Потусторонняя любовь

- -
- 100%
- +
Внутри роскошь была ещё более поразительной. Просторный холл с мраморным полом, широкая лестница с резными перилами, хрустальная люстра из богемского стекла. На стенах – зеркала в золочёных рамах, картины старых мастеров.
– Пройдёмте, я покажу вам основные помещения, – предложил Лукин.
Он провёл Гусева по особняку. Огромная гостиная с камином из белого мрамора и гигантским окном во всю стену, за которым открывался вид на осенний сад. Пять спален, каждая с отдельной ванной комнатой. Кабинет с книжными шкафами от пола до потолка. На третьем этаже – бильярдная, спортзал с тренажёрами, домашний кинотеатр.
Но самое удивительное ждало внизу, в цокольном этаже.
– Здесь у вас сауна, – Лукин открыл дверь в помещение, отделанное липовой вагонкой. – Финская, сухой пар. А рядом – русская парная. А это – бассейн.
Гусев ахнул. Огромный зал с бассейном, облицованным голубой мозаикой. Вода переливалась всеми оттенками бирюзы и аквамарина. Над бассейном – стеклянный потолок, через который лился солнечный свет.
Вернувшись наверх, Алексей озадаченно уставился на панель управления рядом с унитазом.
– Это японская система, – пояснил Лукин. – Подогрев сиденья, биде, фен, музыка. А главное – автоматический анализатор состояния здоровья.
Унитаз вдруг заговорил приятным женским голосом:
– Добрый день. Система готова к работе.
Гусев попятился от говорящего унитаза, как от чёрта.
Когда экскурсия закончилась, они вернулись в гостиную. Алексей опустился в кресло, чувствуя себя совершенно подавленным.
– Аркадий Борисович, мне не нужно всё это. Правда. Я простой человек, инженер. Мне бы что-нибудь поскромнее… Комнату в коммуналке или однокомнатную квартиру где-нибудь на окраине. Этот дворец – он не для меня.
Лукин снисходительно улыбнулся:
– Алексей Фёдорович, боюсь, это невозможно. Я действовал по указаниям вашей новой супруги. Она настаивала – очень твёрдо – что вы должны проживать именно здесь. К тому же дом уже оформлен на вас. Документы подписаны, сделка проведена. Возвращать его некому.
Адвоката поддержал Смирнов, появившийся в дверях:
– Алексей Фёдорович, позвольте доложить о системе безопасности. – Он постучал по стеклу костяшками пальцев. – Все наружные стёкла бронированы. Триплекс толщиной сорок миллиметров. Выдерживают не только очередь с автомата Калашникова, но и прямое попадание из гранатомёта.
Он указал на высокий забор, окружающий территорию:
– Периметр обнесён трёхметровым железобетонным забором. По периметру несёт службу взвод охраны – двенадцать человек посменно, круглосуточно. – Он вложил в ладонь Гусева небольшой брелок. – Стоит вам нажать кнопку экстренного вызова, как не пройдёт и пятнадцати секунд, и на помощь придут вооружённые телохранители.
– Безопаснее этого жилья просто не существует, – резюмировал Смирнов. – Здесь вы под защитой лучше, чем первые лица государства.
После того как адвокат с начальником охраны удалились, Гусев долго бродил по особняку. Он размышлял о том, что с ним происходит в последнюю неделю. События следовали одно за другим с калейдоскопической быстротой: измена жены, попытка самоубийства, встреча с той загадочной женщиной, арест, чудесное освобождение, больница, а теперь – этот дворец.
«Неспроста всё это, – думал Алексей, останавливаясь у окна гостиной. – Не к добру. Что-то скрывается за всем этим. Что-то страшное, опасное. Но что?»
Войдя в библиотеку – огромную комнату с книжными стеллажами до потолка, – Гусев стал просматривать корешки книг. Классика, зарубежная литература, научная фантастика, детективы, поэзия.
Придя к библиотечному компьютеру, он стал просматривать каталог. И только тогда понял, чего здесь не хватает.
Библии. Ни одной. Ни синодального издания, ни современного перевода – ничего.
Зато в изобилии имелась литература по мистике, чародейству, магии, оккультизму. «Гоэтия», «Ключ Соломона», «Книга Еноха», «Некрономикон», труды Агриппы, Парацельса. Целая секция была посвящена демонологии – «Молот ведьм», «Псевдомонархия демонов», описания адской иерархии, договоры с дьяволом.
