Агафодор. Книга первая. Фэнтези

Главный помощник – мой сын Максим Русланович Аулов

Главный советчик – ⠀моя дочь Мария Романовна Юкнявичене

Посредник Кот Тошка

Иллюстратор Ксенон

© Ольга Николаевна Юкнявичене, 2025

© Ксенон, иллюстрации, 2025

ISBN 978-5-0065-7475-5 (т. 1)

ISBN 978-5-0065-7476-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

По представлениям славянских народов, на земле – в мире -Яви, до сих пор обитают существа, появившиеся во времена первотворения, ещё до того, как был создан человек.

Давным-давно, в труднодоступных местах, среди скалистых снежных вершин собрались три брата великана: Серафион, Агафодор и Калгам. И были они непростые великаны, а древние духи земли. Необычной силой их сердца наделены. И была та сила невиданная, необузданная, пробуждающая.

Добродушный великан Агафодор, несмотря на развитое чутьё, был лишён честолюбия, тщеславия и высокомерия. У него было большое отзывчивое сердце, которым так щедро наделила его матушка-природа. Агафодор стремился к гармонии и равновесию во всём, но достаточно тяжело переносил незначительные неурядицы, принимая их близко к сердцу. Его сила заключалась в мудрости и исцелении. Поэтому ему была подвластна стихия огня.

Серафион же обладал особой энергией и силой, что делало его особенно привлекательным. Слишком крутой нрав порою мешал великану принимать правильные решения. Серафиону хотелось всё и сразу. Ему была подвластна стихия ветра. Порою хвастовство и тщеславие застилало глаза и мешало великану всё видеть в истинном свете. Он превозносил свою значимость и зачастую это приводило к спорам между братьями. Они были похожи только внешне, но внутренний мир их был полной противоположностью.

Калгам мог даровать жизнь и смерть. В нём сочетались такие качества как доброта, решительность, независимость и уверенность. Калгам – хозяин тайги и гор. Когда опускалась ночь, он являл себя в виде исполинского духа, которого люди шепотом называли «Тот, кто приходит ночью». С первыми лучами солнца его облик менялся. Он представал в виде полностью покрытого шерстью великана с остроконечной головой, ногами, заканчивающимися лосиными копытами, и двупалыми руками. Калгам мог оборачиваться седовласым старцем или грациозным оленем. По древним поверьям, кровь этого лесного духа может исцелить любую хворь, а голова – дарует бессмертие.

Пихтовая гора, величественная и неприступная, дарит им кров и является их святилищем.

– А я утверждаю, что люди неровня нам! На протяжении веков, я наблюдаю за ними. И ничего хорошего не вижу. Они примитивные и низшие существа, которые грабят, совершают злодеяния, воруют друг у друга. Хуже того, они безжалостно вырубают леса, осушают реки и озера, уничтожают различные виды животных и растений. Людской жестокости нет предела! Я не позволю творить бесчинства на своей земле! – громогласно ревел Серафион, мотая продолговатой головой в стороны.

– М-да… Другие времена, другие нравы. Согласен с тобой, брат! – двупалыми ручищами Калгам теребил свою охотничью сумку, в которой хранились шерстинки – души промысловых животных.

– Утихомирьтесь, прошу вас, – Агафодор понимал, что Серафион отчасти прав. Люди всё чаще стали забывать благодарить духов. Добыв зверя или рыбу человек должен был разделить добычу, прежде всего полагалось оставлять в тайге или возвращать в воду вместилище души – глаза, чтобы животное возродилось. А люди давно перестали делать свои подношения.

– А ты слушай, что я говорю! – продолжал упрямиться, как осёл, дух ветра.

– Полно, брат. Твоё самолюбие сейчас говорит громче разума. Не всё так плохо, как тебе кажется.

– А ты не спорь со мной! Ты, ведь, понимаешь, что я прав! Необходимо с пелёнок учить детей чтить родителей и беречь свои традиции. Однако они этого не делают. Разве я многого прошу? Людям надо всего лишь быть благодарными за всё, за тот свет, то тепло, за то изобилие и плодородие, те неизмеримые благости и любовь, что дают им древние духи земли…

– Давненько они нас не балуют. Ни хлебца тебе, ни махорки, ни чая, ничего…, – настала очередь возмущаться Калгама.

