ANTI Лора. Фантасмагория для взрослых

© Глеб Новиков, 2025

ISBN 978-5-0065-2649-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эта книга о тебе и для тебя

ИНТРОДУКЦИЯ 4

ПРЕЛЮДИЯ 5

ОПУС 1. Рондо а ля виво 9

«И когда я перестану сниться тебе Пусть это будет новое название мира…»

Холодный лес. То ли конец осени, то ли начало весны. Мокрая земля, полоски подтаявшего снега, небрежно брошенные в разных местах. Сырой воздух. Хмурое небо, полностью закрытое серыми облаками. Тревожно кружащие вдали черные птицы и дорога. Обычная грунтовка, превратившаяся сейчас просто в две колеи, заполненные талой водой и ноздреватыми снежными ошметками. Приходящая неведомо откуда и уходящая неизвестно куда. Нет, она конечно как всякая дорога имела свой смысл и вполне определенные начало и конец, но где они никто не знал, да и сейчас это не имело никакого значения. Дорога и дорога. Она рассекала лес на две части, разделяя существующий здесь мир на половинки. В других обстоятельствах можно было пофилософствовать о сущности этой Дороги, придумать ей название и назначение. Да просто спокойно поразмышлять на отвлеченные темы… Можно, только текущая ситуация не располагала к такому мирному времяпровождению.

На обочине, круто спускающейся к предлесью, на мокром снегу, лежали две человеческие фигуры в грязной и промокшей одежде. Они пытались отдышаться после долгого и трудного

«похода» по этой, не такой уж гостеприимной, местности. Мужчина и женщина. Усталые лица, испачканные, покрытые копотью, не изможденные конечно, как это бывает после тяжелого физического труда, но и не сверкающие счастьем.

Мужчина, подняв голову, улыбнулся и даже слегка подмигнул женщине, стараясь ее приободрить, и безмолвно говоря: «Ничего, Ребенок, прорвемся. Скоро все будет замечтательно».

Женщина еще держалась, но было видно, что она ужасно вымотана и физически и морально. В ее глазах застыл страх, она не знала и боялась думать, что будет дальше. Да и что могло собственно быть дальше? Она смертельно устала от долгого бега через этот лес, бега, как ей казалось, наобум, без всякого смысла и с призрачными шансами уйти от погони. Единственное, что еще давало ей силы – так это вера в этого мужчину. Вера в то, что он как мужчина должен знать больше ее и сможет вывести их отсюда и, вообще, разрешить всю эту нелепость, в которую они попали. Попали… Хотя она прекрасно понимала, что это слово совершенно не то, что все случившиеся за безумно короткий срок последние события должны были вывести их именно сюда, к этой безымянной дороге, в этот холодный сырой лес…

Им надо было идти дальше, как можно быстрее, но мужчина, тянул и тянул время, стараясь дать ей лишнюю минутку отдыха. Она уже на пределе, и двигаться просто не может. Ну, еще минут пять, еще чуть-чуть. Он знал, чем это может обернуться, лишних минут у них просто нет. Но гнать ее, надрывая все, что в ней осталось, он не мог. Нести ее на руках или на спине – утопия. По мокрому рыхлому снегу, довольно глубокому и земле, расползающейся под ногами, и так было не легко идти. Она была миниатюрная и хрупкая, как Дюймовочка, и в других обстоятельствах, которые казались сейчас настолько далекими и нереальными, как будто из другой жизни, он часто и с удовольствием носил ее на руках, несмотря на ее шутливые протесты, но сейчас.…

Дождались.

В тишине, окружавшей их, возникли звуки, никак не относящиеся к естественным звукам природы. Далекая, едва разборчивая человеческая речь и «возмущение» потревоженных ворон, стремительно взлетевших над лесом с той стороны дороги – более чем красноречивые приметы того, что затянувшийся привал скоро будет нарушен визитом нежданных гостей, которые как водится, хуже татарина, не в обиду будет сказано для представителей этого народа.

«Все, ваше время истекло. Game over. Приплыли», – мелькнула мгновенно мысль и мужчина, рывком перевернувшись на живот, схватил лежащий рядом автомат и осторожно поднял голову, чтобы оценить ситуацию. Ситуация, что называется, не радовала. Ничуть.

Цепочка человеческих фигур вышла из леса и приближалась к дороге, до которой им оставалась метров триста-четыреста от силы. Уходить уже было поздно. Определенно.

Мужчина обернулся:

– Ло-ра, – в своей обычной манере растянул он второй слог, – бери автомат и, – махнул головой, – давай в лес. Быренько.

Она вскинула голову и взглянула на него непонимающе:

1 Introductio – краткое вступление к первой части произведения

– Что? Я… я не пойду, я с тобой.

