Неформат

Глава

12

Vivat Akademia! Vivant Professores!

Как я уже писал, преподавательский состав нашего вуза был не только авторитетен, профессионален и уважаем, но и очень интересен нам, студентам, в чисто человеческом плане.

Начну с нашего декана, Евгения Александровича Халезова.

Как большинству из нас, студентов математического факультета, казалось, лучшего декана невозможно даже было придумать. Один мой вузовский друг, Игорь Ильинский, говорил про Евгения Александровича словами Лермонтова: «…слуга царю, отец солдатам». Это была высшая похвала в его устах, обычно скептических и даже саркастических.

Лекции и семинарские занятия Халезова по предмету «Высшая алгебра» я и до сих пор считаю образцом методики преподавания предмета: всё там было продумано, изложено, оформлено на доске идеальным образом. Будучи сам элегантным, аккуратным, подтянутым мужчиной (бывшим фронтовиком!), он в том же духе подавал и свой предмет. Не понять что-либо в его лекциях было, по-моему, просто невозможно: всё доходчиво, в среднем темпе, логично, наглядно, очень аккуратно и просто красиво. Он любил свой предмет и заражал этой любовью студентов. Редкий педагог, лекции которого наши студенты не «закалывали» – и не просто из-за того, что лекцию ведёт глава факультета -, а по причине красоты и понятности изложения материала, по симпатии к педагогу, по глубокому уважению к его личности и высокому профессионализму. У него был очень приятный для моего слуха вариант «волжского акцента»: небольшое, и не нарочитое выделение безударных гласных, особенно звука «о». В наших местах, как известно, этот диалект очень распространён, хотя уже тогда многие ивановцы старались искоренить фирменное «оканье», заменяя его московским диалектом, на котором вещало радио и телевидение Москвы.

Если у кого-то из нас возникали проблемы с учёбой, от внимания Евгения Александровича это не ускользало. Он никогда никого не «распекал», он вызывал студента к себе в деканат на приватную беседу, что-то подсказывал – и всё это не обидно, мудро, по-отечески. А вот насчёт крупных проблем разговор шёл уже более суровый, прямой, хотя и корректный. Неделикатности в общении со студентами он себе не позволял никогда. Мы все его любили и часто вспоминаем в разговорах между собой.

Что для меня особенно дорого, так это почти полное совпадение характеров и методов преподавания и воспитания у моей первой учительницы Веры Васильевны Галкиной в 37-й школе и у нашего декана в ИГПИ, Евгения Александровича Халезова. Мне очень повезло в этом. Огромное им спасибо.

Совершенно противоположной Халезову личностью и абсолютно иной манерой преподавания обладал наш не менее любимый преподаватель математического анализа – Григорий Наумович Золотарёв, колоритнейшая личность. Он глубоко знал свой предмет, но чересчур им увлекался на лекциях. Помнится, перед первым занятием по матанализу наши самые старательные студентки – Ира Яблокова, Лера Евстигнеева и другие наши

потенциальные отличницы – уселись в первом ряду, подобно буратинам, чтобы, не дай Бог, что-то упустить или не расслышать. Наиболее же спокойные и любящие поболтать на лекциях студентки сели ближе к центру аудитории. Мужская часть группы – все пятеро – по привычке расположились на последнем ряду, чтобы в случае скуки сыграть в «балду», «морской бой» (только на бесконечном пространстве – на плоскости, на развёртке цилиндра или тора – «математической баранки»). Ну, сейчас что-то начнётся…

Минут через пять после звонка на вторую пару занятий, когда студиозусы начали понемногу томиться, расслабляться и шуметь, в аудиторию буквально влетел легендарный, но пока ещё не знакомый нам Григорий Наумович Золотарёв – доцент кафедры математического анализа! Один академический час в вузе длится 50 минут. Отдаю должное деликатности, воспитанности и любви к науке нашим девушкам с первого ряда столов. А главное, они проявили самоотречение и удивительную увёртливость во время этого часа. Григорий Наумович обладал буквально бешеной энергетикой, неудержимым темпераментом и явным намерением сказать всё и сразу, причём обращался он даже не ко всей аудитории, а проявлял, так сказать, «индивидуальный подход к личности студента». Это я сейчас поясню отдельно.

