- -
- 100%
- +
– А, точно! Стоять, падла остроухая! – Было уже поздно, Оберон восстановился достаточно, чтобы обе части короля и эльфийка скрылись в его карманный мир, а на месте короля появилась его нематериальная копия, прыгнувшая в энергетический луч за стеной корней у трона.
– Плевать. Что-то я притомился. -Грегор, раненный в бок, плашмя рухнул на пол и захрапел.
– Полковник, эльфы отходят, похоже, генерал Гаскойн поверг Оберона.
– В атаку! Нельзя терять ни секунды преимущества.
– Сер, в данной ситуации разумнее было бы перегруппироваться. У них всё ещё численное преимущество. До прихода армий лорда Коннора и генерала Гаррье разумнее было бы удерживать позиции и растянуть время, войдя в следующую стадию сражения с минимальными потерями. Таков приказ главнокомандующего Германа.
– Сержант, напомните мне моё звание.
– Полковник, сер.
– А теперь скажите мне, с каких пор сержанты стали приказывать полковникам?
– Но это не мой приказ
– В отсутствие генерала, его обязанности переходят старшему по званию. Милорд отдавал приказ, не зная текущей обстановки. Ещё одно пререкание и вы будете вздернуты за измену, сержант Глик. Я ясно излагаю мысль?
– Так точно! За мной ребята, не давать спасу феям!
Имперцы погнали армии Темнолесья в глубь котлована долины. Казалось, эльфы только этого и ждали. С холмов с криками выбежали полторы сотни Айронлендцев с оторванными от пальто гербами. Мятежный полк Коннора Гаскойна и две с половиной тысячи воинов Оберона зажали в клещи восемь сотен солдат Серебряной армии.
– Я дам вам ровно минуту, лорд Коннор.
– А думаешь она у тебя есть, насекомое? Бальдур!
Тело Коннора разорвалось на две части, обнажив позвоночник и грудную клетку, Гаскойна. Недостающие части тела мгновенно регенерировали. Перед Лангердом стояли два абсолютно одинаковых рыжебородых Гаскойна, покрытых голубыми фосфорными татуировками.
– Разгар лета! – Татуировки и глаза лорда и его клона засветились салатовым. Правый Гаскойн стал прозрачным, превратившись в ледяной каркас, холодцом поддерживающий органы тела, видные через голубое желе льда. Левый Коннор стал бурлящим от огня рубиновым компотом.
Огненная модель атаковала Лангерда левым хуком, от которого Скорпион без труда уклонился. Из татуированного предплечья вырвались огненные хлысты, связавшие Скорпиона. Второй бородач пустил правой рукой в пол голубую энергетическую струю, вокруг Лангерда появились четыре прозрачные ледяные стены и начали сжиматься, спрессовывая тело Орлиного рыцаря, огненный Коннор подпрыгнул вверх, он сконцентрировал пламенный поток вокруг кулака и, ударив воздух в направлении Ди Ланфаля, запустил в скорпиона огненный поток.
– Влациус! – Ледяные стены перестали сжиматься и срослись в купол, защитивший Лангерда.
– Интересно, я могу контролировать лишь синтезируемый из моего тела лёд. Он управляет собственным, природным и даже чужими синтетическим элементами. Драться против него будет не просто. -Подумал лорд.
Клон льда приложил ладони к земле.
– Плакучая осень. Догорающий закат! – Двойник из ледяного хрусталя с внутренностями превратился в солидного буратиноподобного Коннора, состоящего из древесной коры с бородой и волосами из мха. Покрывшись древесной корой, руки лорда вросли в землю, внутри купола разрослось безлистное дерево, расколовшее его на льдинки и пытающееся пронзить Лангерда острыми ветками. Как только Орлиный рыцарь оказался вне досягаемости прутьев на него обрушился град новых атак: огненный клон отправил в него град пламенных шаров, древесный Коннор, превративший левую руку в деревянный молот, напрыгнул с ударом руки-орудия на Скорпиона.