– Ребенок, шутки закончились. Я совершенно серьезно. Оставь мне второй магазин, хватай автомат и беги в лес.

– Олеж, я не пойду без тебя…

– Быстро я сказал! – закричал он и резко оборвал сам себя, заговорив более спокойно. Она и так на взводе. – Нам не оторваться, а ты уйдешь, пока я поиграю с ними в пейнтбол, – он нехорошо усмехнулся уголками губ, – есть такая чудная игра для больших мальчиков. Девочкам в нее играть не рекомендуется, синяки остаются. А если серьезно… Ларис, уходи. Я прошу.

– Олеж… я останусь с тобой, куда я одна, я не смогу…

– Лора, тут без вариантов, турпоход закончился, начинается, что-то более интересное. Я немножко постреляю, это ж у меня любимое занятие и догоню тебя. Ребенок, давай, я тебя очень прошу, уходи. Пожалуйста.

Она смотрела на него и не двигалась. Потом резко подскочила к нему, обняла за шею и спросила, глядя прямо в глаза:

– Ты не обманешь меня?

– Лорик Сан, когда я тебя обманывал, а? Ты ж меня прекрасно знаешь, Лариска. – Он быстро улыбнулся, пытаясь скрыть с лица не самые хорошие предчувствия, – я догоню, обещаю.

Девушка помедлив, осторожно разжала руки. Не сводя с него взгляд, вытащила из кармана магазин, аккуратно положила его рядом с ним и, схватив за ремень автомат, поднялась, отступила назад и, резко развернувшись, побежала в лес.

Он посмотрел на запоздавших участников несостоявшегося пикника, которые достаточно быстро продвигались к дороге. Еще пара минут и можно будет начинать. Выгреб из карманов еще пару запасных магазинов, щелкнул предохранителем на одиночный огонь, передернул затвор и обернулся.

Фигура бегущей девушки приближалась к краю леса. Маленькая, хрупкая, с автоматом… Он задержал на ней взгляд на несколько секунд, и отвернулся.

«Лариска, Лариска… Дай Бог, еще увидимся, Ребенок. Очень надеюсь», – невесело усмехнулся и поймал в прицел черную фигурку человека, который поскользнулся и потешно взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие.

Сделал выдох и плавно надавил спуск. Выстрел оглушил.

Человечек, дернувшись напоследок, довольно смешно упал на спину.

«Один есть», – хмыкнул он, в духе графа Монте-Кристо, убившего своего первого врага…

ПРЕЛЮДИЯ2

«И новое утро, и новое «нет тебя…»

Я по асфальту шагаю…»

Проснулся мгновенно.

Еще секунду назад он был весь в этом сне, и сейчас, раскрыв глаза и глядя в потолок как на экран кинотеатра, ждал следующий кадр. Но, видимо, пленка у механика порвалась и картинка пропала.

«Черт, что за дурацкий сон опять. Не в первый раз, и всё с новыми подробностями и деталями. Прям вещий что ли, ей Богу», – мелькнула первая мысль. Впечатления от сна были еще яркими, но, как это всегда бывает, сон расползался, рвался в клочья и становился все более размытым.

Он потер руками щеки, ощутил проросшую щетину и поднялся.

«День как день, только ты, почему-то грустишь», – проскочила следующая разумная мысль.

Начинать утро с цитирования Цоя конечно довольно забавно, но можно и повеселей.

Глянул на часы и, увидев красные цифры 7—24, подумал: «Чего-то я рано подорвался, но ладно, значит, хватит баюшки».

Утро начиналось как еще сто или триста до него, и каких еще будет неопределенное множество после него. Мысль о неопределенном множестве, взявшаяся с нечего, напомнила славные

2 Praeludium – инструментальная или оркестровая пьеса, напоминающая предисловие

годы студенчества и курс высшей математики, который благодаря хорошему преподавателю похоже на всю жизнь врезался в память.

«Дай Бог здоровья Михаилу Петровичу, хороший мужик, научил математике и думать заодно».

Встал, первым движением включил радио.

«Наше радио, наша музыка», – бодрым, совершенно не утренним голосом, тем более не подходящим для понедельника, весело пропищала реклама, и тут же запела Земфира:

Над моей пропастью У самой лопасти Кружатся глобусы, Старые фокусы

Я же расплакалась, Я не железная Мама Америка,

В двадцать два берега

Ты не отпускай меня, Не отпускай,

Не отпускай меня, Вдруг кто увидит… Не отпускай меня, Не отпускай,

Не отпускай меня, Вдруг кто увидит

– Не отпускай меня. Не отпускай. Не отпускай меня. Вдруг кто увидит, – подпевал он, совершая абсолютно стандартные для будничного утра телодвижения.

