Чрез века

– Люди, о, бренные создания, знайте, Бог он всегда был ближе, чем вы думали, он о вас не забыл и плачет, так горько плачет и терпеливо ждёт, когда вы образумитесь, люди! – глас становился всё громче, а глаза побитых людей всё шире, в каждом зрачке читалось желание убежать на край света, чтобы больше не приходила зима и стража, – Люди, будьте благоразумны! Вас не защитят стены, вас не спасут заборы, ваши дома бренны, но ваши жизни важны. Идите на вой, бредите через лес, через реки, бегите к вашему спасителю, не задумывайтесь. Там, в краю пара, найдите умиротворение! О, люди, не думайте, просто бегите, бегите!

«Он же хотел убежать. Уолтер знал, знал, что есть вдалеке спасение, а я всё пеклась о людях, как же я была глупа, и ему моя глупость передалась, я его заразила», – Нес со злобой, кулаком, врезала по своей голове, – «А теперь ты мёртв, и снова я напоминаю себе о том, что это так». Горожане в бреду сделали шаг вперёд, многие плакали, протягивая руки к тем, кто виделся спасением. Бег, но разве они способны сбежать, трусость не позволит и придётся жить во страхе, а Бог продолжить стонать, видя людское безумие, которое не даёт сломить страх. Ад, им говорили, что край света – есть ад, но кто прав священник ли, живущий в городе, но он одинок в своих убеждениях, нежели правы люди, что идут несломленные приказами? Казалось бы, выбор простой, но нет, люди привыкли оправдывать собственную трусость, и также, как и вышли, они вскоре войдут обратно, вернутся в дома, забудут, что им вещали, а процессия так и не образумит заблудших овец. Люди привыкли к страданиям, они не поверят, что есть выход, и похоронят себя своими же устрашающими мыслями, обрекут себя на постоянный непосильный труд, голод и смерть.

– Вы, увидайте правду, придите, узрите собственными глазами, какое чудо в конце мира. Чудесный механизм, что не посилен человеческому разумению предстанет пред вашими очами, и вы перестанете бояться, ведь только Господь способен на такое изящество. Вы, не бойтесь, откройте души новому, перестаньте считать конец мира обителью дьявола! – множество голосов слилось в унисон, все как один заголосили, неумолимо унося за собой спасение, – О, люди, вверьте нам жизнь, вверьте порождённому точному знамени, что указал Бог через механизм, способный выбрасывать ввысь клубы дума, способный издавать звуки сравнимые с песней тысячей ангелов. О незабываемое наслаждение вы испытаете, вы. Кто живёт поблизости от знамени, каждый день могут узреть знамение, так и вы не откажите себе в милости! Бойтесь умереть здесь, как ничтожества, но не бойтесь жить, как господа, в краю столь славном, где нет боли, страданий. О, люди, не бойтесь, идите за нами, не закрывайте двери, не бойтесь умереть по дороге, ведь сладостна та смерть, что сокращает путь к счастью.

В речах виделся дивный смысл, и Нес приготовилась уйти, бросить людей под землёй на муки и убежать от мыслей, что наполняют голову болью. Она ни единожды слушала, как разрастается песнь славной процессии, но никогда сильно не придавала ей значения, но сегодня убеждения подорвались, разочарование подталкивало в лапы проходимцев, а может и правда людей, желавших помочь. Они вещали о мире, о любви, их речь каждый раз менялась, но всегда несла одну неуклонную мысль: лучше смерть, чем жизнь, подобно рабам в услужении короля. И люди, кои считают дворец неприступной крепостью и кои свято почитают его владельца, изредка, в дни, когда песнь льётся, на мгновение, видят другую сторону жизни, но вскоре теряются, когда песнь смолкает. Будто наваждение не сходит с их умов, и верность королевству увеличивается, а вера в шарлатанов спадает. Но Нес больше не желала, чтобы её настрой спал, она хотела переиначить судьбу, но трусливо отошла от окна, прикрыв его занавеской, чтобы не слушать, не поддаваться влиянию. «И всё же мне так хочется избавления, но я не такая смелая, я побоюсь идти в одиночку, я жалкое существо», – плечи Нес сковало судорогой, она затряслась от мыслей о том, что продолжит влачить существование.

– Надеюсь, ты не поверила в лживость, что несут сектанты? – старец подошёл ближе и открыл окно нараспашку, насмешливо впустив ласковое заверение, нёсшееся отголосками из-за угла внутрь.