Уклоняясь от удара, Лангерд был отброшен к стене огненным шаром, но врезаться в неё не успел. Оторванная рука с синими татуировками, из которой уже успело отрасти плечо, и левая часть груди подбросила невероятным по силе апперкотом Ди Ланфаля в воздух. Где подпрыгнувший Коннор, сложивший руки с оттопыренными пальцами в «Акулью пасть», запустил в скорпиона гигантский огненный снаряд в виде тигра. Лангерд успел защититься от заклинания, покрыв тело ледяной бронёй, но растаявшая от жара корка льда не спасла его от последующего метеоритного хука оторванной руки, впечатавшего его в землю. По приземлении Гаскойн и не думал останавливаться, он на скорости попытался ударить хай киком скорпиона, но тот поймал его ногу и бросил лорда в стену. Напрыгнувшего древесного бородача он впечатал в пол «вертушкой» в рёбра.
– Ваше время вышло, милорд. – Синяя татуированная рука с кольцом Бальдура, перебирая пальцами выбежала из зала. Лангерд отгородил себя и рыжебородого от остальных Айронлендских диверсантов ледяным барьером. Он воткнул меч в мраморный пол, сложил ладони вместе.
– Всеотец, даруй мне мощь севера. Хиё но Мемфис. – Шлем Лангерда сросся с лицом в покрытую белым опереньем желтоклювую орлиную голову со светящимися синими глазами. Доспехи цвета ночного неба стали белоснежными, а узор на них из золотого прозрачным. Вокруг его тела появились пушистые белоснежные облачка, а вокруг клинка сверлом дрели закрутился снежный вихрь.
– Криохазард! – Всё вокруг Лангерда стало покрываться коркой белого матового, непохожего на его обычный прозрачный, льда. Огненный Коннор пытался пробить брешь в барьере, но также ставший белым лёд ограждения не поддавался даже огню, в считанные мгновенья оба бородача превратились в белые ледяные статуи с застывшими гримасами ужаса на лицах.
Настроенный серьёзно Лангерд закончил бой за пару секунд. Орлиный рыцарь принял человеческую форму, перевоплощение ни капельки не сказалось на его выносливости, в отличие от Грегора, встававшего с трудом на ноги. Лангерд Кулаком разбил ледяную статую, вторую раскрошил, бросив в неё коринфский шлем одного из убитых эльфийских солдат.
– Слияние Мемфиса. Не думал, что увижу своими глазами мощнейшее из заклятий. – Сказал Щука Свенельду, отрубив голову в этот момент одному из гвардейцев Оберона.
– Заклятье кого? – Вопрошал Свенельд, протирающий от крови клинок.
– С дуба рухнул? Величайший чародей всех времен. Школы пооткрывал по всему континенту, считай, в моду колдунства ввел. Как все с его мощи прихуели, так и побежали за книжками пыхтеть и заклятья на курицах тренировать. Величайшее его творение- слияние, что-то на подобие молитвы, только ты не в стену бубнишь, а бог тебя в натуре слышит и ненадолго сливаетесь вы с ним в единое целое. Только цена высока больно.
– А я потяну, думаешь? Хоть куда мужчина сам собой, так то. – Мечтательно сказал Свенельд.
– Куда те, дубина стоеросовая. Цена за слияние-бессмертие души. Как помрешь тебе ни рая, ни мира теней, ни шанса переродиться, будешь подкормкой для мощи своего бога-покровителя.
– Ну и нахер мне эти ваши Мемфисы не упали, мне моей сабельки-во! За глаза.
– Неплохо ты его, Скорпион. Но падла выживет, его рука пробежала мимо меня, а для успешной регенерации ему и пальца хватит. -Грегор, тяжело дыша, поднялся с земли.
– Чёрт с ним. – Скорпион смущённо улыбнулся, но вдруг его лицо резко побледнело. – Грегор в сторону! Он кинулся заслонить мечом Гаскойна, но было поздно. Мощную волосатую грудь лорда пробило сверхзвуковым арбалетным болтом, за которым тянулся желто-розовый след. Сотня зверей обернулся. Его кожа побледнела, изо рта вылетела кровь.
