Жажда. Тёмная душа
- -
- 100%
- +
– Какой?
– Ты знаешь Ивановского?
Витька кивнул. Речь шла о Грише, бывшем механике Гортранса. После войны его c семьей и еще десятком человек привел Толик. Эти люди не желали вступать в банды, а искали мирной жизни. Обезлюдевшему Миду как раз требовались рабочие руки, и их безоговорочно приняли.
– До Катастрофы он бы химиком. – сказал Опер.
Витька этого не знал. С Гришей они не особо много общались, так перекидывались дежурными фразами. Днем Витька пропадал в поле, вечерами наведывался в Гарднер. Когда возвращался, падал с ног от усталости. Ему не было дела до костей в чужих шкафах.
– Ивановский давно вынашивал идею построить собственное производство, даже обращался к Суворову, но тот не послушал. Суворов был тупой, это его и погубило. Если мы хотим получить независимость от Кремля, не должны повторять его ошибок.
– Что за технология?
У Витьки сердце заколотилось от волнения. Он давно ощущал себя на отколовшейся льдине, плывущей в неизвестность, но сейчас, на горизонте, вдруг показался яркий свет надежды, подобно тому, что круглосуточно горел на вершине Мида в память о погибших героях.
– Эта информация совершенно секретна. За разглашение – расстрел.
– Понятно.
В кабинет вошли Гриша и Бизон. Оба кивнули Витьке заговорщицки.
– Григорий, расскажи ему, – попросил Опер. – Я во всей этой химической галиматье мало смыслю.
Гриша кивнул и подошел к висевшей на стене доске, которая уже была исписана какими-то химическими символами.
– Для начала давайте еще раз с азов. Кислород – сильный природный окислитель, который, вступая в реакцию с другими элементами, образует ковалентные химические связи. Если совсем просто – его атомы цепляются к другим атомам, как липучки, в результате появляется новое вещество, называемое оксид. Вода – самый распространенный оксид в мире, оксид водорода – Н20, – Гриша указал на формулу и сделал паузу, наблюдая за реакцией собеседников. Опер и Бизон, которым прежде уже приходилось слушать это, выглядели безучастно, а вот Витька, наоборот, оставался внимателен, старался не упускать деталей. Гриша продолжил, смотря прямо на него. – Именно реакция окисления кислородом водорода происходит в водоустановках Кремля. Реакция относительно простая, основная сложность в добыче сырья – водорода и кислорода. Самый наименее трудозатратный способ их получения – электролиз темной воды, что Кремль и делает, а это требует очень много электроэнергии…
– И топлива для генераторов, – добавил Витька.
Гриша кивнул.
– Есть способ получить воду без использования электроэнергии, – он сделал многозначительную паузу и снова обратился к доске, где в центре была написана буква «S», от нее исходили четыре линии, ведущие к буквам «O». – Чем больше кислородных связей, тем выше токсичные свойства молекулы. К примеру оксид серы SO2 – относительно безопасный газ, каждый вдыхал его при горении спички. Высший оксид SO3 – это уже кислотная жидкость, едкая и опасная, а SO4 – не что иное, как сульфат, который при соединении с водородом образует одну из самых едких химических соединений – Н2SO4. По своим свойствам серная кислота уникальна тем, что способна отнимать воду у органических веществ. Если ее смешать со спиртом, мы получим эфир и чистую воду, которые без особых проблем можно отделить друг от друга. Но это не все, внутри серной кислоты уже есть строительные кирпичики воды, их можно извлечь, и в этом поможет еще одно уникальное свойство серной кислоты – ее реакции с металлами. Если смешать концентрированную серную кислоту с медью, алюминием, кальцием или железом, на выходе получаем обычный сульфат и воду! Разделяем их и вуаля. Вот так просто.
– И не нужны генераторы, не нужно топливо, – добавил Опер духоподъемно.
Витька призадумался.
– Но какое-то оборудование все равно потребуется, – предположил он с осторожностью.
– Безусловно, – подтвердил Гриша. – Емкости, фильтры, циклоны, теплообменники. Я уже нарисовал схему и знаю, где все достать.
– А я знаю, где достать медь и алюминий в любых количествах, – сказал Бизон.
Витька покивал. Ничего из перечисленного не цениться на рынке, вот и лежит в закромах металлобаз нетронутым.
– Окей, а где достать серную кислоту?
