Девятая пешка. Сборник рассказов

Иллюстратор Макс Новиков

© Макс Новиков, 2017

© Макс Новиков, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-4508-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все события и персонажи вымышлены.

Любое совпадение считать случайностью.

Степень плагиата определять только после прочтения.

Вместо предисловия

Посвящается моим друзьям.

Главному сокровищу, что у меня есть.

И моему коту.

Представлюсь – меня зовут Макс.

Не помню точно, когда начал делать свои первые литературные наброски. Кажется, мне тогда было 6 лет. Но точно помню, что когда мне исполнилось 12, я попытался написать свой первый роман. С места в карьер, не имея ни навыков, ни опыта – разумеется, тот «роман» был ужасен.

Отлично помню, в далёком детстве, всё написанное мной казалось гениальным. Я гордо выгибал грудь колесом и авторитетно заявлял, что всё настолько хорошо написано, что даже никаких правок не нужно.

Сейчас я сомневаюсь в каждой написанной строчке.

Но я всегда знал, что рано или поздно у меня будет собственная книга. Я перебирал в голове возможные варианты названий, представлял как буду перелистывать её страницы, как буду вдыхать запах свежей типографической краски. Но время всё шло, а публикация постоянно откладывалась.

Но меня раз за разом посещало сильное желание посвятить себя творчеству. И тогда я садился за рабочий стол и придумывал истории. Потом правил их и переписывал, чтобы потом снова править или вообще выбросить.

Я раздавал свои тексты друзьям с просьбой прочитать и оставить своё мнение. Я не получил ни одного отрицательного отзыва, и сейчас понимаю – у меня очень вежливые друзья.

Все мои произведения проходили по одному пути – как только я заканчивал над ними работу, они казались мне великолепными. Потом я вносил в них небольшие исправления и ненадолго откладывал в сторону. А когда возвращался к написанному и перечитывал, то приходил в ужас от того, как такое вообще можно было показывать приличным людям… В итоге всё отправлялось в мусорную корзину.

Меня это невероятно раздражало. Ведь, как же так – у меня в голове всё выстраивается так здорово и так интересно, а текст получается скучный, детский и тупой.

И я снова, и снова садился сочинять новые истории или реанимировал старые, пытаясь придать им второе дыхание (не получалось – в таких случаях моя задумка умирала дважды). Но в какой-то момент, перечитывая одну свою заметку, я внезапно поймал себя на мысли, что мне нравится мой же текст и что я не прочь прочитать продолжение. Это было мгновение счастья, осознание того, что, кажется, спустя долгие годы, наконец, получилось что-то достойное.

Ясная фраза редко бывает случайностью. Потому что придумать интересную историю – это труд. А написать и оформить её – удовольствие.

* * * * * * *

Перед вами сборник рассказов, работа над которым заняла несколько лет.

Я не слишком спешил, мозаика этих историй складывалась медленно и неоднократно менялась. Я вносил много исправлений, работая под урчание наглого полосатого кота. Старался сделать текст интересным – как известно, скучными могут быть только признанные мастера.

Рассказы разные. Это причудливая вязь из узоров поступков, которые косвенно связаны друг с другом.

Истории о том, как лучший друг может стать злейшим врагом, а враг – добрым другом. Как десятилетие может превратиться в несколько издевательски коротких дней, которые стоят целой жизни. Как люди дают обещания, которые не в состоянии выполнить. Как совершают ошибки, а потом отчаянно пытаются их исправить.

Эти рассказы – дань моему собственному удовольствию.

Всё это – вымысел, сказка, миф. Но сказка есть метафора жизни. В ней мало фактов, но при этом чётко отражена суть. Мгновения сказки в наших жизнях так редки и так мимолётны. И всегда поджидают нас в необычных местах. Подкарауливают внезапно.

И это делает их бесценными.

А жизнь собирается из мозаики отдельных историй. И как она в итоге сложится – неизвестно.

Скалистый козерог

Мы становимся крепче там, где ломаемся.

