Вовка – брат волшебника

Глава 1. Падение

Вовка сидел почти у самого края. Он пробрался туда по коньку крыши. На скат вставать было опасно, потому что ночью прошел дождь, и крыша была скользкая. Вот он и уселся на краю конька. Отсюда хорошо был виден двор интерната, набережная Оки, пристань. А во дворе интерната творилось нечто. Вон Гоблин – бегает, машет руками, что-то кричит. Вовка не слушает – неинтересно. Ну что может кричать Геннадий Олегович? Всякие ругательства, угрозы? Вовка это уже слышал – каждый день слышит. Хотя… Вовка прислушался. Странно, это не ругательства. Гоблин умоляет его слезть с крыши? Нет, не требует, не просит даже, а именно умоляет. И испуганный он почему-то. Даже отсюда, с крыши четырехэтажного здания интерната видно, какой он испуганный.

Вовка стал с интересом наблюдать за происходящим во дворе. Внизу стояли и бегали с места на место учителя, директор, завуч. Собрались там и воспитанники интерната. Они собрались на линейку, на которой Вовка должен был «сознаться» в том, чего он не делал. Все кто был внизу, с ужасом смотрели наверх, на крышу, точнее на Вовку. Это было странно, было непонятно, – что их напугало?

Вспомнилась мама. Вовка всегда ее вспоминал, когда ему было трудно. А трудно было часто, из-за Гоблина. Бывает, нанесешь кому обиду – специально, нечаянно ли – а потом места себе не находишь, хочется все исправить, извиниться хотя бы, а... нельзя. Нельзя, потому что уехал тот человек так далеко, что и не найти. Вот и Вовка не мог теперь извиниться перед мамой за все нанесенные ей обиды. Ушла мама в такие края, из которых не возвращаются. Умерла она полгода назад – его, Вовкина, мама. Нет у него теперь никого. Остался он совсем один, а теперь еще и это… Он этого не делал. Он и не смог бы такого сделать – никогда. Гоблин наверняка это знал, но он Вовку ненавидел, потому и воспользовался случаем.

В чердачную дверь чем-то колотили – пытались выбить. Напрасно, с дверью они не справятся: дверь железная и без сварщика ее не откроют. Вовка надежно запер эту дверь ломом. Он просунул лом в крепкие, намертво приваренные замочные петли. В общем, есть время, чтобы побыть одному, подумать, подготовиться к тому, как вести себя дальше.

«Может сознаться? Все равно ведь не отстанут», – пришла вдруг мысль. Но эта мысль пришла только на миг. И правда, сознаться можно в том, что сделал, а так, это не сознаться, а наговорить на себя.

«Нет, нельзя этого делать, не дождутся, – это Вовка теперь твердо решил. – Так нельзя. Надо держаться, чего бы это ни стоило, какие бы кары за это ни последовали. Должна быть справедливость, нельзя иначе. Вот кто это сделал, тот пусть и сознается».

Несмотря на пасмурную погоду, вид с крыши открывался великолепный: вдоль набережной расположились аккуратные домики, около берега стояла на воде пристань, по Оке плыл белоснежный пароход, по набережной спешили по своим делам люди. И почему раньше Вовка не замечал всей этой красоты?

Почему он только теперь увидел, как прекрасен этот Мир? Разве сейчас до этого?

А внизу продолжалась суета. Директор тоже умолял Вовку, чтобы он слез с крыши.

«Интересно, чего это с ними? – подумал Вовка. – Что ли, это потому, что не могут до меня добраться? Ну и что? Что ли они думают, я вечно тут сидеть буду? Ну, огорченные были бы, это еще понятно, а так…»

Да уж, вид у Гоблина был не просто напуганный – Блинов был в панике. Он предстал перед всеми в таком вот «несолидном» виде. Таким его никто никогда еще не видел. Ведь он всегда выглядел степенным, уверенным в своей непререкаемой правоте. Что же это с ним? Почему он суматошно бегает по двору? Почему он так нижайше уговаривает Вовку слезть с крыши?

