Лицемеры

Глава 1. Правила хорошего тона

Правило № 1. Интересуйся тем, что тебе не интересно

Если вы спросите меня, что сокрыто в сейфе на базе Пентагона на глубине нескольких сотен метров под землей в окружении толстых стен из легированной стали, способных выдержать прямое попадание баллистической ракеты, то я отвечу вам, что не знаю. Должно быть, что-то секретное.

Но если вы решитесь уточнить, по зубам ли мне выяснить, что же это за такой секрет, то я заверю, что вполне, пока мои зубы целы, но если даже они и треснут, и сотрутся в порошок о грунт, который я буду грызть, продираясь к сейфу, у меня все еще будут ногти, пальцы, да что угодно…

До тех пор, пока мне известно местоположение этого секрета, и покуда я осведомлен о сорте бетона, которым он обнесен, который рано или поздно смогу прогрызть, я не заподозрю вас в издевке. Другое дело, если я задам встречный вопрос – а не утомила ли кого моя болтовня? Конечно, правила этикета не позволят вам в этом признаться, а может, все дело в страхе меня огорчить… Кто ведь знает, как я на это отреагирую, никому ведь не нужны последствия, не так ли? Проще сказать то, что от тебя желают слышать. И только не надо говорить, что это не про вас. Почем мне знать? В этом то и загвоздка.

Так вот, если вы спросите, могу ли я взломать сейф, обнесенный трехметровыми стенами из армированного бетона ради того, чтоб выяснить, что же в нем заключено, то я отвечу – это плевое дело, покуда секрет в нем я могу ощупать или прочесть и знаю точно, где он находится. Ну а выяснить, является ли ваш вопрос издевкой, мне уже не по силам, пока есть хоть малейшая вероятность, что это не так.

И что бы вы мне не втирали, насколько бы прозрачным все не казалось, я все равно до последнего буду допускать, что это пыль в глаза, а правда – в голове, непостижимая и неопределенная, как шерстяной черт Шредингера. Ее не существует, и оттого, что вы ее озвучите, она не станет убедительней. Невыносимо ли так жить? Я скажу так – смотря чего вы ждете. Не надо ничего ждать. Все врут, и про это не стоит забывать ни на секунду. И следите всегда за направлением взгляда. Нет, не глаз, это я в общем. Я про нечто очевидное.

Следите, например, за тем, где человек стоит. Если возле вас, значит, ему что-то от вас нужно. Даже если речь идет об очереди на кассу. Задайтесь вопросом, почему именно он и почему именно возле вас? Но если вам проще продолжить ссылаться на случайность, то больше не стоит жаловаться на ту несуразицу, что обрушивается на вашу жизнь…

Дик отвлекся от компьютера и повернулся на шум. Руперт, Шон, Олдли, его коллеги и Боб Куэй, директор издательства Большой дом Куэй не были на себя похожи. Впрочем, Дик сомневался, что и до этого они были самими собой, а не выделывались друг перед другом, но сейчас фальшь в их поведении была особенно заметна. Олдли таки соизволил сдвинуться со своим необъятным пузом в сторону, и Дик наконец понял, в чем дело.

– …а здесь у нас кулер, – похвастался Боб молодой девушке, – о, а это Дик. Дик, ты чего там спрятался, сидишь? Знакомься, наш новый бухгалтер, Жаклин, – девушка приветливо улыбнулась Дику. – Жаклин, это Дик – наш художник.

Дик не ответил девушке ни любезным кивком, ни встречной улыбкой, ни словом. Он просто смотрел на нее какое-то время без выражения, затем снова уткнулся в монитор. Шон хмыкнул.

– Художники, – пробормотал он, будто оправдываясь перед новенькой.

– Я все слышу, Голдлесс, – не отрывая глаз от монитора, отозвался Дик.

– А я разве сказал что-то плохое? – повернулся к нему Шон. Высокий парень с пронырливыми глазами был здесь менеджером по внешним связям и маркетингу, соответственно, для него ничего не стоило бесконечно говорить с другими людьми и проявлять чудовищную настырность. Дик же наоборот всегда боялся, что его в ней заподозрят, потому на разговор шел с трудом.

– Много о чем можно сказать, даже не раскрыв рта, – ответил Дик. – Это я как художник говорю.

Шон закатил глаза.

– А ты… умеешь себя э-э… подать. Это я как маркетолог говорю.

– Избавь меня от своего сарказма.