В зал вошли шестеро. Показывающий инкрустированные бриллиантами зубы улыбкой светловолосый мужчина не сильно ниже Грегора. В бархатном цвета Тиффани камзоле до пояса с серебряным узором, под цвет камзола плаще, рапирой на поясе, черных круглых очках и золотой цепью с медальоном, на котором был орнамент в виде обнажённой двухвостой русалки в диадеме-герба великого дома Дрейк-верховных лордов Мистленда и хозяев замка Наутилус.
А позади него в свою очередь шли пятеро солдат Гаскойнов в черных масках, изрисованных огнём. Рядом с верзилой шел одноглазый мальчишка из таверны, направивший на Грегора арбалет «Хеймдаль». Паренек распался на ворон, закружившихся вихрем, когда птицы разлетелись, в той же позе что и мальчуган с тату песочных часов на пальце уже стоял во весь рост лорд Гаррье Гаскойн с каменной физиономией. Грегор упал навзничь, поднялся кое-как на четвереньки, харкнул кровью.
– Это что за нахуй, шлюха лысая?
– Здорова, Грег. Ты прости, но мы тут с Гаррье порешили, что Айронленду нужен новый лорд, который страну в карты не проиграет и не пропьёт, с живым тобой на троне наши планы, увы, не вяжутся никак. -Лорд Натаниэль Дрейк быдловато сплюнул, приподнял очки и выжег голову алыми лучами лазеров из глаз фехтующему с утомившимся Яковом деснице Оберона. -Так что, братан, давай без глупостей. Ни я, ни тем более Гаррье против тебя ничего не имеем, все лишь во благо империи. Не парься всё будет быстро, ничего не почувствуешь, я гарантирую.
– Слышь, клоун, вы одной детальки не учли, революционеры хуевы. Я ваш голубиный дуэт могу хоть сейчас одним ударом распидорасить. -Глаза Грегора заискрили молниями, Натаниэль положил руку на рукоять рапиры на поясе.
– А давай. – Дрейк улыбался бриллиантовыми зубами. Скорпион рванул к Дрейку, встал между ним и Грегором, выставил клинок вперед.
– Вы не тронете его, милорд, пока жив я.
– Полегче, Скорпиоша, негоже столь праведному рыцарю поднимать клинок на слугу императора. -Натаниэль медленно кончиком пальца отвел в сторону клинок Лангерда, все время улыбаясь сверкающими зубами.
– Единственное, что важнее клятвы для меня-жизнь дорогого человека, лорд Натан. Вам меня не понять.
– Выбирай слова осторожнее, бастард. – Лоб лорда Дрейка покрылся паутиной вен, улыбка растянулась еще сильнее. сквозь темные стекла очков стали видны два красных огонька.
– Лангерд, стой. Все назад. Это дела семейные. Если тебе, долбоебина лысая, какой-то сраный стул важнее меня. Так тому и быть. Что ни сделаешь, чтобы побаловать любимого братика. – Грегор сел на колени, склонив голову перед братом. На Гаррье не было лица. – И это что получается, я этого болвана Крига что ли за зря порешил?
– Эта тварь нам мешала в другом деле, пришлось убить двух зайцев одновременно. – Сказал одноглазый генерал, голос Гаскойна-младшего дрожал.
– Да у меня уже нет сил удивляться. Я твой. – Грегор закрыл глаза, но через мгновение воскликнул, вскочив. – А, стоп, нахуй! Раз у вас тут такая гуманная, клиенто, сука, ориентированная экзекуция, моя последняя воля. – Натаниэль усмехнулся. – Вы, месье, меня весьма удивили, так что слушайте, будьте так добры, внимательно. Во-первых, моего кента-Скорпиона и остальных не трогать, суки! Пускай по домам звездуют, они не причём и нихуя никому не скажут. Второе, чтоб с батькиной головы волос не упал, пускай сидит у себя в чулане- чесночной блевотней захлёбывается, спицами вяжет, но, чтобы умер в своей постели с кружкой чая и шлюхой на сморщенном члене не раньше, чем в девяноста. И, в-третьих, если ты, одноглазое чучело, хоть пальцем тронешь Альберта, я с того света вернусь, чтобы оторвать твою безмозглую лысую башку и на рожу твою натянуть твой шоколадный глаз, чтобы с единственным настоящим его познакомить, ты понял? Я тебя спрашиваю, епта, циклопище!
