- -
- 100%
- +
– Три дня назад, Борис Борисович. Тут недалеко, по прямой метров двести, наверное, – прикинул Сергеев, скользнув взглядом по траншее.
– Плохо, – повторил Соболев. – Очень плохо. Мне глава района звонил, наверху уже знают про остановку работ на участке. Для области это означает многомиллионные потери из-за простоя.
Из кабинета Соболев бы не дёрнулся, вызвал бы этого Сергеева на доклад. Выслушал бы, может быть, дал совет. Хвост бы точно накрутил так, чтобы рабочий пыл не угасал ни на секунду. Но этот звонок из администрации с настоятельной просьбой проконтролировать ситуацию и взять под особый контроль в виду важности объекта для города, области и страны в целом. И прочие фразы, которые косвенно говорили, что им, ментам, надо бы быстрее шевелиться и дать рыть проклятую канаву дальше.
– Так что делается?
– Пока ничего, – не стал врать Сергеев. – Ждём экспертов. Но то, что я вижу, похоже на первый труп. Это маньяк у нас, Борис Борисович, чем хотите поклянусь. Хоть конём.
Соболев наверняка выдал бы подчинённому по первое число за дерзость, но подъехал микроавтобус экспертов.
– Твою мамашу завалить цветами! Огурцов нашёлся, – всплеснул руками Виктор. – Калмык, а ты его где взял? У меня парни уже часа два по лесу шатаются, ищут этого молодца.
Муранов, вышедший из машины, прищурившись посмотрел на оперативника. Издёвки в голосе Сергеева не было, но его панибратская манера общения раздражала, как и придуманная кличка.
Огурцов, которого Марина Григорьевна кое-как привела в чувство, не мог сказать, как оказался на дороге, ведущей в город. Но, едва вернувшись к месту работы, весь сжался, втянул голову в плечи, старательно отводя взгляд от траншеи. Сергеев смог разглядеть экскаваторщика, прячущегося в салоне, только когда из него вышли эксперты.
– Отзывайте своих парней, – сквозь зубы сказал Муранов.
– Курёхин, выдыхай, главный приехал! – крикнул Виктор, чувствуя, что напряжение, которое было в нём с момента, когда он увидел новый старый труп, начало действительно отпускать. – Командуй в рацию, чтобы патрульные возвращались все. Отбой по поиску. Следак – молодец, нашёл беглого.
Выдохнув через нос, Данил прошёл мимо оперативника. Его влекла к себе траншея. И то, что находилось в ней.
***
Длинные волосы, спутанные, с налипшими комками земли закрывали часть черепа. Он застрял между зубьями ковша, будто кто-то специально насадил муляж, чтобы попугать прохожих. Нижняя челюсть отсутствовала, что придавало черепу какой-то ненастоящий вид.
Но Муранов, едва оглядев труп, видимый под тонким слоем земли, уставился на перья. Они снова в изобилии были здесь. Чёрные вороньи перья. Что-то неприятно щипало душу. Обычная вещь – ведь перья – это вещи? или нет? Муранов засомневался – приобрела зловещее значение.
Присев на корточки, Данил чуть наклонился вперёд, и, казалось, вот-вот должен упасть в яму. Сквозь полуопущенные веки следователь смотрел на захоронение. Он впитывал впечатления, как губка. Нужны были детали. Но их оказалось критически мало. Практически ничего.
– Что скажите? – раздался над головой голос Бориса Борисовича.
Начальник городской полиции, лично прибывший на место обнаружения, жаждал ответов, пожалуй, даже больше, чем сам Муранов.
– У нас серия, – безапелляционно заявил Муранов.
– Ну так уж и серия, – покривился Соболев.
Борис Борисович с ужасом представил себе, что начнётся вокруг, когда – и если! – все узнают о скороспелых выводах этого следака. «Тоже мне выискался охотник на маньяков, – подумал Соболев. – Славы и звёздочек захотелось? А Главк будет меня долбить? Вот уж спасибо, не надо».
– А что это по-вашему? – Данил поднялся на ноги, держа хрупкое равновесие на самом краю траншеи.
Его туфли, вычищенные с вечера, уже покрылись коричневым налётом лесной земли. И на краях брючин оказалась такая же. Безупречный вид Муранова перестал быть безупречным, но всё равно внушал трепет даже вышестоящему руководству. Соболев, в котором роста было от силы метр семьдесят, отступил на пару шагов, чтобы не слишком задирать голову при разговоре. «Вот же каланча», – зло подумал Борис Борисович.