Шокировал публику он на первых же секундах той незабываемой нашей первой с ним «очной ставки». Ураганно влетев в помещение, наш доцент скинул с себя пиджак и бросил его в направлении собственного стула. И хотя в целом он промахнулся, но краем своего новенького пиджака всё же зацепился за спинку стула, и пиджак этот, как дрессированный, чудом повис на самом его краю, провисев таким образом всю лекцию. Это был настоящий цирковой трюк – куда там товарищу Саахову с его фуражкой и самому Шурику с его иголкой! После этого с Золотарёва просто глаз не сводили. Вот как надо привлекать внимание к себе и к своему предмету в начале лекции!

Не обращая внимания на небольшой беспорядок в собственном туалете, Григорий Наумович одним прыжком подскочил к доске и наискось начертал там неразборчивыми буквами пару слов, причём пропуски он делал не только между словами, но и между буквами этих слов – просто по наитию. Чтобы мы не очень сомневались, в чём тут суть (а может, и фокус), он громогласно прочитал начертанное им на видавшей виды доске: «Математический анализ»!!!

«Ааааа! – вслух радостно и облегчённо отреагировала на эту «увертюру» наша самая продвинутая и не перегруженная излишней сдержанностью Ира Яблокова. – Так это же матанализ!»

Но Ира рано радовалась своей догадливости: к ней буквально метнулся доцент Г.Н.Золотарёв. Домчавшись до неё почти вплотную (жаль, стол их разделил-таки), он радостно возопил прямо ей в лицо: «Именно! Матанализ, и ничто иное!!! Так себе и запишите!». Мы записали нормальными буквами: повторить золотарёвскую клинопись было просто невозможно – для этого понадобился бы отдельный учебный предмет. Впрочем, «дешифровке» его надписей на доске мы научились на удивление быстро!

Кстати, о первой лекции. После перемены, на начало второго академического часа, в аудитории произошли существенные изменения в расположении студентов по столам: на первом ряду вообще никого не осталось, а геометрический рисунок оставшегося нашего поголовья при виде сверху изображал параболу с вершиной у дальней стенки. Внезапно (как говорила Лера Евстигнеева, «прыжком кенгуру») Григорий Наумович подскочить от доски уже ни к кому не мог – далековато прыгать. Тогда он подключил другой свой излюбленный метод донесения учебного материала непосредственно конкретному зазевавшемуся студенту. Григорий Наумович тихо-мирно шёл вдоль стены, солидно излагая свои мысли – и вдруг, после какой-то выкладки, он резко подскакивал к ближайшему студенту и, наклонившись к нему, громко вскрикивал: « Ведь так?? Ведь правильно??!!» Ошарашенный студент преданно смотрел Золотарёву в лицо, на котором в бешеном темпе вращались чёрные глаза-маслины, и истово поддакивал. Этого преподавателю было пока достаточно: все опять убедились, что спокойно поспать на лекции никому не удастся. Нам же, сидящим на последнем ряду, было относительно спокойно. Постепенно всё утряслось, каждый уже знал свой манёвр. «Привычка свыше нам дана…», как сказал великий русский поэт.

Года через два мы оказались вместе с Г.Н.Золотаревым на Рубском озере.

Там была у нашего института прекрасная база отдыха студентов и преподавателей. Григорий Наумович не раз и не два беседовал там со мной о моём будущем: «Коля, вот вы много уделяете времени художественной самодеятельности, у вас там всё прекрасно получается, я и сам всегда хожу на эти ваши выступления. Но ведь это не профессия, понимаете? Скажу прямо: я хотел бы видеть вас аспирантом на кафедре матанализа. Этот предмет – ваш, я вижу. Но и вы должны больше уделять ему внимания, изучать его шире и глубже. Вашим научным руководителем могу быть я. Вы немного запустили занятия, я знаю, но это не критично. Ещё два года учёбы в вузе, а за это время мы вам поможем как следует подготовиться к поступлению в аспирантуру. Как видите, программистов мы не имеем возможности готовить, но научная база у нас сильная. Ваша склонность к матанализу для меня очевидна, способности тоже. Вам не хватает только времени на то, чтобы им заниматься в полной мере. Подумайте об этом – это очень серьёзный момент в вашей жизни».