Эрнест Миллер Хэмингуэй

Сумрачные скалы в Восточных Пределах всегда считались столицей скалистых козерогов.

Это был край высоких гор и узких долин, где пыль от копыт чудных животных посыпала далёкий горизонт. Там, где непогода рисовала молниями на небе грозные знаки, а духи ветра пели в горах свои колыбельные песни.

Козероги были объектом почитания, как древние благородные животные, и одновременно были объектом неистовой охоты. Раньше их запечённое мясо подавалось к столу на самых больших торжествах, а их прочные шкуры считались символами достатка. Но главной ценностью были их роскошные рога – могучие и тяжёлые, достигавшие в длине половину человеческого роста.

Для Сумрачных скал рог козерога был не просто ценной вещью. Здесь это была реликвия. Охотники разбивались в горах насмерть, отчаянно преследуя козерогов, – эти горные скалолазы с копытами вместо пальцев часто оказывались более опытными и цепкими, чем обученные люди.

В древности костями животных здесь было принято украшать одежду и жилища. Старательно выпиливая козлиную кость, жители скал и степей гордились свидетельствами смерти диких зверей. Местные военные вывешивали рога козерогов на стены своих жилых комнат. В центре Скалистого города стояли каменные статуи в их честь. Художники и писари покрывали их выскобленные черепа чёрной тушью, рисуя причудливые узоры и рунические знаки. Шаманы превращали их в навершия для своих тотемов.

В этом краю скал, гор и степей за рог козерога легко могли убить. Это был предмет героя. Знак силы и гордости. Символ богатства и славы.

Все местные жители знали – это священное животное, а его рога – это величайшая ценность.

И почти никто из них никогда не видел живого скалистого козерога.

* * * * * * *

История была безжалостна к этому месту – расцвет Скалистого города пришёлся на далёкое прошлое, и сейчас здесь не было ничего кроме прелестей гор и бездонного неба над головами людей, паразитировавших на ушедших днях.

Скалистый город стоял на обломках древних цивилизаций. Здесь жили потомки воинов и поэтов, а пыль под ногами была частью праха великих царей, и последних пьянчуг. Здесь были руины дворцовых усыпальниц и старых некрополей, сложенных в честь древних правителей, о которых уже почти никто не помнил. Все они уже были давно разграблены, и ничего кроме грубых скальных рисунков там не осталось. Всё величие прошлого куда-то ушло, исчезло в песках или было разнесено ветром среди старых скал.

Здесь были задворки цивилизации – отдалённая провинция Южной империи. Настолько отдалённая, что, кажется, самой империи на это место было плевать. Здесь не было торжества закона и порядка, как в главных регионах, а наместники здесь менялись как числа на игровых костях.

И всё же этот город был красив – многие здания были искусно врезаны в скалы, улицы перетекали одна в другую, как живой каменный поток, а красота горных пейзажей была так же пленительна, как объятия жриц любви, познавших восемнадцать поз удовольствия. Скалистый город был заполнен изваяниями из камня, тонкой работой мастеров прошлого, а в городском центре были установлены статуи скалистых козерогов – могучие и гордые каменные фигуры животные словно застыли в одном мгновении от прыжка. Наследие минувших лет поражало воображение – предметы роскоши прошлых эпох имели невероятную отделку и утончённый золотой узор, элементы которого были толщиной в человеческий волос. Даже обычные предметы быта обладали собственным неповторимым характером.

В этом краю была какая-то недосказанная тайна, какой-то секрет, загадка, которая никому не поддавалась уже долгие столетия.