– По-моему, вы преувеличиваете. Всего лишь два тела, захороненные не так далеко друг от друга. Это может быть и не серия вовсе, а просто двойное убийство.
Муранов задумался, в словах Соболева был резон. И, на самом деле, это было бы хорошо, если так можно говорить в деле, где уже два трупа. Однако, что-то внутри говорило: «Нет. Ты же понимаешь, что это не так. Ты видишь, что это совсем не так. Это больше, чем ты можешь себе вообразить. Просто погляди вниз. Видишь? Видишь, там внизу Ад. И он ждёт тебя». Данил сжал зубы, приказывая внутреннему голосу заткнуться. Слишком долго тот не давал о себе знать. Это дело как-то заставило его очнуться ото сна. Пока ещё голос был не очень настойчивым, Данил надеялся, что уже перерос всё это и теперь будет гораздо проще справиться.
– Боюсь вас разочаровать, но тела захоронены в разные периоды. Между ними разница как минимум в год, – Марина Григорьевна осторожно спустилась в траншею и подошла к ковшу экскаватора.
В этот раз ей было удобнее работать – яма была шире и длиннее, ковш поднят выше, так что места полно, учитывая её комплекцию.
– Мягкие ткани сохранились гораздо лучше, чем у первой жертвы. Здесь даже есть полностью сохранные мышцы. Конечно, нужны дополнительные исследования, но не думаю, что почва сильно отличается по составу от первого места, – Ленц наклонилась и пальцами, затянутыми в плотные резиновые перчатки, прикоснулась к останкам. Определённо, это тело провело в земле гораздо меньше времени.
Борис Борисович шумно выдохнул и, не прощаясь, направился к своей машине. Шофёр его тут же отложил телефон, в который пялился, едва заглушил двигатель. «Придётся докладывать, – думал Соболев. – Лучше самому и сразу, чем потом оправдываться, что затянул и подставил всех под горячее. А ещё же эта долбанная пресса пронюхает. И понесётся душа в рай! Чтобы вас всех с вашим трубопроводом по этому лесу раскидало».
– Сергеев! – Соболев обернулся и позвал оперативника.
– Яволь! – крикнул в ответ Виктор, не шевельнувшись.
Майор стоял с другой стороны траншеи и заглядывал через плечо работающей Ленц. На лице оперативника застыло полумальчишеское любопытное выражение.
– Сергеев!
«Коня в лицо», – вздохнул майор, подходя к начальству.
– Когда здесь всё закончится, с докладом ко мне лично. Это ясно? Не к начальнику отдела, не к старшему оперу, а сразу в мою приёмную. И план оперативно-розыскных мероприятий не забудь.
– Ясно. Разрешите выполнять? – оперативник склонил голову к плечу, как послушная смышлёная собака.
– Действуйте, – кивнул Борис Борисович, усаживаясь на заднее сидение.
– Тебе-то хорошо, Данил Саныч, – почесывая подбородок произнёс Сергеев, вставая рядом с Мурановым, – твой не приехал.
Хорошо Данилу не было. Звонок от собственного начальства застал его в дороге. И следователю тоже предстояло по возвращении в город идти прямиком в высокий кабинет.
– А Огурцова где взял? Мы его тут часа два искали, – продолжал Сергеев, не обращая внимания, что Муранов мрачно молчит и не реагирует на его вопросы. – Капец, ты, конечно, следак. Уважуха!
– У вас протокол места осмотра готов? – сверху вниз посмотрел Муранов.
– Обижаешь, Калмык!
Муранов поморщился, от чего глаза превратились в две щёлки, из которых, казалось, могли вырваться молнии и сжечь нагловатого оперативника.
– Курёхин тут всё успел облазить с телефоном, – ответил Виктор, ничуть не смутившись под злым взглядом Муранова. – Но аккуратно. Хотя, чтобы тут найти хоть какие-то следы преступника, нужны какие-то сверхспособности. А Пашка всего лишь летёха. Да.
– Марина Григорьевна, предварительные данные, – голова у Данила начала болеть от вечной болтовни оперативника.
– Боюсь, что ничем не могу порадовать, – ответила женщина, подойдя к краю траншеи. – Тело принадлежит молодой женщине. Полностью обнажена, по крайней мере, остатков материи никакой не нашли пока. Кроме перьев здесь нет посторонних предметов.
– Вживлены, как в первом случае?