– Вы же чуть не загубили людские души! – укоризненно покачал головой Агафодор. Как он ни уговаривал своих братьев, сколько ни просил, они не упускают случая навредить людям. Великаны словно не слышат его. Серафион обрушит на землю яростный шторм, сотканный из ослепительной белизны и оглушительного рева, погребая все под снежным покровом. Калгам тоже любит устраивать хаос, выпуская на волю самых разных зверей. Горе тому, кто осмелится им противостоять. Великанам ничего не стоит заманить человека в глушь, напугать и растерзать его. От них можно ожидать чего угодно: и спасения, и гибели. Снег запорошит все следы, будто ничего и не происходило. В тайге, словно застывшая во времени трагедия, тянется вереница застывших тел – печальное напоминание о погибших путниках. Бывал там Агафодор, мрачное зрелище.

Сегодня они решили снова позабавится и испытать холодом людей. Но случилось так, что поблизости оказался Агафодор. Был он там совершенно случайно, но не смог пройти мимо чужой беды. Для него это были – дети земли…

– За них ты сердце рвёшь своё на части! Не примечаешь злобы в людях. А я всё вижу, и они не заслуживают моей жалости!

– Отчего же? – спросил Агафодор.

– Люди вообразили, что земля принадлежит им! Пусть же расплатятся за эту самонадеянность и глупость!!! – не унимался Серафион, полный негодования. Его гнев подобен снежной буре: если уж разыграется, то на несколько дней вокруг всё заметает. Лютует так, что народ на улицу носа не кажет. Птицы не летают. Зверьки всё реже покидают норы. Даже собаки не воют, чувствуя гнев древних духов. И жизнь словно замирает в танце бесконечной вьюги…

– Они нас забывают, отвергают! Это просто оскорбительно! – Калгам согласился с Серафионом.

– Род человеческий познает всю силу моего гнева! – кипятился дух ветра, словно самовар.

– Опомнись! Мы должны научиться жить с ними бок о бок, а не гнать их с глаз долой. Они же живые существа, как и всё вокруг! Они могут любить, страдать, заблуждаться… Не надо судить их строго. Попробуйте проявить немного больше доброты, и вы поймете, как сильно ошибались. Люди вокруг вас служат вашим зерцалом!

– Складно толкуешь, брат. Ты возлагаешь всю вину на нас?!

– Я так не сказал, – Агафодор пытался вразумить Серафиона, но тот был глух к его словам. Он уже ничего не хотел слышать.

– Интересно ты рассуждаешь, Агафодор! По-твоему, человеческий род не безнадёжен. Я же так не считаю. Попробуй, убеди меня в обратном… Докажи, что я и Калгам, не правы. Ступай в мир Яви и поищи среди людей того, кто окажется достойным. Чтоб отплатили тебе добром за добро. Что б за тебя в огонь и в воду… Только будь осторожен: силу свою попридержи. Не должны люди знать, кто ты таков. Иначе, погубят тебя. Так что, брат, смотри в оба! И помни: вас будут ждать испытания. Тогда-то истина и будет явлена в нас. А итог будет один: «Кто прав, того и слушать!»

– Так тому и быть! – неожиданно для себя согласился Агафодор.

– Я – свидетель! – торжественно закончил спор Калгам.

Вообще-то, лесные духи любят порядок и тишину, но, как и люди, любят развлеченья. Почему бы и нет?!

Сказано, сделано.

И здесь начинается совсем другая история.

Глава первая

С незапамятных времён у подножия могучей горы жил древний народ – охотники. Обитатели северного города ценили первозданную чистоту родных мест. Испокон веков люди соседствовали с духами. С кем-то человек сосуществовал в мире, а кого-то старался избегать. Традиции передавали из поколения в поколение. Божество огня и особенно домашнего очага, было, пожалуй, одним из главнейших хранителей людей. В северном городе был свой страж огня, который зорко следил за тем, чтобы яркое божество никогда не гасло. С помощью огня согревались, готовили еду, освещали ночную тьму и совершали ритуальные обряды. Чёрные колдуны-заклинатели пророчили о настоящем и будущем. Огонь выполнял роль посредника и помогал передавать жертвы и просьбы божествам. К огню народ относился предельно почтительно. Возле домашнего очага люди не смели произносить плохие слова. Нельзя было ссориться – чтобы не обидеть дух огня. А также запрещалось плевать в очаг, бросать мусор – чтобы не замусорить глаза духа. Нельзя было бросать в костёр иголку – подавится дух – хозяин огня. Ни в коем случае не втыкать в костёр либо класть рядом с ним нож или топор – поранишь хозяина огня.

