Катанда, или Точка невозврата

«Каждая тропа имеет две стороны»

(Алтайская мудрость)

Глава 1. Абитуриенты

Июнь 2026-го в Барнауле выдался на редкость… барнаульским. Воздух – густой суп из выхлопов Потока, пыли с проспекта Космонавтов и всеобъемлющей тоски. Пятиэтажки из старого силикатного кирпича стояли как серые, облезлые солдаты, забытые на вечный пост посреди бетонной пустыни. А над этим царством уныния возвышалось Здание. Не просто здание, а Лицей №52 им. Ф.Э. Дзержинского – эталон эпохи, когда архитекторы боролись с излишествами так яростно, что победили даже намёк на красоту. Адрес Тимуровская, 33 звучал как приговор.

Тяжёлые двери лицея со скрипом, достойным портала в чистилище, распахнулись. На крыльцо высыпала толпа вчерашних девятиклассников. И среди них – наша великолепная четвёрка, облачённая в гордость кадетов МЧС: китель и брюки цвета то ли неба, то ли исчезнувших надежд и… оранжевые береты. Яркие, как аварийный сигнал на фоне всеобщей серости. Береты, которые кричали: «Мы готовы спасать! Или просто выделяться!»

– У-р-р-ра-а-а-а-а! – завопил Кирилл Попов, срывая своё оранжевое блюдечко с головы и отчаянно махая им, как сигнальным флажком тонущему в море скуки. – Свобо-о-ода! Девять лет каторги! Кто футболить?! Гараж ждёт! – Его мяч, выуженный из рюкзака, пах надеждой и старым дерматином.

– Ты бы ещё салют устроил, Киря, – процедил Денис Путин, аккуратно протирая очки о лацкан своего синего кителя. – Аттестат в кармане, а мозги, видать, в гардеробе остались. Весь Поток в курсе твоего освобождения.

– Да плевать! – отмахнулся Попов, уже чеканя мячом по трещине в бетоне. – Эти стены… – он пасанул в монументальную дверь, – как склеп космических леших! Я отмотал срок! Теперь – воля! А знаете что?! – Глаза его загорелись диким огнём. – А давайте махнём в Дегроидск! Туда сразу после 9-го берут! Без ЕГЭ! Вот это фортель! Университет! Тусовки! Девчонки без формы МЧС! Рай! Кто со мной?!

Путин задумчиво почесал подбородок оранжевым беретом, который держал в руке:

– Дегроидск… Рационально. Перспективы просчитываются. Действительно, зачем нам этот ЕГЭ, как шило в… кхм, в учебном процессе. Вариант требует проработки.

Никита Онегин, самый монументальный из них, прислонился к колонне и промычал басом, от которого задрожали стёкла в ближайшей пятиэтажке:

– Рай… – он протянул слово, как резину. – Там тоже асфальт. И люди. И учиться… – Он сделал паузу, полную философского смысла, равного по глубине Марианской впадине. – Или не надо?

Данила Доломаев, он же «Мастер» (за умение вмазать на тренировке по карате с ноги так, что соперник вспоминает предков), стоял чуть в стороне. На фоне друзей-титанов он напоминал гибкую тростинку в синем мундире и оранжевом берете, надетом с таким видом, будто это шлем супергероя. Он не орал. Он таял. Сливаясь с серым пейзажем в экзистенциальной тоске. Его живой взгляд угас, как лампочка в подъезде. Рука лихорадочно шарила по карману кителя и вытащила… не телефон, а потрёпанную фотку. Не просто фотку – Катанду. Горы – такие огромные, что казалось, они вот-вот продавят фотобумагу и вывалятся на Тимуровскую. Река – настолько чистая, что, глядя на неё, хотелось плакать от стыда за барнаульские лужи. И лошадка. Одна, мирно жующая траву. Символ невозможного счастья.

– Эй, Мастер! Ты там живой? – гаркнул Попов, нечаянно запустив мячом Даниле в оранжевый берет. – Или аттестат такой тяжёлый, что придавил? Мы тут Дегроидск планируем! Бросай киснуть!