Алексею стало не по себе. Холодок пробежал по спине. Кто подбирал эту библиотеку? И для кого?
Он поспешно вышел из библиотеки, закрыв за собой дверь.
Вечером Гусев наскоро перекусил и отправился в видеозал на втором этаже. Выбрал какой-то американский боевик, устроился в кресле, открыл бутылку коньяка. Закусывая икрой, неспешно потягивая напиток, он уставился на экран, но мыслями был далеко.
В самый разгар фильма Алексей к своему ужасу увидел, как дверь с грохотом раскрылась настежь.
В зал ворвался шквальный ветер – холодный, пронизывающий, несущий запах серы и чего-то горелого. Он закрутился по залу смерчем, сдувая со стола диски, опрокидывая предметы.
Ветер сгустился, образовал маленький смерч прямо в центре зала. И внутри этого смерча проглядывалось очертание человека – размытое, дрожащее. Фигура в длинном плаще или балахоне, с капюшоном, скрывающим лицо.
Гусев в испуге вскочил с кресла, опрокинув бокал. Сердце бешено колотилось. Пальцы нащупали в кармане брелок – он ткнул кнопку экстренного вызова.
Смерч в тот же миг растаял. Ветер стих, очертание фигуры исчезло. Только холод остался в воздухе и слабый запах серы.

В зал с оружием наготове ворвались телохранители. Трое ворвались через дверь, двое через окна, заняли позиции, стволы автоматов описали дугу по комнате.
– Что случилось?! – рявкнул старший. – Где угроза?!
Бледный как полотно Алексей молча указал дрожащей рукой в сторону, где только что был смерч. Охранники посмотрели туда, потом на экран, по которому продолжал транслироваться боевик. Старший оглядел помещение – никаких следов проникновения – потом посмотрел на пролитый коньяк, на пустую бутылку, на бледное лицо клиента.
– Алексей Фёдорович, – сказал он понимающе, почти сочувственно, – вам, может, стоит на ночь что-нибудь полегче посмотреть? Комедию какую-нибудь. А то ужастики на нервную систему действуют. Особенно с алкоголем.
Гусев засомневался. А видел ли он? Может, правда глюк?
– Да… наверное, вы правы, – пробормотал он неуверенно. – Извините, что побеспокоил.
Но Алексей, несмотря на их увещевания, оставаться ночью в одиночестве наотрез отказался. Охранники остались, и они устроились компанией смотреть комедии. Так они и просидели до утра. К рассвету Гусев задремал прямо в кресле.
Первый день свободы
Утро началось с сюрприза.
Гусева разбудил звук мощных двигателей. Он вскочил с кресла, подбежал к окну и ахнул.
На подъездной дорожке стояли три автомобиля. Чёрный бронированный «Роллс-Ройс Фантом», красный «Ламборджини Авентадор», серебристое «Феррари 812 Суперфаст».
Рядом с машинами стоял человек в деловом костюме.
Гусев поспешил вниз.
– Алексей Фёдорович? – переспросил человек. – Игорь Семёнович, из автосалона «Престиж Моторс». Привёз вам транспорт. Все автомобили оформлены на вашу фамилию. – Он выложил на капот брелоки. – Общая стоимость – чуть больше трёх миллионов долларов. Оплачено полностью. Приятной езды!
И он уехал на такси, оставив ошеломлённого Гусева наедине с тремя суперкарами.
Почти сразу следом у ворот появились новые гости – менее приятные.
Налоговая служба. Трое чиновников в серых костюмах, с портфелями и важным видом.
Они долго задавали нудные вопросы: откуда деньги, кто плательщик, какие доходы. Гусев терялся, не знал, что отвечать, путался.
Один из чиновников доставал бумаги и тыкал в них пальцем:
– Значит, так, гражданин Гусев. У вас недавно было банкротство, а теперь – особняк, три машины класса люкс. Откуда деньги? Нужно подтвердить источники. Иначе возникает подозрение в уклонении от налогов, отмывании средств.
– Я ничего не знаю, – пробормотал Гусев. – Мне просто помогли. Один человек.
– Кто? Имя, фамилия!
– Я не знаю. Она звонила по телефону.
– Женщина дарит незнакомому мужчине имущество на несколько миллионов долларов? И вы даже не знаете, как её зовут? Это выглядит крайне подозрительно.
К счастью, появился адвокат Лукин. Он быстро оценил ситуацию и взял всё в свои руки. Началась долгая процедура. Адвокат объяснял, показывал документы, ссылался на статьи закона. Чиновники сопротивлялись, требовали справки.
