Потусторонняя любовь

ОТ АВТОРА

Несмотря на фантастичность изложенной истории, в её основе лежат реальные события.

Будучи студентом медицинского института, я подрабатывал санитаром в психиатрической больнице. Именно там я познакомился с участниками этой удивительной истории. Поначалу я относился к их рассказам как к плодам больного воображения, но постепенно накапливающиеся необъяснимые факты заставили меня пересмотреть своё мнение.

Первым, что меня поразило, стали телепатические способности одного из пациентов – бывшего инженера, страдающего тяжёлой формой шизофрении. По слухам, он был богат, выдвигался в мэры города, после покушения попал в больницу с ранением и сошёл с ума. Здесь он убил своего охранника, расчертил пол палаты странными символами. Он перестал узнавать близких, забыл прошлое и почти полностью утратил речь, учась говорить заново.

Однажды утром я застал его привязанным к кровати в состоянии сильнейшего возбуждения. Весь в поту, он то пытался вырваться, то раскачивался, выкрикивая одно и то же имя: «Люцифер!» Не реагируя на окружающее, лишь иногда он просил пить – и неважно, сколько ему давали, стакан или два литра, он выпивал всё залпом и снова погружался в бред.

Когда медсестра готовилась сделать ему успокаивающий укол, больной внезапно затих, осмысленно посмотрел на неё и закричал, коверкая слова с каким-то странным акцентом:

– Толи! Толи! Тилифони!

– Лёша, о ком ты? Какой телефон? – растерянно переспросила она.

– Анатилий Питрович! Помогите! Ему больна!

Прокричав это, он вновь погрузился в бред.

Лицо медсестры побледнело. Забыв про инъекцию, она дрожащими руками достала телефон и начала набирать номер. Абонент не отвечал. Когда через несколько минут ей перезвонили, она воскликнула: «О Боже!» – и бросилась к дежурному врачу отпрашиваться.

На следующий день я узнал подробности. Её муж, Анатолий Петрович, в тот самый момент разговаривал по телефону со своим братом, когда ему стало плохо. Он потерял сознание от инсульта. Брат, услышав шум падения, пытался дозвониться, затем позвонил жене. К сожалению, через три дня Анатолий Петрович скончался, так и не придя в сознание.

Для всех нас осталось загадкой: как больной в состоянии острого психоза, находясь в нескольких километрах от места событий, мог узнать о случившемся в реальном времени?

Через несколько недель я сам столкнулся с чем-то необъяснимым. Другой пациент – он поступил в больницу в один день с тем телепатом – предложил составить мой гороскоп. К астрологии я относился скептически, но мне была интересна психология больного. Он долго изучал мои ладони, делал расчёты в своей записной книжке. Через два часа принёс мне два исписанных мелким почерком листка с предсказаниями на ближайшие годы.

Первым пунктом стояла конкретная дата, когда я подверну левую ногу, и мне окажет помощь «свет, который будет сопутствовать всю жизнь». Я тогда подумал: какой свет? В указанное число я действительно подвернул ногу – это ещё можно списать на самовнушение. Но откуда он мог знать про Свету – девушку, оказавшую мне первую помощь и ставшую через год моей женой?

Заинтригованный, я стал внимательнее общаться с пациентами, у которых замечал необычные способности. Это была непростая задача – многие были замкнуты или невменяемы. Но за несколько месяцев, по крупицам собирая их воспоминания, случайные фразы, наблюдая за поведением, я пришёл к поразительному выводу: нескольких пациентов связывает одно событие. Постепенно из разрозненных фрагментов сложилась целостная история.

Прошу простить возможные литературные огрехи – некоторые эпизоды пришлось реконструировать, восстанавливая пропущенные звенья цепи.

К сожалению, я не успел побеседовать с одной пациенткой из женского отделения – она умерла до моего обращения к ней. Но санитарки рассказывали, что она часто упоминала своего первого мужа, Алексея Гусева – того самого телепата из моего отделения. По её словам, он притворялся влюблённым, женился на ней, а оказался бандитом и «агентом марсиан». У него была богатая любовница, которая платила ему миллионы. После развода и повторного замужества женщина утверждала, что Гусев (уже находившийся на лечении в психиатрической больнице) вместе с любовницей по ночам прыгали к ней в постель голыми с потолка, приводя с собой чертей.

