Время перемен

- -
- 100%
- +
Зейн медленно перевёл на неё взгляд. В его глазах не было ни всеобщей эйфории, ни алчности. Был холодный, выверенный расчёт.
– Не торопитесь делить шкуру неубитого медведя, – его голос прозвучал резко, разрезая праздную атмосферу. – Сначала надо понять, что мы вообще украли. Полные тех характеристики, кто разработчик, на какой стадии проект. Без этого мы просто продаём кота в мешке. И получим за него сущие гроши.
– Да ладно тебе, Зейн, – Люк отмахнулся. – Смотри на вещи проще! Это же «Хартман». Всё, что они делают, стоит бешеных денег. Мы уже в шоколаде!
– Именно потому, что это «Хартман», – парировал Зейн, – с этим нельзя торопиться. Они не оставят кражу такой величины просто так. Будут искать. Очень активно.
В салоне на мгновение повисла неловкая тишина. Их восторг немного подостыл, столкнувшись с суровой реальностью.
– Он прав, – тихо произнёс Маркус, всё это время молча наблюдавший за улицей. – Это не просто кража.
«Форд» свернул в тёмный переулок, скрываясь от многочисленных ночных огней. Атмосфера в салоне снова стала напряженной, но теперь это было другое напряжение – не перед прыжком в неизвестность, а перед долгой, опасной игрой, которая только началась. Удача была на их стороне, но все они понимали – удача, как и терпение корпорации, имеет свойство заканчиваться.
Автомобиль с потухшими фарами прополз последние метры по разбитой грунтовке и замер в тени, которую отбрасывало их убежище. Бывшая фабрика вставала из темноты, как скелет исполинского зверя. Колоссальное здание из почерневшего кирпича, с выбитыми окнами, подобно пустым глазницам. По стенам сползали подтеки ржавчины, а острые зубцы разбитой крыши пронзали низкое, затянутое дымкой небо. Вокруг – полуразрушенный забор из профнастила, кое-где сорванный и смятый, словно какой-то великан провёл рукой по нему. Воздух густо пах остывшим металлом, влажным камнем и сладковатым душком гниющей где-то внутри изоляции.
Мотор заглох. На секунду воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием остывающего металла и далёким воем сирены. Потом хлопнули двери. Без лишних слов они принялись за работу. Люк и Маркус молча открыли заднюю дверцу «Форда». В тусклом свете, пробивавшемся с улицы, блеснула зеркальная поверхность украденных панелей. Они выгружали их осторожно, почти благоговейно, передавая из рук в руки по цепочке. Груз был лёгким, но ценность его делала каждое движение осознанным и точным.
Кира, прислонившись к косяку огромного дверного проёма, закурила новую сигарету, её глаза, узкие щёлочки, бдительно сканировали окружающую тьму. Роуэн тем временем уже возился с ржавой калиткой, ведущей в главный цех, пытаясь бесшумно отворить её скрипящие петли.
Зейн стоял в стороне, наблюдая, как тени его команды перемещаются между машиной и чёрным провалом входа. Его лицо в полумраке было непроницаемым. Лишь легшее на плечи напряжение выдавало, что для него эта ночь была не просто удачной кражей. Это был первый ход в новой, куда более опасной игре. И ставки в этой игре только что взлетели до небес.
Последняя панель скрылась в чёрном зеве проёма. Роуэн задвинул ржавую задвижку, и цех поглотил добычу, словно древнее божество, принявшее жертву.
В наступившей тишине Зейн почувствовал вибрацию в кармане. Это был его второй, «чистый» телефон. Он отошёл в сторону, в тень огромного, застывшего станка, и достал аппарат. Экран осветил его напряжённое лицо холодным синим цветом, несколько глупых сообщений от матери. Пальцы быстро набрали номер из памяти. Гудки прозвучали всего дважды.
– Говори, – раздался в трубке низкий, спокойный мужской голос. В нём не было ни удивления, ни нетерпения.