Ещё много других поверий неустанно сказывались среди сказителей народов. Их приглашали на охоту, чтобы вечерами у костра они рассказывали свои истории, а духи в благодарность посылали людям добычу. Сказители рассказывали истории о том, что лесной дух выбирает себе невест среди тех, кто заблудился в лесной глуши, а водяной забирает тех, кто утонул. Согласно легендам, духи, обитающие в лесах и реках, не чужды любви к человеческим существам и порой связывают с ними свою судьбу. И в северном городе был свой сказитель. Древние книги, в виде свитков из папируса, содержались в его лавке, куда мог заглянуть любой желающий. Сказитель бережно хранил старинные рукописи, где описывались традиции славянских народов. Из разных коробок, шкафов, с уже запылившихся полок, бывало, Василий достаёт очередной свиток и какое-то время изучает его. Как только случается какое-то происшествие, он тут же старательно выводит каждое слово древесной палочкой, смешанной со смолой, на папирусе. Былина рождается прямо из уст сказителя, по мере того, как разворачиваются события…

– Не бреши! – Митяй упрямо замотал головой.

– Говорю же тебе, её видели вживую!

– А кто это у нас такой глазастый? – усмехнулся парнишка.

– Да ты погодь, малой! Не беги впереди кобылы. Хочешь верь, хочешь не верь, а так всё и было! – вдруг насупился Василий. Он ему выдал такую новость, а тот взялся носом воротить.

– Ты, Василий, брови не хмурь. Говорю, что думаю. Лучше, растолкуй, что к чему. Неужто это правда? – Митяй по-прежнему сомневался в его словах.

– Клянусь!

– А кто ее видал, эту рыбу?

– Марфа.

– И что говорит?

– Она утверждала, что видела желтоперого, здоровенного сома! И усищи у него были – во! Говорила, он плескался хвостом у южного берега. Рыба взбесилась не на шутку, едва не погубив рыбака! Разъярённая тварь потопила его утлое суденышко и пыталась затянуть его в пучину. Она рвёт сети словно нитку. Эта загадочная рыба, по слухам, стала настоящим проклятием для рыбаков, лишив их возможности зарабатывать на жизнь.

– А ты сам, что думаешь?

– Говорят, диковинная рыба служит самому владыке вод. Видать, серчает он на что-то! – прошептал сказитель, понизив голос.

– Почему? – не понял Митяй.

– Кто его знает?! Это у него надобно спросить. Поговаривают, что эта рыба непростая… Тот, кто отведает её сердце, получит власть над духом воды.

– Чудно как-то! А что сами рыбаки думают по этому поводу?

– Незнамо никому. Они сами по себе.

Древняя вражда между охотниками и рыбаками помнилась Митяю ещё с малых лет. Они враждуют так давно, что никто уже не помнит причину вражды. История была окутана тайной. Народ судачит о том, что Иларий и вождь южного города не смогли поделить что-то важное. «Дело Илария» породило целый ворох самых невероятных кривотолков.

– А, что Иларий говорит?

– Ничего, молчит, как рыба об лёд. Захворал он. Советник быстро прибрал власть к своим рукам. Так, то! Ты же знаешь, что наш Борька любит самодержавие. На дочь вождя поглядывает…, – сказитель бросил на Митяя красноречивый взгляд, а затем осмотрелся, словно проверяя, не подслушивает ли кто. Как известно: у стен бывают уши.

– На Варвару? – Митяй чуть заметно поморщился, колдуна он недолюбливал. Ещё тот мрачный тип. Сердце Митяя давно принадлежало Варваре, но он не решался открыть ей свои чувства. Молодой человек каждый раз замирал при встрече с ней. Он был навечно очарован красотой, скромностью и трудолюбием этой юной особы. Но кто он? Обычный парнишка, охотник, без подобающего чина, не ко двору им подстать. Тут ещё чёрный колдун плетёт свои интриги… Митяй замечал, что Иларий внимательно слушает каждое его слово и безоговорочно следует его указаниям. Заклинатель совсем задурил голову вождю. Спорить с колдуном бесполезно, он обожает поучать, и всегда стремится быть главным. Гордыня одурманила его разум, и колдун возомнил себя невесть кем, якобы он может творить чудеса…