Данила медленно поднял глаза. Взгляд его скользнул по взбудораженному Попову, по Путину, мысленно уже считавшему бюджет переезда, по Онегину, философски созерцавшему трещину в асфальте, по лицу лицея, напоминающему кирпичный короб для хранения детских грёз. Потом он глубоко вдохнул – воздух с нотками бензина, пыли и безнадёги. И тихо, но с такой пронзительной ясностью, что даже Онегин повернул голову, произнёс:

– Кабинки. Первую пару. Здесь… – он пнул ногой крыльцо, – и… там. – Он показал пальцем на Катанду, где лошадка продолжала жевать. – Чтобы отсюда… туда. Мгновенно. За копейки. Ценой булки хлеба. Или автобусного билета. Что дороже?

Тишина. Гул Потока превратился в космический вакуум. Мяч Попова замер в воздухе на полпути к земле (показалось).

– Ты о чём, Мастер? – спросил Путин, снимая и снова протирая очки. – Какие кабинки? Это что, новый вид спортзала? Или телефонная будка для звонков в горы?

– Не спортзал, – поправил Данила, и в его глазах вспыхнули знакомые друзьям искры безумия. – Нуль-транспортировка. Точка А – Точка Б. Без пробок. Без поездов. Без этого… – он широким жестом каратиста обвёл серое царство. – Чтобы дышать не выхлопами! Чтобы видеть лошадку не на картонке! Чтобы люди могли… сваливать. Или приезжать. Не только в Дегроидск. А туда! К лошадке!

Онегин медленно перевёл свой монументальный взгляд с трещины на Данилу:

– Звучит… как бред. Дорогой бред. Очень.

– Дорого? – фыркнул Мастер, пряча фото как святыню. – Да мы её из фанеры сколотим! Как сортир! Номер набрал – и ты там! За секунду!

Попов заорал так, что с ближайшей «хрущобы» посыпалась штукатурка:

– УРА! Стартап «Мастер и Кабинки»! «Побег из Потока»! От Катанды до Дегроидска через дырку в пространстве! Когда начинаем сверлить реальность, гений?!

Путин вздохнул, доставая воображаемый калькулятор:

– Фанера… Дырка в пространстве… Сначала техзадание, Мастер. Хотя бы на салфетке. Расходы на гвозди, краску оранжевую (чтобы видно было!) и… ну, на ту самую дырку. Без цифр – это не стартап. Это атомный чих.

Данила посмотрел на фотку Катанды. Потом на серое небо Барнаула. Контраст был таким резким, что мог порезать.

– Техзадание… – пробормотал он. – Уже тут. – Он ткнул пальцем себе в висок. – А начинаем… щас. Первые чертежи – у меня дома. Кто со мной? В светлое будущее сквозь фанерную кабинку?! – Он прыгнул с крыльца на асфальт, его оранжевый берет лихо съехал набок, как символ начавшегося безумия.

За ним, спотыкаясь о собственные мечты и мяч Попова, двинулись остальные. Побег из пыльного ада начинался здесь. На Тимуровской, 33. Под суровым взглядом бюста Дзержинского. С оранжевым беретом набекрень. И первой точкой на карте безумия значилась Катанда. Со второй – Дегроидском – ещё предстояло разобраться.

А ты, о любезнейший читатель! Приготовь уши свои к саге о Дегроидске – не в пересудах юных мечтателей, а из уст того, кто видел (ну, или хотя бы краем уха слышал да смачно домыслил, как в старых сказках бывало) всю эту эпическую карусель! Из уст, что в день открытия Главного корпуса Дегроидского госуниверситета пригубили в столовой безалкогольной медовухи – той самой мутноватой, что по усам текла, а в рот попадала с трудом, зато в историю вошла! Забудь диалоги, вот тебе истина, поданная с иронией, щедро приправленной абсурдом и легкой ностальгией по тем временам, когда экскаваторы были поэтами, а бумажки – врагами человечества.