– Завтра. Нам нужно встретиться, – отчеканил Зейн, не представляясь. В этом не было нужды.
На другом конце короткая пауза, будто собеседник сверялся с расписанием.
– «Очаг». Буду ждать.
Связь прервалась. Зейн опустил телефон, глядя на тёмный силуэт фабрики. Встреча в «Очаге»… нейтральной территории. Лео держал своё заведение вне преступных игр, но его кофейня всегда была местом, где пересекались нити. Возможно, это был правильный ход. Или смертельная ошибка. Он обернулся к своей команде, уже начавшей обсуждать укрытие панелей внутри.
– Всё, – коротко бросил он, возвращаясь к ним. – Молодцы, увидимся завтра.
Глава 4
Проснулся от того, что солнце било прямо в глаза. Не слепящий, скупой свет Нью-Йоркского неба сквозь жалюзи, а наглый, золотой луч, растянувшийся по потолку пыльной дорожкой. Он мягко ложился на веки, настойчивый, как назойливая муха. Я застонал, натянул одеяло на голову, пытаясь укрыться в остатках сна, но было поздно. Сознание, ленивое и тягучее, уже возвращалось, принося с собой обрывки вчерашнего: гул самолета, скрип «Беатрис», запах кофе и старой кожи, и голос Лео, говорившего что-то утешительное, чего я уже не мог вспомнить.
Пахло пылью, древесиной и чем-то ещё – густым тёмным ароматом свежеобжаренных зёрен, который просачивался сквозь щели в полу. Я лежал с закрытыми глазами, притворяясь, что ещё сплю, что всё ещё где-то там, за океаном. Но нет. Жёсткий матрац под спиной, шершавая простыня и этот проклятый солнечный луч, который, казалось, знал правду и нарочно её выставлял напоказ.
Я сбросил одеяло. Воздух в комнате был прохладным. Гостевая комната в квартире Лео над «Очагом». Высокие потолки, голые кирпичные стены, заваленные книгами и старыми виниловыми пластинками. Напротив – мой чемодан, чёрный и молчаливый, как обвинительный приговор. Всё моё прошлое уместилось в него, и теперь оно сидело тут, в углу, и смотрело на меня.
Снизу, сквозь доски пола, доносился приглушённый утренний гул кофейни – шипение кофемашины, сдержанные голоса, звон чашек. Это был не резкий, рвущийся с небоскрёбов гул Нью-Йорка, а ровный, басовитый гул Лондона. Тот самый город, куда я боялся вернуться.
Я потер лицо ладонями. В горле пересохло. Сон отступил, оставив после себя лишь тягучую, липкую усталость. Я сбросил одеяло и встал с низкой кровати, чувствуя, как холодные половицы отдают легкой дрожью в босые ступни. Солнечный луч, настойчивый и неумолимый, поймал пылинки, танцующие в воздухе.
Я потянулся к стулу, где лежали вчерашние джинсы, еще пахнущие дорогой, и простая серая футболка. Одежда сидела на мне чуть мешковато, напоминая, что за последние годы я скинул пару килограммов. На ноги натянул старые растоптанные тапочки – первое, что нашлось у двери.
В крошечной ванной, облицованной потрескавшимся кафелем, я, щурясь включил свет. В зеркале на меня смотрел незнакомец – бледный, с всклокоченными темными волосами и синевой под глазами. Холодная вода из крана ударила по коже, заставив вздрогнуть. Я плеснул ее в лицо, смывая остатки сна, и провел мокрыми ладонями по затылку, пытаясь пригладить непослушные пряди. Результат был так себе, но сойдет. Полотенце пахло свежестью и чужим стиральным порошком – чистый, простой запах Лео.
Обсохнув, я вышел из ванной и, не задерживаясь, направился к лестнице, что вела вниз, в кофейню. В воздухе уже витал густой хлебный аромат выпечки и горьковатый, такой знакомый запах свежего кофе. Атмосфера в «Очаге» была насыщенной, словно само помещение дышало.