Но пелена угасания уже давно окутала Скалистый город. Даже когда он был присоединён к Южной империи, мало что изменилось. Повсюду по-прежнему были незыблемые горы, редкие пастбища, безмолвные и безжизненные пески. Если история стирала в пыль великие здания прошлого, что следовало говорить про обычных людей…

Упадок сопровождался грабежами и разбоями. Скалистый город, соседствовавший с землями кочевых народов, всегда испытывал на себе их влияние. Степняки, готовые затеять войну из-за чужой жены или украденного ожерелья, хорошо чувствовали чужую слабость и стремились отхватить кусок добычи побольше. Окрестные земли, которые раньше были местами бойкой торговли, сейчас разорялись снова и снова. А местные дороги, служившие маршрутами для купеческих караванов, заполонили разбойники и налётчики с золотыми серьгами в ушах.

Городской рынок, который раньше был частью крупной торговой артерии, сейчас был жалким подобием самого себя – старые торговые ряды или пустовали, или были забиты барахлом.

Девушка с диковинным именем Из'а была одной из свидетельниц угасания этого края. Она торговала на городском рынке уже несколько лет, зарабатывая продажей древностей и рукописей, которые переписывал со старых книг её дед.

Иза слушала легенды об этом месте с самого детства. С того момента, как начиналась её память, в ней были отпечатаны рассказы о предках в остроконечных шапках, варивших дурманящий напиток, о скалах и песчаных барханах, поющих песни. Когда её дед отвлекался от своей бумажной работы, то часто говорил ей о бедствиях, которые насылали на этот край коварные духи, жившие в горах и под землёй. О зависимости людей от древних капризных и всемогущих сил, которые часто играют ими ради забавы. Старый писарь рассказывал также о подвигах старых героев, когда-то живших и правивших Скалистым городом, притчи о дозорных из сторожевых башен, легенды про воинов, способных по своей воле обращаться в горных орлов. Девушка старательно ухватывала каждое его слово, переживала и удивлялась вместе с ним, благо чудаковатый старик был неплохим рассказчиком и отлично разбирался в мифах истории.

Произнесённые им слова стройно вставали одно за другим. Чего он только не рассказывал своей внучке – и реальные истории, и сказки, в которых были духи гор, способные наделить невероятной силой и упорством или убить от одного прикосновения.

Всё, что происходило вокруг, невероятно злило старого писаря, который искренне любил родной край. Каждый раз, узнавая, что разграблена новая усыпальница, а предметы древности и наследие истории продаются за бесценок, он испытывал почти физическую боль. Не мог работать, капризничал и жаловался, так, что Изе приходилось успокаивать его. А когда затихал, то снова утыкался носом в свои рукописи.

Из Сумрачных скал выжималось всё до последней капли, как из старой дойной коровы. Но кусок сытного пирога постоянно сжимался – золотые копи были почти выработаны, рисовые поля были в упадке, пастбища высыхали. И даже символ этого места, скалистый козерог, уже не встречался в горах. После периода ожесточённой охоты козероги были частью перебиты, а уцелевшие ушли в незаселённые человеком горы. Встретить сейчас в окрестностях Скалистого города живого козерога было невозможно – они исчезли, как и славное прошлое этого места.

Единственное, что здесь было неизменным – это величие природы. Красота местных горных пейзажей была непередаваема. Могучие скалы и древний город, выстроенный на их уступах был красив даже в эпоху своего упадка. А бездонное небо над головой могло очаровать любого, кто был способен видеть.

Если бы не ежедневные ужасы, которые давно уже стали обыденностью, то Иза бы искренне могла заявить, что живёт в красивой сказке.

Но сказка уже давно закончилась. Бедность, разруха и безвластие на остатках великой истории – вот всё, что сейчас представлял собой её родной край. Степные кааны давно паразитировали на местных жителях. Запрещая свободно перемещаться между поселениями, они требовали платы за проход. Кроме солдат каанов, часто враждовавших между собой, часто появлялись и местные бандитские шайки, которые также грабили население, облагая его собственной данью. Южане нехотя отправляли сюда войска для наведения порядка, но делали это со скоростью сытой змеи и с реакцией огромной черепахи. Частые стычки между солдатами империи Юга и вастаками грозили обернуться большим противостоянием.