– Не, я серьезно…

– Голдлесс! Дейл! – прервал их Боб. – Ну что вы в самом деле? Не с той ноги сегодня встали? А так они у нас веселые ребята, – заверил он смутившуюся Жаклин. – Здесь печатный станок и Руперт им заведует… А это владения старины Олдли, нашего редактора, и Боже упаси, если занесешь в них грязь и беспорядок, тогда он…

– …все расставит по своим местам, как было, а грязь вытрет, – вынужденно рассмеялся редактор, хватаясь за ремень на пузе. – Зачем запугиваешь дитя, Боб? Если грязь не занести, она все равно сама появится. Так что ходи тут, сколько влезет, – успокоил он девушку, – да даже если и все тут перевернешь вверх дном, мне лишний раз подвигаться не помешает, полезно будет…

Боб шутливо ткнул редактора в пузо.

– А чего это ты к нам такого снисхождения не проявляешь, старина? Все слышали, ребят? Отныне мы все дружно должны заботиться о нашем старике и не слушать его ворчание. Для его же пользы.

Коллеги посмеялись. Шон снова повернулся к притихшему Дику.

– Все слышали, Дик?

У Дика сжался желудок. Он не оставит меня в покое, пока не выставит жалким идиотом перед новенькой.

– Нет, не все. Линды нет на месте.

– Линда – наш корректор. И в силу ее проблем… ээ… здоровья, она работает, в основном, дистанционно, – пояснил Боб девушке. – А еще нет на месте Эммануэля Тоула, креатив-менеджера, мы его зовем просто Эмом, вот его стол…

– Достаточно креативно с его стороны, – оценил Шон, – отсутствовать на рабочем месте.

Все рассмеялись, даже у Дика дрогнули губы.

– Странно, что такому обычному человеку, как мне, не приходят в голову такие необычные идеи, – не останавливался Голдлесс, поглядывая на все еще посмеивающуюся Жаклин, – тут нужен творческий склад ума. Дик, у тебя такой, ведь ты же у нас художник… Что думаешь?

– Что я думаю по поводу чего?

– Ну вот, про что я говорил, – взмахнул рукой Шон. – Дик вроде здесь, но на деле его тоже будто нет на месте…

В этот раз никто не рассмеялся, разве что Олдли и Руперт ограничились вялыми, неудобными смешками. Боб же устал притворяться, что ничего не замечает.

– Шон…

– Я на месте, – сказал Дик. Он неохотно развернулся на своем кресле ко всем. – А вот ты, Голдлесс, как раз таки не на своем. Твой отдел вон в той каморке…

– Ребята… – начал Боб, но Шон приобнял его за плечо.

– Да, мой отдел в соседнем кабинете, – пронырливые глаза с недобрым азартом впились в Дика. – Но если ты не заметил, Дейл, у нас новый сотрудник и я, как и все в нашем дружном коллективе, за исключением тебя, следую правилам хорошего тона, а вот ты ведешь…

– А я веду себя, как и всегда, – уверенно перебил его Дик. – Не изображать того, кем не являешься – чем тебе не правило хорошего тона?

– У художников на все свое собственное виденье… – подмигнул Шон коллегам, но те тупились, не желая вступать в их диалог.

– На что ты надеешься? – прямо спросил Дик. – Что я сейчас потеряюсь от твоих вшивых колкостей, и новенькая тут же узнает, кто тут у нас самый главный самец?

Редактор Олдли неслышно охнул, а в лицо девушки бросилась кровь. Шон брезгливо поморщился.

– У-у… понятно теперь что за мысли крутятся в голове нашего молчаливого Дика.

– А с каких пор тебе стало дело до моих мыслей? Где ты был вчера? Или позавчера? Месяц назад? Отчего разговорился со мной именно сейчас?

– Да никто с тобой не разговаривает, успокойся уже, продолжай рисовать свою обложку…

– Я бы рад вернуться к рисованию обложки, Голдлесс, но прежде дорисую общую картину, что неверным образом складывается в глазах новенькой, – сказал Дик, глядя на девушку, что уже, судя по ее виду, мечтала провалиться сквозь землю.

– Чем это ты там собрался ее дорисовывать? – пренебрежительно поинтересовался Шон.

Коленка Дика дрогнула было встать, но он вовремя остановился. Рост у него был ниже среднего, и Дик никогда об этом не забывал. К чему этот дешевый вестерн, где он подойдет к Шону вплотную, и они начнут пилить друг друга взглядами? А уж с учетом их разницы в росте это и вовсе будет жалким зрелищем, не в его пользу. Дик забросил руки за голову и откинулся на спинку кресла сильнее.