– Уж лучше, чем верить, что конец мира – всего лишь путь в ад, – резко ответила Нес, отпрыгнув от окна.

– Конец мира не ад, но и не рай, о котором они говорят, поверь.

– Так что же там?

– Я не знаю, я там не был, надо спросить тех, кто видел чудо, которое обещают люди в мантиях. Только вот я кого не спрашивал, никогда там не бывали.

«Вот и вся правда, которой нет. Что ждёт на границе мира? Стоит ли туда отправляться? И вера во что бы то ни было тает, как восковая свеча, а свет предстаёт ограниченным. И почему никто там не был, разве никто не решился?», – Нес приуныла, ожидая услышать бредни про ад, она разочаровалась куда сильнее, не услышав никакого объяснения вовсе. И дева снова погрустнела, вспомнив как звал Уолтер проверить, разузнать, где заканчивается ложь и начинается истина. Свет велик, но без осмотра, без проверки нельзя и представить насколько. Можно ли найти других людей за пределами царства или клочок, где люди их мира обитают, единственный пригодный для жизни? Но нет, ей теперь не узнать, она упустила момент, и сожаление – всё, что осталось; а любимый покоится где-то там, в руках ли матери, на пике ли или закопанный ли в земле. А он всего лишь хотел урвать счастье, проверить приемлемость чужих рассуждений, не доверившись всякого рода истинам. Книжки, которые удавалось достать, переписанные руками людей, передававшиеся от человека к человеку, они не могли дать всей правды, они умело завлекали в истории, но не давали ответов. Истории про пиратов, бороздящих бесконечные потоки воды или сказки про фей, осыпающих людей волшебной пылью, где граница между вымыслом и реальностью? Нес не дано было узнать, она могла бы не быть такой трусихой и отправиться в путешествие, но… И вдруг она подивилась, как быстро забыла о вещах более приближённых, более важных. И вот он Уолтер, во всей своей красе, не успокаивается, приходит и завладевает разумом бедной Нес, но она рада и такому мимолётному его присутствию. «Пусть бы совсем завладел моей головой и телом, мне бы не пришлось вытаскивать мир, самолично, из недр отчаяния», – подумала Нес, но не стала долго предаваться неосуществимому.

За улицами, за домами, за забором, за лесом скрывались друзья, молившие о спасении, и есть ли что-то, куда более важное, чем осуществление их небольшой, несмелой просьбы? Справедливый Густав, отважный Йозеф, необычайно смышлёный Алан и ещё шестнадцать людей, что горой стояли за любимого, они ни на миг не отстранились от плана, и сейчас, по стечению обстоятельств, готовы были продолжить борьбу. Борьба, не равная по силам, но дающая мнимую надежду – вновь подняться на поверхность земли; и Нес поняла, что готова направить отряд в новый путь в тот момент, когда снаружи раздались вопли. Сильные выкрики нечеловеческих голосов раздались через открытое окно, и девушка, перестав бояться, выглянула, обнаружив, что процессия, столкнувшись со стражей, шедшей навстречу, ниспала перед мечами, направленными промеж глаз. Половина мужей в длинных одеяниях стояла, поджидая, когда их черёд понести наказание, вторая же половина сносила удары хлыста по спинам. Одеяния разрывались от быстрых метких ударов, что хлестали промеж позвонков. Крик стоял невыносимый, в глазах Нес помутилось от количество неправедной боли. В чём они повинны, даже сели их речи и лживы, разве заслуживает человек истязание?

– Сделайте что-нибудь, перестаньте смотреть, – взмолилась Нес, ища взгляда священника.

Старец отводил свои стыдливые глаза, слушал нечеловеческий вой и где-то в глубине души, в самом потаённом из её закромов, радовался, что иноверцы получают по заслугам, но не мог признаться себе в этом. Жесткость присуща любому человеку, она испепеляет благие проявления, а такая наивная неприкрытая мольба милой молодой женщины вытаскивала наружу неведомый по силе стыд. Батюшка прикрывал глаза, чтобы не видеть гнусность своих мыслей, он прежде никогда не вмешивался, но он никогда и не не наблюдал истязание прямо перед своим домом, истязание, кроваво звучавшее через оконный проём. Обычно стража делала свои дела быстро, как будто укрывала одеялом вовек, а не орудовала хлыстом, заставляя человека выть от боли. Хлысты – медленная смерть, направленная на излом духа, и вся чернота и похоть доколе погребённых мыслей из-под него вырывается наружу у неподготовленных к физической боли тел. Слабые тела неспособны сопротивляться под пытками, лишь крайняя степень выносливости помогает претерпевать длительные мучения. О, люди, они страдают и молчаливо сносят побои, стоически терпят, пока их кости ломаются, зубы выдалбливаются, тела уродуются.