Митяй с трепетом прижал к груди ветхий свиток, укрыв его за пазухой, и вышел из лавки. Он торопливо зашагал домой мимо бревенчатых домов, мимо высокой каменной башни, где нёс свою службу страж огниво. Самая почётная служба на Руси – оберегать огонь. Когда-нибудь и он станет достойным стражем. Матушка подтрунивает над его выбором, говоря, что сначала ему нужно обзавестись бородой. Ефросинья мечтала, чтобы сын продолжил дело отца. Когда-то он был искусным кузнецом, чьё мастерство гремело по всей округе. Отец Митяя считал, что его ремесло самое трудное и не каждому по плечу. Когда не стало мужа, все трудности и заботы легли на хрупкие плечи Ефросиньи. Большую часть жизни ей жилось трудно, но она никогда не жаловалась. Митяю исполнилось двадцать годков, но он совсем не помнит своего отца. Он вырос под крылом матушки, чья красота затмевала всех остальных женщин в городе. Высокая и стройная, с завораживающими голубыми глазами и роскошной темно-русой косой, она казалась неприступной крепостью. Сватались к ней многие, но никому не удалось покорить её сердце. Борислав тоже был в том списке. Он много раз пытался посвататься к ней, но каждый раз получал отказ. Для него это стало величайшим позором. Затаив черную злобу, заклинатель решил более не испытывать судьбу.

После последнего визита колдуна, в избе стали происходить странные, казалось, необъяснимые события: временами билась кухонная утварь; стулья и столы сами по себе двигались взад-вперёд; тёмной ночью за окном кто-то жутко завывал. Скотина испугано шарахалась из стороны в сторону. Чтобы изгнать злых духов, хозяева призывали силу огня, разжигая очаг. Они верили, что это проделки чёрного колдуна, но что делать не знали.

Ранним морозным утром Ефросинья разбудила сына.

– Просыпайся сынок! В чулане совсем не осталось поленьев, только шелуха. Поезжай вместе с Игнатом за дровами в лес, он тоже туда направляется. Полно лежать, сын, отправляйся в дорогу. Не забудь на столе лукошко с провизией. Не надобно чтоб ваши животы урчали от голода.

– Хорошо матушка, уже бегу.

Огонь в печи стал необычно потрескивать, словно о чём-то предупреждая. За хлопотами и заботами никто не заметил предостерегающего знака. Митяй выпил парного молока, оделся, и выскочил во двор.

А ведь предки свои знания передавали из поколения в поколение. Примета такая была: если огонь необычно потрескивает во время сборов в дальний путь, поездку откладывали, считая, что дух огня предостерегает людей от беды. Если утром огонь пощелкивает в очаге – всё будет хорошо, если вечером – будет худо. Было и такое, что огонь своим свистом предупреждает о появлении злых духов и грядущем несчастье. А если трещит огонь в костре, значит, жди пургу.

Сосед тронулся с места так внезапно, что Митяй и Венедим едва удержались в повозке.

– Игнат, да не гони ты так! Тише едешь – дальше будешь!

– Крепче держитесь, негоже нам задерживаться, надобно успеть до темноты. Вон, глянь, как небо почернело, – Игнат, с недобрым предчувствием, спешил, понимая, что пурга близко. Он переживал за сына больше, чем за себя. Несмотря на глубокую любовь и гордость за сына, Игнат был человеком немногословным и не привык открыто проявлять свои чувства. Венедим старался во всём подражать отцу. Пытаясь хоть как-то согреться, он натянул ушанку до самых бровей. Худощавый мальчишка всю дорогу зябко кутался в свой худой тулуп. Свернув с большой дороги, повозка покатила по лесной тропинке.

– Береги нос в большой мороз! – Митяй рассмеялся и принялся растирать рукавицами замерзшие щёки юноши. Лица пощипывал легкий морозец. Спустя некоторое время телега остановилась у края густого леса.

– Тппррр!!! Стой, родимая! Приехали, – Игнат соскочил с повозки и, дрожа от холода, наспех привязал свою продрогшую лошадь к ближайшему дереву. Небо потемнело ещё сильней. Погода не сулила ничего хорошего.