Лео стоял за стойкой, сияя своей фирменной улыбкой, которая, казалось, могла разогнать лондонские тучи. В его взгляде читалось понимание и легкая ирония.
– Ну что, соня, добро пожаловать в новый день, – провозгласил он, с хрустом взбивая молоко в питчере. – Выглядишь… свежо. Если, конечно, не считать этих благородных синяков под глазами.
Я невольно хмыкнул, сгорбившись на одном из барных стульев. Столешница из старого дерева была прохладной на ощупь.
– Как у тебя сил хватает шутить с утра, – пробормотал я. – Кофе. Просто чёрный. Двойной.
– Уже в процессе, – Лео ловко управлялся с фильтр-стаканом. – Хотя, по-моему, тебе нужен не просто кофе, а полноценный сеанс реабилитации. Но начнём с малого.
Он поставил передо мной кружку с дымящимся эспрессо, тёмным и густым, как ночь над Темзой. Аромат ударил в нос, прогоняя остатки сна. Я обхватил чашку ладонями, чувствуя её тепло.
– Ну как? – Лео облокотился на стойку, изучая меня. – Первое утро на родине. Какие ощущения?
Я сделал первый глоток. Горький, крепкий, именно такой, как надо.
– Пока не решил, – честно ответил я, глядя на тёмную поверхность кофе. – Но твой кофе… он как всегда на высоте.
В углу зашипела кофемашина, и где-то тихо зазвонил колокольчик на двери. Жизнь в «Очаге» шла своим чередом, и почему-то именно в этой простой утренней рутине я почувствовал первый проблеск чего-то похожего на покой.
Я сделал ещё один глоток кофе, чувствуя, как его горьковатая теплота разливается внутри, прогоняя последние остатки оцепенения. Повернулся на барном стуле, обводя взглядом зал. «Очаг» в это утреннее время был тихим, почти медитативным. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь высокие окна, ложились на столы из тёмного дерева и выцветший кирпич стен. В воздухе стоял густой запах свежемолотых зёрен и сладковатый дух только что испечённых круассанов.
Народу было немного. Пара студентов с ноутбуками, углубившихся в учёбу. Пожилой мужчина в углу, неспешно читающий газету. Девушка с рыжими волосами, что-то сосредоточенно писавшая в блокноте, изредка покусывая кончик карандаша.
Тишину нарушало лишь шипение кофемашины, тихая музыка из колонки, приглушенный перезвон чашек за стойкой и лёгкий, едва уловимый гул за окном – Лондон, который только просыпался. И в этой спокойной, уютной атмосфере, среди мягкого утреннего света и размеренных ритмов кофейни, я на секунду поймал себя на мысли, что всё может быть… нормально. Просто. Нормально.
– Ну и каков план, капитан? – Лео, вытирая бокал, прервал мои наблюдения. – Штурмовать башни из слоновой кости «Хартман Групп» сходу? Или для начала просто прогуляешься по городу, вспомнишь старые маршруты?
Я замер, сжимая в пальцах уже остывающую кружку. План? У меня не было плана. Была лишь смутная тревога и тяжёлое, как свинец, осознание того, что я здесь.
– Не знаю, Лео, – признался я, глядя на тёмную гущу на дне чашки. – Честно? Понятия не имею.
Он кивнул, без тени удивления, будто ждал именно этого ответа. Отставив бокал, он облокотился о стойку, его взгляд стал мягким, но решительным.
– Слушай, а пока ты решаешь… Останься здесь. Помоги мне. Стойка, кофе, клиенты – работа не пыльная, но руки заняты. И голова тоже. – Он махнул рукой в сторону зала. – Здесь тебя никто не знает. Ты будешь просто Дэн. Парень, который варит кофе. Как тебе идея?
Идея повисла в воздухе между нами. Простая, даже примитивная. Но в её простоте была гениальность. Спрятаться на виду. Искать себя, притворяясь кем-то другим. Или, может, наоборот – наконец-то стать собой. Я медленно кивнул, чувствуя, как камень на душе сдвигается с места, уступая место странному, непривычному чувству – возможность поменять свою жизнь.