Через два часа налоговики удалились. Адвокат похлопал Гусева по плечу:
– Не волнуйтесь, Алексей Фёдорович. Я всё улажу. У них нет оснований для претензий – все переводы легальные, все налоги будут уплачены.
Когда все непрошеные гости разъехались, Гусев почувствовал себя свободным. Он решил прокатиться по городу.
Выбрал «Ламборджини» – самый яркий, самый вызывающий. Телохранители хотели сопровождать его, но Алексей категорически отказался.
Смирнов нахмурился:
– Алексей Фёдорович, это нарушение контракта. Ваша супруга оплатила круглосуточную охрану…
– Я отпускаю вас на пару часов, – перебил его Гусев. – Я просто покатаюсь по городу, вернусь к вечеру. Что со мной может случиться средь бела дня?
Смирнов уступил.
Гусев сел за руль, и сердце его забилось быстрее от предвкушения. Двигатель взревел, как проснувшийся зверь. Машина рванула вперёд с такой силой, что Алексей вдавился в сиденье.
Он ехал по улицам города, и люди оборачивались, показывали пальцами, доставали телефоны. Гусев чувствовал себя королём.
Он заехал на родную рыбоконсервную фабрику. Припарковал «Ламборджини» прямо перед входом в заводоуправление. Поднялся по лестнице, вошёл в коридор. Прошёл к отделу кадров.
– Здравствуйте, – сказал он кадровичке. – Я за трудовой книжкой.
Та посмотрела на него – и не узнала. Гусев изменился: одет в дорогой костюм, волосы пострижены в элитной парикмахерской, осанка уверенная.
– А вы кто?
– Гусев Алексей Фёдорович. Работал инженером третьего разряда в цехе номер два.
Её глаза округлились:
– Гусев? Вы?! – Она лихорадочно искала нужную папку. – Вот, пожалуйста, ваша трудовая.
Алексей взял книжку – потрёпанную, в пятнах. Посмотрел на последнюю запись: «Уволен по статье 81, пункт 5».
Гусев улыбнулся – холодно, презрительно. И прямо на глазах ошеломлённой кадровички разорвал книжку пополам. Потом ещё раз. И ещё. И выбросил клочки в урну.
– Вы что творите?! – взвизгнула женщина. – Это же документ!
– Был документом, – спокойно ответил Алексей. – Теперь – мусор. Всего доброго.
В коридоре его окликнула Зинка. Она бежала, туфли стучали по линолеуму.
– Лёша! Лёша, подожди!
Он обернулся, посмотрел на неё – и почувствовал ничего. Пустоту. Совсем недавно, казалось ему, он любил её. А теперь – ничего. Ни любви, ни ненависти.
Алексей догадывался, что перемена чувств возникла не из-за богатства. Просто он влюбился. Влюбился в женщину из сновидений, в ту, которую видел у ручья в лучах рассвета.
– Лёша, мы же можем поговорить? – Зинка остановилась перед ним, тяжело дыша. – Ты не можешь так просто уйти! У нас же был ребёнок!
– Не мой ребёнок, – спокойно ответил он. – Ты же сама призналась.
Она схватила его за рукав – он брезгливо отстранился:
– Не надо. Всё кончено между нами, Зин.
– Но мы же были женаты!
– Да, были. Теперь нет. Ты получишь алименты на ребёнка – не волнуйся. Адвокат свяжется с тобой, всё оформим по закону.
– Лёша, заедешь вечером? – она схватила его за руку умоляюще. – Мы же поговорим. Я объясню всё!
Алексей высвободил руку и приветливо улыбнулся:
– Знаешь, Зин, я не держу на тебя обиды. Правда. Но между нами больше ничего не будет. Деньгами я помогу – на ребёнка, на твои нужды. Но лично встречаться мы больше не будем. Так лучше для нас обоих.
И, развернувшись, пошёл к выходу.
Зинка взорвалась:
– Сволочь! Ты скотина, Гусев! Нашёл богатую шалаву! Да она тебя через две недели бросит! Будешь ко мне на коленях ползать, а я плюну тебе в рожу!
Но Алексей уже не слышал. Он шёл по коридору, и ему казалось, что он летит. Лёгкий, свободный, счастливый. Позади осталась старая жизнь. Впереди – новая.
Размышляя о таинственной незнакомке, Гусев отобедал в элитном ресторане «Гранд Империал».