– Фактами, чем же еще… А ты? На что еще пойдешь, чтобы доказать, кто здесь главный самец?

Менеджер усмехнулся.

– А чего мне доказывать, это и так…

– Погодь, Шон, – перебил Дик. – Уверен, что хочешь договаривать? Тут начальник твой рядом стоит…

Напрягшиеся до предела коллеги нервно рассмеялись. Рот менеджера по внешним связям и маркетингу тоже свело кривой улыбкой.

– Это я и хотел сказать, умник…

– Голдлесс, – отсмеявшийся Боб шлепнул менеджера по плечу, – ты сегодня прям в бой рвешься, читатели не смогут отбиться. К завтрашнему дню те две партии, про которые я утром говорил, уже должны быть пущены в оборот, иначе прогорим. Так что я в тебя верю. Дейл, – директор взглянул на работу Дика, – почему ты все еще возишься с этой обложкой?

– Ты же и сам знаешь, подогнать цветовой баланс под эту старушенцию, – Дик кивнул на печатный станок, – талант нужен. Никто ведь не обрадуется, если придется перерисовывать весь макет.

– Да, – признал Боб, – но я же вижу, что ты сейчас не калибровкой занят… Я, конечно, всегда приветствую твой творческий настрой, но эта обложка ведь не в Лувр пойдет, так? Чего ты так возишься с ее ртом, – директор ткнул пальцем в экран, – оставь как есть. Вторую Мону Лизу хочешь зафигачить, я не пойму?

– Так запрос непростой. Автор желает, чтобы у героя на обложке была, как он выразился, полуулыбка, что сочетала бы в себе недовольство, грусть и скрытое превосходство одновременно. Я клянусь, так и запросил, – поклялся Дик, заметив, как округлились глаза его начальника.

– Так это еще и герой, а не героиня…

– Да, волосы он попросил сделать на женский манер, чтоб передать неоднозначность персонажа…

– Оставь как есть, – отрезал Боб. – Он еще не то попросит, а все равно останется недовольным, сам же знаешь. Будем так заморачиваться над каждым их заскоком, прогорим.

Они ведь платят за то, чтобы мы воплощали их заскоки, – подумал Дик, но промолчал. Под удовлетворительный кивок Боба, он сохранил проект и поставил на обработку, а сам до хруста прогнулся в спине. Руперт разводил себе кофе, а Олдли все еще любезничал с новенькой. Дик украдкой поглядывал на нее.

Да, таким, как она, жилось непросто. Ни на что, кроме дешевых представлений в ее присутствии, она больше рассчитывать не могла. Правда всегда будет обходить ее за километр.

Дик с некоторым стыдом признал себе, что и сам не был с ней достаточно правдив, не отплатив ей ни центом своего внимания. Но уж лучше так, чем маскировать свое шевеление в трусах радушием, обходительностью и гостеприимством, как это сделали его коллеги. И псевдомаскулинностью, как это сделал Шон. Настырный и болтливый, но в общем-то неконфликтный парень, не был еще ранее замечен за попыткой кого-то уязвить. А тут будто голову потерял. На что он вообще надеялся…

И эта Жаклин была бы глупа, если бы не понимала всего этого маскарада в ее честь, но ведь ей же здесь еще работать. Так что какое-то время она будет вынуждена им всем подыгрывать, а дальше уже как себя зарекомендует. Или смотря какой пост займет. Тем, кто располагает хоть какой-то властью, вообще не надо притворяться и подыгрывать, они могут получать необходимое и без улыбки. Но от лжи вокруг это все равно не спасет.

Дик задумался, какая бы у него была жизнь, располагай он властью. Будь он, скажем, президентом, лжи вокруг было бы столько, что нечем было дышать. И долго бы он так протянул, без воздуха? Это ему еще повезло, что он художник в мелком издательстве. Мужчина, ростом ниже среднего. Имущества как такового нет. Нет связей. Нет идей, как здорово провести время. И добрых слов у него тоже нет, ведь он предпочитает правду. У него нечего брать и только благодаря этому у него больше шансов, чем у Жаклин или у президента застать нечто откровенное.

Но больше не значит, что много. Шансы по-прежнему у всех примерно околонулевые, ведь человек не снимает маски даже дома, даже перед сном, ему снится не то, кем он является, а только кем он хочет или боится быть.