– Ладно, – выдохнул я. – Просто Дэн. Это… звучит неплохо.
Уголок рта Лео дрогнул в одобрительной полуулыбке.
– Отлично. В подсобке, за мешками с зёрнами, висит запасной фартук. Должен тебе подойти.
Я допил остатки кофе, поставил кружку на стойку и направился вглубь кофейни, за тяжелую занавеску, отделяющую зал от хозяйственных помещений. В подсобке пахло ещё сильнее – сладковатой пылью от мешков с зёрнами, моющими средствами и старой древесиной. Луч света из-под двери выхватывал из полумрака груду ящиков и, действительно, несколько темных фартуков, висящих на крючке.
Я снял первый попавшийся. Грубая ткань, простая завязка на шее и длинные ленты сзади. Чистый, но видавший виды. Пахло стиркой и кофе.
Вернувшись к стойке, я молча натянул его через голову. Ткань легла на футболку незнакомым, но удобным грузом. Лео, тем временем, уже ставил перед свободным местом у кофемашины два пустых керамических кувшина.
– Начинаем с малого, – сказал он деловито. – Это – молоко. Холодное. А это – питчер. Твои новые лучшие друзья. Покажешь мне, что помнишь, как с ними обращаться, мистер «я-три-месяца-работал-бариста-в-Бруклине»?
Я взял в руки металлический питчер. Он был неожиданно тяжёлым. Взгляд скользнул по спокойному, погружённому в свои дела залу. Возможно, это было именно то, что мне было нужно прямо сейчас. Память тела сработала быстрее мыслей – пальцы сами нашли нужный хват, запястье привычным движением наклонило ёмкость под струю пара.
– Помню, – тихо сказал я в ответ на шутку Лео.
Шипение пара заглушило всё остальное. Я сфокусировался на звуке и тактильных ощущениях – молоко должно было не гореть, а растягиваться, насыщаясь мельчайшими пузырьками воздуха. Левой рукой тем временем установил чашку под группу кофемашины. Тёмная, густая струя с кремовой «шапкой» медленно наполнила дно.
Лео молча наблюдал, скрестив руки на груди, но я чувствовал его одобрительный взгляд. Когда молоко достигло нужной температуры и консистенции – гладкой, как шёлк, – я отставил питчер и быстрым, точным движением влил пену в эспрессо.
Из холодильника я достал бутылочку с ореховым сиропом. Несколько капель – и на поверхности коричневой пены проступил контур. Держа питчер почти у самой поверхности, тонкой струйкой я вывел изогнутые лепестки, затем – сердцевину. Это был не сложный латте-арт, но элегантный и безупречный цветок миндаля.
Поставив готовый капучино на стойку перед Лео, я отступил на шаг, вытирая руки о грубую ткань фартука.
– Серьезно? – спросил Лео, поднимая бровь и изучая работу. – «Три месяца в Бруклине», говоришь? Сомневаюсь. Так учат только в самых упёртых кофейнях Милана или… – он сделал театральную паузу, – у старых мастеров в Барселоне.
Я лишь пожал плечами, смотря на пар, поднимающийся от чашки. В этой маленькой победе, в этом знакомом ритуале, было что-то невероятно умиротворяющее. Может, это и есть то, чего мне не хватало – не грандиозных планов, а простого, идеально сделанного дела.
Лео поднял чашку, повертел её в руках, изучая идеальный контраст между тёмной основой и светлым, чётким рисунком. В его глазах читалось профессиональное любопытство, граничащее с уважением.
– Неплохо, – протянул он, но по лёгкой улыбке было ясно, что это высшая степень одобрения. – Очень неплохо.
Он поднёс чашку к губам и сделал небольшой глоток. Не просто отпил, а именно попробовал на вкус – позволил напитку растечься по нёбу, оценивая баланс и текстуру. Его брови поползли вверх.