Метрдотель встретил его с поклоном:
– Господин Гусев! Какая честь! Ваш столик готов.
Для него уже был забронирован лучший столик – у окна, с видом на городской парк. Алексей заказал наугад – рябчика в винном соусе, салат с трюфелями, французский луковый суп. Запивал дорогим бургундским вином.
Еда была восхитительной, но Гусев почти не чувствовал вкуса. Он думал о ней – о женщине с изумрудными глазами, с голосом, который мог уговорить дьявола отречься от ада.
Кто она? Почему выбрала именно его? Что ей от него нужно?
После обеда, бесцельно колеся по городу, он вдруг приметил золотые купола православного храма. Они сияли на солнце, манили, звали.
Алексей никогда не был особо религиозным человеком. Но сейчас вдруг почувствовал непреодолимое желание зайти внутрь, поставить свечку, исповедаться. Может, батюшка что-то объяснит, подскажет.
Он остановил машину у обочины, метрах в пятидесяти от церковной ограды.
Но тут произошла странность.
Он попытался открыть дверь – и не смог. Ручка не поддавалась. Он дёрнул сильнее – бесполезно. Попробовал другую дверь – та же история.
– Да что за чёрт! – выругался Гусев.
Он колотил по двери изнутри, дёргал ручки, давил на все кнопки. Ничего не помогало. Машина словно превратилась в клетку.
Гусев заехал в ближайшую автомастерскую, стал колотить по окну. К машине подошёл автослесарь.
– Что случилось?
– Заклинило все двери! – кричал Гусев. – Не могу выйти! Помогите!
Слесарь попробовал открыть дверь снаружи – и та свободно поддалась.
– Работает же. Вот, смотрите.
Он несколько раз открыл и закрыл дверь, проверил остальные – всё функционировало идеально.
Гусев, взбешённый и озадаченный, вернулся к церкви. Подъехал к тем же воротам – и двери снова заклинило. Отъехал метров двести дальше – всё заработало. Вернулся к церкви – опять заклинило.
Он повторил этот эксперимент несколько раз. Закономерность была очевидной: как только машина оказывалась вблизи храма, двери блокировались. Стоило отъехать – всё начинало работать.
– Что за дьявольщина, – пробормотал Гусев, и сам вздрогнул от своих слов.
Он вспомнил библиотеку в особняке – книги по демонологии, отсутствие Библии. Вспомнил смерч в видеозале. Вспомнил ту женщину в ночи, говорившую о Сатане.
Холодок пробежал по спине.
Алексей решил отправиться в храм пешком. Припарковал машину подальше и пошёл по улице к золотым куполам.
Он не дошёл и десятка шагов, когда вдруг услышал позади голос:
– Алексей!
Голос был женским – низким, бархатным, обволакивающим.
Сердце Гусева пропустило удар. Он медленно обернулся – и увидел её.
Она стояла на противоположной стороне улицы, у трамвайной остановки. Та самая женщина из его сна. Высокая, стройная, в простом тёмно-зелёном платье. Длинные тёмные волосы распущены, развеваются на ветру. И глаза – те самые, изумрудно-зелёные, сияющие внутренним светом.
Сердце Алексея радостно застучало. По телу разлилось опьяняющее чувство – смесь восторга, желания, счастья. Ноги сами понесли его к ней.
– Постойте! – закричал он, бросаясь через улицу, едва не попав под машину. – Подождите!
Но она, окинув его взглядом – странным, отстранённым, словно смотрела сквозь него, – повернулась и вошла в подошедший трамвай. Двери с шипением закрылись, и трамвай тронулся.
– Нет! Стойте! – Гусев бросился обратно к машине.
Он помчался вслед за трамваем, обгоняя машины, нарушая правила. Трамвай остановился на следующей остановке. Гусев затормозил, выскочил из машины и вбежал в вагон.
Её не было.
Он прошёл вагон от начала до конца. Вернулся обратно, снова всё обходил. Трамвай не останавливался между остановками. Она не могла выйти.
– Вы не видели женщину? – спросил Гусев, оборачиваясь к пассажирам. – Высокая, в тёмно-зелёном платье, длинные чёрные волосы, зелёные глаза? Она только что вошла!
Один мужчина покачал головой:
– Я стоял у дверей. Никто не входил. Только вы вскочили.
– Но я же видел!
Водитель высунулся из кабины:
– Слушай, ты выходишь или нет? Или билет купи, или вали отсюда!
