- -
- 100%
- +
Двадцать четыре года казались семилетней Марии Консепсьон почти что старостью в тот день, когда отец Молина собрал их на веранде гасиенды. Она поняла, как молода была Катери, только в четырнадцать лет, когда ее среди ночи разбудила мать и, заливаясь слезами, отвела в кабинет отца. Отец сказал Марии, что ее брат Карлос, которому только что исполнилось двадцать четыре года, был застрелен насмерть снайпером на улицах Мадрида и что Иньиго был убит несколькими минутами позже тем же самым снайпером, когда бросился спасать брата.
Братья погибли в нескольких милях к северу от Севильи, участвуя в наступлении националистических сил, которые предприняли последнюю попытку захватить Мадрид в последние недели гражданской войны. Так же как и многие молодые люди в Андалусии, придерживавшиеся консервативных взглядов и вовлеченные в националистическое движение, они верили, что защищают церковь Испании от объединенных сил безбожников-коммунистов, анархистов и интернационалистов, вступивших в коалицию с испанскими республиканцами.
– Им нужно было сделать татуировку на лицах, – сказала Мария отцу Молине на похоронах, – и гребень на голове, как у ирокезских воинов.
В прощальной речи, посвященной братьям, и в отрывках из библии, которые читал священник, часто звучало слово «мученики».
Два других мальчика, сидевшие на веранде в тот день, когда отец Молина впервые заговорил о Катери и об ирокезах, тоже погибли на гражданской войне, но по другую сторону линии фронта, сражаясь за республиканцев.
Четыре года спустя, в 1943 году, когда Марии Консепсьон исполнилось восемнадцать лет, Ватикан официально объявил, что Катери Текаквита обладала добродетелью праведницы. Это была необходимая первая ступень канонизации, за которой должно было последовать причисление ее к лику блаженных, а затем – к лику святых. По такому случаю Ватикан издал новое изображение Катери Текаквиты, на котором отсутствовали следы оспы, обезображивавшие ее лицо. Вместо этого у девушки была безупречно гладкая бронзовая кожа, карие глаза и черные волосы. Согласно показаниям благочестивых свидетелей, ухаживавших за Катери, через пятнадцать минут после смерти шрамы на ее лице чудесным образом исчезли, и она засияла красотой. Девушка, изображенная на новой картинке, могла быть испанкой – она даже могла быть самой Марией Консепсьон. Сходство нарушали только две длинные косы, в которые были заплетены ее волосы, повязка с пером на голове, мокасины и блуза из оленьей кожи с бахромой, свободно спускающаяся на длинную – до щиколоток – юбку из оленьей кожи.
Священник объявил новость о Катери Текаквите с кафедры монастырской часовни за час до того, как Мария Консепсьон покинула стены святой обители. Шестимесячный срок ее послушничества истек накануне вечером, и ей было велено удалиться из монастыря после торжественной мессы на следующий день. Настоятельница, когда-то служившая прачкой у ее родителей, сообщила Марии, что ее аристократическое высокомерие и духовная гордыня делали ее непригодной для монашеской жизни.
– Мария, ты должна смириться с тем, что Господь дарует высокое призвание к монашеству лишь немногим избранным. Возблагодари же Господа за те привилегии и богатство, которые он даровал твоей семье, приноси покаяние и поддерживай Церковь Христову. Твое призвание в том, чтобы быть женой и матерью.
– Почему оно стоит на втором месте? – спросила Мария.
– Что стоит на втором месте, дитя мое?
– Призвание быть матерью.
– Разве я сказала это?
– Так я поняла вас. Вы сказали, что я должна стать матерью, потому что я не принадлежу к тем немногим, кто избран для монашеской жизни.
– Но я совсем не это имела в виду. Быть матерью – благородное призвание.
– Тогда почему вы и все ваши сестры не стали матерями?
– Потому что мы дали святой обет целомудрия. Хранить девственность – это тоже благородное призвание.
– Это более призвание, чем материнство? высокое
– Нет, моя дорогая, я этого не говорила. – Помедлив в нерешительности, настоятельница попыталась объяснить еще раз. – Святой Павел считал, что целомудрие – более состояние. совершенное
– Значит, Христос был рожден женщиной, которая находилась в менее совершенном состоянии?
– Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь, Мария, но в любом случае Христос – Сын Божий.
– Но его мать была человеком.
– Это, действительно, так. Но она была девственницей.
– Значит, быть матерью и девственницей – более совершенное состояние, чем быть просто матерью или просто девственницей.
– Ты сбиваешь меня с толку, дитя мое. Я не богослов, я – простая дочь Христова.
– Я всего лишь пытаюсь понять.
– Если бы нам все было ясно, не было бы нужды в вере. Некоторые самые драгоценные истины Господа нашего являются тайной, которую может постичь только Его божественный разум. Просто прими на веру, что в случае Марии не было противоречия между материнством и девственностью. Мария стала матерью при посредничестве Святого Духа.
Новость о том, что церковь считает Катери Текаквиту праведницей, была объявлена в тот самый день и почти в тот же час, когда Мария Консепсьон должна была оставить святую обитель.
«Должно быть, это знамение Святого Духа, – думала Мария. – Катери тоже пыталась стать монахиней, но была отвергнута епископом. Однако она продолжала жить так, что обрела святую праведность».
Всякий раз, когда Мария размышляла на эту тему, оказывалось, что очень немногие из ее любимых святых были монахами, монахинями или священниками. Зато многие из них были девственниками или девственницами. Христос тоже был девственником, так же как и его мать; и Мария заметила, что когда церковь объявляла каких-либо женщин достойными почитания, как в случае Катери Текаквиты, она всегда подчеркивала их девственность, видя в этом источник их святости и духовной силы. Мария пришла к выводу, что именно то исключительное значение, которое церковь придает девственности или, по крайней мере, целомудрию, отличает христианство от ислама, иудаизма и большинства других религий.
В последующие годы донна Мария Консепсьон упорно пыталась прояснить для себя эти зарождающиеся в глубине души мысли и чувства. Но к тому дню, когда она была вынуждена уйти из монастыря, у нее уже сложилось твердое убеждение относительно двух вещей. Во-первых, если она хочет сберечь свой духовный потенциал, она должна сохранить девственность; почитание церковью «Лилии мохавков» служило тому еще одним доказательством. Во-вторых, сочувствие, которое она испытывала к коренным жителям Америки с тех пор, как маленькой девочкой увидела на картине плененных индейцев , должно было стать путеводной нитью во всех добрых делах ее жизни. таино
После смерти братьев Мария Консепсьон осталась у отца единственным ребенком, и он официально назначил ее своей наследницей. Мария знала, в какое смятение повергло графа известие о том, что его дочь переступила порог женского монастыря. Многими годами позже, уже перед самой кончиной, отец признался ей, что совершенно определенно дал понять тогда своей бывшей прачке – настоятельнице, что монастырь не получит от него ни гроша, если только его дочери будет позволено принять постриг. Кроме того, он обещал подать официальную жалобу архиепископу Севильи и, если потребуется, поднять этот вопрос в Ватикане.
Когда Мария Консепсьон покинула святую обитель, отец убедил ее «закрыть уши для звона колоколов», доносившегося из бесчисленных церквей и монастырей Севильи, и провести время, оставшееся до конца войны, вместе с ним в Швейцарии, – как он выразился, «в духовной стерильности Кальвинистской Женевы». Здесь у нее появилась возможность отшлифовать свой к тому времени уже достаточно беглый английский и продолжить образование с частным преподавателем.
Ее наставницей стала Дороти Эмерсон – лектор по моральной философии из Кембриджского университета, которая взяла творческий отпуск и приехала в Швейцарию на время войны для того, чтобы исследовать общие аспекты морали фашизма, коммунизма и демократии.
Дороти считала, что Мария Консепсьон уже достигла возраста, в котором обучение должно отталкиваться от ее собственных вопросов. Мария должна была выбрать тему, которая ее больше всего интересует, и использовать эту тему в качестве остова, на который в дальнейшем она сможет, как ребра, нанизывать свои научные познания в других областях.
– Индейцы, – сказала Мария, не раздумывая. – Ирокезы.