Ленц кивнула. Очищенное, насколько это возможно в полевых условиях, тело было готово к транспортировке. Её ребята уже приволокли из машины мешок.
Муранов отошёл от траншеи, чтобы не мешать. Снова спускался на потревоженный лес вечер. Снова перешёптывались деревья. Снова кричали на своём языке птицы. Всё повторялось, как в зацикленном сне, из которого невозможно вырваться.
«Почему именно здесь? Что такого в этом месте»? – спрашивал себя Муранов. По ту стороны дороги росли такие же берёзы и сосны. А трупы с завидной регулярностью выкапывали тут.
Прочерчивая воздух чёрной тенью, над ними пролетел большой ворон.
Глава 3
Криминальная статистика говорит, и не без основательно, что преступников тянет вернуться на место преступления. Некоторые приходят и затёсываются в толпу зевак, собравшихся за оградительной лентой.
Кто-то получает от этого дополнительную дозу кайфа и адреналина – вот он я! Поглядите, глупые менты. Стою совсем рядом с вами, смотрю, как вы копошитесь, как рассматриваете дело моих рук. Может быть, вы даже проходите мимо меня, что-то у меня спрашиваете, выискивая ценного свидетеля. Но вы – никто! Вы – жалкие букашки перед таким великим гением, как я.
Кто-то тихонько стоит с краю и исподтишка наблюдает. И испытывает при этом нечто вроде волнения перед экзаменом. А не оставил ли я чего-то, что укажет на меня? А не найдут ли полицейские свидетеля, который развернётся, укажет пальцем – вот же он! Ловите! Нужно знать, что уже есть у полиции и как они будут действовать дальше.
А кто-то возвращается на место преступления, когда всё уже утихнет. Сидит где-нибудь рядом на скамеечке с мечтательным видом, глядя на солнышко, наслаждаясь его лучами. И такое блаженство на его лице, что прохожие невольно начинают улыбаться – жизнь прекрасна и удивительна даже в мелочах! И ни один не в силах даже предположить, что вот этот сидящий на скамье, вспоминает, что сотворил здесь. А он вновь и вновь наслаждается моментом.
Реже, когда кто-то приходит скорбеть о совершённом или его тянет туда чувство стыда и неподъёмный груз вины, что ложится на плечи и никогда никуда не денется.
Кому-то достаточно «чертогов разума», чтобы побывать на месте. С гордостью, страхом, печалью, сожалением или чем-то другим.
А вот следователи возвращаются на места преступлений гораздо чаще и в любом случае. Их туда направляет служебный долг.
Данил Муранов в одиночестве шагал от дороги к траншее. Длинные ноги легко перешагивали через неровности. Высохшая трава шуршала под подошвами. Лес сейчас выглядел совсем не так, как вчера, когда здесь было людно и работала техника.
Лента заграждения всё ещё очерчивала неровный квадрат территории. Данил хотел вернуться сюда ещё до того, как вчера все разъехались. Мысль о том, что это место выбрано неспроста, не давала спать. Полночи следователь ворочался и пытался вспомнить хоть что-то, что отличает этот кусок леса от всего остального.
«Во-первых, близость к дороге, – лёжа с закрытыми глазами думал Муранов. – Но и километры в обе стороны тянется всё тот же лес. Почему там? Какие-то особенные деревья? Тоже нет – всё то же самое. Координаты»? Тут мозг, как будто включил сигнальную лампочку – у всего на свете, если оно не двигается, есть чёткие координаты.
Это понимание выгнало Муранова из постели около двух часов ночи. Протянув руку, Данил щёлкнул выключателем. Свет настольной лампы показался очень ярким. Пока ноутбук загружался, Данил успел сходить на кухню и поставить чайник. Сон, который до сих пор ещё как-то пытался завладеть человеком, окончательно отступил.
Электронная карта оказалась довольно подробной. Муранов, ориентируясь по дороге и поворотам, нашёл место обнаружения второго тела. От него мысленно провёл линию до места обнаружения первого. Ничего особенного в цифрах координат не оказалось. Ничего такого, что могло бы говорить об их сакральном значении. «Хотя, – думал Данил, отпивая крепкий кофе, – может быть, это для меня ничего незначащий набор цифр. Здесь могло быть зашифровано всё, что угодно. От даты рождения, до реального адреса или номера телефона».
Ориентирование по сторонам света, тоже ничего путного не дали. Если соединить одной линией обе точки, то выходил юго-юго-восток. Слишком мало для того, чтобы строить теорию о каком-то геометрическом захоронении.