Успокаивало одно. Все врут одинаково. Так что дьявола лучше искать там, где и сам бы его припрятал. Но известно это почему-то далеко не всем…

Губы Дика тронула мрачная, торжественная улыбка. На давно погасшем от неактивности экране отразился его смутный лик. Поглядев на себя с некоторое время, художник снова зашел в графический редактор, открыл недавно сохраненный проект и стал переделывать обложку. Заказчик явно знал, о чем просил…

Не буду скрывать, эта ситуация с Шоном и новенькой выбила меня из колеи, и я совсем забыл представить своих коллег и место, где работаю, должным образом. Начну издалека. Большой Дом Куэй был далеко не тем, чем себя позиционировал.

На словах, мы давали шанс недооцененным писателям, от которых отвернулись эти продажные, прогнившие, думающие только о деньгах традиционные книжные издательства. Мы давали им возможность вырваться в люди, на прилавки и снискать уважение и заслуженную популярность за свои великие труды.

На деле же мы паразитировали на чужой мечте и мании величия. Хочешь с умным видом прийти в магазин и сфотографироваться на фоне книжек с твоим именем? Не вопрос. Вот тебе счет.

На бумагу, на клей, на верстку и чернила. В чек также входят старания внештатного корректора Линды, чтобы никто вдруг не узнал, что ты путаешь спряжения глаголов, а еще в него включен громкий смех редактора Григория Александровича, который пытался придать огромной и бессмысленной куче твоего дерьмового текста хоть какую-то геометрическую форму. Поверь, без этого тебя попросту не станут покупать.

Но подумай еще вот о чем. Читатель не видит текст, не раскрыв книги. Как же он тогда ее заметит? Только в этом месяце – необязательно уточнять в каком именно – у нас действует скидка на услугу иллюстратора, что намалюет все, что тебе взбредет, и тогда уж мимо твоего детища точно никто не пройдет мимо…

А еще тебе стоит прислушаться к стратегу Шону, так как он на этом рынке, несмотря на молодой возраст, очень давно, и заказать дополнительно с дюжину экземпляров с твердым переплетом, что войдут в ассортимент на ежесезонной ярмарке книг. Там твои шансы стать преемником Стивеном Кингом серьезно возрастут.

А сам Боб Куэй, основатель этой конторы, тебе по секрету скажет, что не текст делает книгу бестселлером, а исключительно его реклама. Гения не существует, а за любым успехом стоит упорный труд. Ну, то есть, упорные вложения в раскрутку. Можно и по чуть-чуть, если денег нет… Главное, не стоять на месте.

Не стоять на месте. Эту присказку Боб распространял и на материал, из которого мы изготавливали книги, ведь он был уцененным и просроченным, и стояние на месте тем же чернилам на пользу совсем не шло.

Но тебе про это знать необязательно. Равно как и твоим читателям, что каким-то чудом купились на рекламную акцию этого ленивого ублюдка Эммануэля Тоула, в свою очередь, не стоит ничего знать про тебя, а то ведь пожалеют тратить денег.

Впрочем, на это и в самом деле никто не станет тратить денег, кроме твоих родственников и друзей… Еще ни один тираж от нашего имени, даже самый мелкий, не был распродан полностью. Мне, как сотруднику этой конторы, не следовало бы это говорить, но ты ведь уже немного знаешь, что я за человек.

Наверное, уже нет смысла уточнять, какого мнения я придерживаюсь о своей работе. Но кого мое мнение волновало? Это был вопрос выживания. Нигде больше с распростертыми объятиями меня не ждали, да и художником я, честно говоря, не был. Так, баловство в графическом редакторе в подростковом возрасте… Но меня с порога назвали художником, и спорить я не стал.

– О, Жаклин, доброе утро!

Дик оглянулся на выкрик Шона. Девушка мялась на пороге, пытаясь отбиться от насевших на нее коллег широкой улыбкой. Интересно, догадывались ли они, что издревле у приматов улыбка считалась средством бесконтактной самообороны?..

– Как дела?

– Ничего так. А у вас?

– О-о, а вот это ты зря, – покачал головой менеджер по маркетингу, кивнув на нахохлившегося Олдли. – Только дай ему повод рассказать эту историю еще раз…

– Да не собирался я ничего рассказывать, – огрызнулся редактор и вымученно улыбнулся Жаклин, – все в порядке, дитя, просто очередная байка из спального района. Кофе не хочешь?

– Ох, нет, спасибо.