Гриша победно вскинул брови. Его лицо засияло от радости – наконец он стал полезным по-настоящему.
– Во время учебы в МГУ я подрабатывал технологом на химзаводе в районе Авиамоторной, там производили серную кислоту. Как раз перед Катастрофой на складе скопилось несколько десятков тонн для отправки одному клиенту. Кислоту успели погрузить в железнодорожные цистерны, но те так и остались стоять на путях рядом с заводом.
– Ты уверен, что кислота не разъела стенки цистерн? – спросил Витька. – Столько лет прошло.
– Цистерны сделаны из специального сплава с защитным покрытием изнутри. Оно и за полвека не расплавится.
– Надо съездить и проверить.
– Уже, – сказал Опер. – Бизон был там на днях вместе…, – он прервался. – С Семой.
– Цистерны на месте, – подтвердил Бизон. – Взяли пробы, Гриша проверил, кислота в порядке.
До Витьки дошло, почему ему все это рассказывают. На его месте должен был быть Сема. Вот почему они поехали за движком на день позже запланированного – Сема ездил с Бизоном на Авиамоторную.
– Никто, кроме людей в этом кабинете, не знает об этом, и так должно оставаться до момента, пока мы не запустим производство, – объяснил Опер. – Кремль не должен узнать, что у него появится конкурент, иначе на нас спустят гвардию.
– Один раз они уже обломали зубы, – Бизон посмотрел на стол Бати и кивнул.
– Вода – это электричество и тепло в наши квартиры, это полноценное питание и уверенность в безопасности наших границ, – сказал Опер. – Мы слишком долго ошивались на окраине, нас унижали, с нами не считались. Этому придет конец. Мы установим ту цену, которую захотим, и они будут платить. Если хотят жить, будут платить.
– Точно, – Бизон многократно кивнул. – Создадим свою империю.
– Подождите-подождите, у нас пока нет ничего, – возмутился Витька. Все уставились на него с нескрываемым негодованием. – Я вижу только формулы на доске и рассказ о том, как все будет круто. А если не выгорит? Если ты ошибся, и реакция не сработает? А вдруг на выходе получится темная вода? Или я что один задаюсь этими вопросами?
Ивановский достал из сумки на плече стеклянную колбу, поставил на стол – подобные Витька видел в лаборатории профессора в Королеве. Внутри бултыхалась мутная жидкость.
– За основу взял пробы кислоты, которые принес Бизон, и обычные медные провода.
– Значит, это…, – Витька запнулся, так и не решившись выговорить слово из четырех букв.
Гриша кивнул. Витька открыл крышку, глотнул. Вкус показался ему вяжущим, с кислинкой.
– Реакция была грязной – в бочке оставалась пыль и известь, к тому же медь в проводах с примесями. Но когда у меня будет нужное оборудование, я смогу выдавать чистый продукт. Еще лучше, чем у Кремля.
Витька в растерянности оглядел сначала Опера, потом Бизона – оба с настороженностью ждали его реакции.
– Ты понимаешь, что это значит? – спросил его Опер.
– Первая чистая вода, полученная не в Кремле, – ответил за него Бизон.
– Это наша свобода, – добавил Гриша.
Витька звонко рассмеялся. Снова глотнул из колбы и продолжил хохотать. Происходящее казалось нереальным сном. Мид сам производит воду, больше никто не будет мучиться жаждой. Каждый получит то, о чем мечтает.
Эли…
– Сырья нам хватит по гроб жизни. Я знаю, где достать еще сотни тонн кислоты, – похвастался Гриша.
Опер взглянул на пустующий стул Бати.
– Это все благодаря им, нашим защитникам. Это вознаграждение за победу.
Ивановский зааплодировал, к нему присоединился Бизон и сам Опер. Витька тоже изобразил нечто похожее на аплодисменты, но ему мешала колба с водой в руке.
– Правое крыло заберем под производственную площадку, – Опер разложил на столе схему здания. – Григорий, ты поможешь написать инструкции, последовательность всех операций. Мы организуем производство так, чтобы ни у одного рабочего не было доступа к полному технологическому процессу. Даже у тебя. И у меня. Мы должны защититься от любого вредительства. Секрет производства воды будет принадлежать Миду и только ему.
Гриша в ответ покивал.
– Необходимо как можно скорее выйти на начальный показатель в пятьдесят литров в сутки – это минимальная норма жителей Мида.
Гриша задумался.