– Чёрт возьми, Дэн, – выдохнул он, ставя чашку на стойку с таким видом, будто только что совершил маленькое открытие. – Это не просто хорошо. Это… безумно вкусно. Идеальный баланс. Крепость эспрессо не перебивает ореховый сироп, а молоко… оно как сладкая вата. Буквально тает во рту.
Он покачал головой, смотря на меня с новым, оценивающим интересом.
– Ладно, признавайся. Ты не просто подрабатывал в Бруклине. Тебя там кого-то обучал. Или у тебя есть диплом бариста, о котором ты скромно умолчал?
В его тоне не было допроса, лишь искреннее восхищение и лёгкое подтрунивание. Из-за этого момента, я почувствовал не тягостную пустоту, а слабый, тёплый проблеск гордости. Не за Даниэля Хартмана, наследника корпорации. А за Дэна, который умеет варить чертовски хороший кофе. И в этот момент дверь кофейни с лёгким звонком открылась, внутрь впорхнула девушка.
Солнечный луч, игравший на стенах, будто бы специально выхватил её из утренней полутьмы. Длинные каштановые волосы струились по её плечам живыми, блестящими волнами. На переносице и щеках рассыпались едва заметные веснушки, придавая её лицу очаровательное, слегка озорное выражение. Она уверенно направилась к стойке, и воздух будто сдвинулся вслед за ней.
– Лилиан! – расплылся в улыбке Лео, и в его голосе появились тёплые, почти отеческие нотки. – Прекрасное утро для свершений. Что сегодня желает наша главная офисная захватчица? Уже готовишь почву для архитектурной революции в «Хартман Групп»?
– Лилиан! – расплылся в улыбке Лео, и в его голосе появились тёплые, почти отеческие нотки. – Прекрасное утро для свершений. Что сегодня желает наша главная офисная захватчица? Уже готовишь почву для архитектурной революции в «Хартман Групп»?
Словно от удара током всё моё тело на мгновение застыло. Питчер, который я как раз протирал, чуть не выскользнул из пальцев. «Хартман Групп»? Это прозвучало так неожиданно, так оглушительно громко в уютной тишине кофейни, что кровь отхлынула от лица. Я машинально сглотнул, чувствуя, как мышцы спины напряглись до боли. Взгляд сам собой потянулся к девушке, стоящей у стойки, с новым, леденящим интересом. Она… она работает там?
Девушка по имени Лилиан рассмеялась. Звонкий, искренний смех, от которого на её щеках проступил лёгкий румянец. Она даже не подозревала, что её обычный утренний заказ только что обрушил на меня целый мир.
– Революцию пока отложим, Лео, нужно начать хотя бы с пары эскизов, – парировала она, игриво подмигнув. – Но без топлива никак. Сделай мне, пожалуйста, раф, только с двойной порцией корицы.
– Слышал, Дэн? – Лео повернулся ко мне, и его взгляд говорил куда больше слов. – Для нашей Лили – раф с двойной корицей. Кажется, это теперь твоя зона ответственности.
Я кивнул, чувствуя, как под фартуком учащенно забилось сердце. Отвернулся к кофемашине, стараясь скрыть внезапно вспыхнувшее на лице волнение. Предстояло приготовить самый важный раф в моей жизни.
Лилиан перевела взгляд с Лео на меня, и её любопытные карие глаза мягко остановились на моём затылке, беспощадно прожигая его. В них не было ни настороженности, лишь лёгкий, дружелюбный интерес.
– А у тебя, я смотрю, пополнение, – с лёгкой улыбкой заметила она, кивая в мою сторону. – Не представишь нас?
Лео хитро подмигнул ей, а затем и мне.
– Ах да, прости за мою невежливость! Лили, это Дэн. Мой старый добрый друг, который решил спасти меня от кофейного рабства и на время встать за стойку. Дэн, знакомься, Лилиан – наш самый очаровательный и постоянный клиент, чей вкус в кофе так же безупречен, как и её архитектурные эскизы.
