который был у матери. Он смотрел на сына изучающим взглядом, словно пытаясь прочитать его мысли.
– Лёша, – голос отца был низким, спокойным, но твёрдым. – Ты понимаешь, что это не игра? Это не компьютерные стрелялки. Там всё по-настоящему. Смертельно опасно.
– Понимаю, пап. – Кивнул Алексей.
– Зачем тебе это? – спросил отец, и его голос стал мягче, в нём прозвучало непонимание и скрытая мольба. – У тебя здесь жизнь. Работа, друзья… Мы. Зачем рисковать всем этим?
– Я… Не могу объяснить. До конца. – Алексей попытался подобрать слова. – Но я чувствую, что должен. Что это правильно. Что нельзя оставаться в стороне, когда такое происходит. Там… Там наши люди. И… И эта несправедливость. Я не знаю, как это сформулировать. Но я не смогу спокойно жить здесь, зная… Зная всё это.
Мама плакала, закрыв лицо руками. Отец подошёл к окну, отвернулся. Долгая пауза.
– Мы… – начал отец, его голос был напряжённым. – Мы вырастили тебя. Для жизни. Не для войны.
– Я понимаю… – Алексей чувствовал, как сжимается горло при виде их страданий. – Но…
– Никаких «но»! – Мама вновь приблизилась, её пальцы впились в его плечи. – Ты никуда не пойдёшь! Слышишь? Я не позволю! Ни за что!
Она обвила его руками с такой силой, будто пыталась физически удержать от рокового шага. Алексей ответил на объятие, ощущая, как дрожит её тело, слыша прерывистое дыхание у своего плеча. Хуже всего было осознавать – его решение причиняет боль самым дорогим людям.
Спор длился часами. Родители приводили доводы: «Это опасно», «Ты нужен здесь», «Это не твоя война». Алексей не умел красиво формулировать, его аргументы звучали неубедительно, но за ними стояла непоколебимая внутренняя уверенность. К полуночи сопротивление родителей сменилось молчаливой покорностью.
– Когда… ты уезжаешь? – Отец говорил, не отрывая взгляда от столешницы.
– Завтра. В военкомат. Оформлять контракт.
– Контракт? – переспросил отец, и в его голосе мелькнула слабая надежда.
– Да. Хочу идти по своей воле. Не как мобилизованный.
С друзьями разговор оказался иным. Собрав их в кафе на следующий день, Алексей выпалил:
– Ребята… Я ухожу.
Ложка, которую вертел Дима, со звоном упала на пол. Игорь медленно отставил кофе, его взгляд стал пристальным. Света замерла с полуоткрытым ртом, её глаза наполнились слезами.
– Куда? – наконец нарушил тишину Дима с нотками нервного смеха в голосе. – В отпуск? Ты вроде собирался на море?
– Нет. Не в отпуск. – Алексей сглотнул, собираясь с духом. – На… на спецоперацию. Я решил пойти. Подписать контракт.
Слова Алексея повисли в воздухе, тяжёлые и невообразимые. Шок быстро сменился бурной реакцией.
– Ты что, совсем спятил?! – первым взорвался Дима, его лицо исказилось от возмущения. – Ты понимаешь, что это чистое самоубийство?! Там же настоящая мясорубка! Зачем тебе это?!
– Тише, Дим, не ори. – спокойно, но с заметным напряжением в голосе осадил его Игорь. – Лёш, это правда? Серьезно? Объясни.
Алексей, с трудом подбирая слова, повторил им примерно то же, что говорил родителям. О том, что он «не может просто сидеть сложа руки», пока другие… О каком-то невысказанном «долге», о «наших»…
– Долг?! – голос Светы дрогнул, и на глаза снова навернулись слезы. – Какой еще долг?! Перед кем?! Ты нужен нам здесь! Живой! А не там, где ты погибнешь непонятно за что!
– Успокойся, Света. – Игорь мягко положил ей руку на плечо. – Лёш, мы… Мы стараемся тебя понять. Наверное. Но послушай… Ты же всю жизнь сторонился подобного! Ты совсем другой человек! Зачем ты пытаешься сломать себя?
– Я не ломаюсь! – в голосе Алексея послышались нотки раздражения и горечи. Его задевало, что они не понимали сути. – Я просто… Просто не могу иначе! Понимаете?! Не могу больше жить так, будто меня это не касается!
Разговор продолжался, превращаясь в мучительное перетягивание каната. Дима не сдавался, горячо убеждая его одуматься, рисовал страшные картины последствий, пугал будущим. Света, всё ещё всхлипывая, умоляла его остаться, цепляясь за прежнюю, безопасную жизнь. Игорь, отбросив попытки найти эмоциональные аргументы, пытался подойти рационально: задавал вопросы о процедуре, медкомиссии, условиях контракта, словно надеясь обнаружить лазейку или абсурдность, которая заставит Алексея передумать. Но где-то в глубине души он уже понимал, что логики здесь мало, а решение принято.
– Подумай о себе! – настаивал Дима, почти крича. – О родителях! О нас, чёрт возьми! Мы нуждаемся в тебе здесь, живым и здоровым! А если калекой придешь?
– Я подумал обо всех. – Голос Алексея был тихим, почти шёпотом, но в нём звенела сталь. – И принял решение. Я иду.
Разговор действительно закончился тяжело. Друзья, несмотря на все усилия, так и не смогли по-настоящему принять его выбор. Они расстались с грузом тревоги и невысказанного осуждения, смешанного со страхом за него. Конечно, обещали поддерживать его. Но в их глазах, когда они смотрели на Алексея, читалось лишь огромное, невообразимое ими самими непонимание.
Вернувшись домой после тяжёлого разговора, Алексей снова почувствовал, как его окутывает тяжёлая, давящая атмосфера. Родители сидели на кухне, погружённые в скорбное молчание. Мама лишь изредка тихо всхлипывала, нарушая эту гнетущую тишину. Он чувствовал их боль как свою собственную, она сдавливала ему грудь, но отступать было уже поздно. Решение, принятое сегодня, перевернуло его жизнь, и пути назад не было.
Вечером, когда дом погрузился в полумрак, Алексей занялся последними приготовлениями. Он собрал немногочисленные, но теперь такие важные документы: паспорт, военный билет, какие-то справки. Они казались неестественно тяжёлыми в его руке. Он аккуратно сложил их на кухонном столе, там, где он точно увидит их утром.
Завтра. Всего одно слово. Завтра начнется его новый путь, первый шаг в пугающую и совершенно незнакомую реальность. Привычная, обыденная жизнь со всеми ее радостями и печалями, шумом и тишиной осталась где-то там, в уходящем дне. Теперь его ждала только дорога. Дорога ТУДА. Дорога, с которой, как он понимал, возможно, уже не будет возврата. И все же, несмотря на страх и боль, он знал, что не мог поступить иначе. Это было не просто решение, это была внутренняя необходимость. И оно было принято. Окончательно.