– Если все оборудование будет на месте, будет сырье и кислота в количестве хотя бы тонны, то…, – он почесал подбородок. – Через две недели можно будет получить первую воду.
– Слишком долго. В баке осталось двадцать литров, сегодня каждый получит по стакану, и это все. Хоть что-то мы еще можем восстановить очистной машиной, но это крохи. Продавать нам нечего, топлива осталось только на доставку оборудования и кислоты. Подумай еще раз.
Гриша снова задумался.
– Возможно, если у меня будет в помощь человек пять.
– Хоть десять.
– Если работать круглосуточно, и если не будет дополнительных проблем, то… Справлюсь дней за пять…
– За три!
– Три…, – Гриша глубоко вздохнул. – Ладно… Как можно быстрее доставьте оборудование и сырье. Я пока начну готовить цех: сделаю вентиляцию и залью бетоном фундаменты.
– Список оборудования, где и что достать – нужен через час.
– Сделаю.
Ивановский кивнул и вышел из кабинета. Опер вызвал Толика по рации.
– Сколько у нас соляры? – с ходу спросил он механика, когда тот вошел.
Толик ответил без раздумий, словно его спросили о количестве зубов во рту:
– Сто двадцать восемь литров.
– Маловато, – Опер вздохнул. – Ты нашел технику?
– На стоянке Гортранса есть старый бензовоз, я его подлатал, ехать можно. Там же полуторатонник бортовой с краном. Резину поменял, масло свежее залил. Не подведут.
– Рассчитай соляру, чтобы хватило обоим туда и обратно, – Опер обернулся к Витьке. – Ты за оборудованием, бери с собой пару человек – придется поработать руками, скажешь им, что на продажу везем. С Акиловскими в конфликты не вступать – пусть проверяют, что везете, все равно не поймут, кому и зачем нужно это барахло. Им говоришь для своих нужд, воды в залог нет, потом вернем с процентами под мою ответственность. Пусть связываются со мной, я подтвержу. За ночь подсохнет, завтра с рассветом выезжаем. Мы с Бизоном на Автозаводскую за кислотой. К вечеру все по списку должно быть в цехе. Отнеситесь к этому максимально ответственно, второй попытки у нас не будет. От завтрашнего дня зависит судьба Мида.
Глава 5
– Мой любимый Ротозей.
– Не называй меня так, а то пожалеешь.
– Ты ничего мне не сделаешь… Ты мой мужчина.
– Да… Называй как хочешь. Я принадлежу тебе. Если с тобой что-то случится, я пущу себе пулю в рот.
– Нас не разлучит даже смерть…
Их губы сомкнулись в страстном поцелуе. Ротозей почувствовал на лице прикосновение ее мягких волос, провел носом по бархатистой коже. От Герды исходил приятный цветочный аромат, напомнивший об усеянном сочной растительностью лугу, где маленький Костя любил проводить время в детстве. Часами он валялся на траве под палящим солнцем, разглядывая узоры в облаках: гусей, коров, трактора. На соседнем поле трудился разнорабочим его алкаш-отец. Из всех живых существ, окружавших отца на протяжении его короткой жизни, он любил только своего коня по имени Буцефал. Общего у той дохлой клячи и римского скакуна имелось столько же, сколько у Кости и городских мальчишек, приезжавших в деревню на лето погостить к своим бабушкам. Они были хорошо одеты, катались на велосипедах, у каждого имелся мобильный телефон. Косте похвастаться было нечем. Вместо одежды, он носил тряпье, оставшееся от дяди Семена, младшего брата отца, повесившегося на березе лет десять тому назад. Отец пропивал всю свою крошечную зарплату, так что надеяться на покупку велосипеда или телефона мальчику не приходилось. Из собственности у Кости была только зависть – в ней он купался сполна.
Соседские бабки прозвали его Костёк-вершок – за маленький рост и талант всегда оказываться в гуще неприятностей.
«Это все твоя сука мамаша виновата, бухой тебя рожала – вот ты и вырос тупым», – говорил отец, когда пытался проучить сына за непослушание. Как там было с родами на самом деле, Костя не знал. Мать ушла, когда ему было лет пять. Все детство Костя считал, что батя ее убил, даже пытался искать могилу за домом, но не нашел. Она так никогда и не объявилась.
