Чистый лист

- -
- 100%
- +
Но тело не слушалось. Щёки горели, а в груди приятно и тревожно ёкало при каждом воспоминании о его смехе.
Постепенно мысли стали путаться, расплываться. Действие таблеток и эмоциональная буря медленно, но верно утягивали меня в объятия сна. Последнее, что проплыло в сознании перед тем, как я отключилась, – это его рука, сжимающая мою, и тихий шёпот: «Чувствуешь? Это и есть свобода».
Глава 3
Удивительно, но спала я сегодня неожиданно глубоко и крепко – словно это был не сон, а забвение, просто чёрный омут без сновидений. Никаких коридоров, никаких теней. Никакого Ника. Я почти успела ощутить лёгкую досаду, проснувшись от звонка будильника в коридоре – мозг, видимо, счёл дневные впечатления достаточными и отказался генерировать ночные кошмары или приятные фантазии. По привычке потянувшись к тумбочке, где обычно лежал телефон, я упёрлась рукой в холодную поверхность и окончательно проснулась. Точно, и никаких гаджетов – только информационный детокс и живое общение.
Утренний ритуал прошёл на автомате: умывание, завтрак, во время которого я незаметно оглядывала столовую в поисках Ника, и поход в медкабинет. Виктор Андреевич, сидевший за соседним столом и просматривающий какие-то бумаги, поприветствовал меня кивком, а Инна Николаевна встретила меня тем же профессионально-отстранённым взглядом.
– Ну как самочувствие? Как спала? – спросила она, выдавливая из блистера розовую таблетку.
– Нормально, – ответила я, стараясь говорить ровно. – После вчерашней таблетки днём была небольшая сонливость. Вечером уснула хорошо.
Я сделала глоток воды из стаканчика, избегая её взгляда. У меня даже мысли не возникло рассказать про тот жуткий подводный карнавал – это звучало бы как бред сумасшедшей.
– Кошмары? – уточнила медсестра, делая пометку в компьютере.
– Нет, – солгала я, расписываясь в журнале. – Просто… был один чуть более яркий сон после первого приёма. Но ничего такого.
Инна Николаевна кивнула, удовлетворённая, а Резцов вообще никак не прокомментировал, только что-то пометил в своих бумагах. Видимо, утренний приём был чистой формальностью, если нет жалоб.
– Сегодня добавим тебе трудотерапию, – сказала медсестра, щёлкая мышкой. – С одиннадцати до тринадцати. Координатор – ваш дежурный Дмитрий. Он распределит задания. Не опаздывай.
Ну вот, моё расписание пополнилось ещё одним пунктом, призванным сделать меня «нормальной» и «ответственной». Я кивнула, проставила отметки у себя в планере и торопливо покинула кабинет.
Лекция «О жизни и выборе» в десять утра оказалась такой же скучной, как и вчера. Душниловна монотонно бубнила о важности целеполагания и самореализации, а я уставилась в окно, перечитывая воробьёв на дорожке. Мысли то и дело норовили соскользнуть к вчерашнему вечеру, к тому, как Ник многозначительно дёргал бровью, рассказывая про судьбу нашего общего «шедевра». Куда он пропал? И появится ли сегодня? Сам ведь сказал мне «до завтра».
Ровно в одиннадцать я уже стояла в холле основного корпуса рядом с кучкой других счастливчиков, получивших наряд на трудотерапию. Уже знакомый мне дежурный Дмитрий зачитывал список и распределял задания:
– Старовойтов, Графов, Знаменская – санузлы на втором этаже учебного корпуса. Мойка кафеля, полов, раковин. Паша, покажешь, где подсобка и выдашь инвентарь.
Моё сердце подпрыгнуло аж до горла. Я невольно подняла глаза и встретилась взглядом с Ником. Он уже стоял рядом, прислонившись к стене, и невозмутимо поглядывал на меня.
– Повезло тебе со мной, – прошептал он мне, пока Дмитрий раздавал остальным задания по уборке территории.
– Ещё посмотрим, – пробурчала я, стараясь сохранить равнодушное выражение лица, хотя внутри всё трепетало от предвкушения.
К нам подошёл парень, которого я мельком видела в столовой – невысокий, худощавый, с отсутствующим взглядом.