Желавших устроить драку было много. Это были и знатные кочевники из зажиточных кланов, разъезжавшие в ламеллярной броне или в стёганой коже. Их всегда сопровождали ловкие конные наездники с составными луками, смутьяны, мятежники и беднота степей. Кааны то заключали мир и не вмешивались в дела Скалистого города, то вероломно нарушали его, не гнушаясь подлостью ради наживы. Поднимая пыль, сея вражду и хаос, они раскручивали насилие по спирали.

Там где раньше был расцвет, мир и величие, сейчас покоился сдвоенный топор боя и большой череп пустоты. Все нападали на всех, и внучка писаря давно оставила все попытки разобраться, кто на какой стороне, и кто за что стоит. Иза, так же как и её дед, сильно переживала из-за происходящего, но ничего поделать не могла. Росла она одна, детства у неё почти не было, своих родителей она не помнила совсем и отчего-то сожалеть о них у девушки не получалось.

Какой-то внутренний голос подсказывал Изе, что жизнь в Скалистом городе далеко не лучшая, и что всё идёт странно и неправильно. Должно быть, она просто начиталась рассказов и хроник о других странах…

Главной её радостью было возможность почувствовать свободу, и за ней она шла в горы. Там она поднималась как можно выше, подставляла лицо ветру, вскидывала руки к небу, и в последующее мгновение весь мир преображался перед ней, разливаясь сочными красками. Здесь был пепел давно угасших костров, которые когда-то жгли путники. Были скелеты давно погибших птиц. Мир с высоты гор казался совершенно другим, и Иза смотрела вниз со счастливой улыбкой небожителя. Неудивительно – ведь горы приближали её к небесам.

У гор была одна отличительная особенность – вроде бы она здесь была уже много раз, видела одни и те же вершины, ступала на одни и те же камни. Но они всё равно оставались для неё неизведанными и бесконечно красивыми. Манили в сторону горизонта, потрясали, очаровывали снова и снова. Каждый раз возвращаясь домой, ещё не спустившись с горных склонов, девушка уже чувствовала, что скучает по ним и что ей нужно будет непременно вернуться.

Иза всегда возвращалась.

Она искала свободу, когда разглядывала туманное одеяло горных облаков, когда стояла у водопада – ослепительной стены из множества брызг, когда гуляла босиком по берегу Горного зеркала, одного из красивейших озёр Восточных Пределов и всего Континента. Вместо того чтобы пытаться продать рукописи деда и всякие безделушки, Иза ещё часто сбегала и забиралась на крышу старого складского сарая. И оттуда наблюдала за людьми. Смотрела на городской центр, на рынок, торговые ряды, харчевни и кабаки. Наблюдала за чужой жизнью. И это возвращало охоту жить ей самой. Она с улыбками смотрела на стариков, куривших дурман-траву и кормивших горных аистов хлебными крошками. Следила за скалистыми выступами, откуда местные дети запускали в небо самодельных змеев, и за редкими торговцами, которые смешно командовали упрямыми верблюдами.

Старый писарь часто отчитывал свою внучку за неисполнение своих обязанностей и заставлял её читать молитвы и древние заклинания, которые должны были помочь в привлечении удачи.

Проблема была в том, что они были на хивлонском диалекте южного наречия, которого девушка не знала. Текст превращался для неё в набор ничего не значащих звуков, в языковую белиберду, в полное отсутствие смысла. Старый писарь отчего-то проявлял излишнее суеверие и старательно требовал от внучки знать указанные им стихи. Иза заучила незнакомый текст наизусть только из-за настойчивости и упорства деда, который клятвенно её уверял её в том, что из всех молитв, придуманных в южной части Континента, эти были самыми лучшими.

Когда недовольство деда стихало, то Иза просила его рассказать что-нибудь ещё или сама погружалась в старые книги о путешествиях и дальних странах. Узнавала истории о новых землях, о крае, откуда нет возврата, настолько далёком, что даже могучие духи не смогут оттуда вернуться, если не оставят себе замены. О стране, стоявшей за кольцом гор Грозового перевала, о её природе, холмах с зелёной травой, цвета драгоценного смарагда. О высоких башнях, в которых живут люди в железных одеждах. Эти рассказы так сильно увлекли девушку, что снились ей по ночам. Холмы с зелёной травой, на которых стоят дома с глиняными крышами и чудные ветряные мельницы, не выходили из памяти. Захватили её воображение.