Я почувствовал, как под фартуком ладони стали влажными. Кивнул, стараясь, чтобы улыбка выглядела естественно.
– Приятно познакомиться, – выдавил я, и голос прозвучал чуть хриплее, чем я ожидал.
Она рассмеялась – лёгкий, словно перезвон колокольчиков, смех.
– Ну надо же, какой ты у нас застенчивый, – заметила Лилиан, и в её глазах плеснулась безобидная насмешка. – Ладно, не буду смущать.
И, грациозно развернувшись, она направилась к своему привычному столику, оставив за собой лёгкий шлейф нежного цветочного аромата. Я смотрел ей вслед, чувствуя, как жар медленно спадает, оставляя после себя лишь странную пустоту и осознание простого факта: для неё я был никем. Просто новым, немного скованным парнем за стойкой. И в этой мысли была одновременно и свобода, и щемящая, необъяснимая горечь.
Я перевел дух, стараясь выбросить из головы всё, кроме предстоящей задачи. Раф с корицей для Лилиан. Доставая керамическую чашку для рафа, я мысленно поблагодарил Лео за его педантичность – всё было разложено по местам, чисто и профессионально. В питчер я налил нужное количество холодных сливок, следя за тем, чтобы они были идеальной жирности – так пенка получится шелковистой.
Подставив чашку под группу, я запустил эспрессо. Тёмно-коричневая струя с густой кремовой «шапкой» медленно наполняла дно, распространяя насыщенный, горьковатый аромат. Пока он готовился, левой рукой я добавил в питчер со сливками хорошую порцию ванильного сиропа – он должен был стать сладкой основой, не перебивая главную ноту.
Затем настал самый ответственный момент. Я включил пар и начал взбивать сливки. Звук был ровным, без резких шипений – верный признак, что воздух насыщает равномерно, создавая ту самую, идеальную микро пену. Я следил за температурой, ощущая ладонью, как металл постепенно нагревается. Как только питчер стал обжигающе горячим, выключил пар.
Теперь – соединение. Я влил взбитые сливки в эспрессо тонкой, но уверенной струйкой. Пена легла ровным слоем, сливаясь с кофейной основой в идеальном градиенте от светло-бежевого к тёмно-карамельному.
Осталось главное – корица. Я взял специальную мельницу, где были цельные палочки корицы, и над чашкой, мелко перетёр её прямо в напиток. Тёплый, пряный аромат мгновенно поднялся в воздух, смешавшись с запахом кофе, создавая тот самый волшебный коктейль, как она просила. Сверху я легкой рукой посыпал ещё щепотку уже молотой корицы для фиксации аромата.
Готово. На стойке стояла чашка с дымящимся, нежным рафом, от которого исходил согревающий, пряный запах. Я поймал взгляд Лео, который следил за мной с одобрительным кивком. Я подошёл к её столику, стараясь, чтобы шаги были бесшумными. Она уже достала ноутбук, и её взгляд был сосредоточен на экране.
– Ваш раф с корицей, – произнёс я, ставя чашку перед ней так, чтобы ручка была удобно развёрнута к ней. Пряный, тёплый аромат мягко поднялся между нами.
Лилиан подняла глаза, и на её губах промелькнула лёгкая, благодарная улыбка.
– Спасибо, – сказала она, уже возвращаясь к экрану, но её пальцы тут же потянулись к чашке, чтобы ощутить исходящее от неё тепло.
Затем она, не глядя, достала из кармана пальто сложенную купюру и протянула мне.
– Сдачи не нужно.
Я взял деньги, кивнул и так же тихо отступил к стойке. Бумага была тёплой от её руки. Положив купюру в кассу, на мгновение задержал взгляд на её склонённой над ноутбуком фигуре, на тонких пальцах, пробегавших по клавиатуре. Она была здесь, в нескольких метрах, погружённая в мир, который когда-то был и моим миром. Машинально начал протирать уже чистую поверхность тряпкой, пытаясь упорядочить нахлынувшие мысли. Внезапно на моё плечо легла твёрдая ладонь Лео.