– Давайте облечем это в форму вопроса, – сухо отвечала Эмерсон. – Например, является ли война продуктом современной цивилизации или мы унаследовали ее от древнего общества?
Через две недели Мария Консепсьон представила на суд наставницы эссе, в котором обобщила все, что она почерпнула из прочитанных ею книг. Первоначально ирокезы представляли собой пять независимых племен, которые говорили на разных диалектах одного и того же языка. В период со второй половины XIII века по начало XV века они объединились, создав союз или конфедерацию пяти племен. После 1722 года, когда к ним присоединились племена, переселившиеся из Северной и Южной Каролины и говорившие на ирокезском языке, этот союз превратился в конфедерацию шести племен. Самый большой вклад в создание Конфедерации ирокезов внес легендарный человек по имени Деганавида – Великий Миротворец. Именно он заручился поддержкой Гайаваты.
Дороти Эмерсон пользовалась собственными литературными источниками.
– На самом деле они не называли себя ирокезами, – сказала она. – По всей видимости, это был французский вариант слова, которое гуроны использовали, когда хотели оскорбить врагов. Оно означало «черные змеи».
– Знаю, знаю! – воскликнула Мария Консепсьон сердито, огорченная тем, что учитель предвосхищает ее собственные находки. – Они называли себя , что означает «Люди Длинного Дома». Ходеносауни
Вдохновленная первыми открытиями Мария перекопала всю местную библиотеку и выяснила, что все ирокезские племена, включая мохавков, делились на три рода: Род Волка, Род Медведя и Род Черепахи. Кроме того, она нашла старые рисунки, на которых были показаны внешний вид и планировка ирокезского Длинного дома – традиционного жилища, в котором проживали вместе все члены рода.
– Мне не слишком по вкусу, когда все вокруг общее, – заметила Эмерсон скептически. – Это, должно быть, мучительно для того, кто любит уединение и ценит личную жизнь.
Мария объяснила, что Великий Миротворец использовал идею ирокезского Длинного дома, как метафору. Он хотел, чтобы люди всех пяти племен считали, что они живут под одной крышей.
Когда Мария закончила читать эссе, Дороти Эмерсон сказала, что тема раскрыта не полностью.
– Все авторы, на которых вы ссылаетесь, – белые люди, принадлежавшие к среднему классу, а все ирокезы, от которых они получили сведения, – мужчины. Почему бы вам не выяснить роль ирокезских женщин и не узнать их точку зрения?
Через неделю Мария, еле сдерживая нетерпение, докладывала о последних результатах изысканий. Оказалось, что существовал третий основатель Конфедерации ирокезов – грозная женщина по имени Джингосасех. Она появилась на сцене еще до того, как к Великому Миротворцу присоединился Гайавата. Джингосасех предложила свою поддержку при условии, что ирокезская конституция утвердит равенство между полами. Это означало, что женщина получит реальную власть, а такие вечные ценности, как укрепление семьи, воспитание детей и поддержание мира, испокон века являвшиеся ее прерогативой, займут более достойное место в жизни племени.
Вот почему у каждого рода была своя Мать, объяснила Мария. Именно она решала, кто из мужчин достоин того, чтобы его избрали вождем или представителем рода в Верховном совете Конфедерации. Мать рода являлась последней инстанцией в иерархии Длинного дома. Она следила за тем, чтобы каждый его обитатель усвоил историю рода и его духовные ценности.
Мужчины наследовали родовое имя, а также все свои права и родственные связи не по отцовской, а по материнской линии. В браке женщине принадлежало семейное жилище, земля и вся собственность мужа, кроме его коня и оружия. Кроме того, существовал Совет женщин, в который входили все матери рода. Совет женщин мог наложить вето на любое решение Верховного совета ирокезов, которое могло привести к войне.
Важной частью жизни ирокезов было усыновление и удочерение детей. Этот обычай был упомянут в ирокезской конституции – Великом Законе. Благодаря усыновлению ирокезские сироты обретали свой дом, устанавливались прочные связи между семьями и целыми народами. Если необходимо было пополнить общину после войны или эпидемии, то под предлогом усыновления в нее принимали военнопленных.