Неожиданно, во двор интерната въехали сразу три машины: милицейская, пожарная и скорая помощь. В дверь больше не колотили. Это и понятно. Зачем колотить, если ее все равно так не выбить? Тут сварщик нужен. Машины остановились и из них вышли люди. Пожарные стали поднимать лестницу. И тут Вовка все понял:

«Вот дураки! Что ли, они думают, что я с крыши прыгать собрался?! Что ли, я такой дурак, чтобы из-за всякого гада с крыши сигать? Во, дают! Вот почему они испугались, особенно Гоблин. Понятное дело, в тюрьму-то ему не хочется. Если чего случится, виноват-то он».

Если бы только Блинов был в панике, Вовка этому был бы рад. Там ему и надо. Но и Арсений Ильич, директор интерната, тоже не в лучшем виде. А директора вот жалко… Арсений Ильич очень хороший человек, добрый, справедливый. Только вот Блинову он слишком доверяет. Это потому, наверное, что директор не знает, каков его зам на самом деле.

«Ладно, надо спускаться вниз, – решил Вовка, – и стоять насмерть. Геннадий Олегович не дождется, что я на себя наговаривать стану». Вовка поднялся с конька и, осторожно ступая, стал пробираться к чердачной двери. Пока шел по коньку, все было хорошо. Дойдя до флигеля, он осторожно ступил на скат крыши, и… ноги заскользили по мокрому железу…

Это произошло очень быстро. В ушах засвистел ветер, сквозь который прорвался многоголосый вскрик ужаса. Земля неумолимо понеслась навстречу. «Это конец», – промелькнуло в голове, и Вовка от страха закрыл глаза.

Не было удара, не было боли, не было теперь и падения. Главное, стало очень светло. И тепло. Свет Вовка почувствовал даже с закрытыми глазами. Он не понял, что случилось и почему он жив. «А, может, я уже совсем и не живой? Может, мне только кажется, что живой? – подумал он. – Хотя нет, ерунда. Если бы не был живой, то и казаться не могло бы…»

Он так и стоял, боясь открыть глаза. Да-да, именно стоял, а не лежал, распластавшись на земле.

– Ну что, так и будешь стоять с закрытыми глазами? – услышал он насмешливый мальчишеский голос.

Вовка открыл глаза и увидел перед собой незнакомого мальчишку. Они оба – и он, и мальчишка – стояли на огромном, залитом солнечным светом, лугу. На вид мальчишка Вовкиного возраста. Хотя нет, все-таки постарше. Светлые русые волосы; стрижка, как говорят, «под горшок»; голубые глаза. На мальчишке джинсы, футболка с непонятными рисунками. Он стоит и выжидающе смотрит на Вовку.

А вокруг лето: воздух, будто настоянный на ароматах трав и цветов; легкое дуновение ветерка; ярко светит солнце. Странно, ведь только что была весна, было пасмурно, прохладно. Что же происходит?

Вовка огляделся по сторонам. Позади он увидел здание, похожее на большой старинный замок. Замок заканчивался высокой башней с узкими окнами на самом верху, с конической крышей и с длинным шпилем на ней, устремленным ввысь. Вдали за замком – город с невысокими домами. В городе Вовка разглядел такие же высоченные, как в замке, башни. Хотя нет, в городе они были, пожалуй, повыше. Просто город был вдалеке, и они казались ниже, чем на самом деле. Между некоторыми из башен были перекинуты висящие над землей и домами мосты. Это придавало городу очень необычный, почти сказочный вид.

– Ну что, оглядел окрестности? – услышал Вовка голос мальчишки.

– Ты кто? – спросил Вовка.

– Дед Пыхто, не узнал, что ли? – ответил незнакомец.