– Эй, – он понизил голос до доверительного полушепота, чтобы не мешать другим. – Это была отличная работа. Не только с кофе, – он кивнул в сторону её столика, – но и тут, – он легонько ткнул пальцем мне в грудь, прямо над фартуком. – Держался молодцом. Принял удар судьбы в виде очаровательной девушки и не дрогнул.
В его голосе сквозила не только профессиональная оценка, но и искренняя поддержка. Он понимал, какой вихрь эмоций только что пронёсся во мне при упоминании «Хартман Групп», и видел, как я собрался. Этот простой, мужской знак одобрения – похлопывание по плечу – значил в тот момент больше, чем любые слова. Я глубоко вздохнул, и часть напряжения наконец отпустила. Уголки губ сами собой дрогнули в лёгкой, ответной улыбке.
– Спасибо, – сказал я тихо, и на этот раз голос не подвёл.
К обеду «Очаг» наполнился гулом голосов и звоном посуды. Спокойная утренняя атмосфера сменилась оживлённой суетой. Лилиан давно собрала свои вещи и ушла, помахав на прощание рукой, и её столик у окна уже заняла шумная компания студентов.
Время сжалось, превратившись в череду заказов: эспрессо, американо, капучино, рафы. Руки сами помнили движения, а голова была занята лишь тем, чтобы не перепутать стаканчики и не забыть, в какой напиток сколько сиропа. Эта монотонная, но требующая сосредоточенности работа была как бальзам – она не оставляла места для тяжёлых размышлений.
Когда основной поток наконец схлынул, Лео с облегчением вздохнул и развязал тесёмки своего фартука.
– Ну, я поеду, – сказал он, снимая запачканный молоком и корицей фартук и вешая его на крючок. – Сиропы на исходе, особенно тот ванильный, что ты так лихо расходуешь. И кое-что по мелочи для кофемолки нужно. – Он бросил на меня оценивающий взгляд. – Один справишься? Сейчас должно быть затишье. Если что, звони. Если придет Мэй, не подпускай ее к кассе, она всех обложит налогом на сарказм.
Он подмигнул, схватил ключи от «Беатрис» и выскользнул за дверь, оставив меня одного в наполовину пустой кофейне. Тишина, наступившая после его ухода, была иной – более звенящей. Я остался за стойкой, единственный хозяин этого внезапно укромного царства, пахнущего кофе и свежей выпечкой.
Время текло медленно, почти ощутимо, как густой мёд. Заказов не было совсем. Наведя идеальный порядок – протерев до блеска стойку, расставив все чашки по полочкам и перебрав ложки, – я упёрся ладонями в столешницу и задумался. Тишина в кофейне была теперь гулкой, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов на стене и отдалённым городским гулом. И в этой тишине в голове всплыло имя, брошенное Лео на прощание: Мэй.
«…Не подпускай Мэй к кассе, она всех обложит налогом на сарказм».
Кто она? Другая бариста, с которой мне ещё не довелось познакомиться? Вероятно, да. Лео говорил о ней так, словно она была постоянной и неотъемлемой частью жизнедеятельности «Очага». Я представил её себе – наверное, колоритная, с острым языком, возможно, с татуировками или яркими волосами. Та, что запросто может поставить на место зарвавшегося клиента, но при этом варит божественный кофе.
Мысль о том, что скоро появится ещё один человек, который будет знать меня только как «Дэна», нового бариста, вызывала странную смесь любопытства и лёгкой тревоги. Каждый новый человек – это новый шанс выдать себя, сделать какую-нибудь ошибку. Но с другой стороны… это была часть новой жизни. Настоящей, а не выдуманной. И Мэй, казалось, была её таким же неотъемлемым элементом, как и старый, ворчащий агрегат кофемашины.