Санитарки называли её «сложным клиническим случаем». Но я так не считал. К тому времени у меня уже сложилась единая картина произошедшего – история, в которую трудно поверить, но которую невозможно полностью отвергнуть.

История о любви, способной преодолеть границы между мирами. О предательстве, мести и искуплении. О том, как демоны обретают человечность, а люди становятся чудовищами. О выборе между светом и тьмой, который каждый из нас делает ежедневно.

Вы держите в руках результат моих месяцев работы в психиатрической больнице – историю, рассказанную теми, кого общество считает безумными. Но что если граница между безумием и прозрением тоньше, чем нам кажется? Что если они видели то, что скрыто от остальных?

Судите сами.

ПРОЛОГ

Высшее общество потустороннего мира кипело от негодования. Виданное ли дело, чтобы супруга третьего советника самого Сатаны крутила любовный роман с самым что ни на есть рядовым чёртом! Скандал разразился с силой подземного извержения, сотрясая основы незыблемой иерархии Преисподней.

Разбившись группами в ожидании бракоразводного процесса, черти и чертихи обсуждали сенсационную новость, их голоса сливались в какофонию осуждения и злорадства.

– Как она посмела изменить Великому Крысину! – шипела одна чертиха, её раздвоенный язык нервно метался между клыков.

– Какая наглость! Казнить её на медленном огне! – вторила другая, сжимая когтистые пальцы.

– Посмотришь на неё – сама невинность, личико херувима, а на деле хуже всякой твари. Лицемерка! – ехидно добавил старый чёрт с обломанным рогом.

– Бедный, бедный Крысин! Эта проститутка опозорила его перед всем двором, наставив навозные рога, – причитала дородная чертиха в чёрном кружевном платье. – Как он теперь в глаза кому смотреть будет?

Свет запредельного мира был оскорблён и возмущён поступком юной Змеяны, жены Крысина, третьего помощника самого Сатаны. Огромный сводчатый зал Преисподней, выложенный чёрным обсидианом и украшенный барельефами семи смертных грехов, был до отказа забит представителями правящего класса. Тысячи существ – от низших чертей до высших демонов – столпились, жаждя увидеть расправу над дерзкой нарушительницей порядка.

Ветер зла, сотканный из презрения и жажды мщения с густой примесью зависти, метался над рогами собравшихся чертей. Этот невидимый, но осязаемый ураган, рождённый из шёпота и выкриков, из проклятий и насмешек, собравшись в одно целое и закрутившись смерчем праведного негодования, обрушился всей своей тяжестью на очаровательную Змеяну, одиноко стоявшую в дальнем углу зала.

Она содрогнулась под этим напором ненависти и, оторвав потупившийся взгляд от чёрного мраморного пола, подняла голову и посмотрела своими удивительно зелёными глазами – цвета изумрудов в огне – на бушующую толпу. Тысячи зрачков, излучающих чистейшее, концентрированное зло, были направлены на неё одну. Их взгляды, подобно крепкой кислоте, разъедающей металл, обволокли её тело, жгли кожу, проникали под рёбра. Чутьём, древним инстинктом выживания, она почувствовала, что сейчас, в эту самую минуту, её растерзают на куски.

Толпа колыхнулась раз, словно единый многоголовый зверь, затем другой, и медленно, неотвратимо двинулась к ней. Выкрики смолкли. Наступила гробовая тишина, от которой кровь стыла в жилах сильнее, чем от любых угроз. Змеяна плотнее прижалась спиной к холодной стене, не отрывая взгляда от приближающейся смерти. Её сердце билось, как крылья птицы в клетке, но она не позволила себе дрогнуть.

Но вдруг в зале раздались спасительные звуки горнов – протяжные, торжественные, повелительные. Толпа мгновенно отхлынула назад, словно морской прибой, и, прижавшись плотнее к стенам, образовала в центре широкий проход, устланный алым бархатом.

В сопровождении семи старших советников в зал величественно вошёл Верховный правитель – сам Сатана. В накинутом тёмно-красном плаще, расшитом рунами проклятий, он быстрым, уверенным шагом прошёл к своему древнему трону из человеческих костей и чёрного хрусталя. Его присутствие наполнило зал особой, густой атмосферой страха, смешанного с благоговением. В конце свиты, понуро опустив голову и волоча хвост по полу, уныло плёлся опозоренный Крысин, не смея поднять глаз.