– Понял. – Губы Гаррье задрожали, веко задергалось, он поднёс арбалет к виску брата.
– Это безумие, Грегор, одумайся!
– Спокойно, Лангерд, на брата я руку не подниму. Моя воля такова, не спорь с лордом.
Лангерд кивнул, сдерживая гнев и слезу.
– Нормальный ты мужик, Скорпион, развлек меня под конец деньков так, что и помирать не стыдно. Передай Урсуле, что я её до гроба любил и трахни кого-нибудь наконец-то!
– Давай, Грегор, пока меня ждешь переимей там всех демонесс как следует.
– А то, чем там еще заниматься. До встречи, брат. Надеюсь не скорой.
Гаскойн опустил голову. Арбалетный болт над его ухом неумолимо раскручивался. Гаррье не сдержался, слеза потекла по его щеке, он покраснел как осенний лист и начал задыхаться.
– Я…Я не смогу! – Гаррье истошно заорал.
– Соберись, шаг до мечты, его печень всё равно долго не протянет, ты его страдания облегчишь только. -Улыбающийся Дрейк похлопал товарища по плечу. У младшего Гаскойна проступили вены, он начал дышать часто как паровая машина.
– Люблю тебя, мелкий ты одноглазый ебень.
– Прости, прости, прости меня.-Гаррье сквозь слезы орал, надрываю глотку. – Биврёст!
Грегору наотмашь снесло голову радужным лучом. Бездыханное могучее тело упало на мраморный пол.
– Пойдём отсюда, Ди Ланфаль, мы здесь лишние. – Сказал Дрейк, удаляясь из зала. Один Гаррье остался в бесконечно-высоком тронном зале Игдрасиля. Гаскойн сидел на коленях и рыдал, уткнувшись лицом в широкую грудь брата. Отделенная с закатившимися глазами голова Грегора откатилась и смотрела на Гаррье весёлым взглядом пустых глаз с растянутой нежной улыбкой и арбалетным болтом в левом виске.
Герман сидел на стуле с высокой спинкой, покрытой шкурой кабана в своём небольшом кабинете с каменными стенами, дубовым столом, заваленным письмами и бумагами, на котором стоял рельефный канделябр и вороний череп. На стене над камином висели головы чучел разных животных от тетерева до медведя, стена напротив была закрыта книжным шкафом, на каменном полу лежала белая медвежья шкура. Дверь из тёмного дуба, напротив стена, почти полностью отведенная под большое окно. Владыка Айронленда картинно сидел напротив окна и смотрел на сгущающиеся над Полями-Стервятниками чёрные тучи.
– Входи. – Герман не повернулся к постучавшемуся слуге.
– Милорд, вести с фронта. Ваш младший брат нас предал и заключил союз с эльфами. Его мятежная дивизия и армия Темнолесья взяли солдат Серебряной армии в клещи, но силы Натаниэля Дрейка и вашего среднего сына уровняли шансы на победу. К сожалению. – Слуга помялся. – В ходе сражения ваш сын Грегор героически пал от эльфийских стрел.