Гусев выскочил из трамвая, снова сел в машину и поехал дальше. Он ехал по маршруту трамвая, останавливался на каждой остановке, всматривался в лица. Высматривал тёмно-зелёное платье, длинные чёрные волосы.
Так продолжалось несколько часов. Он объехал весь маршрут дважды. Заглядывал в каждый трамвай. Останавливался, когда видел высоких брюнеток.
Солнце клонилось к закату. Гусев наконец остановился у парка, заглушил двигатель и опустил голову на руль. Он устал. Но вместе с усталостью пришло странное чувство.
Да, поиски окончились неудачей. Но теперь он знал главное: женщина из сна существует. Она реальна. Она не галлюцинация.
Она где-то рядом. Она наблюдает за ним. И рано или поздно они встретятся снова.
Гусев поднял голову, посмотрел на закатное небо, расцвеченное всеми оттенками багрянца и золота. В груди разлилось тепло – смесь надежды, предвкушения и смутного беспокойства.
Он завёл машину и поехал домой, в свой новый дворец. Ехал медленно, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца, и думал только об одном – о ней, о женщине с изумрудными глазами, которая изменила его жизнь и продолжала оставаться загадкой.
Впереди его ждала ночь в пустом особняке, где каждый скрип и каждая тень могли оказаться чем-то большим, чем просто игрой воображения. Но Алексей больше не боялся. Или, точнее, страх отступил перед чем-то более сильным – перед жаждой увидеть её снова.
Что бы ни скрывалось за всеми этими странностями, какая бы цена ни ждала его впереди – он был готов заплатить её. Потому что впервые за всю свою серую, бесцветную жизнь он почувствовал себя по-настоящему живым.
Глава 4. Путь в бездну
Десять дней в камере
Десять суток за решёткой – это не срок, а вечность, когда каждую ночь тебя душат призраки упущенных возможностей. Александр Чупов лежал на продавленных нарах, уставившись в потрескавшийся потолок камеры, и прокручивал в голове одну и ту же мысль, как заезженную пластинку: всё из-за Гусева. Этого жалкого инженеришки, этого ничтожества, которое каким-то дьявольским образом перевернуло его жизнь вверх дном.
Жизнь, прежде стабильная и определённая, словно накатанная колея, внезапно подставила ему подножку, и он полетел кувырком в бездну. Работа – потеряна. Репутация – растоптана. Уважение коллег – превратилось в презрительные усмешки за спиной. И всё это – из-за одного человека. Из-за Гусева.
«Миллион евро, – скрипел зубами Чупов, сжимая кулаки до боли в суставах. – Чёртов миллион просто взял и испарился. Как будто его никогда и не было. А ведь я видел эти деньги своими глазами, держал в руках! Этот засранец Гусев как-то связан с пропажей, я чувствую нутром. У него были сообщники, должны были быть. Простой инженер не может творить такие вещи».
Хуже всего было другое – унижение. Липкое, тошнотворное чувство собственного ничтожества. Какой-то мошенник, какая-то мелкая сошка вдруг великодушно «прощает» ему миллион. Словно он, Александр Чупов, бывший следователь, человек закона – теперь всего лишь пешка в чужой игре. Его изрядно измяли, пожевали и выплюнули. А государство, которому он честно отдал лучшие годы, без колебаний выбросило его, как сломанный инструмент, как использованную вещь.
Особенно мерзким было то, как они отнеслись к его объяснениям. Никто не поверил в исчезновение денег из запечатанного сейфа. Бывшие коллеги только ухмылялись, обмениваясь многозначительными взглядами. Они считали его вором и лжецом. Его, Чупова! Человека, который отправил за решётку десятки преступников.
«Нет, – с каждым днём крепла в нём решимость, твердела, как сталь под молотом кузнеца. – Я не позволю обращаться со мной, как с выброшенной на помойку тряпкой. Я докажу всем, кто настоящий преступник. Я отомщу этому Гусеву так, что он пожалеет, что вообще родился на свет».
Чупов потягивался на нарах, разминая затёкшие мышцы, и строил планы мести. Один изощрённее и жесточе другого. Он представлял, как Гусев корчится от боли, как умоляет, как его жалкая жизнь рушится, превращаясь в руины. И с каждой новой фантазией сердце Александра наполнялось тёмной, почти сладкой радостью.
