Скорпион

– Видите ли, милые леди, обет пред богами имеет, по писаниям, верховную ценность, а я дал таковой, когда стал частью ордена. Теперь любое касание дамской кожи для меня равносильно гибели души, прошу понять меня и простить.

– Но как же так! -Громко возмутилась доселе молчавшая вторая служанка. – Милорд, прошу, не забивайте себе голову всякой чепухой в святую ночь, Владыки даровали нам ее, чтобы отвести душу. Всего пара минут, могу гарантировать легкость и свежесть на целую ночь.

– Мы вас не разочаруем, господин.

Дамы плавно подошли к Лангерду и протянули руки. Скорпион отпрыгнул к стене и ударил по ней так, что рука застряла в каменной породе дворца, по стене пошли трещины. Скорпион вынул кулак из стены, в которой образовалось сквозное отверстие.

– Еще раз попрошу. – Глубоко вздохнул, усмиряя ярость. – Оставить меня. – Вторая служанка сжала кулаки и поднесла их к дрожащим губам, не сдержала слезу и вышла, выругавшись и махнув рукой.

– Чудесного вечера, милорд, да благословит вас Восьмерка. – Первая девушка, скрывая досаду последовала за коллегой.

– Вам того же.

– Ну почему, ну почему эти усатые свиньи об обетах не слышали, а он, видите ли, с детства на клятве. – Слышал Лангерд отдаляющийся голос расплакавшейся дамы из-за двери.

– Сука. Даже сказать нечего, голубой он что ли? – Донесся голос первой

– Нет, ну ты видела? Таким убить можно! Ну как теперь к Кшиштофу возвращаться с его гигантом в полмизинца. А ведь он еще и денег мог подкинуть.

– Да заткнись ты, и без того тошно.

Лангерд залез в лохань.

Оголенные стопы Ди Ланфаля мягко прилипали к плитке темного дворцового коридора. Сквозь щель между створками титанической двери струился лучик тусклого оранжевого света, доносилась возвышенная музыка органа и протяжный вой скрипичного оркестра. Лангерд мялся, слушая храп заснувших стражников и не решаясь прикоснуться к металлическим створкам дверей с гравировками горящих воронов Гаскойнов, его могучее тело слегка трясло в желании броситься назад за доспехами и переждать до завтра в какой-нибудь тихой корчме. Но где он мог найти в Фиерфорде тихую корчму в день Мобона? Закрыл глаза, вдохнул три раза, открыл двери рывком и быстро зашел, опустив на лицо деревянную маску кролика.

Все вышло удачнее, чем он думал. Завлеченная вихрем кадрили пьяная знать Айронленда в полутьме сквозь туман хмеля и безудержного сплетения в ритуальном танце не заметила даже трехметрового голого мужичину, старающегося по стенке пробраться и спрятаться куда-нибудь за одну из колонн.

Нагие тела людей в масках закружились в восьми хороводных кольцах. Внимание Лангерда сразу привлек один из пляшущих-молодой стройный мужчина чуть выше среднего ростом с множественными шрамами по всему телу в маске ворона с единственной прорезью на месте левой глазницы. Ворон умудрялся одновременно и не выпадать из танца и щипать за ягодицы двух нагих пышногрудых молодок в масках тигра и орла, явно довольных вниманием одноглазого. В центре каждого круга стояло по тотему, изображающему одно из первородных божеств. Карликовые древесные истуканы настолько древние, что, казалось, вот-вот рассыпятся от единственный капли пива, пролитой на их трухлявую потемневшую поверхность, обструганную явно не самым талантливым мастером, значили все для каждого человека из кругов в этот миг.

В зале было темно, и лишь свисающие с незримо высокого потолка свечи на лесках полоскали уютным осенним рыжеватым светом блестящие хмелью глаза за деревянными масками зверей. Стопы танцующих шуршали огненными осенними листьями, которыми был посыпан пол, они перемещались в строгом «пчелином» узоре танца под вой органа и плачь смычковых. От отвратительных пузатых купцов и обвисших сморщенных графинь до богоподобных молодых дев и статных лордов-каждый на балу был частью единого первородного младенческого организма, находившегося под коллективным гипнозом, пропаренного насквозь парами какого-то звериного экстаза, животного кровавого голодного счастья.

Но песнь вдруг затихла, и все присутствующие замерли, словно кто сдавил горлышко песочным часам хронологии, и песчинки в них застряли, нетерпеливо ожидая стремительного падения, которое неизбежно должно наступить в следующий миг.

Все участники действа закинули головы вверх с первым ударом барабанов, топнули со вторым. Удары постепенно ускорялись и танец с ними синхронно, под бурю громовых раскатов зал погрузился в сумасшедший хаос пляски. Все носились в броуновском движении, то крутились вокруг оси, сверкая пятками и ягодицами, то трясли головами, то били себя в грудь, то погружались в транс всеобщей однотипной гиперэмоциональной импровизации, но с первыми звуками барабанной дроби, все разбежались к стенам зала, спрятались за колоннами. Толпа сгустилась в тени у стен, Лангерд был зажат в сплошной обнаженной массе, увяз в запахе пота, листвы и ладана, растворился в ритуальном потоке. Толпа запревших, пышущих жизнью, вжавшихся друг в друга в темноте тел замерла под медленный бой барабанов.