– Крики, они кричат, помогите, прошу!

Нес неприкрыто желала, чтобы её услышали. Как она поведёт за собой, как спасёт от гибели, если её слова ничтожны, если они не помогают уверовать? Крики продолжали нарастать, а удары становились чётче и болезненнее, плоть разрывалась, а девушка просто смотрела, смотрела, как смотрела и в день наказания Алана. Она прекрасно видела, что если плеть не остановится, то мальчишку забьют, но тогда она промолчала, но сейчас нужно было действовать, иначе смерть снова пришла бы, какая по счёту за день? «Прекратить, надо прекратить поскорее», – вертелась одна единственная здравая мысль, – «Бежать из кошмара, выдернуть людей из объятий погибели». Она не смогла спасти товарищей ночью, не уберегла любовь всей жизни, бросила выживших под землёй; она не смогла так много, но сегодня в страх и отупение вверились разумения Уолтера, а значит она была уже не той скованной предрассудками дева; она переродилась в воина, за плечами которого жило путеводное знамение любимого.

Выбежав из избы, Нес потянулась к ножу, чтобы порешать изуверов, отогнать от людей. Она бежала без оглядки, не думая о том, что случится дальше, не было будущего впереди, оно исчезло с любимым, осталась славная битва и один печальный исход. Её надежда вверялась в сердца людей под землёй, вера в то, что они умудрятся выбраться, стучала в висках; она отправилась на охоту первой, чтобы не пасть зверем, оставшись в стороне. Если судьба окажется неумолима, так лучше лечь на землю человеком и в твёрдости почвы найти успокоение бушующего мятежного духа. Добравшись до забора и открыв нараспашку калитку, Нес замедлила шаг, присмотревшись к врагам, она прикидывала сколько сумеет победить. Свирепость вскипала в крови, миг сладостного слияния ножа с плотью приближался, внутри горела жажда убивать, то было наваждение, скрывавшее грехи и сомнение. Нес нашла в себе свою худшую сторону, когда погибель придёт, то талая вода унесёт эту сторону к центру земли, но хорошая сторона не явится, её похоронили преждевременно, её больше не найти в тех глазах, в которых горела любовь, а не смерть.

– Стой, спрячься за мной, – голос прошептал прямо в ухо.

Вздрогнув от неожиданности, Нес оглянулась на старика, что вышел след в след. Она начинала злиться от промедления, все чувства обострились до избытка, и ничто не могло снять это напряжение, кроме пролитой за правое дело изуверской крови. Но деве не удалось издать и звука сопротивления, батюшка уже встал вперёд, спрятав от десятка глаз своеобразно одетую девушку. Стража, оставив иноверцев в покое, посмотрела с благоговением на служителя Бога, пред ним они не смели причинять вред, истязать и мучать. Ни единого раза за жизнь Нес не видела, как останавливаются в свирепом дурмане люди, питавшиеся человеческими страданиями, и ей стало не по себе. «Так что ж, они верующие что ли?», – подивилась девушка, – «Если это так, то как они смеют бесчестно калечить жизни, отнимать еду и убивать?». Противоречия роились в голове, как мухи, возвратив внутрь макушки ноющую боль. Один день извратил абсолютно всё, стража представилась добром, друзья злом. Коли стража могла совмещать грехи и веру, то и в старых понятиях впору было искать подвох. Может и правда, тайна жизни в двуличии? Изобличения прошлых дел виделись тлетворными разрушающими порядок; и Нес вскоре ощутит несмываемый поток осуждения, и она сама заставит его струиться, ведь все поступки совершённые «до» не покроет ни одна самая праведная жизнь «после».

– Батюшка, вам бы внутрь зайти. Мы должны наказать иезуитов, – сказал юнец в сияющих латах, а товарищи тявкнули в согласие.

– Нет, не могу я смотреть, как перед моим домом кровь проливают, – ответил старец.

– Так значит мы пойдём, а нарушителей заберём, – сняв шлем, молвил муж, что стоял спереди, видно командир.