Данил допускал мысль, что всё выбрано вообще случайно или же у него не хватает данных для понимания. «Скорее всего второе». Муранов поднёс чашку к губам, но она оказалась пуста, только небольшой осадок на дне.
Скриншоты отправились прямиком в телефон самого Муранова, а следователь – в кровать. Время приближалось к трём часам. Скоро начнут под окнами ездить машины, а он всё ещё почти не сомкнул глаз. Было ли это проблемой? Пожалуй, нет. Сложив руки на груди, Данил просто приготовился лежать до будильника. Мысленно он раз за разом прокручивал комбинации полученных цифр и незаметно заснул.
А утром, плотно позавтракав, вызвал служебную машину и отправился в лес. Дежурный водитель, привыкший к тому, что с этим следаком не особо поговоришь, даже не пытался это делать. Так в тишине они и добрались до нужного места.
– Ждите здесь, – приказал Муранов, как будто водитель мог бы его оставить.
– Окей, – ответил водитель, в тайне радуясь, что мрачный длинный Муранов хотя бы на время не будет дышать ему в затылок.
***
Под одеялом безопасно. Тут очень душно и от этого тянет в сон. Но сны не приносят успокоения. Они стали наполненными плохими, нехорошими образами. Всё место в них занимает тот страшный огромный человек из телевизора. Он ничего особенного не делает, просто смотрит. Но его глаза, сощуренные, превращённые в чёрные щели, неотступно следят, куда бы не пошёл, куда бы не побежал. Всюду они! И из этих узких щелей сочится Тьма. Она почти осязаема. Иногда даже виден туман, что дымкой окутывает остальное лицо того мужчины и весь его рост. Тьма через человека разглядывает его, последнего, единственного воина Света. Она пытается понять, достойный ли он противник? Сможет ли оказать сопротивление? Во сне он ничего не может. Плачет, пытается убегать, но ничего не выходит.
Он не готов сейчас. Сейчас не настало правильное время! Но Учитель требует восстановить баланс. Да и ему самому это понятно, он уже не тот глупый мальчишка, который первый раз услышал о Птице, борющейся с Тьмой. Просто не существует иного пути и иного выхода. Он избран, чтобы охранять Свет, чего бы ни стоило.
А пока, пока хочется вот так лежать, свернувшись под одеялом и тихонько поскуливать от страха, что внушает Человек из сна.
– Чего это ты валяешься? – голос матери обвинял покруче любого прокурора. – На работу опоздаешь.
– Сейчас, – сил не было.
Такой упадок говорил лишь об одном – это Тьма уже начала наступление на мир. А так как он единственный, кто смог её рассмотреть, ему больше всех и достаётся.
– Заболел что ли?
Властная рука ухватила за одеяло и потянула. Холодный воздух рванулся в тёплое нагретое безопасное гнёздышко. Мужчину, что свернувшись калачиком, лежал на узкой софе перетряхнуло от его прикосновения. Его руки, засунутые между коленями, подрагивали. Замутнённым взглядом, полным слёз, он посмотрел на мать.
– Снова? Да сколько можно? – она озверела буквально за секунду.
Одеяло полетело на пол. Сухие руки сжались в кулаки, какие-то острые и угловатые. Женщина принялась охаживать сына, который и не пытался увернуться. Её удары были чувствительными и безжалостными. В конце концов, он не маленький мальчик, которому простительно намочить простынь!
– Мама, – канючил мужчина, едва прикрывший голову ладонями.
Стыд мешался в нём с каким-то удовлетворением от того, что чем-то насолил нелюбимой маме.
– Уйди с глаз моих, кобелина проклятая! – кричала женщина. – Отец, ты глянь! Опять напрудил! Скорей бы женился, чтобы жена за ним мокрые тряпки стирала! Надоел хуже горькой редьки!
Мужчина сполз с софы. Мать больше не била. Шипя себе под нос ругательства, она стаскивала простынь. Её сын, прикрывая мокрое пятно на трусах, поплёлся в ванную.
«Надо быть сильным. Надо быть очень сильным и смелым, – говорил Учитель. – Я верю в тебя, ты именно такой. Соберись и действуй. Свет нуждается в тебе». И он обязательно будет. Всего за пару лет ему многое удалось. С тем, что пришло в мир сейчас, он тоже справиться.