Нежная кожа бедра молодой девы слегка тронула колено Лангерда, по его телу побежали мурашки, его тряхнуло. Девушка повернулась, на ней была деревянная маска быка, зеленые взбудораженные расслаблением глаза, казавшиеся в эту минуту таким опасным, но пленительным космосом, игриво смотрели на потерянного Скорпиона, по маленькой аккуратной покрасневшей от ударов и безудержного танца груди стекали капельки пота от утонченных ключиц до самых сосцов, по плоскому животу и изгибу бедер нежных и розоватых как пастила. Молодая леди подмигнула, на мгновение скрыв под занавесом век свою галактически-изумрудную радужку, приобняла Лангерда, нежно потерлась каштановыми волосами о его грудь.

Ди Ланфаль не знал куда себя деть, как вернуть себя в привычную темницу клятвы, как отвести от себя изумрудный дурман его случайной незнакомки. Благо, на глаза попался волосатый живот одного из лордов в маске обезьяны: огромный, покрытый серебряными волосами обвисший и закрывающий собой жалкий больной давно нерабочий сморчок старика. Любые порывы возбуждения как рукой сняло. Девушка, заметив безрезультатность своих ласк, решила зайти с козырей и потянула свои шелковые длинные пальцы вниз.

Еще секунда, и Лангерд набросился бы на обворожительную инкогнито в маске быка, забыв про десятилетия воздержания во имя обета, но барабаны затихли, и внимание дамы синхронно с глазами сотен участников ритуала захватили упавшие на горы листьев свечи. Стена пламени довела до катарсиса каждого в зале. На глаза многим навернулись слезы. Послышались ритмичные шептания молитв. Спустя несколько минут все до одного начали сдирать с себя ритуальные маски и бросать их в огонь. По очереди: Тигры, Быки, Змеи, Кабаны, Зайцы (Лангерд подкинул свою маску, поправил волосы), затем Орлы, Вороны, Лошади. Восемь богов получили свою дань, и маски дотлели вместе с огненными листьями погибающей осени.

Огонь исчез, не оставив и следа, лишь восемь старых истуканов стояли ветхими карликами, ни капельки не почернев от растворившихся океанов пламени. Слуги унесли тотемы, стали заносить в зал тяжелые лавки, затем, корячась, дубовые столы и обставлять последние таким количеством блюд с самыми диковинными яствами, что у питавшегося кабачной килькой и похлебкой с компотом на протяжении недель Лангерда закружилась голова. Нагие лорды и леди садились на лавки как ни в чем не бывало, черпали кубками вино из чанов и запивали в три горла, никто не стеснял себя рамками этикета, не сдерживал естественные в такой среди порывы и придавался безумию похоти и обжорства, иногда и того и другого сразу прямо за столом, и никого это ни сколечко не смущало.

–Сбежать, черт возьми, сбежать и куда-нибудь в глухую морозную пещеру. Туда, где можно укутать неподвижное тело в омерзительные сугробы доспехов, туда, где темнота и холод, туда, подальше от человеческой природы, от естественности и наслаждения, от отвратительной живости. Стать паутиной в углу подвала или бахромой на пыльных шторах, чем-нибудь несовместимым с душой. -Так думал Лангерд, когда потерянный в каком-то неиспробованном доселе компоте экстаза и отрицания направился к стальным дверям, пока его оголенные яйца пошатывались с каждым шагом.

– Лангерд Ди Ланфаль? В Фиерфорде? Детка, укуси меня, если я один тут вижу трехметрового голозадого качка, способного бицепсом сдавить череп быку. – Прошептал на ухо даме последнюю часть по-разбойничьи звонкий голос откуда-то из-за спины Скорпиона.

Лангерд обернулся и увидел танцора в шрамах, но уже без маски ворона. Его лицо было вытянутым, скуластым с прямым острым носом, тонким шрамом через кончик губы, большим хищным изумрудным глазом и тонкими черными бровями, расслабленно скошенными из-за приветливой улыбки, голова лысая, правильной формы. Второй глаз мужчины был прикрыт черной повязкой. На участке вокруг него, виднеющимся из-под повязки почти не было кожи, мускулистое тело было как будто изодрано дикими зверьми, но не смотря на увечья, Гаррье держался по-бандитски развязно, уверенно и даже нагло, тело его источало живость и силу. Он приобнимал за бедра прекрасную леди с аппетитными формами и рыжими кудрями, во время танца она была в маске тигра, на привлекательном лице с наивными глазами выделялись пухлые красные губы. Лангерд старался держаться приветливо, но выходило у него, прямо сказать, плохо.

– Генерал Гаррье, не надеялся поговорить до турнира, рад видеть вас в добром здравии.