– Чего не узнал? – Вовка все еще не мог прийти в себя после падения.

– Не чего, а кого. Деда Пыхто. Ну ты и ненормальный. Я тебя в спальне искал, потом в столовой. Вот не думал, что дурь тебя на крышу понесет. Я еле успел.

– Чего еле успел?

– Чего, чего… А ничего. Я еле успел перехватить тебя до того, как ты разбился там, в твоем Мире.

– Так то, что я здесь, это твоя работа?!

– Ага, ты догадливый. Моя.

– Как ты это сделал?

– Сделал и ладно, не заморачивайся. Хорошо еще, что я вовремя во двор вышел. До земли тебе лететь всего десять сантиметров оставалось. Ну ладно, пошли. Я отведу тебя к Учителю.

– К какому еще учителю?! К Гоблину?! Что ли думаешь, я буду позориться и признаваться в том, чего не делал?

– К какому еще Гоблину? Я говорю о моем Учителе, о Главном Хранителе Миров.

Глава 2. Подстава

Заместитель директора был человеком солидным, «правильным» и… тупым. Звали его Геннадий Олегович Блинов. Воспитанники придумали ему прозвище – Гоблин. Это не только из-за имени, отчества и фамилии. Просто они его, мягко говоря, не любили. Блинов никогда не сомневался в своей правоте. Он считал, что ученики должны безропотно исполнять все его приказания. Ну и что с того, что эти приказания бывают дурацкими, а глупость Блинова доходит, порой, до степени идиотизма? Неповиновения он не терпел.

Вовку Муравкина Блинов невзлюбил, как только тот появился в интернате. Это потому, что Вовка отказался быть «тайным агентом», а проще, доносчиком. Геннадий Олегович хотел, чтобы Муравкин доносил все, о чем говорят ребята, что они делают. Вовка отказался – наотрез. Вот тогда-то и начались придирки.

Гоблин всегда мог найти повод, чтобы придраться. Он старался всем показать, что Вовка чуть ли не преступник, что ему одна дорога, в тюрьму. Поводом для придирки могло послужить что угодно: не так взглянул, не так понял, не то ответил, не с той ноги встал. Да чего там перечислять? Ведь так часто бывает, что тот, кто главнее, всегда прав, а остальные – дураки. Есть такое слово в русском языке – «самодур». Так вот, это слово вполне к Блинову подходило.

А началась история, о которой я хочу вам рассказать, вот с чего. У Антонины Александровны, учительницы младших классов, пропала сумочка. В пропавшей сумочке были деньги, которые она копила на ремонт домика в деревне. Кроме тех денег там была только что полученная зарплата.

А на следующее после кражи утро было вот что. Вовка вышел в общий зал, что на первом этаже. Там к нему подбежала Нинка Голубева из пятого класса. Она сказала, что под матрасом Вовкиной кровати нашли украденную сумку.

– Какую сумку? Под каким матрасом? – опешил Вовка.

– Да брось прикидываться. Нашли сумку, которую ты украл у Антонины Александровны.

– Я?! Украл?! Да еще у Антонины Александровны?!

Это был шок. Вовка ни за что не мог бы украсть. Он бы и жить после этого не смог. Ему опять вспомнилась мама. Он вспомнил, как она не любила тех, кто может украсть или еще чем-нибудь принести человеку горе. Вовка таких людей вообще ненавидел, особенно после одного случая. Это давно было. Вовка тогда еще только в первом классе учился.

В общем, был день рождения его одноклассницы Вики Синичкиной. Ей давно обещали на день рождения медведя подарить. Нет, не настоящего конечно, а игрушечного, но огромного. Этот плюшевый мишка в Детском Мире на витрине стоял – между оконных стекол. Вика давно о таком друге мечтала. Да-да, не удивляйтесь, и игрушечный медведь может другом стать, А Вика каждый день, как только шла из школы мимо магазина, останавливалась около витрины и наглядеться не могла на мишку.