– Ребятки, поторапливаемся! – поторопил всех Игнат. Он взял топор, положил в мешок и начал пробираться в густую чащу. Обледеневшие, после ноябрьских заморозков, деревья скрипели и ломались. Куда ни глянь, кругом снежная пороша. Деревья-великаны стоят в белых снежных шубах. Временами с них падают на землю огромные шапки снега. Белые, как снег, сосульки свисают с деревьев, словно застывшие хрустальные свечи. Ёлки раскинули свои большие, пушистые лапы. Венедим схватился за одну из них, тут же получил ворох снега прямо в лицо. Митяй расхохотался. Лесная тропа, извиваясь, заманивала путников в лесную глушь. Пока Игнат внимательно разглядывал старое дерево, Венедим хлопотал, собирая ветки. Каждый шаг давался с трудом: окоченевшие ноги увязли в глубоком снегу. Трескучий мороз пронизывал до костей.

Увлекшись сбором хвороста, они потеряли тропу из виду. Заснеженный и безмолвный лес окружил их со всех сторон, словно плотная стена. Наполнив мешок дровами, они передохнули и осмотрелись. Вокруг простирались лишь дремучие, непроходимые заросли. Было очевидно, что они заблудились.

– Заплутали! Костер жечь надобно, а то все померзнем лешему на потеху, – Игнат нервно бросил стопку хвороста в сугроб.

– Тятенька, мы потерялись? – Венедим, испугавшись, зашмыгал носом.

– Не реви. Ты же мужик! Сейчас отыщем тропу, – Митяй старался их подбодрить.

– Нутром чую, духи гневаются! – надломившемся голосом бросил Игнат.

– Ты, зачем страху нагоняешь? – нахмурился Митяй.

– Говорю, как есть: по округе шепчутся, что древние духи земли разбушевались. Мол, потешаются над людьми: пугают, превращают в пни, да коряги, могут в ледышку превратить, до смерти извести. Видимо, им что-то не по нраву…

– Не нужно верить всему, что говорят! Наболтают лишнего, и ты, конечно, уши развесил! Не робейте, я мигом взберусь на дерево, и… – Митяй не успел договорить, как вдруг всё вокруг закружилось, завертелось в бешенном вихре. Внезапно налетела пурга, неся за собой полчище ледяных снежинок. Через несколько минут охотники потеряли друг друга из виду. Отголоски фраз уносились всё дальше и дальше и замирали. Митяй ничего не видел. Снег залепил ему глаза, набился в уши. Он ухватился за какой-то подвернувшийся прочный сук. Силы были неравные. Ледяной знобящий ветер свистел так, что шум в ушах стоял. Несмотря на бушующую метель, Митяй отчаянно пытался спасти своих товарищей, застрявших в снежном плену. Он из тех людей, на кого можно положиться в любой ситуации и в любом месте. Он никогда не пройдёт мимо чужой беды. К тому же Митяй был отважным охотником. Он изо всех сил звал Игната, но тот не слышал. Все его усилия докричаться до Венедима были напрасны. Внезапно над ним раздался шум сильных крыльев, и всё вокруг озарилось ярким светом. Митяй посмотрел вверх и обомлел, увидев огромную птицу с оперением цвета охры и умбры. От неё исходил поток ярко-жёлтого света, словно от солнца. Митяй аж зажмурился на мгновенье. «Неужели мне померещилось?! Или это очередные проделки лешего?» – промелькнуло у него в голове.

Вдруг всё стихло. Невесомое пёрышко тихо приземлилось на его плечо. Митяй проворно подхватил перышко и ловко укрыл его за пазухой. Словно опомнившись, пурга вновь закружила, завьюжила. Над головой пронесся едва слышный шелест таинственных крылий.

«Птица укажет тебе путь. Верь своему сердцу», – эхом с небес донеслись до него чьи-то слова. Митяя осенило, куда двигаться, и он сорвался с места. Ветер, словно разъяренный зверь, набрасывался, пытаясь повалить на землю и удержать в своей власти. Проваливаясь по колено в снег, Митяй упорно, шаг за шагом, продвигался вперёд. Метель била его, едва ли не швыряла из стороны в сторону, но он не отступал. Заметив слева необычный сугроб, Митяй остановился. «Неужели мне только почудилось?» – подумал он с надеждой и принялся разгребать снег, пока не наткнулся на Венедима. Его лицо и руки побелели от холода. Мальчишка пытался что-то сказать, но не смог. Он был сильно напуган. Митяй схватил его в охапку и пошёл дальше. Игнат был неподалёку. Он выглядел потерянным и расстроенным, то и дело оборачивался и не переставал звать сына.