Сатана воссел на трон, окинул собравшихся холодным, оценивающим взглядом и властно произнёс:

– Привести виновного!

Стража в чёрных доспехах ввела в зал раздетого догола, закованного в тяжёлые кандалы молодого симпатичного чёрта. Его вели под руки, и цепи звенели с каждым шагом зловещей мелодией. Толпа зашелестела, с любопытством разглядывая жертву.

– Отвечай! – голос Сатаны прорезал тишину, как лезвие. – Как посмел ты, ничтожество, прикоснуться к жене моего верного слуги? Объясни своё безумие!

Окованный немедленно пал на колени, цепи грохнули о мрамор:

– Смилуйся, мой Великий Господин! Умоляю о милосердии! – его голос дрожал от ужаса. – Я не хотел, клянусь бездной, это она меня совратила! Как я, ничтожный, мог отказать знатной госпоже? Она приказала, говорила, что муж ни о чём не узнает, обещала награды и защиту, а если откажусь – пригрозила, что расскажет, будто я сам её домогался, насильничал!

Чёрт на коленях, звеня кандалами, подполз ближе к трону и, схватив краешек мантии Сатаны дрожащими руками, начал её целовать, преданно и умоляюще смотря снизу вверх на повелителя.

– Господин, Великий Князь Тьмы, я не виноват! Пожалейте меня! Я всего лишь исполнял волю высшей особы! Это всё она, презренная соблазнительница! – он потрясал перстом в сторону Змеяны, пытаясь переложить всю вину.

Змеяна стояла неподвижно, её лицо было холодным и непроницаемым, как маска, но в глубине изумрудных глаз плясали огоньки презрения.

– У тебя есть ещё что сказать в своё оправдание, трусливая тварь? – презрительно, почти скучающе спросил Сатана, разглядывая свои когти.

– Клянусь вечным мраком, я исправлюсь! Я буду рабом из рабов! Больше такое не повторится никогда! – залепетал допрашиваемый, теряя остатки достоинства.

Едва заметная ухмылка промелькнула на тонких устах Люцифера, придав его прекрасному лицу особую жестокость:

– В этом я нисколько не сомневаюсь, – он сделал паузу, наслаждаясь моментом, затем повысил голос, чтобы слышал весь зал: – Повелеваю отрезать ослушнику рога и на триста лет отправить на каторгу в самое пекло, в топку девятого круга!

Осуждённый завопил от отчаяния, его крик был полон такой животной боли и ужаса, что даже видавшие виды черти поёжились. Но вопль быстро потонул в одобряющем, торжествующем гуле голосов присутствующих. Стражники потащили его прочь, он царапал когтями пол, оставляя борозды, но сопротивление было бесполезным.

Сатана выждал, пока шум утихнет, затем произнёс, и голос его стал тише, но от этого ещё страшнее:

– Змеяна, жена Крысина! Подойди ко мне. Немедленно.

Зал затих так, что стало слышно, как потрескивают факелы на стенах. Юная Змеяна, дотоле с нескрываемым удивлением и презрением наблюдавшая за жалкими оправданиями бывшего любовника, выпрямилась во весь рост и медленно, не торопясь, с высоко поднятой головой подошла к трону. Её шаги отдавались эхом в мёртвой тишине.

– Отвечай мне, дерзкая! – Сатана впился в неё взглядом. – Как посмела ты изменить своему законному мужу, нарушить священные узы брака, опозорить знатный род?

Змеяна встретила взгляд Сатаны и посмотрела прямо на его восковое, холодное, как смерть, лицо. В её голове пронеслись мысли: «Что она может ответить? Оправдываться, что не она совращала, а как раз наоборот её совратили? Смешно! Впрочем, она и не отвергала его настойчивые ухаживания, более того – искала встреч. Да и какая теперь разница, что случилось, то случилось, уже поздно что-то менять. Ждать прощения или милости? На это глупо надеяться. Будь что будет. Страх – удел слабых».

Решив, что терять больше нечего, чертиха резко вскинула голову, расправила плечи и твёрдо молвила:

– Великий Господин, я двести шестая жена Крысина. Всего лишь одна из сотен! Я юна и хочу любить и быть любимой, а не пылиться в гареме, как забытая игрушка. За сорок долгих лет моего замужества муж ни разу, слышите – ни единого раза! – не удостоил меня своим вниманием. Я не хочу и не буду существовать в холодной тени своего мужа в этой мрачной, бесконечной вечности. Я не соглашалась на такую жизнь!