Итак, Дегроидск. Город-мечта. Город-стройка. Город-анти-ЕГЭ.

Как вы уже, наверное, знаете (или видели в тех самых пафосных телерепортажах «Россия-24» или в залихватских обзорах тик-ток инфлюенсеров, кричащих «ТУТ БЕЗ ЕГЭ!!!111»), зародилось это чудо где-то на излете весны 2026 года. Место? Ах, место! Кулундинская степь. Да-да, та самая, где ковыль шепчет вековые тайны ветру, где чайки орут как оперные дивы с похмелья, и где два озера – Кулундинское и Кучукское – смотрят друг на друга, как два слегка подвыпивших соседа через забор. И вот на этом самом перешейке, на священной земле, ранее известной разве что сусликам да редким заблудшим туристам, решили воздвигнуть Дегроидский государственный университет.

Представьте картину, дорогой читатель: бескрайняя степь. Горизонт. Идиллия. И вдруг – БАХ! – грузовики с щебенкой, грохочущие как оперные басы на бис; сэндвич-панели, летящие в воздухе с грацией… ну, скажем, не лебедей, а скорее блинов на Масленицу в умелых руках бабушки; и вагончики. О, эти легендарные вагончики! Снующие туда-сюда, как муравьи, у которых внезапно сожгли муравейник и сказали: «Стройте университет, товарищи! И побыстрее!»

А во главе сего безумства? Антон Олегович Большемысов! Археолог по призванию, но, судя по всему, ковбой-строитель по факту обстоятельств. Этот человек – истинный герой нашего времени! Он копал. Но не древние города (хотя, кто знает, может, и их тоже, между делом), а фундамент будущего. Его главный враг? Не нехватка бюджета (хотя, куда ж без нее!), а бюрократия – чудовище многоногое и бумажное. Говорят, он сражался с ней, как с огнедышащим драконом, только вместо меча у него была лопата, а вместо щита – здоровый скепсис.

Вторым бичом, после бумажного дракона бюрократии, явились «чёрные копатели». Не люди – слепые кроты истории, вооруженные пищащими жезлами металлоискателей вместо совести. Они обшаривали, как могильщики-мародёры, каждый бугорок, каждую тень прошлого, выгрызая из земли все, что блестит или звякает, невзирая на эпохи. Культурный слой? Для них это была лишь помеха на пути к ржавой монете или погнутому гвоздю столыпинской эпохи. Вот и на месте, где должен был восстать наш Дегроидск, когда-то тихо доживала свой век деревенька Морозовка – призрак надежд переселенцев, пригнанных великим реформатором. Все было переворочено до основанья. До последней медяшки, до последней подковы, потерянной усталой лошадью на пути в Сибирь. Казалось, сама память земли была выскоблена до стерильного беспамятства. Сами духи места разбежались кто куда.

Лишь одно чудо устояло. У самого края озера, словно вышедший из древнего сказания, высился Дуб. Живой памятник, сказочный исполин с корой, хранящей вековые шепоты. Выросший из жёлудя – крохотного зерна, завезенного теми самыми переселенцами откуда-то из-под Саратова. Он стоял, не вписываясь ни в какие планы и чертежи, немой укор разрушителям и живая загадка посреди вытоптанного прошлого.

– Простите, Антон Олегович, – строители чесали затылки, глядя на великана, как на непрошеного гостя из былины. – Его… его в чертежах не значилось. И бензопилы, честно говоря, тоже пока… Завтра подвезут – срежем, как миленького. Чтобы не мешал прогрессу и разметке.

– Ни в коем разе! – отрубил Большемысов, и в его глазах сверкнула искра безумия-мудрости, что и превращала голую степь в университет чудес. – Переносим! Главный корпус – на сто сорок метров к закату! Пусть солнце целует его мраморные лбы с другой стороны!

– Но ведь… расходы… проект… фундаменты… – залепетали строители, ощущая под ногами зыбкую почву абсурда, граничащего с волшебством.