– Так и идите, а они пусть лежат на земле. Думаю, они понесли уже наказание, пущай идут с миром.

Старший по званию недовольно скосил взгляд на лжецов, но махнул рукой, чтобы стража расходилась. Сила слова, что вещал старец, подействовала мгновенно. Нес опустила руки вниз, они, в напряжении ждавшие разрядки, готовые выхватить оружие по первому зову, ниспали по бокам. Нес мысленно запричитала от несправедливости. Деве не удавалось понять, почему вера заставила сложить оружие, невольно ей захотелось обладать такой же убедительностью речи, как у старца; всё перевернулось с головы на ноги. Да что же это такое, в глазах командира осталась незавершённая ярость, да он отпустит, но только на время, чтобы однажды докончить миссию. В следующий раз он будет истязать медленнее, будет хлыстать и хлыстать оголённые спины, рассекать кожу, вырывать плетью внутренности, обнажая их свету, внутренности, что вечно сидели в тьме увидят солнечный свет и отдадутся в лапы темноты навсегда. Яркая картинка пронеслась в голове Нес, будто она могла видеть то, что представлял себе гадкий стражник. Нет ничего важнее мести для того человека, что единожды узнал превосходство, даже самый добрый и смиренный прикроет глаза, когда захочет уничтожить того, кто на его личный взгляд заслуживает праведного наказания. И он же это сделает во благо Бога, будет считать себя верной рукой Господа, будет исправлять мир посредством своего меча и хлыста, не чувствую никакого раскаяния.

– Идёмте, идёмте, – промолвила в безумие Нес старику, она не хотела, чтобы и он узнал мысли стражника.

– Кто это? – позабыв перед кем находится, гневно выкрикнул командир, – Что за дева прячется за вами?

Не удержавшись на месте, Нес выскочила из-за спины и горделиво приспустилась ближе, чтобы её хорошенечко рассмотрели. Она не знала долго ли продержится перед кучей стражников, трусливо не сбросив оковы, но подбадриваемая любимым, но не спешила убегать.

– Моя подопечная, учится у меня богословию, – соврал батюшка.

– Хорошо, а почему она сегодня не дома? – уточнил стражник, – И почему одета в мужскую одежду, словно бродяга или, куда хуже, мятежник?

– Она ушла раньше приказа, я учу её прилежанию, поэтому она приходит ещё до рассвета. А одежда вполне пригодная для усмирения горделивости, вы же видите сколь много в ней гордыни. Негоже молодой деве расхаживать не послушницей.

– Да, гордыни и впрямь много.

Главный стражник усмехнулся и сплюнул прямо перед ногами Нес, а следом смачно поржал от её отвращения на лице. Сносить унижение она научилась, но этот гад был превыше её терпения, и рука вновь поднялась ближе к пазухе, готовая в любой момент вспороть брюхо пузатому борову. Нес представила внутренности командира иезуитов, выпотрошенные, валяющимися по земле, представила командующего иезуитами в агонии валявшимся на своих же внутренностях на этой же самой земле. Он будет умолять облегчить его страдания, сделать привычный оборот ножом в сердцевине сердца, а она будет смотреть прямо ему в глаза, не шевелясь, в исступлении дрожа от смеха, не двинувшись с этой самой земли. Старец, завидев движение, подошёл вплотную и взял руку, опустив её резко вниз, плечо Нес заныло от боли.

– Я научу её смирению, будьте благодушны, не карайте её за дерзость. Она самолично пришла ко мне в поисках спасения от черноты души, нельзя карать человека, который ищет праведный путь, – батюшка заговорил вновь, что слегка поубавило злость Нес.

– Ладно, так уж и быть, пусть учится, – стражник развернулся, чтобы уйти, но неожиданно вспомнил одну вещь, – Пусть сейчас же идёт домой, если не застану дома при следующей проверке, придётся всё же наказать. Ты живёшь с кем-то?

Сердце Нес затрепетало от волнения, она и забыла думать, что путь домой не отрезан. И теперь, когда возможность вернуться приблизилась так близко, что осталось протянуть руку и ухватить, путь захлопнулся, не дав насладиться видением.

– Она живёт в доме Уолтера-пахаря, сестра она ему названная, дорогой господин, – ответил батюшка за Нес.