– Павел, – представился он и сощурился на меня: – Не видел тебя раньше. Новенькая?
– Угу, – промычала я. Кажется, про него мне говорила Аля в столовой – Павлунтий, токсичный гений или что-то вроде того. – Я Кира.
Судя по тому, как он смерил Ника беглым настороженным взглядом, а тот ответил ему едва заметным поднятием бровей, они были знакомы.
– Повеселимся, – тихо проронил Ник, пока мы тащились за Павлунтием. На его лице играла лёгкая, почти невинная улыбка, но в глазах прыгали озорные искорки.
Мы молча проследовали в подсобку, где Павлунтий без лишних слов выдал нам вёдра, швабры, тряпки, перчатки и бутылки с моющими средствами.
– Всё как обычно – раковины до блеска и без разводов на полу, – безучастно пояснил он, когда мы вышли в коридор. – Начинайте с первого, я пока займусь стенами во втором и вернусь к вам.
Он взял своё ведро и направился к дальнему концу коридора, явно предпочитая работать в одиночестве. Мы же с Ником зашли в первый санузел. Пространство перед кабинками было просторным, выложенным светлой плиткой, с длинной линией раковин вдоль стены. Натянув перчатки, я решила не откладывать в долгий ящик уборку и сразу приступить к задаче, начав с раковин.
– Ник, я заметила, что ты не ешь и не пьёшь в столовой, не бываешь на прогулке и, возможно, избегаешь солнца, – как бы между делом бросила я, сосредоточено натирая керамическую поверхность. – Скажи честно, ты кровосися?
В отражении зеркала я заметила, что он замер, переваривая услышанное, а потом расхохотался.
– У моего соседа по комнате очень заботливая маман, которая носит передачки чуть ли не каждый день, – отсмеявшись, пояснил он. – А то вдруг сыночек оголодает. Ещё какая-то дурочка с кулинарки в него вкрашилась и прикармливает его результатами поварских экспериментов.
– Почему ты думаешь, что прикармливает? – я сразу вспомнила Алю, и мне стало за неё обидно. – Может, ей просто некуда девать приготовленное.
– Тогда бы она просто оставляла еду в кабинете, – пожал он плечами.
– Может ты и прав, – пробурчала я, переходя к следующей раковине.
– Ну что, приступим к исполнению нашей трудовой повинности? – Ник наполнил ведро водой, поставил его посреди помещения и окинул взглядом пол.
– Я уже приступила, если ты не заметил, – парировала я, отмывая засохшее пятно с крана.
– Интересно, каким образом мытьё общественных толчков должно нас исцелить? – он щедро плеснул моющего средства в ведро.
– Ты же был на лекции у Душниловны, там было про осознание себя частью общества и общественный договор.
– Да-да, альтруизм и полезность для социума… – Ник принялся интенсивно макать швабру в ведро, так, что над ведром быстро выросла шапка из пены.
– Эй, поаккуратнее, сейчас всё выльется!
– Вытрем, – он подмигнул мне. – Нам сказали помыть пол, но мы не обязаны делать это «как принято».
Он подцепил шваброй пенную шапку и плюхнул её на пол.
– Небольшая пенная вечеринка, – он быстро наклонился, выплеснул из своего ведра порцию воды прямо в центр шапки, и она растеклась по плитке ровным блестящим слоем.
– Ник! – ахнула я. – Что ты делаешь?
– А что? – он невозмутимо взял швабру и принялся водить ею по воде, взбивая пену. – Нельзя помыть пол, не намочив его.
– Тебе не кажется, что это как-то… по-детски, – растерялась я.
– Кира, если ты не заметила, мы в дурке. Так почему бы не подурачиться?
– Это не дурка, – неуверенно возразила я, – а реабилитационный центр.
– Сама-то в это веришь?
В этот момент дверь скрипнула, и на пороге появился Дмитрий. Его взгляд скользнул по пенной каше на полу, и брови его поползли к волосам:
– Графов! Ты опять за своё?
Ник не стал оправдываться или шутить, просто уставился на него с непонимающим выражением лица.
– А что не так? Элеонора Владленовна говорила, что надо к общественно-полезным практикам подходить с полной отдачей, – парировал он, словно дежурный был досадной помехой в нашей кипучей деятельности.