И вот настал счастливый день. Викина мама сказала, что они идут за подарком, за тем самым, за мишкой. Радости было, не описать. Вовка тоже с Викой и ее мамой в Детский Мир пошел. Ну, короче, выбрали они мишку, к кассе идут. Вика нарадоваться не может, просто сияет от счастья. Подходят к кассе, мама за кошельком в карман руку опускает… а там нет кошелька, дыра только в кармане. Вор-карманник карман порезал и кошелек со всеми деньгами вытащил.

Это было не просто горе, это была трагедия, причем в самый светлый праздник, в день рождения. Родители Вики полгода деньги на подарок откладывали, дорогая, все-таки, игрушка – и вот тебе, «сюрприз». Вовка видел лицо Вики, когда она своего мишку, которого уже полюбить успела, на место отнесла. Она долго там стояла… с мамой. У мамы тоже на глазах слезы были. Вовка того вора убить готов был бы, если бы его поймал. А Вика даже заболела после этого. Она в школу долго не ходила, даже учиться хуже стала, потому что пропустила много уроков.

Вот почему Вовка ненавидел воров. Хотя не только за это и не только воров, а всех, кто зло людям делает. Вора того поймали, деньги вернули и медведя Вика все-таки получила, через неделю после того случая. Но день рождения все равно был безвозвратно испорчен.

Вовкина мама, когда об этом узнала, тоже расстроилась. Она сказала тогда:

– Жаль, Вова, что твоего папы нет. Он поймал бы вора в тот же день, он это умел.

Да, умел. Он и не таких ловил. Вовкин папа был следователем. Он расследовал разные преступления. Он никогда не отступал и доводил дело до конца. Ему часто пытались помешать, требовали закрыть дело, угрожали. Особенно трудно было, когда среди преступников попадались важные чиновники. Но отец был человеком чести и не прогибался. Вот поэтому его и убили…

Отца Вовка почти не помнил. Отец погиб семь лет назад. Вовке было тогда всего три года. В памяти остались только обрывки воспоминаний. Вовка помнил, как они втроем – он, мама и папа – ехали в машине, гуляли в лесу, ездили на дачу. Он вспомнил, как высоко казалось ему, когда папа поднимал его на руки. Вспомнил еще фотографии, на которых они были все вместе и которые куда-то пропали, когда умерла мама…

Воспоминания прервались криком Геннадия Олеговича, вошедшего в зал вместе с учителями и воспитателями:

– Вот он голубчик! Полюбуйтесь на этого негодяя! Ну, ворюга, где деньги?!

– Какие деньги?

– Те, что были в украденной тобой сумке, и не смей отпираться!

– Не крал я никаких сумок.

– Я велел не отпираться!

– Я и не отпираюсь, не от чего мне отпираться. Я эту сумку первый раз в жизни вижу.

– И у тебя еще хватает совести отпираться и говорить, что не ты украл деньги! Все видели, что эта сумка лежала у тебя под матрасом! Как она там оказалась, если ты, гаденыш, ее не крал?! Может я ее тебе под матрас положил?

Какая-то буря поднялась в душе. С Вовкой такого еще не было. Он и раньше не любил Гоблина. Хотя, кто из воспитанников его любил? Даже физрук Евгений Иванович недолюбливал Блинова. Но такой ненависти, как сейчас, Вовка никогда и ни к кому не испытывал. Он готов был вцепиться в Гоблина, рвать, царапать, кусать его зубами, как хищник.

– Может и ты!!! – закричал он. – Потому что ты гад и фашист!!!

На мгновение наступила мертвая тишина. Все просто обалдели от «такой дерзости». Только Антонина Александровна сказала очень тихо:

– Вова, я от тебя этого не ожидала. Разве я тебе сделала что-нибудь плохое? Я же всегда ко всем относилась по-доброму, и к тебе тоже. А ты так со мной поступил.