Глаза девушки завращались, она не знала куда себя деть, жуткое предчувствие до избытка наполнило тяжёлую грудь. Следовало бы бежать без промедления или наброситься с ножом, как и было намечено, но Нес не двигалась, и только пот градом стекал по спине.

– Сестра изменника! – отозвался злобно командующий и обернулся, чтобы как следует оглядеть деву, – Так знай сука, что твой брат мёртв, он предал царя, его смерть должна быть для тебя в радость. Возрадуйся же! Чего ты не радуешься!? Радуйся, изменник мёртв!

Торжество, с которым голосил стражник, было сравнимо с моментом ликования, когда Уолтеру и Нес впервые раз удалось обчистить амбар, когда они сидели под ивой, отъедаясь до пуза украденной едой, то чудное чувство превосходства и силы над обстоятельствами вырывали наружу ликование и беспредельное счастье.

– Ваша послушница видно тоже предательница раз не радуется. Боюсь, мне придётся её допросить, она могла быть в курсе дел брата.

Рука полная ненависти схватила за локоть. Дева беспомощно обмякла под гнётом, стражник схватил так сильно, что перехватило дыхание, а кости внутри конечности сдавленно застонали от натуги, пытаясь не сломаться. Из глаз брызнули слёзы, и девушка смиренно покачнулась на ногах, былое стремление к убийству исчезло, а нежданная радость вырвалась смехом из груди. Нес смеялась так живо и ярко, что захват ослабился. Сделавшись пленницей мыслей, дева вспоминала, как Уолтер щекотал, когда они валялись до рассвета в траве, вспоминала, как они бегали друг за другом по мелководью, пытаясь намочить один другого с головы до ног. Веселые дни сумели выстоять перед натиском мучителя, выкрутили плохие мысли, унесли далеко назад, в дни, где будущее ещё не наступило. Упование прошлым, Нес и не ведала, что оно куда прекраснее видений неосуществимых сказок, ведь оно существовало, оно действительно составляло часть незамутнённой жизни.

– Она одержима бесами, что ли? – гадко уставившись в рот Нес, спросил стражник.

– Вы же сказали радоваться, так она и радуется. Вы, что же, не видите? – смиренно ответил старец.

В приступе гнева от непредвиденного веселья командующий бросил Нес наземь, да так, что она ударилась об калитку, звон заглушил голоса прошлого в голове, прекратил смех. Схватившись за макушку, девушка заныла от боли, а уж после осмотрела руку, которая пригладила волосы, и оторопь сковала тело, ведь ладонь покрылась вязкой алой кровью, а в ушах засвистело, как будто чудо с края света прибыло прямо сюда.

– Радуется или нет, но допросить придётся, мало ли где она шлялась в ночи, – стражник не спешил покинуть порог.

– Она была со мной, я же уже сказал, – продолжил настаивать священнослужитель, – Пришла до зари и смиренно читала молитвы. Вам моего слова недостаточно, неужели мучить бедную девушку, что потеряла сегодня брата, необходимо?

– Не брата, а изменника!

– Да, он изменник, но и брат.

Командующий резко побледнел, оспаривать слова служителя было одним из самых тяжких грехов. Мучить людей для него и то было легче. В нём боролись два противоположных чувства: оставить девку в покое, едва ли она что знает, женщины крайне тупы и не способны ничего замышлять, или же отправить её на плаху, пусть знают люди, что ждёт каждого, кто пригревает в домах изменников.

– Клянусь, она была со мной и ничего не подозревала. Пусть она погорюет, а уж после горечи она сможет уяснить, что вы сотворили поистине благой поступок, который несомненно зачтётся на божьем суде.

Перспектива скосить часть грехов пригрела дерзость и мелочность командующего, и он удовлетворённо заулыбался от ожидания спасения собственного за спасение одной жалкой овцы.

– Ладно, она не похожа на предательницу. Но пусть впредь внимательнее присматривается к окружению, и сразу же докладывает о неверности стражникам. Нечего слепнуть даже в тех случаях, когда узы родства связывают воедино, – стражник наконец отправился в путь, прихватив своих товарищей.

Люди в мантиях отправились следом, собрав свои пожитки в виде знамений и сказаний о чудесном конце света. Казалось мрак ушёл, но Нес явственно ощущала, что не забудет, как плюнули ей под ноги, пообещав себе, что этот стражник, в будущем, ещё пожалеет, что не прикончил девку сразу. Мысли о мести – вот что согреет Нес в холодную пору и даст пережить зиму, целей стало больше, как и причин на время задержаться живой.