– Если захочешь, оно в пакетиках возле кулера, возьмешь…

– Хорошо…

– Гадость эти пакетики, – предупредил Шон, – если захочешь нормального кофе, пошли со мной на перекур, рядом отличная кофейня Ханнискрин, я угощаю.

– Мне очень приятно, но у меня аллергия на кофе… на кофеин, – лицо Жаклин пока что еще было любезно обращено к Шону, но носки туфель уже нетерпеливо смотрели в сторону кабинета Боба.

– Вот не повезло тебе… Но пить же что-то надо, – не унывал Шон, – там и чая вкусного можно выпить, и фруктовые коктейли делают…

– Ох, просто воду люблю, – Жаклин продолжила свой путь, и пока Голдлесс не предложил чего еще, скрылась за дверью.

Прежде чем уйти в свою каморку, менеджер по продажам еще немного потолкался возле коллег, критикуя судебную систему их штата. Ночка у редактора выдалась ужасной – какой-то пьяный мажор остановился на своем пикапе с орущей музыкой возле окон жилого дома, на первом этаже которого как раз жил Олдли и начал кричать, как проехать к какой-то там улице.

Сам Олдли, как и большинство, с беззвучными проклятиями замер у окна в ожидании, когда все закончится, но соседка Силинда высунулась наружу. Жильцы были поражены реакцией старухи. Все ее знали как склочницу, поднимающую скандал из-за любого шума, но каково же было удивление, когда она попросила этого смертельно пьяного мажора подождать, пока уточняет на карте, как ему лучше проехать к необходимой улице.

Но все встало на свои места, когда вместо инструкции из окна полетел литр вскипевшей воды из чайника… прямо в лицо невежде. Криком он разбудил соседние улицы. Полиция и скорая помощь так и не дали никому поспать, а Олдли допрашивали как одного из свидетелей до самого утра.

– Не, это конечно страшное дело, – все бормотал невыспавшийся редактор. – Но а как еще с этими ублюдками бороться… Полиция не трогала ее, пока она отравляла всем жизнь, но стоило ей сделать нечто героическое, как… Эх…

– С него прям лицо слезло? – в который раз уточнил Руперт.

– Да темно там было, не разберешь… Парамедики окружили.

– Не мог бы, пожалуйста, воткнуть вилку от кулера? – Дик удивленно обернулся на негромкую просьбу Жаклин. – Вода горячая нужна.

Художник нагнулся под стол и удовлетворил просьбу девушки. По настоянию Боба всю электронику в отсутствие персонала необходимо было выключить из розетки, чтобы не произошло случайного возгорания. Доводы о предохранителях в сети его не пронимали. Жаклин взяла стаканчик и начала разводить кофе.

– Шеф попросил, – оправдалась девушка, заметив недоуменный взгляд Дика. Он усмехнулся и вернулся вниманием к работе. Закончив приготовления, Жаклин осторожно взяла кофе за краешки стаканчика.

– Ничего, если я не буду спрашивать, как у тебя дела?

Дик задал ей вопрос, не отрывая взгляда от экрана. Жаклин замялась, не сразу поняв вопрос.

– Ничего, если что, а… Да нет, мне все равно, можешь не спрашивать.

– Другим тоже все равно, но им это ведь не мешает тебя спрашивать. А тебе интересоваться в ответ.

Глянув на Дика, что со склоненной головой загадочно на нее смотрел, она поняла, что знакомства со странным коллегой не избежать. Поставив кофе на стол, чтобы не обжигал пальцы, она вопрошающе уставилась на него.

– Знаю, это выглядит странно, – он поднял ладони, будто на него направили пистолет, – что я не спрашиваю ни у кого, как дела… И не отвечаю, если интересуются моими, но блин… Разве не странно по-настоящему, что всем на самом деле плевать, что стоит за этим вопросом, но все продолжают изображать, будто это не так?

– Мне кажется, ты воспринимаешь все слишком буквально, – предположила Жаклин.

– Так и есть. Но как быть, если мне действительно захочется узнать, как твои дела? Как ты поймешь, что спрашиваю буквально?

– М-м, спросишь как-то по-другому?

– Чтобы меня сочли за маньяка?

Жаклин хохотнула.

– Почему же?

– Сейчас такие времена, – протянул Дик. – Искренность людей пугает. Если ты начинаешь говорить все, что в твоей голове, тебя называют умалишенным и напряженно ждут, когда в твоей руке возникнет колюще-режущий предмет.

– Воу, – не нашлась, что ответить девушка.