– Я не крал, Антонина Александровна, – сказал Вовка. – Я не вор и никогда им не стану, хоть кое-кому и хочется показать, что я вор.

– Вот видите, Антонина Александровна, к чему приводит ваш либерализм! – орал Блинов, а орал он так, что Вовка чуть не оглох от его крика. – Я сколько раз Вам говорил, уважаемая Антонина Александровна, что с этими мерзавцами нужно быть жестче!

– Ты сам мерзавец! – закричал Вовка.

Еще пять минут назад он не думал, что может так сказать Блинову или еще кому-то из взрослых, но теперь что-то словно перевернулось внутри, обида была невыносимой. Блинов ведь знал, что Вовка тут ни при чем. Знал, конечно знал, Вовка это чувствовал. Слезы душили его, он не смог удержаться и разревелся. Все затихли, услыхав, как Вовка обозвал Блинова, все притихли, кроме Гоблина. А Блинов орал, брызгая слюнями, не стесняясь в выражениях. Он готов был убить Вовку, и, наверное, так бы и поступил, останься они один на один.

«Спустив пар», Блинов отдышался и сказал:

– Сегодня, Муравкин, за свой мерзкий поступок и за грубость по отношению ко мне, ты лишаешься завтрака, обеда и ужина! Но это еще не все! Когда все позавтракают, мы соберем линейку. Ты, стоя передо мной на коленях, извинишься за нанесенные оскорбления! И добровольно! Слышишь?! Добровольно сознаешься в своем ужасном поступке! И в том, что деньги ты потратил на сигареты и пиво!

– Геннадий Олегович, – робко произнесла Антонина Александровна, – может, следует разобраться? Вдруг, это и правда – не он.

– Вы с ума сошли, Антонина Александровна! В чем тут разбираться?! Что тут неясного?!

– Я не буду сознаваться в том, чего не делал! – закричал Вовка.

– Будешь, еще как будешь! – прорычал Гоблин. – Только не в том, чего ты, якобы, не делал, а в том, что ты совершил!

– Посмотрим!

Не было никакой линейки, потому что, когда закончился завтрак, и ребят собрали во дворе, Вовка сорвался с крыши.

Глава 3. Главный Хранитель

– Пошли, – сказал мальчишка, – Учитель ждет.

– Я не хочу никуда идти, – еле слышно ответил Вовка.

– Придется, хочешь ты, или нет, – и Вовка понял, что придется.

Мальчишка направился к башне, и Вовка поплелся за ним следом. Он не сразу заметил дверь внизу башни. Дверь, как дверь, ничего особенного, но когда подошли к ней, она открылась сама собой. За дверью оказалась железная винтовая лестница. Мальчишка стал подниматься по лестнице, а Вовка с обреченным видом пошел следом.

Комната, в которую пришли, сильно удивила. Она была похожа на жилище алхимика из кино про средние века. Старинная мебель. На массивных дубовых столах стоят колбы, реторты, какие-то механизмы. Там же, на столах, сложены пожелтевшие от времени свитки. На свитках – надписи, сделанные непонятными знаками. Но было там и кое-что современное – огромный жидкокристаллический экран во всю стену. Хотя, может быть, это и не экран вовсе.

Учитель сидел в старинном кресле. Он был похож на древнего алхимика, колдуна или волшебника. Казалось, ему немыслимо много лет, но он вовсе не выглядел дряхлым стариком. Нет, он был стар, но был крепок и полон сил.

Старец с минуту пристально глядел на Вовку, а потом сказал мальчишке:

– Благодарю тебя, Кирилл. А теперь оставь нас наедине. У нас с Владимиром будет долгий разговор.

– Хорошо, Учитель, – ответил мальчишка и направился к двери.

Проходя мимо Вовки, он сказал ему:

– Теперь держись. Достанется тебе от Учителя по полной программе.