Сначала – лёгенькая такая зарядочка, подстать «лёгенькой такой промышленности», – выражение из старого любимого фильма, заставившее улыбнуться.

В приемнике забалагурила неразлучная парочка – Оля и Коля, побуждая народ своими

«шЫзгариками» к трудовым подвигам.

Поставил чайник, побрился, заварил вкусный чай, сделал бутерброд, улыбаясь, иногда удающимся шуткам ведущих.

Первая утренняя сигарета с терпким и очень крепким напитком.

Поехали дальше. Душ, фен, одеколон, одеться и можно выдвигаться на любимую работу. Подмигнул ее изображению на портрете:

«Лорик, пока».

Выключил свет и вышел на площадку.

Вот уж действительно, утро как утро, обычный понедельник, каких миллион был и еще будет. Движения отточены до автоматизма, как на автопилоте. День, работа, вечером обратно, ужин, кофе, один из любимых дисков в магнитофоне, глоток коньяка перед сном, сигарета и спать. Не весело не грустно, обычная схема, обычная жизнь, ничего супер интересного.

«Скучно все это. Скучно. Бег по кругу», – подумал вяло, открывая дверь подъезда и делая шаг на улицу.

Серенькое сентябрьское утро. Как всегда пробка на площади. Люди на остановке, далеко не радостные лица у всех. И следующая банальная мысль: «вот интересно, где-нибудь в Америке или в Австралии люди с такими же выражениями на лицах едут утром в понедельник на работу или им веселей?».

Пока все укладывалось в стандартную схему, ставшую чем-то вроде, если уж совсем сумничать, прокрустова ложа – не вырваться, не сдвинуться. Траектория определена, бакены расставлены, даже особо напрягаться и думать не надо, и так все понятно.

Привычным движением открыл дверцу машины и небрежно кинул портфель на правое сиденье. Тихо заурчал движок. Прокашлявшееся ото сна радио запело противным голосом: «вэ вэ вэ Ленинград, СПб точка ру…».

– Так! Вот это уже перебор, и так весело. Уж лучше Марку, – сказал сам себе.

– Точно. С утра, – ухмыльнулся и продолжил вместе с любимой певицей:

– Погружение в себя и чем глубже, тем видней, что никогда не быть рядом с ней. Розовый мрамор сна, медленно плавится. Я теряюсь в нем без конца…

Подпевая себе под нос, он вырулил на проспект имени Красного Директора, с трудом вписавшись в плотный поток активно стремящихся на работу соотечественников.

Дерганое движение в тесном «косяке» машин действовало на нервы. Увидев узкий просвет, он бросил корпус автомобиля вперед, резко прибавив скорость.

Тут то и случилось первое забавное происшествие сегодняшнего дня. Песня оказалась пророческой…

Перед капотом любимой Pajero буквально из воздуха возникла девушка. В следующие полсекунды, пока он вжимал в пол тормоз, она осела своими белыми джинсами на асфальт, не отличавшийся чистотой. Явно его сегодня с шампунем забыли помыть.

«Визг тормозов мне как романс о трех рублях». Владимир Высоцкий, цитата.

Ехавшая сзади «десятка» также противно взвизгнула и встала, что называется ноздря в ноздрю, точнее. … Ну, точнее звучало совсем пошло, так что не стоит уточнять. Но ее сигнал захлебывался визгом противнее, чем ее же тормоза. Наверно руливший ею товарищ тоже проснулся не в лучшем настроении. Да и не он один. Водители замершей на месте колонны всевозможных представителей почти всех мировых гигантов автопрома поддержали товарища по несчастью

«приветственными» звуками. Такое впечатление, что едет безумно большая свадебная процессия и от души веселится в предвкушении праздничного банкета.

Чертыхнувшись, он выскочил из машины, достаточно зло хлопнув дверью. Сделал шаг к девушке и, осознав, что на первый взгляд она вполне жива и дееспособна, уже спокойнее подошел к ней, присел, и «добрым-добрым» голосом выдохнул:

– Барышня, – любимое, слегка старомодное обращение, – сегодня, похоже, у Вас не день Бэкхема, – сделал паузу, оценивающе разглядывая девушку. Та молчала. Тогда он продолжил мысль:

– Ваша дивная акробатика грозит превратить эту магистраль в кладбище забытых кораблей.

«И причем здесь корабли?» – мысленно пожал плечами, – «сам не знаю». Как обычно, его юмор был на грани цинизма и жесткой иронии:

– Мне кажется, что сидючи здесь, Вы рискуете простудить многие важные для Вас места, которые Вам еще непременно понадобятся.