– Вот видишь, – удовлетворенно кивнул Дик, – я говорю, что думаю, и тебя это вводит в ступор. А как твои дела, как твое здоровье и прочая ложь, которую одобряет собеседник, наряду с замкнутостью в себе стали признаком адекватного человека, так что ли? Тебя это устраивает, Жаклин?

– Не сказала бы… – она мельком взглянула на офисные часы, – но мне бы, например, не понравилось, если на меня вываливали подробности из личной жизни. Да и никому другому бы не понравилось. Мне кажется, это немного неприлично…

– Но какой тогда смысл в вопросе, ответ на который сочтут неприличным?

– Да никакого, – воскликнула Жаклин, приковав к себе взгляд Олдли. – Как дела… Это что-то вроде рукопожатия. Только без прикосновений. Вот и все.

Дик смотрел на нее и будто пытался подавить смешок. Наконец, он закачал головой.

– Нет, не стоит мне наверное говорить…

– Давай уж, раз начал, – подбодрила Жаклин. Ее обычная смущенная улыбка сменилась требовательным, заинтересованным взглядом. Чуточку агрессивным. Но Дику нравилось, что маска с ее настоящего лица чуть слезла.

– Не хочу показаться тебе совсем уж странным, но… для меня и рукопожатие такая же бессмыслица…

– Это точно, – вклинился Олдли. – Ни с кем никогда не здоровается и просит на него не обижаться.

– И что, вы много теряете?

– К твоему сведению, рукопожатие это своего рода жест уважения и признания, – сказал редактор.

– Не буду скрывать, здесь я не ко всем одинаково отношусь, – признался Дик. – Но мне не хотелось бы выставлять свое отношение напоказ. Никто не останется в обиде, если не буду здороваться ни с кем…

Пока он говорил, Олдли дважды чихнул.

– Будьте здоровы, – откликнулась Жаклин.

– Благодарю, дитя, – утер нос редактор. – А ты, Дик? Тебе даже здоровья мне жалко пожелать?

– Я лучше лекарств тебе куплю, не поскуплюсь, чем стану оскорблять пустыми пожеланиями.

Редактор махнул на него рукой и уткнулся обратно в текст. Жаклин взяла кофе.

– Я же вижу, как ты на него смотришь, – вполголоса заметил Дик.

Девушка вопросительно подняла брови.

– На кого?

– На кофе.

– И как я на него смотрю?

– Неравнодушно, – пояснил Дик. – Так что лучше просто откажи мне прямо, но прошу… Не ссылайся на аллергию на кофеин… Или на что еще? На заботу об эмали твоих зубов, а то они у тебя такие белые, что вдруг я еще и поверю…

Жаклин в смятении снова опустила кофе на стол.

– Отказать в чем? Ты разве что-то предлагал?

– Пока еще нет, – в конец смутился художник, – но вдруг таки захочешь в обеденный перерыв посетить кофейню… конечно, я не лучшая компания, но если ты все же устала от наигранной болтовни и хочешь чего-то… настоящего…

– То обратиться к тебе?

Дик замедленно кивнул. Девушка с какое-то время молча на него смотрела. В который раз подняв стаканчик с кофе, она отхлебнула.

Но только не в ту, которую предложил Шон, – с трудом расслышал девушку Олдли тихо вздохнул. Дети.

Глава 2. Герой нашего времени

Правило № 2. Отпугивай, чтобы привлечь

– Ты где?!

– Обернись, – ответили в трубку.

Дик помахал рукой. Он уже сидел за столиком, раскрашенным в бургер с кунжутом, возле огромного окна. Жаклин со вздохом спрятала телефон и устроилась напротив.

– Ты же знал, я в этом районе впервые. Не проще было прийти вместе? Если честно, я уже подумывала вернуться…

– Каюсь, – поджал губы Дик. – Хотел подыскать что-нибудь достойное заранее, не таская тебя…

– Бургерная достойнее кофейни? Пф-ф, – фыркнула Жаклин. – Тут я бы поспорила.

– А и не придется. Кроме Ханнискрин в округе больше кофеен нет.

– Ты шутишь?

– Уметь бы еще, – Дик раскрыл меню, и темно-карие глаза забегали по ценникам блюд. Дороговато, но не до той безумной степени, как в кофейне этажом выше. Однако та кофейня была скорее придатком ресторана Лайнер, чем самостоятельным заведением, так что некорректно было называть это со стороны Дика шуткой или обманом. Всегда можно было сослаться на недопонимание.