Возмущённые дерзостью Змеяны, по толпе прокатился глухой, угрожающий ропот, перемежающийся шипением. Как она смеет оправдываться! Как смеет обвинять мужа!

Но ни один мускул не дёрнулся на безупречном лице Сатаны. Таким же холодным, безжизненным взглядом, как минуту назад, он продолжал изучать Змеяну. В этом взгляде читалось не то презрение к чувствам и желаниям чертихи, не то брезгливость к её жалким человеческим слабостям. Впрочем, она ошибалась, не догадываясь о том, какое дьявольское злорадство испытывает Господин в эту минуту, предвкушая свой изощрённый приговор. План уже созрел в его извращённом разуме.

– Так-так-так, – протянул он, барабаня когтями по подлокотнику трона. – Значит, ты страдала от одиночества? Бедняжка. И что же ты желаешь теперь, раз уж проявила такую откровенность?

Выдержав испытующий взгляд Сатаны, Змеяна ответила, и голос её не дрогнул:

– Желаю свободы от пустого брака. Желаю любви настоящей, искренней. Желаю жизни полной, наполненной смыслом, а не жалкого прозябания!

– Амбициозно, – усмехнулся Сатана. – Ты получишь всё, что просишь, сполна, обещаю. Но прежде ответь мне на один вопрос, любопытство разбирает: почему ты, особа благородных кровей, из древнего рода, изменила с представителем низшего сословия? Неужели во всей Преисподней не нашлось никого достойнее этого жалкого придворного?

– Потому, мой Господин, – Змеяна чуть помедлила, подбирая слова, – что никто другой из знатных не решился переступить дорогу Крысину, который заведует работой твоих палачей и имеет власть над пытками. Все боятся его мести. Только простые черти, которым нечего терять, осмеливаются не считаться с его положением.

– Занятно! – расхохотался Сатана, и смех его прокатился по залу ледяным эхом. – Значит, ты любишь идиотов и безумцев, я правильно тебя понял? Тех, кто слишком глуп, чтобы бояться последствий?

– Нет, Господин, – спокойно возразила Змеяна. – Вы не совсем поняли меня. Я люблю тех, кто способен на смелость. Глупость и храбрость – разные вещи.

– О-о-о, – протянул Сатана, прищурившись. – А ты дерзка, весьма дерзка. И страх, похоже, совсем потеряла. Это либо отвага, либо безрассудство. Посмотрим, что окажется правдой.

Он встал с трона, сделал несколько шагов, его плащ развевался за ним, словно окровавленные крылья.

– Впрочем, мне искренне жаль твою молодость и красоту, – продолжил он с притворным состраданием. – Ты могла бы ещё послужить украшением нашего двора. Поэтому я великодушно смягчаю свой приговор – не буду отправлять тебя в топку. Я приговариваю тебя всего лишь к ста годам ссылки в человеческое измерение. Казалось бы, мягкое наказание, не правда ли?

Он сделал ещё шаг к ней, и его голос стал вкрадчивым, насмешливым:

– Но, чтобы наказание не показалось тебе слишком простым, чтобы ты не сочла меня мягкосердечным, я добавляю условие. Слушай внимательно! Ты вернёшься обратно в Преисподнюю лишь при условии, что первый человек, которого встретишь на Земле, проживёт эти все сто лет целым и невредимым. Понимаешь? Он должен прожить век! Но если он хотя бы сломает кость на мизинце, хотя бы поцарапается до крови – ты навсегда останешься на Земле в образе смертной. Будешь стареть, болеть и умрёшь, как все жалкие людишки. Навсегда потеряешь бессмертие!

По залу пробежал восхищённый шёпот – какое изящное, какое дьявольски изощрённое наказание!

Змеяна побледнела, но не отвела взгляда. Она поняла – вероятность сохранить человека целым сто лет практически равна нулю. Это был смертный приговор, лишь растянутый во времени, приправленный ложной надеждой.

– Дьявольски умно, Господин, – тихо произнесла она.

– Я стараюсь, – Сатана улыбнулся. – Развлекать себя – моё любимое занятие.

Выходя из зала в сопровождении советников, он остановился, полуобернулся к жалко ссутулившемуся Крысину и процедил сквозь стиснутые зубы, так, чтобы слышали только приближённые:

– И запомни, Крысин: если она не выполнит условия, если останется смертной – она снова твоя. Будешь иметь над ней полную власть. Сможешь мстить вечно. Утешься этой мыслью.