Настолько, что она захотела увидеть их во что бы то ни стало.

* * * * * * *

– Всё, деда, я ухожу, – сказала она однажды.

И тяжело выдохнула. Словно подвела черту.

Старик вздрогнул и оторвался от своих рукописей.

– Чего? – пробормотал он, – куда это уходишь? На рынок что ль?

– На Северо-запад, – ответила она с усмешкой, – за горную гряду.

– Чего?… А, бес побери… – прокряхтел он, разминая затёкшую спину.

Голос его звучал странно, словно писарь подтвердил свою старую догадку и ожидал подобного от собственной внучки.

– Не нужно было тебе истории рассказывать. Здесь же дом твой…

– Знаю! – она отмахнулась и сжала руки в кулаки, – здесь мой дом, да. Моя память. Моё детство. Моя сила.

Она захлопала глазами, как ночной мотылёк перед пламенем костра, словно припоминая нечто исключительное.

– А ещё… ещё водопад у Горного зеркала, статуи козерогов у главной скалы… А ещё здесь горы… Горы, деда! – восторженно воскликнула она, – горы – это моя любовь! Высокие гранёные скалы, а вдалеке у самого горизонта их целое множество. И белоснежные вершины, такие, словно кто-то их солью посыпал!

– И чего же ты? Прочь от своей любви уедешь? – насмешливо спросил старый летописец, – кто ж так делает?

Девушка захотела что-то ответить, но слов у неё не нашлось, и она с грустью потупила взгляд.

– Кто ж тебя по дороге-то защитит?! Как же ты пойдёшь вообще?

– Пойду, – упрямо ответила она, – не волнуйся за меня…

– Ну, вот ещё! – запричитал дед, бросив перо, – будут у тебя свои дети-внуки, посмотрю я на тебя, когда тебе скажут «не волнуйся»!

– Всё лучше, чем оставаться здесь! – в сердцах воскликнула девушка, гордо подняв голову, а её голосом словно заговорил дух гнева, – это место изменилось! Сильно-сильно изменилось! Там, где раньше было благополучие, теперь нет ничего. И даже погода! Погода меняется! Вспомни, лет пять назад, как дождливо было осенью, а сейчас горные ручьи пересыхают, пастбищ нет.

Она ненадолго замолчала, чтобы протереть намокшие глаза.

– Нет, деда… теперь это проклятый край. Проклятый… Все эти чужаки, которые сюда пришли, эти наёмники, которые всегда-всегда здесь были! У них словно вместо сердец камни и злой песок! Эти грабежи, эти пожары! Палёные мясники. Ненавижу! Я не могу так! Не могу с ними! Я их боюсь! Почему я должна кого-то бояться в своём доме?! Нет… я должна уйти. В родном доме не должно быть места для страха.

Летописец насмешливо посмотрел на неё.

– Что-то я не припомню, чтобы ты сильно далеко от порога этого дома уходила… ну, и когда ты собралась идти? Может, просветишь меня?

Иза поджала губы. Она не любила этот снисходительный тон.

– Скоро.

– Знаешь внучка, что тебе скажу… у каждого должно быть своё место, – отчего-то грустно и очень уверенно заговорил летописец, – ты родилась здесь. И жить тебе надобно здесь, а не голову себе забивать тем, о чём представления не имеешь.

– Глупый ты деда… – она обиженно надула щёки, – хоть и столько книг прочитал.

– Ну, да, а ты умная, – прокряхтел дед, – думай, что говоришь. Как по твоему, легко выбраться из Скалистого города?

* * * * * * *

Иза знала, что уехать из Скалистого города практически невозможно.