Тёплая вода текла через забитую известковым налётом душевую лейку. Он сидел на корточках в ванной, чтобы не разбрызгать воду по полу. Смывая с себя ночной запах, мужчина смывал в сток неуверенность.
***
Муранов спрыгнул в траншею. Это было странное чувство. Довольно высокие стены перекрывали обзор. Остро пахло землёй. Даже на зубах, хотя он не разговаривал, поскрипывали мельчайшие крупинки. Под ногами было неровно и местами мягко. Это был грунт, из которого вчера поздно вечером ассистенты Марины Григорьевны извлекали тело. «Может быть, какие-то части его всё ещё здесь», – подумалось следователю.
Он присел на корточки. Стены траншеи будто сомкнулись. Только земля и бесконечное по-осеннему прозрачное голубое-голубое небо, при взгляде на которое слепит глаза. На Данила накатило какое-то оцепенелое спокойствие. Он поднял голову и застыл. Легчайший ветерок ласкал его высокие скулы, трепал волосы, остужал разгорячённую мыслями голову. На какой-то момент ему не хотелось ничего иного, как растянуться во весь рост в этой траншее и лежать так вечно. Земля будто приглашала его в свои объятия, обещая умиротворение и гармонию. Следователь чуть покачнулся, теряя равновесие, и машинально выставил руку, чтобы удержаться. Под пальцами оказалось сломанное перо. Это вывело его из трансового состояния.
Ребята Ленц потрудились на славу. Кроме этого сломанного пера, которое вряд ли могло дать какую-то дополнительную информацию, ничего на месте погребения Муранов не нашёл. Повертев свою находку, он сунул её в карман пальто и выбрался из траншеи, не особо напрягаясь. Оттряхнув пыль с брюк, Данил кругами пошёл по площадке. Вчера также ходили Курёхин и Сергеев. Опера и эксперты фиксировали, подбирали и упаковывали всё, что не должно было оказаться в лесу, но оказалось.
– Свежие окурки тоже брать? – уточнял Паша. – Это же работники сделали.
– Тебе дядя Калмык что сказал? «Собирать». Вот собирай и не гунди.
Несмотря на шутливый тон, сам Виктор внимательно шарил взглядом по земле. Надежды найти что-то полезное не было. Но чем чёрт не шутит?
При воспоминании об оперативнике Муранов покривился. Сергеев его раздражал, как мелкая заноза, которую никак не удаётся вынуть. Следователь, пройдя по площадке, остановился перед поваленным деревом, под корнями которого нашли вторую неизвестную. Это была тоже сосна. Копия первой. Довольно толстый ствол, пушистые лапы с созревшими шишками. На коричневато-красной коре красовался синий крест, нарисованный краской из баллончика. Данил провёл кончиками пальцами по этому кресту. Метрах в двадцати на тонкой берёзе, какой-то болезненно кривой, тоже был крест. Траншея должна тянуться в ту сторону.
Муранов не сразу понял, что поглаживает не потрескавшуюся кору дерева. Палец его двигался по геометрическим линиям, которые никак не могли появиться самостоятельно – слишком ровными и упорядоченными они были. Следователь вынул из кармана телефон, включил фонарик и чуть ли не прилип к сосне. Под синей краской действительно оказались прорезанные линии. Большой треугольник обрамлял меньший. Рядом были чёрточки и закорючки, будто танцующие червячки, водящие хоровод.
Чьё-то давнишнее баловство? Те линии, что не были испачканы краской, выглядели старыми. В них даже натекла смола, чуть сгладившая замысловатый узор.
Сфотографировав находку, Муранов пошёл вдоль траншеи к месту, где было выкопано первое тело. Шагать по расчищенной, натоптанной тропинке было гораздо легче, чем добираться сюда от дороги. Сжимая в ладони телефон, Данил надеялся, что интуиция его не подводит.
Не подвела. На поваленной сосне, на которой уже начала желтеть хвоя, нашлась такая же отметина – два треугольника и закорючки. Их было видно гораздо лучше, потому что синий крест располагался с другой стороны ствола. Муранов почти лёг на ствол, чтобы лучше рассмотреть вырезанный узор. Линии были уверенные, чёткие. Лишь пару раз рука резчика соскользнула с намеченной траектории, но после он несколькими движениями поправил рисунок. Меньший треугольник был вырезан гораздо глубже, чем внешний большой. Вся кора из него удалена и наплывы смолы чуть смазывали остроту углов. Данил сделал несколько фотографий в разных ракурсах и с разным разрешением. Почему они не увидели это в первый раз? Впрочем понятно – было темно и экспертов интересовало тело в яме, а не поваленное дерево.