– Вон. – Безэмоционально сказал старый лорд. Как только дверь за пажом закрылась, он встал, подошёл к шкафу, достал с полки «Историю великих домов Рейна» . Шкаф отъехал чуть назад. Герман слегка оттолкнул его, тот легко поддался и открылся как дверца. За шкафом была недлинная винтовая лестница, ведущую в комнату с алтарём и гобеленом с девятью богами. На алтаре стояла отрубленная засохшая красная кисть с длинными ногтями, на безымянном пальце которой красовался чёрный перстень, украшенный крупным овальным изумрудом. Грегор снял кольцо и надел его на свой длинный ссохшийся палец, он поднялся обратно в кабинет, с разбегу прыгнул в окно, когда его тело находилось в положении, параллельном земле, лорд повернулся вокруг своей оси, обернулся зеленоглазым вороном с кольцом на правой лапе и устремился в сторону верхушек таинственно стоящих на фоне серого неба деревьев Дрикилона.
Над оврагом Игдрасиля нависла тень гигантского корабля без мачт из белого дерева с зелёным полотном дирижабля вместо парусов. На мостике стоял матёрый загорелый чернобородый мужчина в треуголке с плюмажем, в длинном камзоле с золотыми эполетами поверх волосатого торса в шрамах, на ногах его пестрили цветастые панталоны, лакированный сапог был надет на левую ногу, вместо правой красовался тисовый протез. Его глаза, на один из которых нависла кудрявая чёрная прядь, источали неиссякаемую уверенность, спокойствие и задор.
– Вперёд, пацаны, Серебряные достаточно попотели, покажем эльфам как действует Платиновый флот!
– Есть, вице-адмирал Тич! – Трап корабля опустился и, разбежавшись на нём, в воздух взмыла эскадрилья кавалеристов в переливающихся зелёным серебряных доспехах верхом на мышастых пегасах. Две сотни эльфийских стрел сбили лишь пару летучих всадников, остальные со скоростью сапсанов небесной карой пикировали вниз, навострив мечи. Воздушная конница на скорости рассекала одного эльфа за другим, так, что лишь редкий боец Темнолесья успевал нанести всадникам на пегасах ответный урон.
– На посадку! Канониры заряжай! – Некогда самый разыскиваемый по всему континенту пират, ныне лорд, один из лучших стратегов имперской армии, капитан «Икара», правая рука Натана Дрейка и вице-адмирал Платинового флота Эдвард Тич словно искусный дирижёр регулировал темп мелодии кровавого оркестра, он упивался каждой секундой раскинувшегося с палубы его корабля вида сражения. – Залп! – Семнадцать Пушек по правому борту, почти приземлившейся громадины-«Икара» разразились оглушительным залпом, сопровождающимся серией взрывов, сильно проредивших отступающие войска Темнолесья. Днище «Икара» коснулось земли. – Десант, приготовиться! Бордовые вперёд! По команде Эдварда носовой трап опустился, и из пасти корабля выбежала сотня Айронлендских кавалеристов.
– Урааа! – Воспрявшие духом бойцы Серебряной армии ринулись в атаку на улепётывающие тысячи эльфов. В свою очередь всадники Гаррье ринулись на мятежников из Айронленда. Вдруг, со стороны леса показалась маленькая приближающаяся черная точка. Лорд Герман спикировал прямо в самую гущу сражения между догоняющими Серебряными и выполняющими перегруппировку Темнолесцами. По прилёте Гаскойн тут же обернулся луноликим стариком.
– Хель! Отряхивай песок, старушка, станцуем наш последний вальс. – Он стоял один перед целой армией эльфов. Позади него были остановившиеся бойцы его армий.
Кольцо Германа превратилось в гигантскую косу из чёрных костей, её лезвие было похоже на голову клювастого ибиса. У изголовья были по разные стороны лезвия два треугольных зелёных камня, имитирующих глаза. Герман запрыгнул на лезвие воткнутой мачтой в землю косы в позу орла укусил себя за палец, небольшая струйка крови потекла из его скукоженной подушечки. Он поднёс раненный палец ко рту, пригубил собственной крови.
– Прими последнюю жатву, владыка. Чи но Мемфис. Танец короля ада! -Герман принял демоническую форму из рассказа Якова. Он с двух рук замахнулся косой, сжав древко так сильно, что оружие, напитавшись энергией, засветившись зелёным огнём, выросло вдвое, коса была будто живым, вечно голодным до крови существом.