– А здесь! – Большемысов ткнул пальцем в землю у подножия Дуба, словно назначал место для чуда. – Здесь будет Кольцо! Трамвайное Кольцо! Пусть вагоны ходят по кругу, один за другим, вечным, неторопливым ходом! Пусть обходят Дуб, как исполинский хоровод! Это будет… – он сделал паузу, и в воздухе повисло что-то древнее, былинное, – …наша цепь! Наша золотая цепь…

Устав будущего универа? Ха! Выброшен за ненадобностью! Вместо него – священный «Вузбук». На трех листах. Главный постулат? Гениальный в своей простоте: «Если бумага требует больше времени, чем само действие – выбрасываем бумагу и ДЕЛАЕМ!» Гениально? Абсурдно? Да! И то, и другое! Это же Дегроидск!

И самое сладкое, самое сочное, ради чего, собственно, все и затевалось, и о чем вы, несомненно, уже наслышаны: брали туда сразу после девятого класса! По аттестату! Без этого кошмарного, всепоглощающего, нервы и мозги выжимающего как лимон ЕГЭ! Оценивали не баллы, а потенциал! Жажду знаний! Или, что было честнее и чаще, – жгучую жажду сбежать от вышеупомянутого ЕГЭшного ада! Смотрели на олимпиады? Да! На конкурсы? Конечно! Но также – на скорость постановки палатки (навык, полезный в степных условиях) и, внимание, на умение отвоевать степлер у степного волка! (Волки в степи, видимо, были главными похитителями канцтоваров. Абсурд? А как же!)

Адрес сего центра просвещения звучал как поэма: Алтайский край, Благовещенский район, г. Дегроидск, Набережная Кулундинского озера, дом 1. Романтика! Прямо у воды! Правда, «набережная» на тот момент представляла собой в основном песок, перемешанный с озерной тиной и глубокими следами гусениц экскаватора, который явно считал себя главным ландшафтным дизайнером. Но зато вид! Вид на стройплощадку с озера – это вам не вид на Монблан!

Вот так, мой проницательный читатель, на голом берегу, посреди пыли, щебня и вагончиков, рождалась мечта. Мечта о месте, где можно учиться, минуя бюрократические дебри и ЕГЭшные тернии. Город, растущий как дерзкий эксперимент – против системы, против бумажного болота, против предсказуемости. Эксперимент, в который ринулись ребята с мечтами и оранжевыми беретами (которые, как мы помним, так трудно надеть, не помяв прическу), с аттестатами в карманах, которые вдруг превратились не просто в корочки, а в билеты… куда? В будущее? В хаос? В великую стройку, где даже бюрократию гребут лопатой? Пока было неизвестно. Но как же это было эпично, абсурдно и по-русски бесшабашно! Слава Большемысову, бумаг не любившему! Да здравствует Дегроидск – город-призрак надежды на набережной из песка и гусеничных следов!

Барнаульский вокзал. Поздний вечер. Воздух пропитан запахом дешевого кофе, безнадеги и внезапно вспыхнувшего авантюризма. За какие-то 15 минут до отправления поезда «Барнаул-Славгород» (который, как всем известно, ходит реже, чем комета Галлея, и медленнее, чем черепаха в меду) на перроне, словно герои плохо синхронизированного квеста, материализовались наши юные мечтатели. Данила Доломаев (Мастер) – с видом человека, привыкшего оценивать качество фанеры на глаз. Никита Онегин – молчаливый, с тенью вечной усталости от этого мира в глазах. Денис Путин – нервно поправляющий очки и оранжевый берет, который норовил сползти на ухо. И Кирилл Попов – бурлящий энергией, словно только что выпил литр энергетика вместо чая.