Крысин поднял голову, и в его глазах вспыхнул злобный огонёк надежды.

А Змеяну уже уводили в портал, ведущий в мир людей – мир, где её ждало столетие отчаянной борьбы за невозможное.

Глава 1 Обман

Инженер Гусев сидел на холодной каменной скамье у фонтана в сквере Грибоедова, погружённый в глубокое, почти безысходное уныние. Струи воды монотонно журчали, отбивая ритм его мрачных мыслей. Вечерело. Последние лучи осеннего солнца пробивались сквозь пожелтевшую листву лип, окрашивая всё вокруг в тревожный янтарный цвет, словно сама природа предчувствовала нечто необычное.

Полтора года назад, после окончания института, он устроился на рыбоконсервную фабрику, полный надежд и амбиций. Тогда мечты открывали перед ним двери радужного будущего: через несколько лет он видел себя ведущим инженером завода, главным специалистом, незаменимым человеком. В этих грёзах он любовался своей машиной – непременно иномаркой, чёрной, с кожаными сиденьями. Представлял, как с красавицей-женой приезжает на великолепной тачке на уик-энд к друзьям на дачу. Друзья завидовали, жена обожала, начальство ценило. В мечтах у него всё получалось легко и красиво, деньги не считал, владел собственным двухэтажным коттеджем с камином и бильярдной, имел всё, что хотело его честолюбивое сердце.

Но жизнь, как обычно, внесла свои жестокие коррективы.

Реальность оказалась куда более прозаичной и беспощадной. С трудом устроившись обыкновенным инженером третьего разряда, он им и остался. Зарплата едва покрывала расходы на съёмную однокомнатную квартиру на окраине города и скудное питание. О машине не могло быть и речи – даже на подержанные «Жигули» не хватало. Начальство не замечало его усердия, коллеги посмеивались над его попытками выделиться, а перспективы карьерного роста туманились с каждым месяцем всё больше.

Правда, на третьем месяце работы он женился на Зинке из бухгалтерии. Тогда ему казалось, что это и есть та самая судьбоносная удача, тот поворот, который всё изменит. Но именно жена оказалась причиной, по которой его жизнь в одночасье рухнула.

Гусев не блистал красотой – это он понимал трезво, хотя и с горечью. Не был он и талантлив, хотя упрямо считал себя таковым, убеждая себя, что мир просто не способен разглядеть его скрытый гений. На вид немного щуплый, с узкими покатыми плечами, всегда сутулый, словно пытающийся спрятаться от чужих взглядов, он был самой обыкновенной посредственностью. Серое лицо, тусклые глаза за дешёвыми очками в пластиковой оправе, редеющие волосы – ничего примечательного, ничего, что заставило бы обернуться женщину на улице.

До окончания института он ни разу не был в близости с женщиной. Эта постыдная тайна жгла его изнутри. Однокурсники хвастались своими похождениями, а он мог лишь кивать и улыбаться, делая вид, что тоже в теме. По ночам, лёжа в общежитской койке, он частенько предавался горячим грёзам, представляя, что в скором времени встретит ту самую – единственную и неповторимую девушку, которая полюбит его таким, какой он есть, разглядит в нём то, чего не видят другие.

И казалось, мечты начали сбываться.

Знакомство

Устроившись на работу, уже через несколько дней он познакомился с замечательной, как ему тогда казалось, девушкой Зиной, которая работала на этом же заводе бухгалтером. Зинка сама проявила инициативу в знакомстве с ним – это обстоятельство особенно льстило его самолюбию. Неужели он наконец стал интересен женщине? Неужели его час настал?

Когда он по какой-то текущей надобности – сейчас уже и не вспомнить, по какой именно, – зашёл в бухгалтерию, то сразу приметил эффектную блондинку за столом у окна. Она разговаривала по телефону, наматывая на палец прядь светлых волос, и её смех, звонкий и беззаботный, наполнял всё помещение какой-то особенной жизнью.

В то время Гусев ещё не умел отличать настоящих блондинок от крашеных. Впрочем, какая разница? Главное, она была блондинкой, а он всегда мечтал именно о блондинке – как в голливудских фильмах. От этого его сердце особенно затрепетало, участился пульс, вспотели ладони. Он застыл в дверях, не решаясь войти, чувствуя себя неловким и лишним.