– Вода пролилась, – поспешно вклинилась я. – Сейчас вытрем.
Дмитрий посмотрел на него, потом на меня, бросил взгляд на блестящие раковины, которые я уже успела довести до практически безупречной чистоты. Немного помолчав, он вздохнул так, будто нёс на себе тяжкий крест всего человечества, и махнул рукой:
– Убери. И чтобы через пятнадцать минут здесь было сухо и чисто. Понятно?
– Так точно, – бодро ответил Ник, но в его глазах читалось торжество.
Когда Дмитрий ушёл, мы молча принялись вытирать пол насухо. Второй швабры не было, поэтому я просто помогала собирать воду своими тряпками – благо, с раковинами я уже закончила. В этой совместной уборке нашего маленького беспорядка было нечто настолько интимное, что эта тишина стала меня напрягать.
– Ну что, подурачился? – не выдержала я.
– А то, – хмыкнул он. – Надо же как-то скрашивать этот конвейер по производству идеальных граждан.
– Идиот! – пробурчала я беззлобно, чем вызывала у него новый приступ веселья.
Почему-то не могла на него злиться. Уголки губ против моей воли поползли вверх, и я отвернулась, пряча улыбку.
Когда пол наконец был отмыт, а я споласкивала перчатки, в дверях возник Павлунтий с пустым ведром. Посмотрел на натёртый до зеркального блеска пол, потом на нас с Ником.
– Удивительно, даже перемывать не придётся. Кира, сгоняешь к бабе Варе? – обратился он ко мне. – Пусть выдаст ещё бутылку химозы для толчков. Она знает.
– А кто такая баба Варя? – спросила я.
Павлунтий посмотрел на меня, как на дурочку.
– Комендант женского общежития, – посмеиваясь, ответил за него Ник.
– А… – я только открыла было рот, как Павлунтий меня перебил:
– Подсобка в здании общаги, отдельный вход с торца. Скажешь, от Дмитрия. Странно, что ты до сих пор не в курсе, – добавил он таким тоном, словно сомневался в моих умственных способностях.
– Окей! – поспешно ответила я, вылетая за дверь.
– Потом бегом обратно, второй толчок сам себя не помоет! – донёсся мне в спину голос Павлунтия.
Выскочив на улицу, я рысью понеслась по знакомым дорожкам, стараясь никого не сшибить. Подсобку я нашла сразу – отдельная дверь на ступенчатом крылечке под навесом. Дверь была приоткрыта, и я осторожно сунула нос в щель, одновременно постучав.
Помещение оказалось маленьким, тесным, с одним окном и стеллажом вдоль стены, забитым коробками и аккуратными стопками сменного постельного белья. За столом у окна сидела пожилая женщина в косыночке и очках и что-то сосредоточенно читала в планшете. Очевидно, это и есть баба Варя. И как мне к ней обращаться, интересно?
Заметив меня, она отложила планшет и уставилась на меня поверх очков. Я по инерции взглянула на экран планшета и едва удержалась от смешка – а баба Варя-то не рецепты изучает, а вовсю крутит любовную линию с крылатым брюнетом из визуальной новеллы.
– Я от Дмитрия, дежурного, – откашлявшись, пробормотала я, – нам нужна бутылка… – я замешкалась, пытаясь объяснить, что нам надо, – у нас средство для мытья туалетов кончилось.
– Дежурство по толчкам? – уточнила баба Варя, нехотя поднимаясь из-за стола.
– Ага, – я опешила от неожиданности.
– Это ты новенькая из шестьдесят пятой?
– Да, Кира Знаменская, – на всякий случай представилась я, с интересом разглядывая комендантшу.
Она оказалась рослой жилистой женщиной непонятного возраста, с лицом, испещренным глубокими мимическими морщинами, но ясным и цепким взглядом. То, что я приняла за косынку, оказалось платком, стильно повязанным поверх кипенно-белых волос, из-под технического халата виднелась блузка с ярким геометрическим принтом, а на высохших узловатых пальцах красовались крупноразмерные кольца.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
La maman (франц.) – мама.
2
БЖД (англ. BJD, сокр. от ball-jointed doll) – шарнирная кукла.