– Игнат! Мы здесь! – закричал во всё горло Митяй. Небесная птица вновь напомнила о себе.

– Это филин! Ты помог мне найти дорогу домой! Откуда ты взялся? – Митяй наконец разглядел своего спасителя. Дивная большая птица описала небольшой круг над ними и взмыла в небо. Филин расправил крылья и пропал из виду, укрывшись за облаками…

Охотники выбрались из снежной ловушки. На самом краю лесной чащи, среди поваленных деревьев, они торопливо собирали хворост и дрова. Громыхая колесами, тяжело груженная повозка тронулась в путь.

– Без этой птицы нам бы не поздоровилось… – тихо произнес Митяй, пытаясь найти её взглядом в вышине.

– Ты про какого филина всё твердишь? – удивился Игнат. Здесь он, наконец, почувствовал облегчение.

– Разве ты не видал?! – поразился Митяй.

– Неа… Пургу подняло такую, что ничего не разглядеть было, вот и не заметил.

– Ладно, забудь! Может, и впрямь померещилось…, – пробурчал себе под нос Митяй. Ему вдруг расхотелось говорить о птице. Он спрячет загадочное перо в укромное место, подальше от людских глаз. «Неведение – благо», – решил он, и это его успокоило. Митяй не мог объяснить почему, но чувствовал, что перо ещё сыграет свою роль…

На дороге показался одинокий путник. Высокий, плечистый мужчина, тронутый сединой, с густыми бровями, скрывающими взгляд, неспешно брёл в сторону северного города. Он шёл слегка прихрамывающей походкой, помогая себе довольно таки недурной тростью.

– Тпрр! – прикрикнул на лошадь Игнат. Кобыла нервно дёрнулась в сторону и остановилась, как вкопанная. Она уставилась на путника немигающим чёрным глазом. Ноздри её раздувались, выпуская клубы густого пара. Незнакомец обернулся и одарил их улыбкой, словно старых друзей. Перед ними предстал седовласый старец с седой бородой, чьё лицо, с крупными и правильными чертами, излучало мудрость, а большие тёмные глаза пронзали насквозь.

– Далече путь держите? – Митяй с любопытством разглядывал путника в сером потёртом тулупе.

– Здрав будь, добрый молодец! Я странник, по земле иду…

– Заглянете к нам в город?

– Почему бы и нет? – весело отозвался путник.

– Переждать пургу или на постой?

– А это уж как получится…, – у незнакомца оказался приятный низкий бархатный голос.

«Да, в нем есть что-то необычное», – подумал Митяй. Вслух же он поинтересовался: – А родня у вас есть?

– Я один-одинёшенек. Не найдётся ли у вас местечко для странника? – Агафодор внимательно изучал лицо Митяя.

– А чего тут думать?! Добро пожаловать к нашему двору. От чего же не приютить хорошего человека?

– Спасибо, тебе, добрейший души молодец. Я непременно отплачу добром…

Глава вторая

После долгой и холодной зимы наступила долгожданная весна. Весеннее пробуждение чувствуется во всем: в радостном щебетании птиц и в ярком свете солнца. На земле быстро прорастает трава, из почек на ветвях деревьев прорываются молодые листики, каких-то несколько дней и лес не узнать – шумит листвой. С крыш тают сосульки, звенит весёлая капель. Солнышко щедро дарит тепло, озаряя своими золотистыми лучами небосвод. Заметно прибавилось светлое время суток. Это время обновления.

На протяжении многих веков на Руси продолжают провожать зиму и встречать весну широкой масленицей. Этот древний славянский праздник пришел с далёких времён. В это время принято печь блины и угощать ими своих близких и друзей, разделяя с ними радость прихода весны. Ведь блин символизирует собой солнце. Он такой же круглый и золотистый. И первый испеченный блин полагалось отдать нищим. Все ходили друг к другу в гости, просили прощения за причиненные обиды и неприятности.

На праздничных гуляниях жители северного города участвовали в конкурсах, пели частушки, танцевали, водили хоровод и угощались румяными блинами. Праздник бурлил весельем и традиционными развлечениями: зрители с азартом следили за кулачными боями, смеялись над попытками покорить скользкий столб, болели за участников боев на подушках. Кульминацией торжества становилось сжигание чучела. Масленицу провожали, прыгая через пылающий костёр. Сожжение чучела в языческие времена было символом зимы, с которой таким образом прощались. А прыжки через костёр символизировали очищение.