Старик на это чуть заметно усмехнулся, помолчал, собираясь с мыслями, а потом обратился к Вовке:

– Итак, Вова, то, что ты натворил, – непростительно. Это преступление – преступление против Сил Света. Ты это понимаешь?

– Но я ничего такого не делал! Я не вор! Я той сумки раньше даже не видел!

– Я не про это. Я знаю, что ты не крал. Ты никогда не смог бы, да и не сможешь совершить столь подлый и позорный поступок. Но ты проявил малодушие. Ты отступил перед несправедливостью.

– Я не отступал… то есть я… я… собирался… – Вовка замолчал. Он не знал, что сказать в свое оправдание.

– Не отступал? Тогда что тебя понесло на крышу? Ты же знал, что ночью прошел дождь, что крыша скользкая. Кирилл искал тебя, чтобы помочь отстоять правду и наказать зло, а ты все испортил. Из-за своей глупости ты потерял жизнь.

– Но этот… ну… Кирилл, он же… Ну, я же не разбился.

– А если бы не Кирилл? Если бы он не успел? Что тогда? А насчет того, что не разбился… вот, посмотри.

Старик сделал движение рукой, будто начертав в воздухе невидимый знак. Огромный экран на стене – да, это, все-таки, был экран – включился, и на нем Вовка увидел свой интернат. Он увидел себя, сидящего на крыше. Он увидел учителей и воспитанников интерната, толпящихся во дворе. Все они с ужасом глядели наверх. Все были в панике – все кроме любимчика Гоблина по прозвищу «Гоблиненыш». Гоблиненыш стоял в сторонке и противно ухмылялся.

Вот через ворота во двор въехала милицейская машина, а за ней пожарная и скорая. Вот Вовка, то есть не он, а как будто другой, тот, что на крыше, встал и пошел по крыше к двери на чердак. Вот он поскользнулся и поехал по скату вниз, а вот уже падает… Под многоголосый возглас ужаса собравшихся во дворе людей он с оглушительным ударом падает на землю. Потом он как-то странно вздрагивает и больше уже не двигается. Вокруг его головы начинает растекаться алая лужица.

Это был такой ужас, какого Вовка никогда раньше не испытывал. Это был шок. Как, оказывается, страшно видеть себя, мертвого, со стороны. Вовке стало так плохо, что, казалось, лучше и вправду умереть.

Вид на экране снова переместился во двор интерната. Там происходило нечто. Блинов, схватившись руками за голову, опускается на землю; директор, весь бледный, бежит с милиционерами и докторами к тому страшному месту; Антонина Александровна падает в обморок… Только Гоблиненыш стоит в сторонке и противно ухмыляется.

– Ну что, самому жутко? – спросил старец, погасив экран и взглянув на Вовку.

– Да, – ответил Вовка чуть слышно. Ему и правда, было жутко. Даже не просто жутко, а совсем плохо. Казалось, что-то оборвалось у него внутри. Он еле стоял на ногах. Еще немного и он упал бы в обморок.

– Теперь ты понял, к чему приводят необдуманные поступки? – спросил старик.

– Понял… Но я же не нарочно, я же не хотел…

– Я понимаю, что не нарочно.

– Но если я разбился, то почему я здесь, почему живой? Так же не бывает.

– Бывает, но очень редко. Так редко, что и вправду можно сказать, что не бывает. В общем, скажи спасибо Кириллу. Это он тебя спас – еле успел. А ты знаешь, что ему это стоило? Ты знаешь, сколько энергии ему пришлось потратить, чтобы успеть это сделать?

– Не знаю…

– Ну так вот, Вова, столько энергии не выработает за целый год ни одна электростанция в вашем Мире. Ведь ему пришлось ловить тебя почти у самой Земли. Он сделал почти невозможное. А ведь потратил он свою собственную жизненную энергию. Теперь ему придется долго ее восполнять.

– Но зачем?! Что ли кто его просил?