– Какой большой Алик! Нет, Аличка, тебе не кажется. Он тут есть. – Резво, но нежно проговорила звонкая спутница лысого в шрамах.

– Ну, тогда укуси меня просто так. – Прикрыв глаз, сказал одноглазый полушепотом на ухо спутнице. Рыжая прошлась зубами по губе, потом приподняла голову и нежно сомкнула челюсти, оттянув кожу на плече лорда. Отпустила, остался красный след. – Лангс, ну, епт, не стой, что как неродной. Раз я тебя поймал, надо ж за встречу плеснуть, а? Ну что ты за мину скукурузил, давай ко мне, дом Гаскойн угощает!

Гаррье столкнул со скамьи старого лорда худого как мумию, отчаянно пытающегося добиться расположения полной средних лет дамы, которой сейчас явно была дороже забота куриной голени над ее вкусовыми рецепторами. Они сели втроем. Лангерд и Рыжая мадмуазель по обе стороны генерала. Одноглазый зачерпнул двумя кубками вина, протянул один Лангерду.

–И так, дорогой друг. Миледи, прошу, не сидите без дела, займитесь моей залупой, пока мы беседуем. -Дама Гаррье раздраженно закатила глаза, цокнула языком. – Ну не надо тут сцен, а. Я заплачу позже, откуда я кошелек то сейчас достану?

– Свинья ты, Алик. – Укоризненно сказала рыжая, выразительно поймав взглядом глаза Гаррье, но все же опустилась под стол. Гаскойн закрыл глаза, глубоко выдохнул и испил из кубка под характерное сопровождение подстольных звуков.

Лангерду хотелось выброситься в окно. Генерал откинул голову, закатил глаза и, казалось, совсем забыл о своем собеседнике. Рыцарь поспешил прервать неловкое молчание.

– Как настроения в Багровой армии?

– Черт возьми, Лангс, ну почему об этом, а? Такой момент портишь. Ну ладно, так-то, между нами мальчиками, мои пацаны по горло сыты Великим миром Вулиуса. Остроухим на наши пакты ссать с высокой колокольни, сучары режут и грабят только в путь, а вот мы сидим по избам и отпор им давать не стремимся, из-за того что, видите ли, убивать плёхо, а наш император-харёсий! Миледи, попрошу не чавкать, перебиваете! – Рявкнул Гаррье. – Ай, сука!

–Еще будешь выпендриваться, Аличка, с камушками откушу. – Звуки возобновились.

– А ты то как на Севере оказался? Я уж подумал сначала, что я голубец в душе, и мне по пьяни тайные фантазии «моего неизведанного я» миражом явились.

– Ваш любимый император прислал по делу к вашему не менее любимому батюшке. Какому- мне не ведомо.

– Давай не о бате, а то совсем мне момент испортишь. Ах! – Гаррье выдохнул закрыл глаза и закинул голову назад, снизу послышались смешки. Спутница генерала вылезла из-под стола, Голова рыцаря кружилась от чавканий, стонов, хлюпаний, запаха крови и пота, заполнивших зал.

– Это праздник осени, Скорпион. Так выглядит наша истинная суть! Мы твари и рабы инстинктов как и все другие животные, только в этот день мы честны с миром и не прячем наши истинные лица под маской цивилизации. Последнее, что я хочу видеть в этот день-физиономия моего безмозглого братца. – Генерал скривился, завидев гиганта с ирокезом.

– Че пиздишь, мелкий! -Мощная рука схватила Гаррье за ключицу, через мгновение Гаскойн-Младший уже оказался на спине. Грегор сел на место брата. – Это что за анаконда! Ладно, за младшим братом не донашиваю. Че, Скорпаш, не задрал этот соплежуй лысый? – Грегор за секунду осушил кубок брата и громко отрыгнул. На нем единственном в зале были привычные портки и сапоги.

– Да куда там, твое благородие. Уютно посидели.

– Ты мне то не ссы в уши, родной. Отвратительная штука все эти их показные свинства. Кабаном уметь жить – это, сука, искусство, а если ты портки стянул, членом направо-налево машешь, жрешь и девок портишь у всех на глазах, ты не кабан, а долбоеб самый обыкновенный.

– Слышь, хряк. Свинтил отсюда в темпе, мне твой циферблат противопоказано больше минуты терпеть. – Гаррье встал, прищурясь, расправил плечи, посмотрел в глаза брату, вдвое превосходящему его в размерах.

– С превеликим, погнали отсюда, Лангс! Покажу тебе реальный Мобон, а не этот стрип-цирк несчастный.

– Рад был увидеть вас, лорд Гаррье. -Сказал Скорпион, уходя.

– Взаимно, приходи поболеть завтра, хочешь поднять золотишка-ставь против меня.

– Не могу представить сколько вам предложил Мхакур.

– Да причем тут этот жалкий пройдоха-полурослик. Хочу увидеть лицо старой твари, когда он не услышит фамилию Гаскойн во время объявления победителя.