В чем причина столь экстренного сбора? Ах, да! Родительское откровение и оценка перспектив! Как вы, проницательный читатель, наверняка догадываетесь (или видели в душераздирающих тик-ток драмиях под хештегом #спаситедетейотЕГЭ), академические горизонты наших героев были туманнее, чем Кулундинская степь в ноябре. Перспективы? Очень печальные. Родительский вердикт был единогласным и суровым: «В Дегроидск! Немедленно!» Как будто это последний поезд на спасение от потопа. И точка. Завтра с 8:00 там начинала работу приемная комиссия. Они должны были сдать документы первыми! Не потому, что так планировали, а потому что… ну, а почему бы и нет? Может, Большемысов даст скидку за скорость? Или просто чтобы успеть застолбить место в очереди, пока не пришел местный степной волк, жаждущий не только степлеров, но и, возможно, аттестатов?

…Поезд трясся, скрипел и наконец остановился. Где? Посреди абсолютного ничто. Серьезно. Ни кустика, ни скамейки, ни даже покосившегося навеса от дождя, который здесь, впрочем, был редким гостем. Только бескрайняя степь, черное небо, усыпанное звездами (которые, наверное, тоже смотрели на это с недоумением), и… платформа.

О, эта платформа! Это был не просто перрон, любезный читатель, это был шедевр постиндустриального коллажа и отчаяния! Сколоченная кое-как из списанных деревянных паллет, некогда служивших верой и правдой в местной, благовещенской, «Марии-Ра». Видимо, там решили, что паллеты, пережившие тонны товаров народного потребления, идеально подойдут для встречи будущей академической элиты. «Стоянка четыре минуты!» – прошипело в вагонных динамиках голосом, похожим на помесь робота и сильно простуженного диктора советской эпохи.

«Осторожнее! Здесь все ноги переломать можно!» – рявкнула проводница, наблюдая, как четверо юнцов, словно десантники, прыгают из вагона на этот шаткий монумент импровизации. Локомотив взревел дизелем. Представьте раненого медведя, которому на хвост наступили. Вот примерно так. И поезд, фыркнув черным дымом в лицо нашим героям, пополз прочь, увозя в противоположную сторону от начинающего алеть горизонта последние признаки цивилизации – вагон-ресторан с подозрительными чебуреками и туалет.

Они стояли. На паллетах. В кромешной, кромешной тишине степи. Только ветер в ушах да треск дерева под ногами.

ДЕГРОИДСК

– прочитал Данила, Мастер, вслух. Слово красовалось на вывеске, сделанной, судя по всему, из того же славного списанного материала, что и платформа, но покрашенной в пафосный золотистый цвет (уже облезающий). И чуть ниже, более мелкими, но не менее патетическими буквами:

Край академической свободы

И всё.

Абсолютное. Ничего.

Ни тебе киоска «Мороженое. Пиво. Рыбка вяленая». Ни бочки с квасом, охраняемой суровым дядькой в майке-алкоголичке. Ни туалета (о, простота вокзальных сортиров!). Никаких признаков жизни, кроме… тропинки.

Одна-единственная тропинка, протоптанная в ковыле и горькой полыни. И вдоль нее – ряд самодельных указателей. Нет, не красивых стрелок на металлических столбиках. Это были обломки досок, куски фанеры, даже, кажется, спинка от стула – и на каждом, выведенное кривыми, но решительными буквами (скорее всего, баллончиком краски или просто углем):

«УНИВЕРСИТЕТ»

«УНИВЕРСИТЕТ»

«УНИВЕРСИТЕТ»

Они смотрели на тропу, ведущую в темноту, на эти первобытные указатели, на вывеску про «академическую свободу» посреди паллетного хаоса, и на пустоту, которая теперь была их новым миром. Поезд скрылся за горизонтом, оставив только гул в ушах и ощущение, что они только что выпрыгнули не на платформу, а прямиком в эпицентр самой дерзкой, самой абсурдной и, возможно, единственной оставшейся для них авантюры под названием «Дегроидск». Впереди был путь по неведомой дорожке среди ковыля. Куда? К «УНИВЕРСИТЕТУ». К Большемысову. К приёмной комиссии, открывающейся ровно в 8.00. К будущему, которое пахло степью, пылью и свежеспиленной фанерой. Им оставалось только идти.

