Государство и искусство: Опыт древних

При этом представляется знаменательным сам факт, что именно эти школы интересовались вопросами искусства, в то время как, школы, не занимавшиеся политико-правовой проблематикой, одновременно игнорировали и проблематику искусства.

Школа даосов прошла долгий путь – от негативного отношения к искусству, как явлению бесполезному и суетному, в работе основателя, Лао Цзы – до абсолютного признания общественной ценности искусства в памятниках позднего даосизма. Уже Чжуан-цзы признавал искусство необходимым для построения подлинной социальной гармонии. Эта мысль получила развитие в знаменитом своде даосской философии «Люйши Чунцю», в котором содержалась концепция построения общественной структуры и чиновничьего аппарата в соответствии с принципами музыкальной гармонии. Это тем более интересное обстоятельство, что аналогичная (хотя и несопоставимо менее развитая) теория будет разработана в Европе только в эпоху Возрождения (в «Шести книгах о государстве» Жана Бодена). Фактически, в указанном даосском памятнике, законам музыкальной гармонии придаётся то же значение, которое европейские мыслители придавали принципам естественного права. Авторы свода признают органическую связь между состоянием искусства и состоянием государства. Они требуют наличия обязательного художественного образования у правителя государства.

Школа конфуцианцев, в отличие от даосов, изначально пришла к пониманию положительной социальной роли искусства, и на этой основе пришла к формулированию теоретических концепций принципиальной важности. Основатель школы, Конфуций, как известно, придавал ритуалу значение основного социального регулятора. И, поскольку ритуалы всегда носили в себе важную эстетическую составляющую, неизбежным было понимание конфуцианцами органической связи между эстетической и социальной нормативностью. В связи с этим мыслитель ратовал за обязательное изучение искусств аристократами и признавал прямое соответствие между состоянием искусства и общественной жизни. Другой классик конфуцианства, Сюнь-цзы, прямо трактовал искусство, как регулятивную систему, равнозначную в своём значении ритуалу и закону. Ему же удалось выделить социальные функции искусства: регулятивную функцию, функцию социальной стратификации, функцию формирования необходимых эмоциональных состояний, утилитарную функцию, функцию охраны (общей) добродетели, нравственно-ориентирующую функцию, функцию прославления и поддержания добродетельности правителя, функцию услаждения органов чувств правителя. Значение искусства в общественном регулировании понимал и третий крупный конфуцианец – Мэн-цзы. Он, в отличие от предшественников, трактовавших искусство, как достояние, главным образом, правящего класса, рассматривал его (чуть ли не впервые в истории общественной мысли) как общенародное достояние. В конфуцианской исторической хронике «Цзо Чжуань» также проводилась мысль о взаимообусловленности художественной и социальной гармонии. А в знаменитом конфуцианском своде «Ли цзы», разъясняющем смысл и последовательность ритуалов, содержится концептуальное понимание социального регулирования, как совокупности систем морально-религиозного, эстетического, политического и правового регулирования. В этом же источнике в предельно чёткой форме излагается концепция соотношения между состоянием государства, состоянием музыки, состоянием управления и настроением народа. Кроме того, приводится чёткая концепция бытия социальной гармонии в соответствии с музыкальной гармонией. В этой концепции каждому из пяти тонов китайской пентатонической гаммы соответствует некоторый социальный институт, причём расстройство тона неизбежно влечёт за собой негативные последствия, как эстетического, так и социально-политического порядка. Более того, согласно «Ли цзы» политическая практика основывается на политической теории. Та, в свою очередь основывается на музыкальной теории. В основе последней лежит акустическая система. А она базируется на природных началах.

В отличие от предыдущих школ, моисты оценивали политическую роль искусства резко отрицательно. Исходя из чисто экономического подхода к жизненным ценностям, они видела в искусстве лишь расточительство. А, поскольку, моисты принципиально отрицали всё, чему симпатизировали конфуцианцы, отрицали они и ритуал, вместе с его художественной составляющей. Аналогичную позицию заняли легисты. Поскольку искусство очевидно не входит в предписанный ими народу круг занятий – земледелие и война – оно излишне, и лишь «способствует распущенности нравов».