Зло, бесспорно. Даже не столько зло, сколько глумливо. Молодым девушкам сидеть на холодных камнях действительно вредно, но говорить об этом вслух совершенно незнакомой особе – чистой воды моветон. Нет, чтобы утешить ее, восхититься ее красотой, но у него не было сейчас для этого никакого настроения, хотя барышня стоила большего, чем проявление дежурной галантности.

– Я думаю, что пассажирское кресло в моей машине больше подходит к тому, на чем Вы сейчас сидите, чем это серое вещество, почему-то называемое асфальтом, хотя оно на него очень мало похоже, – плоские шутки особенно хорошо у него получались утром в понедельник.

Девушка смотрела на него очумевшими глазами и хлопала ресницами. Причем делала это настолько выразительно (смотрела) и энергично (хлопала), что маленькие комочки туши, висящие на кончиках чудно изогнутых волосков, грозили сделать в дорожном покрытии еще пяток выбоин, коих и так хватало за глаза.

Он скользнул взглядом по ее черной майке и заметил не увиденный сразу силуэт белого кролика, похожего на плейбоевского.

Мысли проскочили как короткие очереди:

3 Автор песни Мара Кана

«Кино и немцы. Матрица, первая серия. Беги за Белым Кроликом. Зашибись, начало недельки!».

Протянул ей руку:

– Пойдемте. Зрители устали, криков Бис я думаю не будет.

Барышня, продолжая хлопать ресницами с бешеной скоростью, встала с дороги и, не говоря не слова, села в машину.

– Девушка, ничего если я так нетактично спрошу, куда Вас подвезти, в качестве компенсации за моральный ущерб Вашим джинсам? – он был в своем репертуаре, даже не надо было напрягаться, интонация вопроса вполне соответствовала ситуации.

Секунд пятьдесят паузы, за которую они продвинулись на добрую пару метров, в самом узком месте этой артерии города, и, наконец, она смогла внятно произнести:

– Мне в РГЭУ…

Расширенные зрачки и сбивающийся голос он отнес не к восторгу от нахождения ее возле себя, а на естественное барышням ее возраста волнение, особенно свойственное им после гимнастических упражнений на свежем воздухе.

Расшифровка аббревиатуры заняла у него, наверное, минуту, за которую, каким то чудом, они доехали до общежития и замерли перед светофором.

Он мельком взглянул на знакомое здание, с которым было связано очень много, на углу которого они с ней и расстались… Отвернулся.

За следующие пятнадцать минут езды никто из них не проронил больше ни слова. Девушка, по всей видимости, находилась еще в прострации, он – просто не хотел вымучивать из себя какие-то банальные фразы. О чем говорить? Знакомиться? Зачем? Ему это не надо. Говорить о погоде? Пошло. Проявлять сочувствие – в нем никто не нуждается.

Тишину разбавляла только Мара Кана:

«Вот и Амстердам», – подумал он, притираясь к бордюру.

Да, давненько он не был утром возле РИНХа и, наверное, зря. Столько считающих себя красивыми и гламурными девиц в одном месте и в унисон выдыхающих дым, давно не попадалось на глаза. Зрелище стоило опоздания на работу, и даже более того.

Девушка повернулась к нему, видимо ожидая всё-таки, как своим испорченным умом он потом понял, вопроса как ее зовут, и какой номер присвоил ей оператор её мобильной связи.

Соответствующего высказывания от него не последовало.

Тогда, сделав слегка удивленное лицо, она похлопала еще несколько секунд привычным для нее орудием этого самого хлопанья и выпорхнула из машины.

«А спасибо?», – запоздало подумал он, – «м-да, действительно, и зачем мне ее спасибо?».

Усмехнулся про себя, глядя на девушку, легко проскользнувшую сквозь толпу в двери университета. Маленькая, хрупкая, светленькая. Кого-то она ему сильно напомнила… Очень похожа. К чему бы это…?

Встряхнул головой, сбрасывая наваждение, и тронулся с места.

Ему предстояло сделать «небольшой» такой кружок, чтобы развернуться и таки доехать до места службы, с учетом многих весьма «благоприятных» внешних факторов, как то: отсутствие левых поворотов на перекрестках; узкие, забитые транспортом улочки с односторонним движением; не к добру появившиеся люди в фуражках с полосатыми палками, создающие пробки на пустом месте и т. д. и т. п.

Не прошло и получаса, как этот практически цирковой номер чудом получился и он, наконец- то, к пущей радости всех подчиненных, особенно отсутствующих еще на работе, добрался до своего кожаного кресла.

Налей мне немного Whiskey, Я пью его сама!

И не подходи так близко, Я ведь сойду с ума!

ОПУС 1. Рондо а ля виво