И что же предстало их взору? Вы, конечно, уже наслышаны о стройке века, но вот сам университет… Представьте: посреди хаоса вагончиков, палаток, гор щебня и экскаваторов, замерших в немом вопросе «Что я тут делаю?», возвышается… дворец! Да-да, настоящий помпезный, неосталинский исполин! Белоснежные колонны, портик, под которым могла бы развернуться кавалерия, и статуи. О, эти статуи! Богиня Разума с циркулем вместо скипетра и Муза Искусства, несущая не лиру, а, кажется, чертежную линейку. Весь этот монументальный китч – единственный островок иллюзорного порядка в океане строительного бедлама. Как будто кто-то гигантской рукой ткнул пальцем в степь и велел: «Построить тут Парфенон! Но быстро и из того, что есть!»

И вот они, наши путники, ожидающие увидеть у входа толпу, сопоставимую по накалу страстей с очередью за «Ангарским» в славные дни горбачевской антиалкогольной кампании или в Мавзолей в эпоху дефицита всего, кроме веры… Но крыльцо – пусто! Пуще степного ветра. «Неужто опять развод?» – мелькнуло в голове у Мастера, уже познавшего горечь первых юношеских разочарований (типа неработающей модели ракеты на сахарном топливе).

Они робко приблизились к величественным дверям… и БАМ! Автоматика (работающая, что уже чудо!) с шумом, достойным падения колонны, распахнулась, выпустив им навстречу… прохладу! Кондиционер! В Кулундинской степи! Это ли не признак академической свободы высшей пробы?

Внутри же царило оживление, достойное муравейника перед дождем! Приемная комиссия в действии! Волонтеры – столичные студенты, явно подписанные на «Треш-туризм» и «Экстрим-волонтерство» – сидели за столами с табличками, вызывающими священный трепет: «Консультант», «Физический», «Биологический»… Факультетов – как звезд в небе над степью, или, по крайней мере, как вагончиков на стройплощадке.

И посреди этого сумасшедшего дома расхаживал, нет, носился сам Антон Олегович Большемысов. Он волновался так, что казалось, вот-вот начнет копать пол в поисках бюрократического дракона. Понимаете, любезный читатель: абитуриент может и подождать год, а вот университет, в который вбуханы силы, мечты и, вероятно, сомнительные гранты, не набравший студентов – это провал, достойный страниц учебника «Как не надо строить вузы в степи».

– Итак, – прогремел ректор, обращаясь к Четверке Первооткрывателей, – какой факультет вы хотите осчастливить своей неиссякаемой жаждой познания?

Ответ был единодушным и честным до слез:

– Мы не знаем!

Большемысов не дрогнул. Его принцип «меньше бумаги – больше дела» сработал мгновенно:

– Хорошо! Доставайте всё, что у вас есть! Документы, грамоты, справки о том, что вы не верблюд! Выкладывайте сюда, на стол консультанта! Потенциал, помните? Потенциал!

И Данила, Мастер, как главный хранитель коллекции, начал Торжественное Извлечение Досье:

Аттестат. Документ, где количество четверок было чуть меньше числа фонарей во дворе дома Титова, 13 на Потоке (вы же помните, любезный читатель, почему там по ночам ходят только самые отчаянные? Правильно – темнотища!).

Сертификат об участии в Катандинской археологической экспедиции. Подписанный самой Натальей Викторовной Полосьмак! Увидев эту подпись, Большемысов-археолог не смог сдержать завистливого присвиста. Это было все равно что предъявить автограф Индианы Джонса при поступлении на истфак!

Удостоверение участника Парада Победы в Барнауле 2025 и 2026 годов. «Патриотизм – это хорошо! Очень хорошо!» – пробормотал кто-то из волонтеров.

Благодарность от краевого управления ФСБ. Текст заставил даже видавших виды волонтеров замереть: «…за содействие в создании новых видов ракетного топлива на основе общедоступного отечественного экологически чистого сырья». Все молча переглянулись. «Общедоступное сырье» в контексте ракетного топлива звучало… интригующе. И немного тревожно.