Это знал каждый взрослый житель этого края.

Во-первых, для выезда нужно было получить разрешение наместника. А во-вторых, за пределами города кругом царило полное беззаконие – все окрестные земли были наводнены степняками, требовавшими дань. В случае отказа они убивали и забирали всё. Беспорядочные набеги, которые они периодически устраивали, приносили только огонь и разрушения. Многие из тех, кто пытался бежать из Скалистого города, по дороге натыкались на разные отряды, под руководством разных каанов, и были вынуждены платить дань по нескольку раз, оставаясь буквально без единого рена в кармане. И если путнику каким-то чудом удавалось откупиться от всех кровопийц и при этом не расстаться с жизнью, то он оказывался посреди каменного моря из безжизненных скал и во власти духов гор. А им было всё равно – богат человек или нет, стар или молод. Горы никого не щадили.

Поход за пределы Скалистого города был смертельно опасным.

Помочь обойти все опасности мог только опытный следопыт, и Иза знала того, кто подходил на эту роль. Человеком он был странным и непростым, но девушке это тоже было известно.

Его дом стоял практически за городом, на утёсе, который напоминал змеиный язык. Каменистая земля здесь была раскрашена в серо-коричневые оттенки и была обсыпана огромными валунами, словно здесь когда-то казнили горных великанов. Рядом с домом проходила дорога, далеко внизу шумела река, а неподалёку вверх вздымался мощный горный хребет.

Здесь жил прирождённый охотник, аскет и затворник гор. Слухи о нём с разной степенью правды часто наполняли город, но охотник не обращал на них никакого внимания. Поселившись на дальней окраине, над горной рекой, он не любил показываться лишний раз на глаза. Его благосостояние держалось на трактире, который содержали его работницы, и позволяло ему закрывать глаза на упадок этого края.

Охотник был знатным любителем путешествовать, убивать диких зверей, а потом вывешивать доказательства своих убийств на всеобщее обозрение. Поэтому его трактир и примыкавшее к нему жилище было заполнено чучелами разных животных, военными символами разных стран, церемониальным оружием и шкурами убитых хищников. Здесь раньше висела даже шкура леопарда, которую недавно пришлось снять после требования самого наместника. Эта пятнистая кошка была гербовым животным Южной империи, и использовать её шкуры для одежд и украшений мог только узкий круг лиц, в который этот прожжённый охотник не входил.

Впрочем, и без леопардовой шкуры трофеев было невероятно много – были головы медведей, чаши из костей мёртвых носорогов, ожерелья из акульих зубов.

Даже жена охотника выглядела как трофей. На вид она походила на северянку, которую охотник, кажется, подобрал в одном из пограничных борделей. Её фигура напоминала горный рельеф – кроме своего выдающегося носа, напоминавшего большую картофелину, хозяйка также имела широкие бёдра и выдающуюся грудь. Она занималась уборкой, когда Иза постучалась в дверь. Пропустив гостью внутрь, женщина окликнула хозяина и вернулась к своим делам.

От этого жилища внучке писаря было не по себе, ей многое казалось странным, пугающим и манящим одновременно. Старый дом в скалах выглядел первобытным, от вида из окна захватывало дух, а лёгкое потрескивание дров в большом камине сливалось с гулким шумом горной реки, которая терялась среди старых скал.

Она ожидала хозяина дома в большом зале, внутренности которого были отделаны деревом, что было едва ли не роскошью по местным меркам – деревья здесь встречались редко и хорошая древесина стоила больших денег.

Хозяин появился перед ней не сразу. Впрочем, он всегда заставлял себя ждать. Когда в его дом приходил гость, он сначала перепирался с тем, кто приглашал его спуститься, потом перепирался сам с собой и только потом спускался в большой гостиный зал из своей комнаты на верхнем этаже.

Иза услышала его по характерному деревянному постукиванию о ступени. Охотник не слишком торопился. Не мог. Потому что жён на самом деле у него было целых три, а из двух ног всего одна.