Ключевая роль в соблюдении этого обычая принадлежала Матери рода и Совету женщин. Они могли отправить воина на поиски подходящего человека для усыновления. После войны они могли освободить пленного от пыток и казни, объявив, что он будет усыновлен. Именно они решали, как усыновленные дети будут включены в ирокезскую систему родства.
Эти открытия необычайно взволновали Марию. Она и представить себе не могла, что женщина может играть столь важную роль в управлении племенем, не говоря уже о конфедерации племен. Кроме того, ее восхищал творческий подход ирокезов к идее усыновления, который позволял решать столь серьезные вопросы: от поддержания добрых отношений между племенами до восполнения потерь, понесенных ими во время эпидемий и войн.
Кроме всего прочего Мария вдруг осознала, какой силой может обладать самый простой вопрос – например, вопрос о роли ирокезских женщин, заданный Дороти Эмерсон. Значительно позже – уже в 1970-е годы – Мария поняла, что призмой, сквозь которую Дороти Эмерсон смотрела на человеческое общество, был феминизм. Однако в период занятий в Женеве Мария не думала о ней как о представительнице какой-то особой идеологии, общественного движения или аналитического метода. Просто никогда раньше она не встречала человека, подобного Дороти Эмерсон. Незамужняя, независимая от мужчин, эмоционально уравновешенная, – она, казалось, получала глубокое удовлетворение, подвергая сомнению самые основы бытия. Судя по всему, в ее мире не было ни религии, ни какой-либо другой системы верований, которая бы направляла или утешала ее; она не желала поклоняться идолам и «священным коровам» любого сорта.
Стиль Дороти Эмерсон разительно отличался от всего, с чем Марии Консепсьон доводилось сталкиваться в жизни. Церковь и светские власти передавали знания от одного поколения к другому в виде откровения. Традиции, в которых была воспитана Мария, не предполагали, что знания эти могут подвергаться сомнению. Любая, даже самая очевидная брешь в логике имела второстепенное значение по сравнению с такими основами, как религиозное благочестие, верность семье и государству.
Все это имело мало общего со взглядами Дороти Эмерсон. И все же Мария помнила, что в детстве и юности она сама часто задавала весьма толковые вопросы, которые способствовали расширению ее кругозора. Все началось с вопроса об индейцах , привезенных в Севилью. Где черпали они силу духа? Было очевидно, что они не полагались на таинства церкви. В поисках ответа Мария переосмыслила основы христианства и пришла к выводу, что католичество – лишь один из многих путей, позволяющих получить доступ к божественной энергии. Девушка без труда восприняла идеи ислама, ибо ими были буквально пропитаны архитектура, музыка и танцевальная культура Кордовы и Севильи – двух городов, в которых родились и жили ее предки. Близка была Марии и уютная семейственность иудаизма, которую она ощущала в древних синагогах и на узких улочках еврейских кварталов обоих городов. таино
Повзрослев и больше узнав о различных системах верований, Мария не утратила верность католичеству. Это была та культурная среда, в которой она родилась и из которой трепетно взирала на божественное устройство вселенной. Эта вселенная была доброй, чарующе прекрасной и бесконечно удивительной; она была населена ангелами и святыми, о которых девушка думала не иначе как о своей семье и друзьях.
Это не означало, что Мария не знала о существовании зла. Она видела зло в том, как ужасно несправедливо европейцы обращались с индейцами; в работорговле африканцами и индейцами Южной Америки; в жестокостях испанской гражданской войны; в репортажах о геноциде, который осуществляли нацисты в Европе. Но ей не ведомо было зло, которое было бы частью природы.
На взгляд Марии, зло не являлось отдельной сущностью. Оно представляло собой отсутствие добра. Оно было пустотой. Единственный способ борьбы со злом заключался в том, чтобы заполнить пустоту священной энергией. Все сотворенные вещи – одушевленные и неодушевленные – были пропитаны энергией творца. Каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок был потенциальным проводником священной энергии. В этом смысле каждый человек являлся священником, то есть носил в себе качество, которое она позже стала называть «природным священством всех детей Божьих».