Те разговоры на идиллическом бережку Рубского озера прохладным летом 1971-го года я никогда не забывал. Спасибо вам, Григорий Наумович, и низкий поклон в небеса. Но сама судьба не дала мне тогда выбора…

Яркие воспоминания остались и о доценте кафедры аналитической геометрии – Ие Серегеевне Евстигнеевой – одного из немногих наших преподавателей, кого наряду с Е.А. Халезовым можно отнести к тем педагогам, какими мы их представляли при поступлении в вуз: компетентность, спокойствие, концентрация, методичность и серьёзность, доступность материала при всей его сложности.

Эти качества Ии Сергеевны соседствовали с незаурядным чувством юмора, которое, как известно, способно сгладить возникающие в ходе работы небольшие трения между педагогом и студентами. Впрочем, и просто пошутить к месту она тоже любила и умела. Поэтому студенты не только глубоко уважали Ию Сергеевну, но прислушивались к каждому её слову.

Почти у каждого из наших преподавателей была своя особенность, «фишка». В аналитической геометрии часто употребляются вспомогательные символы. Так вот, слово «штрих» она произносила по-немецки: «штрихь». Лично мне, изучавшему в школе немецкий язык, это казалось вполне нормальным и даже обычным. Прочие же студенты, не изучавшие немецкий, не могли к этому долго привыкнуть. Только через месяц никто уже на этот пустяк не обращал внимания – мол, «фишка» такая у педагога. Но вот – не забывается. Лично мне это казалось симпатичным.

Её дочь, Лера Евстигнеева, была нашей старостой – её все уважали и любили. Ну и, конечно, слушались, потому что она всегда говорила «по делу», пропуская всякие мелочи, и умела, как и её мама, подключить юмор в нужный момент. Похвастаюсь тем, что мы были с Лерой в настоящих дружеских отношениях – это, возможно, оттого, что я и она – мы читали почти одни и те же книги, оба были весёлыми и любили пошутить. А вот по части дисциплины наши взгляды не всегда совпадали. Тогда она отводила меня на перемене в сторонку и спокойно объясняла, над чем мне стоит подумать в своём поведении, особенно по части регулярных пропусков первой пары занятий. Я, действительно, ложился спать поздно: ночью самые интересные радиопередачи. К тому же я оказался 100%-ной «совой», а с природой бороться вдвойне трудно. Кое в чём Лера со мной согласилась и пошла на роскошный компромисс: 2\3 моих пропусков она не отмечает, а остальные – отмечает, если речь идёт о важных, сугубо математических предметах. Я же, со своей стороны, обязался изо всех сил помогать нашей группе в художественной самодеятельности и КВН. Обе стороны это устроило на все сто. И ещё я пообещал ей, как родной маме, учиться без троек, чтобы ей за меня лишний раз не заступаться. Это требовало от меня иногда нешуточных усилий, особенно по физкультуре.

А сейчас речь пойдёт о Галине Александровне Горевой. С виду спокойная и даже чуточку как бы стеснительная, но при этом по-честному строгая, она отлично преподавала тот же матанализ – он шёл у нас 3 курса, и потому преподаватели менялись. Галина Александровна была из той небольшой когорты преподавателей, кто в учебном семестре спрашивал и давал «на всю катушку», а на экзамене становился гораздо мягче. Здесь она уже не «строжничала», была справедлива и снисходительна к мелким ошибкам. На экзаменах Галины Александровны троечники часто получали четвёрки, а четвёрочники – пятёрки, причём заслуженные! Она была «наш Суворов»: тяжело в учении – легко в бою. Для молодого педагога такой метод – исключительная редкость! Мы очень уважали её и любили.

И опять же похвастаюсь: я и моя жена Ирина (учившаяся у неё же курсом позже) до сих пор поддерживаем с нею дружеские отношения. Пока два года назад Галина Александровна не уехала к дочери и внукам в США, она неизменно приходила на концерты «Меридиана». Для меня это было дорого. Теперь мы можем общаться только в социальных сетях.

Много было у нас интересных преподавателей – пожилых и молодых, сильных и не очень. Обо всех не напишешь, но и забыть никого из них невозможно. Спасибо вам, дорогие наши преподаватели – и живые, и ушедшие. Мы помним о вас, мы благодарны вам!