Маленький Костя быстро понял, что отец ничего ему в жизни не даст, поэтому решил взять судьбу в свои руки. Вскоре у будущего Ротозея было все, о чем можно мечтать мальчишке того времени: дорогие шмотки, мобильники, полные карманы денег. Свои сокровища он отнимал у богатеньких ублюдков, которые всем видом показывали, что выше него. Костя доказал им, что это не так – кулаками и кровью доказал. Накопив достаточно денег, он собирался купить мотороллер, но этой мечте не суждено было сбыться. Очередная крыса настучала на него, а ему как раз стукнуло четырнадцать – так начался его тюремный путь. В колонии для несовершеннолетних он проучил одного зазнавшегося ублюдка, да так, что тот захлебнулся собственной кровью. Срок ему увеличили, и из малолетки он вскоре попал во взрослую колонию. Ублюдков там было ещё больше, но Костян и там доказал, что не из тех, с кем стоит шутить. К двадцати годам за его плечами было два убийства, а на горизонте почти три десятилетия беспросветной тюремной романтики. Мир ненавидел его, и он отвечал ему взаимностью. Катастрофа подарила ему не только свободу, но и новые возможности. Будущий Ротозей решил для себя, что отныне будет получать все, о чем пожелает, и любой, кто встанет у него на пути – пожалеет об этом. И он получил… Выпивка, власть, деньги – все это быстро наскучило. Он осознал, что за всю свою жизнь ни разу не почувствовал настоящего женского тепла, любви и заботы. Понял, что, если только получать и не отдавать, – не сможет насытиться ни водой, ни жратвой, ни чужой кровью. Его разъедала тоска. Пока не появилась она…
– Герда. Девочка моя.
Ротозей увидел перед собой ее мертвое лицо. Зажмурился – не исчезла. Закричал. Стало холодно, рана на боку нестерпимо ныла. Вокруг сгустилась тьма – объемная, мерзкая, мертвая. В голове вспыхнули воспоминания. Черный человек в маске, тварь похожая на льва. Герда… Он убил ее… Нет… Подарившую ему воздух, чтобы дышать. За всю жизнь – единственную, любимую.
Он взревел от переполнившей через край ненависти, которая оказалась сильнее боли и слез, сильнее смерти.
Месть! Месть! Месть…
Провал.
Ротозей открыл глаза и понял, что находится в теплом сухом помещении. Где-то вдалеке журчала вода. Кто-то здесь есть, совсем рядом с ним… В натужном, сиплом дыхании было что-то до невозможности жуткое. Он перепугался настолько сильно, что потерял возможность говорить и дышать. И это существо чувствовало его страх, оно питалось им, наслаждалось каждой новой порцией.
– Не бойся, – произнес голос.
– Не могу, – процедил Ротозей.
– А сейчас?
Внезапно страх ушел. Ротозей вновь ощутил в себе силы жить, и этих сил было так много, что ему захотелось вскочить, вонзить кулаки в стену и долбить, пока не проломится. Он еще раз попытался высмотреть в темноте своего собеседника. Не удалось. Тьма – непроглядная.
– Ты кто?
– Друг, – ответил голос.
– У меня нет друзей.
– Теперь есть.
И тут до него дошло, что он не может пошевелиться – руки и ноги скованы, тело подвешено к стене. В нос ударил запах тухлятины.
– Эй, урод. Отпусти меня!
Бок пронзила острая боль. Внутри словно разгоралось пламя, сжигающее органы.
– Это прекратиться, если ты готов подчиниться.
– Готов! – выпалил он после недолгих попыток противостоять.
Боль ушла. Ротозей отдышался.
На потолке загорелась тусклая красная лампочка, освятив небольшое подвальное помещение без окон. Напротив стоял высокий человек в балахоне, лицо его скрывала чернота, за ним еще двое, рядом, на столе, лежали истерзанные тела нескольких человек. Трупов Ротозей повидал на своем веку немало, но от вида этих даже ему стало не по себе. Промелькнула мысль – если он не будет делать то, что ему говорят, окажется на этом же столе. Мысль была чужеродной, будто кто-то внедрил ее в голову и заставил поверить, что она – его собственная.
Незнакомец снял капюшон, явив на свет изуродованное лицо, покрытое наростами и вмятинами.
– Вы… Каннибалы.
Он понял, что необычного в тех телах на столе – они «приготовлены». Ротозей и сам в детстве вялил мясо в сарае, чтобы сохранялось дольше, только то было говяжье, а это человеческое. Он рассмеялся.