Мария увлеклась этими идеями в раннем детстве – задолго до того дня, когда она узнала, что, по мнению церкви, только мужчины могут стать священниками. В детских мечтах она рисовала картины, в которых видела себя проповедником, отстаивающим права индейцев в Америке. Во время службы в Кафедральном соборе Севильи, когда музыка, красота движений и поэзия католической мессы увлекали ее душу в далекие миры, Мария представляла себя епископом, стоящим у главного алтаря в митре, с посохом в руке, в окружении паствы.
Осенью 1962 года, когда Мария прибыла в Монреаль, деревня Кахнаваке была обозначена на официальной карте Канады как индейская резервация Кофнавага. Впервые посетив деревню, графиня обнаружила, что маленькая деревянная церковь по-прежнему находится в вéдении иезуитов. Церковь была посвящена святому Франциску Ксаверию – первому иезуитскому миссионеру. Внутри была установлена статуя основателя ордена иезуитов, святого Игнатия Лойолы, бывшего при жизни дворянином и воином. Отец Марии иногда в шутку называл Лойолу «испанским аборигеном», потому что тот был урожденным баском.
Марии было приятно, что придел церкви посвящен Непорочному зачатию – прообразу ее собственного имени и противоречивому церковному догмату, поборниками и воинствующими защитниками которого считали себя иезуиты. Над алтарем висела большая картина с изображением Девы Марии – дар короля Франции Карла X. По всей церкви были выгравированы или написаны краской начальные буквы девизов Ордена иезуитов: и 52 53 IHS — Iesus Hominum Salvator AMDG — Ad Majorem Dei Gloriam .
Приходской священник позволил Марии пройти в ризницу, где хранилась рака с фрагментами костей Катери Текаквиты, которым молва приписывала чудодейственную силу. Опустившись на колени на ступенях алтаря, Мария долго не сводила глаз со статуи Катери. Статуя была вырезана из дерева и установлена над дарохранительницей у подножия большого деревянного креста. Скромность и простота обстановки помогли Марии преодолеть робость, которая охватила ее поначалу: ведь она находилась совсем рядом с останками Катери, в ее естественном окружении, если не на том самом месте, где она жила и умерла. В течение нескольких минут Мария мысленно говорила с Катери в своих молитвах.
Через два месяца после первого визита в Кахнаваке донна Мария Консепсьон встретилась с премьер-министром Джоном Дифенбейкером в его офисе в восточном блоке Парламента Канады в Оттаве. Встречу организовал посол Испании. Он коротко проинформировал премьер-министра о том влиянии, которым графиня пользовалась в некоторых ведомствах Организации Объединенных Наций, о ее глубоких познаниях в области истории и культуры коренных народов Америки, а также о проектах, которые она спонсировала. Посол упомянул о ее вероятном интересе к финансированию подобных проектов в Канаде и – несколько опрометчиво – о ее знакомстве с политическим оппонентом премьер-министра Лестером Пирсоном.
Премьер-министр раскланялся с графиней с угодливой почтительностью и немедленно презентовал ей копию со своим автографом. Он объяснил, что многие годы возглавлял кампанию по продвижению этого законодательного акта и гордится тем, что он был принят в 1960 году. Билль уравнял в правах все группы иммигрантов в Канаде, а не только англичан и французов. Канадского Билля о правах
– Только иммигрантов? – спросила графиня.
– Коренных жителей тоже, – отвечал Дифенбейкер добродушно, отдавая должное цепкости гостьи.
Тоном сельского адвоката, знакомящего присяжных с материалами судебного дела, он объяснил, что до 1960 года лишал индейцев и эскимосов права голоса на всеобщих выборах. Для того чтобы получить это право, они должны были отказаться от своего индейского статуса и стать обычными гражданами Канады. Потеря индейского статуса означала, что они не смогут проживать со своей общиной на закрепленной за ними земле. Кроме того, они теряли все права, полученные при заключении договоров с Великобританией, Францией и Канадой, а также право на землю и политическое самоопределение, которые давал им статус коренных жителей согласно международному закону. Индейский акт
– Но когда был принят мой , все канадские законы были приведены в соответствие с ним, – заявил премьер-министр с гордостью. – Поэтому пришлось внести поправки и в . С 1960 года индейцы и эскимосы имеют такое же безусловное право на участие в выборах, как и все остальные граждане Канады. Билль о правах Индейский акт
Донна Мария Консепсьон поздравила премьер-министра. Она сказала, что наслышана о его просвещенных взглядах, касающихся социальной справедливости. Действительно, интерес к этому вопросу был, по ее мнению, отличительной чертой его земляков из провинции Саскачеван.