«Этот чёртов старик из бара, – вспоминал он подробности дела. – Он явно что-то знает. Может быть, он и есть связующее звено. Надо найти его, надо заставить говорить. Любыми средствами».
Встреча у ворот
Когда их с Сидоровым наконец выпустили, день выдался на редкость солнечным, почти насмешливо ярким. Они прошли через ворота изолятора, щурясь от непривычного света, и тут Чупов замер.
Через дорогу, небрежно прислонившись к блестящему новенькому джипу, стоял тот самый старик. Он выглядел так, словно ждал их здесь вечность – или знал заранее точное время их освобождения. При виде Чупова и Сидорова старик расплылся в широкой ухмылке, сунул два пальца в рот и лихо, по-пацански, засвистел.
– Намаялись, родимые? – его голос был насмешливо-сочувствующим, в нём слышались нотки, от которых кожа покрывалась мурашками. – Садитесь в тачку, съездим похаваем. Небось за решёткой кормили так, что собаки отказались бы.
Чупов хотел было возмутиться, спросить, каким образом старик узнал о времени их освобождения, но язык словно прилип к нёбу. Он обменялся с Сидоровым растерянными взглядами, и оба молча направились к джипу.
За рулём сидел бритоголовый парень с лицом, выражение которого можно было бы назвать добродушно-дебильным. Широкая улыбка обнажала крупные, неровные зубы.
– Здорово, братва! – он повернулся к ним, и Чупов заметил странную пустоту в его глазах, словно никто не был дома. – Вован меня кличут. Рад знакомству, хоть и необычному.
После краткого представления четвёрка заехала в несколько продуктовых магазинов. Старик делал покупки с размахом миллионера: вино и водка ящиками, дорогие сигареты блоками, импортный шоколад коробками, деликатесы, о которых Чупов раньше только читал в журналах. Деньги он швырял, не считая, словно это была макулатура.
– Слышь, дед, – не выдержал наконец Сидоров, наблюдая, как старик небрежно сует в корзину очередную бутылку элитного коньяка. – А чего это ты так раскошелился? У нас что, день рождения намечается?
Старик повернулся к нему, и в его глазах на мгновение блеснуло что-то хищное, почти нечеловеческое.
– Можно и так сказать, Сидорыч, – усмехнулся он. – Можно и так. День вашего нового рождения. Прежняя жизнь кончилась – началась новая. Разве не повод отметить?
Чупов почувствовал, как холодок пробежал по спине, но бесплатная выпивка, еда, перспектива хорошо провести время после кошмара изолятора – всё это перевешивало смутную тревогу.
Элитный притон
Свернув в какой-то переулок, они затормозили возле облезлого подъезда пятиэтажной хрущёвки. Поднялись на четвёртый этаж, пахло мочой и старой штукатуркой. Старик позвонил в одну из квартир – три коротких, один длинный.
Чупову с Сидоровым и раньше приходилось бывать в притонах, но тогда это были служебные проверки. Тогда они врывались с оружием наготове, надевали наручники, составляли протоколы, наблюдали презрительно-жалкую картину человеческого падения. Притоны тех лет запомнились ему грязными вертепами, воняющими потом, дешёвым алкоголем и отчаянием.
Здесь всё было по-другому.
Дверь открыла девушка лет двадцати пяти, одетая в лёгкий шёлковый халатик, из-под которого просвечивало стройное тело. Она улыбнулась им так тепло, словно встречала старых друзей.
– Проходите, проходите! Мы вас ждали.
Квартира изнутри поразила воображение. Свежий ремонт, дорогие обои с тиснением, паркет под ногами. В воздухе витал аромат дорогих духов, смешанный с запахом индийских благовоний. Это был не притон в привычном понимании – это был салон, клуб, место, где господствовал изысканный порок.
Широкоплечий парень, похожий на профессионального боксёра, принял у Чупова ящик с водкой и коробку с фруктами, учтиво, почти галантно уступив дорогу.
– Раздевайтесь, чувствуйте себя как дома, – улыбнулся он, и его улыбка была на удивление искренней.
Откуда-то из глубины квартиры вынырнула симпатичная девица в полупрозрачном топе и крошечных шортиках. Она изящно обвилась руками вокруг шеи Чупова, прижалась всем телом, и он почувствовал её жар сквозь тонкую ткань одежды.
– Я Таня, – её голос был низким, бархатным, обволакивающим. – А ты, чудесный, как тебя величать?
– Александр, – пробормотал Чупов, чувствуя, как кровь приливает к лицу.