– Поймали… Ха-ха! Ну давайте, кто первый рискнет отрезать от меня кусок? Может быть, ты, урод? Только знай, я тебя, сука, из-под земли достану, в преисподней тебя отыщу и выпотрошу.
– Оставь свою ненависть, она тебе пригодится. У меня к тебе деловое предложение.
– Предложение?
– Нужно, чтобы ты кое-что достал для нас. Принесешь это и получишь столько воды, сколько пожелаешь.
Ротозей осмотрелся, хмыкнул.
– Что-то не вижу в вашей халупе водоустановок. Да и рожей вы не вышли, чтоб вам Кремль наливал.
– Я покажу расположение трубы. Сольешь, сколько захочешь.
– Откуда ты знаешь, где труба?
Каннибал приложил руку Ротозею ко лбу, по всему телу ощущалась вибрация, кровь будто закипела.
– Вода в тебе отзывается на мой зов. Если захочу, твоя кровь закипит и разорвет вены.
Он опустил руку, и вибрация прекратилась.
– Так мы договорились?
– Ты опоздал. Вода мне больше не нужна. Да и проживу я недолго… Так что, если не собираешься меня сожрать, отпусти. Хочу кое-что закончить…
– Ты хочешь мести. За твою Герду.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю о тебе все. И не только о тебе.
– Стрелок в черном. Как его найти?
– Сделаешь работу, и я приведу его к тебе.
– Ты его и пальцем не тронешь! Я сам это сделаю. Скажи, где он!
Откуда в нем столько сил? Еще недавно он лежал в грязи с пулей в животе и понимал, что умрет, а теперь чувствовал себя буйволом, готовым рвать и метать. Сколько прошло времени? Час? День? Месяц? Ротозей опустил взгляд – рана все еще на месте, из нее сочится черная кровь. Почему больше не больно?
Один из каннибалов поднес ему ко рту стакан с водой. Ротозей попил.
– Что я должен сделать?
Главный подошел вплотную, приложил ему руку ко лбу. Перед глазами Ротозея вспыхнул свет, появились быстросменяемые картинки. Движения объектов были рваными, затем картинки стали меняться еще быстрей, и вот он видит перед собой траншеи, дозорные посты, большое здание. Поднимается по лестницам, минует помещения один за другим. Повсюду вздохи, стоны, мольбы, смех. Люди на полу со связанными руками, плачут. В углу – неприметный ящичек. Снова вспышка, и перед глазами возникло уродливое лицо.
– Я был там… или здесь… я видел… Как ты это сделал? – Ротозей прервался, глубоко вздохнул.
– Я забрал твою боль, но могу вернуть в любой момент втрое сильней.
– Я принесу! А ты скажешь, где найти стрелка, чтобы я мог отомстить.
– У тебя мало времени.
***
– Воткнул тебе от столбняка – на всякий случай, – сказал Горский, накладывая Витьке повязку на руку. – Поболит немного, но жить будешь.
– Как он? – спросил Витька, оглянувшись на закрытую ширму.
– Уснул.
– Протяни его еще пару дней, лекарства скоро будут.
– Я не волшебник, а всего лишь лор.
– Пожалуйста.
Горский вздохнул.
– Утром сделаю ему еще дренаж. Поищу на верхних этажах старые аптечки, может, хотя бы ибупрофен остался.
– Спасибо.
Этим вечером вместе с крохотной нормой воды каждый мидовец получил по тюбику супа. Несколько десятков коробок с космической едой Витька привез со склада профессора в Королеве. Суп на вкус напоминал кислую вяжущую жижу, однако главное, что там была вода.
У бака случился скандал. Арарат потребовал выдать своим дочерям больше воды. Антонина Ивановна убеждала его, что всю воду распределила поровну, но разъяренный армянин совершенно обезумел от жажды. Грозился вскрыть бак, кричал о несправедливом отношении к его семье, о заговоре Опера против мидовцев. Угомонили Арарата силами нескольких мужиков, Горский воткнул ему успокоительное и отправил домой спать.
Отужинав в компании Толика и Гриши, Витька отправился к себе. Хотелось пить. Человек привыкает ко всему, но к жажде привыкнуть невозможно. Она врастает в сознание, как раковая опухоль, отравляет мысли, заставляет совершать необдуманные поступки. Каждый борется с ней по-своему: одни читают книги, другие ударяются в работу. Ну а Витька думает об Эли.