***
В лесу тело не пахло так сильно. Открытое пространство и ветерок делали своё дело. Не пахло и когда санитары выложили тело из мешка в холодильную камеру. А вот сейчас, когда Ленц аккуратно очищала останки от земли, было неприятно. Марина Григорьевна понимала, что респиратор и вытяжка справляются, но воображение играло свою роль.
– Снова эти перья, – говорила себе под нос судебный медик.
От левой ключицы до правой тянулось ужасное ожерелье. Перья крупной птицы, вставленные в плоть, покрывали грудь неизвестной молодой женщины. В сочетании с проступающими дугами желтоватых рёбер зрелище было не для слабонервных.
– Вера, записывай, – обратилась Марина Григорьевна к своей лаборантке.
Та предпочитала сидеть спиной к секционном столу. Работа в Бюро угнетала девушку, но кредиты не давали просто так взять и уйти с нелюбимой работы.
– Предположительный возраст покойной двадцать пять – тридцать лет. Части стреловидного шва практически срослись. Лицевые кости имеют характерные для европеоидной расы черты. Отсутствует верхняя левая шестёрка и левая нижняя четвёрка. На зубах имеются сколы. Определить прижизненные или посмертные не представляется возможным. Успеваешь?
– Да, Марина Григорьевна, – ответила Вера, быстро пробегая пальцами по клавиатуре.
– Волосы у корней имеют более тёмный оттенок, – продолжила Ленц, осторожно приподнимая на черепе спутанные локоны. – На черепе повреждений не обнаружено. Нижняя челюсть отделена от верхней механически. Предположительно ковшом экскаватора.
Веру передёрнуло. Она ненавидела, когда приходилось присутствовать на вскрытии криминальных трупов. «Уйду. Вот последний платёж сделаю и точно уйду», – говорила себе Вера и брала очередной кредит, чтобы погасить предыдущий.
– Мягкие ткани частично отсутствуют. Явно выявленные гнилостные процессы позволяют сделать вывод, что тело находилось под землёй около двенадцати-четырнадцати месяцев. Видимых механических повреждений торса нет. В сохранных тканях присутствуют оболочки жуков-некрофагов, взрослых особей не обнаружено.
– Фу.
– Вера, я тебе уже говорила, чтобы ты перевелась от нас. Не можешь работать здесь, иди в медсёстры, – разозлилась Марина Григорьевна.
Работать с Верой становилось день ото дня тяжелее. Зачем вообще идти в медицину с такой брезгливостью?
– Там платят меньше, – буркнула Вера, поплотнее натягивая на нос маску респиратора.
«Лучше б я диктофоном пользовалась», – подумала Ленц. Краем глаза Марина Григорьевна посмотрела на висящие на стене большие часы. Она обещала Муранову подготовить отчёт и все акты до полудня. Уж кого-кого, а Данила Александровича подводить не хотелось.
***
– Ты смотри, Пашка, какая красоточка, – Сергеев держал листок на вытянутых руках, любясь изображением. – Нравится девочка?
Курёхин любопытно вытянул шею, отрываясь от экрана ноутбука. Майор завалил лейтенанта бумажной работой, от которой к концу дня спина просто отваливалась, а колени не разгибались.
– На, смотри, – Виктор отдал распечатку. – Чё скажешь?
– Ничего так, – покивал Курёхин. – А кто это?
С листа смотрела довольно миловидная девушка, хотя в чертах её лица было что-то искусственное. Но в целом – приятная внешность, хотя ничего выдающегося, что могло бы выделить такую девушку из толпы.
– А почему только лицо? Где плечи? Шея? – Курёхин перевернул распечатку, заглядывая на её обратную сторону.
– Потому что эксперты работали с черепушкой. Тут, Павлик, как у того коня, – только лицо, – довольный своей нелепой шуткой расхохотался Сергеев. – Ну чего ты сморщился? Хорошо эксперты восстановили, с этим можно работать.
Шутки шутками, но когда Сергеев рассматривал то, что прислали на электронку из лаборатории, думал майор о том, что ребята, сидящие там, совсем не дураки. Это была почти фотография живого человека. Конечно, у оперативника, насмотревшегося за время службы на сотни фотороботов, которые не очень-то походили на оригиналы, несколько притуплялось восприятие. Но в том, что основные черты жертвы, были переданы достаточно точно, Виктор не сомневался.