– Нас сплотила великая депрессия, – отвечал Дифенбейкер. – На равнинах бушевали пыльные бури. Прерии превратились в «пыльный котел». Все мы приехали в Саскачеван из Европы – немцы и русские, скандинавы и британцы, христиане и иудеи. Мы все тогда поняли, как важно делиться друг с другом, – и делиться поровну.
– Когда я была девочкой, молодые люди из Саскачевана приезжали в Испанию. Они служили добровольцами в интернациональных бригадах.
– Да, я знаю несколько человек, которые поехали в Испанию, чтобы бороться с фашизмом, – подхватил премьер-министр. – Это была горячая тема во времена моей молодости. Правительство не одобряло это добровольческое движение. По сути дела, оно активно препятствовало ему. Те, кто поехал, проявили большое личное мужество, не говоря уже о физической стойкости. Оглядываясь в прошлое, мы все очень гордимся ими.
Отвечая премьер-министру, графиня пристально смотрела ему в глаза:
– Бойцы интернациональной бригады убили двух моих братьев – Карлоса и Иньиго – на улицах Мадрида. Снайпер, застреливший их, был из Канады, из Саскачевана.
Премьер-министр был захвачен врасплох. Нервная улыбка моментально сменилась скорбным выражением лица.
– Мне очень жаль слышать это, – произнес он, откидываясь в кресле.
Ничто не может оправдать убийство, отвечала графиня, но она примирилась с потерей братьев. Она понимает, что человеческая раса представляет собой конфедерацию племен. Иногда члены одного племени чувствуют, что они имеют право вмешаться, если им кажется, что кто-то лишает членов другого племени исконного права на свободу и справедливость. Вероятно, такова была причина, по которой снайпер из Саскачевана приехал в Испанию.
– Мы все должны жить в одном Длинном доме, – заключила графиня.
Премьер-министр согласно кивнул:
– Я рад слышать, что вы так считаете. Это свидетельствует о вашем великодушии.
– Надеюсь, вы будете столь же великодушны, – сказала графиня тихо, все еще глядя ему в глаза, – и не будете возражать, если я задам вам вопрос о свободе и справедливости в отношении коренных жителей Канады?
– О, как я могу возражать, – воскликнул премьер-министр, – после всего того, что вы только что сказали!
– Возьмем, к примеру, образование. – Графиня перешла на деловой тон и извлекла заранее приготовленные заметки. – Разрешается ли индейским родителем высказывать мнение о том, чему их детей учат в школе? Относятся ли в школах с уважением к родному языку индейских детей, их традиционным верованиям и обычаям?
– Боюсь, что нет, сударыня, – по крайней мере, в данный момент, – отвечал Джон Дифенбейкер откровенно. – Но если вы побывали в Принс-Альберте или Саскатуне, как я, то вы наверняка наслышаны о том, как возмущаются индейцы по этому поводу. Из других частей страны до нас тоже доходят требования реформ.
Графиня продолжила беседу вопросами о положении индейских женщин. Правда ли, что индианка теряет свой законныйстатус, а вместе с ним и право жить и быть похороненной в индейской общине, где она родилась, если выходит замуж за мужчину, не имеющего статуса индейца? Правда ли, что этот закон действует даже в тех случаях, когда мужчина фактически является индейцем как в этническом, так и в культурном отношении? Почему этот закон не применим к индейцам-мужчинам, которые женятся на неиндианках? А в случае, если мать-индианка не была замужем, – почему закон лишает ее детей индейского статуса, унаследованного от матери? И вообще, правильно ли, что неиндейцы решают, кто является индейцем, а кто нет, используя европейскую концепцию наследования по отцовской линии, тогда как сами индейцы признают наследование по материнской линии?