Кшешко снёс голову молодому Айронлендцу с оторванным шевроном герба и оглянулся, у него отвисла челюсть. Медленным, разрезающим пространство ударом Око над войной рассёк воздух, чем вызвал гигантскую волну зелёной энергии во весь овраг. Удар «Хели» превратил всех бегущих впереди эльфов в зелёную пыль, но самое страшное было впереди. Энергетическое лезвие разрезало Игдрасиль как колосок ржи.
Величественный белый ствол, достающий до небес пурпурной кроной, начал медленно падать на землю в противоположную от сражающихся сторону. Все бойцы замерли в ужасе. Полтысячи оставшихся в живых солдат Оберона упали на колени с выкатившимися глазами и белыми как снежное покрывало лицами. На их глазах рушился символ древнейшей на континенте цивилизации, знак вечности, бессмертия, абсолютной гегемонии детей Рейдриара на континенте, превосходства их над всеми остальными расами и самое главное- надежды и уверенности в собственном величии. Подарок эльфам от богов был уничтожен единственным ударом дряхлого старика.
Облако пыли окончательно затянуло поле битвы. В дымке сверкали полосы зелёного огня, нарезающие эльфов в салат. Воины Темнолесья даже не сопротивлялись. После пяти минут чудовищной резни облако осело и пять десятков выживших эльфов пожалели о том, что вихрь изумрудного огня не унёс их на тот свет. На их глазах тянущийся до неба столб голубой энергии- сердце Игдрасиля, мост, по которому души упокоенных эльфов добирались к своему создателю, таял на глазах и оседал в овраге дрейфующими голубыми светлячками-искорками. Айронлендцы вытянули руки с мечами к небу. Те, у кого были головные уборы, начали кидать их в воздух.
– До смерти буду пить чесночный чай, если так же научусь! Ура лорду Герману! – Орал Пентек.
– Ура! Ура! Ура! – Тысяча мужских басов беспрерывно скандировали хвалебные выкрики Гаскойну. Сам старый лорд лёг на спину у одного из корней по разные стороны от ворот Игдрасиля, ставшего теперь великим белым пнем. Он принял человеческую форму и, казалось, постарел лет на двадцать, теперь его месяц походил на голову мумии, по иссушенным щекам Германа потекла жёлтая слеза. Он был у корней абсолютно один. Ворота Божественного древа, отворились, из высоких коридоров вышли трое: Бледный как смерть шатающийся Гаррье с каменным лицом. За ним шли рыдающие Свенельд и Щука, несущие за ноги и руки огромное как скала тело «Сотни зверей», в руках Гаррье была безжизненная улыбающаяся голова Грегора, старшего сына Германа Гаскойна, законного наследника замка Фиерфорд и всего Айронленда, героя битвы в овраге Игдрасиля, убитого собственным братом.
– П…по…подойди, Гаррье. Обессилившим голосом сказал старик. -Покажи его.
Младший Гаскойн жестом приказал поднести носилки к отцу. Старый лорд приложил два дрожащих пальца к груди сына в надежде почувствовать хоть малейшую пульсацию безголового тела. Герман вознёс глаза к небу, уголки его рта обвисли, сам рот приоткрылся, но не в силах выдавить крик, сомкнулся в новь. Остатки жидкости организма засверкали слезами по лабиринту морщинистых скул.
– Почему мы любим кого-то из детей больше? Даже владыкам неведомо. Ты должен был быть дланью рассудительности, сдерживавшей его буйство, поэтому я сам приучал тебя к жизни железной рукой. Ты так похож на меня, сын, ты даже не представляешь. Грегор был другим, он мальчишка, ребенок, как и его мать, весь мир был его песочницей, а он-самым светлым и чистым строителем песочных замков. Моим мальчиком. Я надеюсь на тебя, Гаррье, но не надеюсь на твое прощение. Я всегда любил тебя меньше, и этого стыжусь. Проживи жизнь достойно, у тебя есть всё, чтобы стать лучшим лордом Айронленда за всю историю империи, я надеюсь на тебя, сынок. Прости, что именно я был твоим родителем и не вырасти чудовищем как твой отец. Кончай меня.