– Никто не просил, но он не мог поступить иначе.

– Но как же, я не понимаю то, что там, и то, что здесь? Там мертвый, а тут живой?

– Ты этого сейчас не поймешь. Это слишком для тебя сложно. Зато, я надеюсь, ты увидел, к чему приводят необдуманные поступки. Этот урок ты запомнишь навсегда.

– У меня не было выхода. Мне пришлось запереться от них на крыше.

– Неправда. Выхода нет только у слабых, безвольных людей, а ты не такой. У людей, сильных духом, выход всегда есть.

– А какой у меня был выход? Сделать все как велел Гоблин… то есть Геннадий Олегович? Наговорить на себя при всех, да еще стоя на коленях?

– А что, разве не ты хозяин своему языку? Твоим языком управляет Блинов? Тебе нужно было лезть на крышу, чтобы не сказать то, чего не хотел? Нет, Вова. Твой язык подвластен только тебе. Он скажет только то, что велишь ему сказать ты, а не кто-то другой.

– Вот я и не собирался на себя наговаривать. Только Вы ведь не знаете Геннадия Олеговича. Он не отстанет.

– Я его знаю. Это очень непорядочный человек. Да, он на все способен. Но он не может заставить твой язык произносить то, что хочет услышать он. И еще запомни: такие люди, как ваш воспитатель, на самом деле слабы духом. Они могут только кичиться своей важностью, а на деле ничего из себя не представляют.

– Вы такое говорите о воспитателе?! – удивился Вовка.

– Я говорю о нем правду. И совсем не важно, что он воспитатель. Если человек негодяй, то никакая должность, никакой пост, как бы высок он ни был, не сделают такого человека порядочным.

– А зачем вы мне это говорите?

– А затем, чтобы ты это знал. Ты должен был отстоять правду, а ты, вместо этого, полез на крышу и сорвался оттуда. Теперь некому доказать, что ты не вор. Все продолжают думать, что деньги украл ты. Разве ты хочешь этого?

– Мне теперь все равно, ведь я уже мертв. Я видел, что разбился.

– Не говори ерунду. Как бы мы с тобой сейчас разговаривали, если бы ты был мертв? Ты разбился там, в твоем Мире. Только это уже был не ты, а то, что было тобой раньше. Заметь, не кто, а что. Считай, что там разбилась твоя оболочка, а не ты. Здесь совсем другой Мир, в других измерениях. Раз ты перенесен в этот Мир, значит, ты жив. Вот если бы Кирилл не успел… но он, к счастью, успел – в самый последний миг.

– И что же теперь будет?

– А вот этого я не знаю. Этого не знает никто. Все теперь зависит только от тебя.

– Но теперь же ничего с этим не поделаешь.

– Вот видишь, что ты натворил? Так бывает всегда, когда совершаются необдуманные поступки. А еще хуже, когда результат поступка непоправим. Сначала сделают, не подумав, а потом не знают, как исправить. Но тебе придется исправлять.

– А как исправлять-то?

– Я помогу тебе. На этот раз такое возможно. Да, на этот раз возможно невозможное. Тебе повезло, что Кирилл был в вашем Мире и спас тебя. Я верну время вашего Мира назад на столько, на сколько смогу. Все повторится с того момента, когда ты находился еще на крыше.

– А как вы это сделаете? Вы что, бог?

Я Главный Хранитель Миров – это все, что я могу тебе сказать. И я прошу тебя, будь осторожен. Это будет первая служба, которую ты мне сослужишь.

– Вам? А какая вам от этого польза?

– Большая польза. Я охраняю правильный порядок вещей. Я оберегаю Миры от разрушительных стихий. Одна из таких стихий вы, люди. Ваши необдуманные поступки, вольно или невольно совершаемое вами зло – все это ведет ваш Мир к гибели. Не разбившись, ты уменьшишь количество зла на вашей Земле, а противодействие злу, моя главная миссия.