– Так и будешь лежать иль пойдёшь в избу? – уточнил батюшка, мягко присаживаясь неподалёку.

Старец увидал текущую струйкой кровь, собираясь прибрать, но не успел, рука перегородила ему путь, Нес не дала к себе прикоснуться и, неосторожно цепляясь за землю, скрутилась в клубочек, спрятавшись от всяких глаз. Унижение, коему подвергли нещадно забытую плоть, горячо отдавало в виски, а ужас, и грязь промеж пальцев вперемешку с кровью вились, они как некогда чистая кожа отбивали ощущение уюта, стоило бежать в некогда задуманное путешествие, вечно притворствовать и потакать страхам больше было невозможно, но непреодолимое веяние стыда и беспомощности окатили стрекающим огнём.

– Я собираюсь домой, да домой! – воодушевлённо запела Нес и из своего калачика начала выстраиваться в горизонтально оформленного человека, – Домой, домой, домой!

Без перерыва Нес повторяла слово, что вечно жалило, но сегодня благодарственно нежно уповало на отречённость. Захлопав глазами от переизбытка чувств, дева, не ведая, что творит, подобрала своё тело и было уже понеслась восвояси, как услыхала голос старца. Он был где-то в отдалении и слушать его было неестественно, словно некая не заточенная кромка металла произрастала от конца пальцев ног, вклиниваясь тупым остриём в самое горло.

– Нельзя домой, ты не сможешь, заблудишься, слушай меня, сосредоточься. Ты в своём одиночестве можешь обезуметь, не иди, останься здесь. Стань и вправду послушницей, прекрати поддаваться черноте мыслей. Один лишь ты человек, нет в тебе иных людей.

«Но как же нет во мне никого? Вы больно раните. Я и Уолтер здесь, как можно не видеть наше единение», – думала Нес и проскакивало в ней величественное торжество любимого, – «Мы здесь, в своём обличии предстаём не едино, но и не в одиночку, я не могу слушать, не хочу понимать, мне нужно домой, домой, домой!».

– Мне нужно домой! – вслед за мыслью тараторила Нес, убеждая и батюшку, что не ошиблась в своих рассуждениях, – Мне нужно заснуть в своей постели, а завтра… завтра наступит рассвет, и завтра я подумаю, чего лишилась.

– Милая дева, ты не сознаёшь, что губишь себя. Ты одна, твой благоверный умер, запомни, дай себе погоревать, а после отпусти его видение, иначе быть беде.

В тумане, навлечённом на всякие доблестные деяния, иногда следует различать обе стороны одной заумной мысли, но как же обнаружить стороны, если слишком туп, чтобы их распознать? Лицезрение чужеродных идей и претворение перед Господом, не иначе личина отвернётся прежде чем найдёшь между этими постулатами отличия. Нес воспарила, она захотела домой с пущей страстью отверженной. В ней оставалось незамеченным естественное желание жить жома, хотя и дом, как будто перестал существовать, но она к нему стремилась, как никогда раньше. Она переменила его положение, предала былой дом, и сейчас могла именовать домом только тот дом, где прожила с Уолтером лет количество которых не следовало и считать. Прежняя ли жизнь шептала вернуться, либо новая неопознанная возвращалась сама оттуда, где и дятел по дереву не стучит, и соловей не поёт?

– Дом, мне надо домой, домой! – молвила дева в предрассудке, что смирял голову, – Домой!

– Тогда я тебя отведу, дом, значит дом, – старец протянул руку, чтобы ухватить ладонь и проводить, но Нес в ошеломлении отшатнулась.

– Сама, я хочу сама!

– Раз решила, так и иди с Богом.

Батюшка перекрестил вместо того, чтобы выступить провожатым, он явственно чуял, что дева желает побрести в одиночку. Она за полсуток забыла, что значит делить путь с кем-то ещё, либо не помнила и прежде что это значит. Но она ничего не забыла, а провожатый ей не требовался лишь по одной причине, что у неё никто не пропал, любимый последует по потам, и деве вдруг взбрело, что странно старцу предлагать помощь, когда есть рядом тот, кто поможет и так.

– Почему вы соврали? – мысли Нес путались, но она пожелала узнать, по какой причине убеждения старца сломились, – Почему сказали, будто я ваша послушница, вы же и сами знаете, что я делала ночью?