Он остановился у окна, вгляделся в ночную гладь безжизненного города. Как бы ему хотелось сейчас обнять ее, прижать к себе и не отпускать. Узнать бы, о чем она думает. Наверняка скучает и надеется, что он придет за ней.
В тонком ореоле свечного света, отраженного от стекла, он увидел самого себя.
– Что бы я ни делал, как бы не старался, у меня ничего не выходит. Я не знаю, как спасти тебя…
Витька стукнул по отражению. Стекло покрылось трещинами, один из треугольных осколков вывалился наружу.
Может, Опер прав, и Витька нарушил приказ только из мести? Однозначного ответа не было. И это пугало. За прошедшие полгода желание вернуть Эли превратилось в навязчивую идею. Витька все чаще терял над собой контроль, шел напролом, закрывая глаза на любые преграды и последствия. По невероятному стечению обстоятельств он раз за разом оставался невредимым, словно вокруг него образовался прозрачный пузырь, защищавший от пуль и проклятий. Дуракам везет, как говорила Тетя Оля, описывая литературных героев, которые с тремя извилинами в голове побеждали злодеев и спасали любимую девушку. Их оружием были любовь и бесстрашие. Но это в сказках. В реальности Витькина страсть и эгоизм приводят только к страданиям других людей. Он знал это, но все равно позволил Ромке пойти с вместе с ним. И теперь напарник при смерти. Из-за своей упертости Витька потерял эту чертову воду, и на грани смерти оказались уже все мидовцы. Может быть пора остановиться, задуматься? Очевидно его жалкие попытки вызволить Эли силой провалились. Если он будет продолжать в том же духе, вокруг не останется ни одной живой души, а Эли так и будет заложницей этого голозадого психа. Они никогда не будут вместе. Агроном может сколько угодно изображать из себя заботливого царька, но, когда перед ним встанет вопрос: вода или Эли, он сделает выбор в пользу собственной шкуры. В новом будущем, когда Мид станет могущественной общиной, Витька с Эли воссоединятся, и кирпичики этого фундамента он обязан уложить идеально.
– С кем говоришь?
Витька обернулся – за спиной никого. Детский голос хохотнул в ладошку.
– Я тебя уши оторву за то, что подслушиваешь.
– Сначала поймай.
Шум доносился из помещения старого туалета. Витька достал из кармана динамо-фонарь, трижды нажал на ручную педаль. В мерцающем свете успел разглядеть сваленные в углу ведра и швабры, на крюках висели одеревеневшие тряпки, напоминавшие в темноте летучих тварей. Он вошел, остановился напротив трех закрытых кабинок.
– Выходи по-хорошему, тогда получишь только чирка под зад.
В ответ молчание. Витька толкнул левую дверь ручкой от швабры. Никого. Кабинка в центре также пустовала. Прежде чем открыть последнюю, он заметил, что дверь едва заметно пошевелилась.
Попался, маленький гадёныш. Ну, я тебя взгрею.
– И долго ты там будешь стоять? – голос звучал из коридора. – Мне скучно тут.
Если пацан снаружи, то кто тогда в кабинке?
Витька медленно толкнул дверь, моргнул фонарем. В световой вспышке просияли два красных глаза. Он среагировал мгновенно: замахнувшись, обрушил деревянную палку на крысиную голову. Промазал. Палка сломалась пополам об унитаз. Оскалив острые зубы, крыса противно запищала и прыгнула на Витьку. Он шарахнулся в сторону. Крыса зацепилась когтями за куртку – повисла на нем, словно белка на коре.
В туалет вбежал Ваня, грозно стуча по полу палкой и угрожающе крича. Крыса отвлеклась на него. Витька скинул с себя куртку, смял в комок, бросил на пол. Ваня нанес рубящий удар сверху – глухой звук дерева о кафель. За мгновение до этого крыса успела выскочить из-под куртки, забежала обратно в кабинку и нырнула в отверстие за унитазом.
Они забили в нору тряпки и заложили сверху кирпичами.
– Здесь больше не вылезет, – Ваня посмотрел на Витьку, посвятил своим фонарем ему на живот.
Аккумуляторный. У сталкеров таких давно нет.
– Укусила?
– Нормально.
– Надо сразу обработать, а то гангрена будет. В слюне крыс маленькие черви водятся, они в животе вырастают с палец и жрут органы. Не успеешь оглянуться, а у тебя уже нет почки или печени…