Окинув быстрым, оценивающим взглядом робко вошедшего Гусева, Зинка положила трубку. Глаза её заблестели особым огоньком – хищным, расчётливым, хотя он этого тогда не заметил. Мило, почти кокетливо улыбнувшись и обнажив ровные белые зубы, она спросила медовым голоском:

– Вы наш новый сотрудник? Я вас ещё не видела раньше.

– Да, я четыре дня назад устроился на завод, – пробормотал Гусев, чувствуя, как краснеют уши. – Меня в конструкторский отдел…

– О, конструктор! – воскликнула она с преувеличенным восторгом. – Как интересно! Значит, вы умная голова, раз чертежи рисуете. А я вот только в цифрах разбираюсь, скучное это дело, если честно.

Она встала из-за стола, поправила юбку, которая, как заметил покрасневший Гусев, была довольно короткой, и подошла ближе. От неё пахло сладкими духами и чем-то ещё – чем-то тревожащим, волнующим.

– Думаю, вам понравится работать здесь, – продолжала она доверительным тоном, словно делилась секретом. – Коллектив у нас дружный, начальство не очень придирчивое. И вы, надеюсь, будете почаще заглядывать в бухгалтерию, а то мне так скучно целыми днями копаться в этой макулатуре, в этих бесконечных накладных и отчётах. С ума можно сойти! А как вас зовут?

– Гусев Алексей Фёдорович, – представился он, пытаясь говорить увереннее, но голос предательски дрогнул.

– Лёша, – протянула она задумчиво, словно пробуя имя на вкус. – Красивое имя. Сильное. Мужское. А меня зовут Зиной.

И она, весело щебеча о всякой чепухе – о погоде, о новом начальнике отдела кадров, о том, что в столовой снова испортили котлеты, – помогла ему разобраться в накладных на получение новых станков для цеха. Её пальцы с ярко-красным лаком скользили по бумагам, иногда случайно касаясь его руки, и от этих прикосновений по телу Гусева пробегали мурашки.

На прощание она, мило улыбаясь и многозначительно глядя прямо в глаза, ещё раз напомнила:

– Лёша, не забывай к нам приходить, ладно? Мне так приятно с тобой разговаривать. Ты не такой, как остальные. В тебе что-то есть… особенное.

Гусев вышел из бухгалтерии словно пьяный. Ноги подкашивались, голова кружилась. «Особенное, – повторял он про себя. – Она сказала, что во мне есть что-то особенное!»

Бессонная ночь

Всю ночь он не спал. Сон просто не шёл, хотя тело ломило от усталости. Ворочаясь на узкой койке в съёмной комнате, слушая, как сосед за стенкой храпит, Гусев, глупо улыбаясь в темноту, мечтал. Он до мельчайших подробностей представлял, как завтра зайдёт в бухгалтерию и, непринуждённо поболтав с девушкой (он даже придумывал остроумные фразы, от которых она будет смеяться), пригласит её в кафе. Они закажут по чашке кофе, может быть, пирожные. Он будет рассказывать ей о своих планах, о проектах, о том вечном двигателе, идею которого он вынашивает. Она будет слушать, восхищённо глядя на него, и он прочтёт в её глазах то самое чувство…

Потом они пойдут гулять по ночному городу, вдоль набережной, где фонари отражаются в тёмной воде. Он будет умён, остроумен и обаятелен – совсем не таким, как обычно. И Зина, конечно же, полюбит его. Обязательно полюбит. Как же иначе?

Поворачиваясь с боку на бок, сминая подушку, он всё мечтал и мечтал, прокручивая в голове каждую деталь, каждый нюанс их завтрашней встречи. Заснул только под утро, когда за окном уже начало светать, и проспал будильник.

На работу опоздал на целый час.

Начальник цеха, Петрович, мужик грузный и хмурый, посмотрев на невыспавшегося, с красными глазами и всклокоченными волосами Гусева, грозно заметил:

– Нехорошо, Гусев, нехорошо начинать карьеру с опозданий. В следующий раз выпишу выговор. Предупреждаю по-хорошему.

Но сделанное замечание нисколько не испортило настроения. Гусев лишь виновато кивнул и заспешил к своему рабочему месту. Ему было всё равно. Он думал только о своей Зине. О том, как её глаза блестели, когда она на него смотрела. О том, как она назвала его особенным.