Диплом «Приз зрительских симпатий» с молодежной конференции «Мирный атом – в каждый дом» (Новосибирский Академгородок, март 2026). Именно эта конференция, как вы уже догадались, дорогой читатель, и стала той самой соломинкой, что сломала спину верблюду терпения Данилы и заставила его бежать в Дегроидск. «Мирный атом в каждый дом» – звучало как приговор обычной школе и ЕГЭ.

Волонтеры замерли, не зная, куда смотреть в первую очередь: на сертификат Полосьмак или на бумажку от ФСБ. Большемысов же смотрел на эту коллекцию, как археолог на неожиданно найденный клад – с изумлением, восторгом и легкой паникой: «И что мне со всем этим делать?»

– Так! А теперь рассказывайте, как попали в Катанду? – восторжествовал всё-таки профессиональный интерес. – По косточкам! Без утайки! Как на допросе… гм… как на вступительном собеседовании!

И Никита Онегин, вздохнув так, будто выдохнул последнюю надежду на снисхождение, выдал чистую правду:

– Да нас туда сослали, если честно.

И вот, дорогой читатель, погружаемся мы в темные воды июня 2024 года. Эпоху великих экспериментов и малых радиусов действия. Представьте:

Операция «Никитоз-1». Прототип крылатой ракеты. По замыслу юного стратега Никиты, именно такое оружие малого, но хитрого радиуса должно было поставить жирную точку в борьбе с… ну, скажем так, с определенными геополитическими неприятностями. Технология? Ах, технология! Дендро-фекальная! (Вы же понимаете, что это значит? Из того, что «нашли ненужного в батином гараже». Старые трубы, провода, куски фанеры, которые Мастер Данила позже возведет в культ, и китайский модуль навигации ГЛОНАСС/GPS с Али-экспресса, который обещал «точность до 5 метров», но явно имел в виду «плюс-минус километр в любую сторону, кроме нужной»).

Старт первый. Торжественный. На заброшенном пустыре за Потоком. Ракета, шипя и пахнув горелой резиной и надеждой, рванула ввысь… и описала дугу такой изящности, что даже чайки восхищенно закричали. Цель: заброшенный цех Алтайского моторного. Итог: окно кабинета завучей родного Лицея имени Дзержинского. Окно, занавески, фикус и папка с приказом о летней практике – все было великолепно «модернизировано» в стиле «постиндустриальный хаос».

Старт второй. Учли ошибки! Собрали с тщательностью ювелира. Привлекли Кирилла Попова (сила!) и Дениса Путина (выносливость!) в качестве носильщиков более устойчивого стартового стенда (читай: стол от пикника, прикрученный к батиной «Волге»). Проверили китайский модуль вдоль и поперек (он мигал зеленым – значит, добро!). Запуск…

И что же? Та же дуга! Та же изящная траектория! Тот же финальный аккорд в виде звонкого «БАМ!» в том самом, уже залатанном окне завучей! Видимо, китайский модуль искренне считал кабинет завучей стратегическим объектом врага номер один. Или просто мстил за плохой отзыв на Али.

Представьте кабинет завучей – Марины Николаевны и Олеси Николаевны. Запах гари, пыль гипсокартона, осколки фикуса, летающие тапки и два голоса, достигшие частот, доступных только летучим мышам:

– НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРЫЧ! – вопили они, врываясь в школьный Музей, где как раз собирался в путь сам Николай Александрович, альфа и омега всех лицейских раскопок, с группой юных археологов, вооруженных кисточками и мечтами о рассвете в горах. – ВОЗЬМИТЕ ИХ В КАТАНДУ! УМОЛЯЕМ! ВЫВЕЗИТЕ! СПАСИТЕ ЛИЦЕЙ! ОНИ ЖЕ К ПЕРВОМУ СЕНТЯБРЯ ВСЁ РАЗНЕСУТ В ПЫЛЬ! В БУКВАЛЬНОМ СМЫСЛЕ!