На лице Гаррье и мускул не дрогнул. Он подкинул вверх перстень с зелёным камнем и наставил арбалет на старого лорда.
– Храни мою кровь и память, сын. Ты-Гаскойн, не забывай.
– Я убил Грегора. – Гаррье положил голову брата на землю и стянул с пальца кольцо с изумрудом, сердце лорда Германа надорвалось после крика отчаяния. – Один! – Пропитанный ядом арбалетный болт, пронзивший застывший в ужасе глаз старого лорда насквозь, разъедал черно-зелёными пузырями кислоты месяц головы старого Германа. Гаррье снял черное кольцо Хели с пальца отца, бронзовое ожерелье в форме глаза с шеи, застегнул его на себе. Он пошел на встречу армии.
– Народ Айронленда. – Голос Гаррье разнёсся эхом по всему оврагу. – На колени перед вашим новым повелителем.
Глава 5 «Дворцы, лорды, перевороты»
Лангерд ехал по мощеной желтым кирпичом дороге вдоль канала, по которому, рассекая воду, отражающую солнце в зените, плыл высокий пожилой гондольер в шляпе с пурпурным пером и насвистывал тоскливую мелодию сквозь щели в зубах. Октавиан отцокивал рваный ритм восемью копытами по кирпичам, а Скорпион задумчиво глядел на рябь канала. Длинные нежных пастельных цветов дома тянулись вдоль гигантской паутины каналов, со стен этих сказочных жилищ часто свисали обильные виноградные грозди, а каменные заборы, их отгораживающие, были укутаны лозами.
Длинные лавки с пёстрыми навесами тянулись бесконечным кольцом вокруг центральной площади, посреди которой стоял огромный медный памятник императору Николасу VI, высокому, бородатому мужчине со «стрижкой сёрфера» под небольшой короной, в чешуйчатых доспехах, с огромным трезубцем и маленьким рогатым драконом, ласково вьющимся в окаменелом силуэте у ног застывшего императора.
В Рейнфелле можно было купить всё от пестрых экзотических фруктов, растущих в девственных джунглях, где человеку не выжить и дня до гномьего оружия, способного сокрушить небеса, диковинных животных, непохожих ни на один известный вид и первоклассных Намийских рабов, покладистых как плети и крепких как лошади.
Уличный бард, любимец публики воспевал недавный подвиг солдат при Темнолесье. Трупа бродячих артистов развлекала публику удивительными акробатическими трюками, жонглированием факелами. Бродячие художники-натурщики, раскинув палитры, соревновались в описании умопомрачительной красоты раскинувшегося перед ними вида. А любоваться было чем, по выходе с площади и после подъёма по узкой улочке, зажатой между украшенными фактурными барельефами домами первых богатеев города можно было увидеть Замок Рейнфелл, возвышающийся на многослойном торте городского сердца.
Первым коржом многослойного пирога-Жемчужины империи был Мраморный мавзолей Иеронима-гигантское белое здание с призматической крышей, украшенной статуями, изображающими восьмерых богов, поддерживаемой шестьюдесятью четырьмя мраморными рифлёными колоннами, попасть в мавзолей можно было лишь взобравшись по мраморной лестнице из двух сотен ступеней. Говаривали, что бесконечные корни крипты этого древнего здания, уходящие глубоко в землю, хранили останки первого из людей.
Вторым слоем были висячие сады Селены. Обширный зелёный лабиринт из самых причудливых растений, в центре этого зелёного клубка располагались некогда покои прославленной императрицы, где потерял голову во всех смыслах ни один заблудившийся воздыхатель. А вишенкой на торте был охристый замок с множеством шпилей, один из которых, казалось, мог бы спокойно поскрести кратеры луны. Множество мозаичных окон дворца преломляли золотые солнечные лучи.