Глава 13

Хорошо всего хотеть!

Напомню, что, поступая в пединститут на отделение программирования, я собирался получить перспективную профессию программиста. На оргсобрании студентов и преподавателей в начале 1-ого курса нам было обещано, что вскоре наш вуз будет оснащён техникой, необходимой для обучения этой профессии. В течение 1-ого курса наряду с общематематической подготовкой мы изучали предметы, непосредственно относящиеся к программированию. Однако в начале 2-ого курса стало ясно, что никакой обещанной техники нет и не ожидается, поэтому на повестке дня оставалась только вторая заявленная специальность – учитель математики средней школы. Поскольку всё лето между 1 и 2-м курсом я работал с детьми в пионерском лагере на Рубском озере, и мне это нравилось, то теперь профессия учителя меня не пугала. Но и не особенно привлекала.

А между тем в вузе только что был создан факультет общественных профессий (ФОП). Здесь были кружки по интересам. Это и хор, и танцевальный коллектив, и шахматный кружок, и даже поэтический студенческий театр. И центр тяжести моих интересов естественным образом переместился в сторону ФОПа. Мне захотелось участвовать сразу везде. Разумеется, я не забывал и об учёбе, поскольку от её результатов зависела стипендия.

Теперь по порядку. Хор привлекал меня не только возможностью многоголосного пения, но и общением с многочисленными новыми друзьями. Именно здесь укрепилась моя дружба с Володей Комаровым, а через год произошло знакомство с Надей Финкель, в будущем – женой Володи. Я даже был шафером на их свадьбе. С тех пор Надя и Володя – мои ближайшие друзья и друзья моей семьи, думаю, до конца дней. О нашей дружбе можно написать роман. Но я приведу здесь один только случай.

Я уже был в «Меридиане», собирался на очередные гастроли – и тут позорнейшим образом забыл в продуктовом магазине концертную гитару, а вспомнил об этом только на другой день. Гитара бесследно пропала. По причине тогдашнего тотального дефицита купить другую гитару было просто невозможно. Что делать???

Случайно об этом стало известно Комаровым. Незадолго до этого они вернулись из Алжира после 4-летней работы и привезли оттуда фирменную профессиональную гитару. Через час Володя привёз её к нам домой и без лишних слов и эффектов просто подарил мне: «Тебе она нужнее…» Стоит ли говорить о том, что Володя и Надя наотрез отказались взять за эту потрясающую гитару какие-либо деньги.

Согласитесь, немного найдётся людей, способных на такой поступок, тем более в тогдашних условиях. К тому же, Володя сам – прекрасный гитарист. Кстати, где-то через полгода мне повезло купить в ГУМе немецкую шестиструнную гитару «Музима», чтобы подарить ее Володе. Обе гитары и сейчас в рабочем состоянии, мы с Володей играем на них, когда всей нашей дружеской компанией собираемся вместе.

Но вернемся рассказу о ФОПе. Хором руководила выпускница Ленинградского института культуры Марина Сергеевна Савченко. В заидеалогизированной стране она взяла за основу нашего репертуара мировую хоровую классику, сложную и невероятно красивую: И.С.Бах, С.Танеев, итальянские классические песни… Находясь внутри хора, мы получали неведомые ранее ощущения полёта и неземной красоты. Я помню, при исполнении «Miserere» итальянского композитора ХVII века Ф.Лотти у меня на глаза наворачивались слёзы – вот такую величественную и красивую музыку мы пели, не понимая по-латыни почти ничего… Это был большой и полный хор (от сопрано до басов). Слитность голосов была удивительной! Не случайно наш хор в те годы неизменно занимал в городской «Студенческой весне» первые места среди хоров.

Марина Сергеевна, зная, что у меня баритон, (а баритонов и без меня было достаточно) просила меня в хоре петь басовые партии, басов явно не хватало. Главный наш бас (кажется, его звали Володя С.), к сожалению, часто «съезжал» на основную мелодию. И по заданию дирижёра я пел, пусть и негромко, в самое Володино ухо, его басовую партию – а уж он выдавал её на все 100. И хор звучал насыщенно, музыкально и проникновенно. Да разве из такого коллектива уйдёшь!