Этика уничтожения

Похождения двух друзей, познакомившихся в «зоне», интеллектуалов, бомжей и лентяев, с налётом мистики и отчаяния.

(трактат о восприятии)

Предисловие

О, чудесные патриархальные времена, деревенские буколистические пейзажи, не замутнённые промышленным смогом, города, окружённые карантинными стенами, запах навоза и мочи на узеньких, нелинейных улочках, мощённых кое-как обтёсанными булыжниками, или деревянными торцами.

А люди! Жеманные, взращённые в парниках сословных правил и условностей, не отягощённые знанием юриспруденции, сопромата, как и нижним бельём с запахом лаванды и хлорки. Они прогуливались по мостовым, сторонясь проходить под распахнутыми окнами, откуда в любой момент мог опорожниться ночной горшок, чинно раскланивались со знакомыми, которых знали с самого рождения, и с которыми будут раскланиваться до самой смерти. Чиновники канцелярий, лавочники и ремесленники, служащие мэрий, прислуга и обслуга, держатели трактиров и цирюлен, содержанки и содержатели, аптекари и рантье, богатые бездельники-наследники почивших обывателей, оборванцы-студиозусы, пьяницы и богохульники. И ещё вооруженные люди, служащие каждому, кто платит, и городские надсмотрщики, альгвасилы, городовые, бандиты и попрошайки. И слуги Божьи, от чьей приторности, вероятно, тошнило и самого Господа Бога. И ещё сословие торговцев, вхожих во все круги общества, сообразно амбиций и капитала.

И всё это сожительство было отработано веками и тысячелетиями, ведь времена менялись, но люди нет. Каждый взгляд, жест, мимическое выражение значили многое, сообразно случаю, да, всё, что угодно. Наблюдатель без слов мог определить отношение человека к происходящему, к собеседнику, к проходящему мимо, и не только отношения, но и намерения. Какие безмолвные страсти вскипали, в зависимости от жеста, взгляда, ухмылки или презрительной гримасы.

Размеренная городская жизнь требовала разрядки, выплеска эмоций, ведь не было в этой жизни ни мотогонок, ни ипподромов, ни избирательных тяжб, ни судебных и бракоразводных процессов. Они, конечно, были, но наслаждались ими только люди определённого, ограниченного круга, массы не ведали таких развлечений, и только изредка получали укол адреналина на показательных казнях каких-то неизвестных, о которых сообщалось только, что это бандиты и еретики.

У дворян было больше возможностей разнообразить жизнь, поскольку их жизнь была полна условностей и регламента, которые требовали особой сообразительности и такта, знания обиходных тонкостей и правил, неведомо кем установленных. Особо это касалось вечно обязательной темы отношений женщины и мужчины. Тем более, что здесь большую роль играли мотивы чести и престижа. И какое обширное и благородное поле для проведения игр, под названием этикет! А внимание и даже обожание женщин! Ведь ни для кого не секрет, что плохие парни обладают особой привлекательностью для женского пола, и причины этого понятны; в те спокойные, размеренные времена у женщин не было выбора в жизненной коллизии, выбирать спокойную, уважаемую стезю домохозяйки, приставленной к супругу (не важно, к какому сословию принадлежащего), или стать «падшей женщиной» (богатые женщины, выбравшие этот путь, пользовались спросом и политесом, бедные презирались богатыми и законом). А вот «плохие парни» наполняли жизнь жгучим перцем интриг и скандалов, делали её острой и разноцветной, полной нечаянных радостей и трагических разочарований. Естественно, люди, обладающие какой-то независимостью, в силу финансового благополучия, или же происхождения, старались войти в клан «плохих парней». Сейчас этого достигнуть просто, достаточно устроить загул на модных курортах Европы, а вот для тех, кому финансы не позволяют таких эскапад, приходится фиглярничать, корчить рожи, изображать клоунов, выставляя в интернете самые нелепые нелепости, дабы привлечь внимание и показать всему миру, какие они вот такие крутые. (Правда, эти нелепые нелепости выставляют их самих дураками, а порой и заставляют играть в игру «убей себя сам», но успех того стоит! И стоит не дорого.)

А в те благословенные времена всё было просто. Достаточно было где-то на променаде, или танцевальной ассамблее в муниципалитете поймать наглый взгляд такого-же петуха в сторону твоей избранницы, а тем паче, откровенные взгляды и обсуждение той-же персоны, и дело оставалось за малым. Брошенная перчатка, или той-же перчаткой по физиономии наглеца, а дальше вступал в силу кодекс ЧЕСТИ.

Не важны уже были результаты церемонии, но оба участника турнира тут-же становились самыми востребуемыми в салонах и пересудах кумушек, а также объектом беспокойства для власть предержащих. Конечно, дело оборачивалось малой кровью и уязвлением одного из, ибо убийство было неприёмлемо для властей, оно плохо сказывалось на реноме и последующей карьере, и дуэлянтов придерживали от переусердия. Но всё-равно, один всегда был победителем, а другой уязвлённым до глубины души и потери чести. Впрочем, на многих это никак не оказывало влияния в смысле здравомыслия и коррекции поведения, как, например, дворянина А. С. Пушкина, таким хоть кол теши, всё по барабану. Гений, он и в сортире гений.

1. О тяге к знаниям

– Смотрел вчера в «Нарвском» телевизор, как раз на РЕН. Тв попал. Прикинь, опять набор идиотов, – громко говорил Роберт, рассматривая физиономию в старом потрескавшемся зеркале. Вопроса о бритье не стояло, рассматривал он свою личность по привычке на что-то смотреть, но в их новом жилье смотреть в общем было не на что, разве что на лохмотья обоев, свисающих с грязных стен и открывающих окаменевшие обломки газеты «Труд» за 1978 год. – Целая толпа идиотов, но какие имена, а какие звания! Синельников, историк, писатель, С. Салль, физик, Н. Непомнящий, писатель, путешественник, Серж Ке, палеолингвист, Зданович, профессор истории, Манягин, писатель И все с целой кучей восклицательных знаков! Оказывается, говорят, Геродота, Аристотеля и вообще никого из древних греческих мудрецов НЕ БЫЛО, их придумали иезуиты. А вот с севера, с территории России, из Заполярья, в древнюю Индию пришли АРИИ, написали веды и придумали всю человеческую мудрость. И, оказывается, индийские крестьяне понимают наших беломорских крестьян без переводчика… Долго с экранов ТВ будут «сливать» на наши мозги эту «чернуху»? А ведь цель ясна – теперь из россиян делают «сверхчеловеков». Помните? Методика та-же.

– И опять северные арии… А что тебе не нравится в северных арийцах? Каким боком они нас касаются? Было оно, или опять врут, нам-то плевать, – лениво отозвался с кровати Геннадий Кисельников по кличке Гена-гендер.

– Да в общем-то ты прав. Но задевает. Вот смотри – с того момента, как человек осознал себя в этом мире, он занимается интереснейшим делом – добывает знания об этом мире. Зачем ему это надо, понятно – хочется жить в уюте и безопасности. Ну и простое любопытство :

– А что это там такое? (можно ли это съесть? или надеть?)

И не мешают ему ни смены общественных формаций, ни развитие технологий и производственных отношений. Знания добываются постоянно. Истинные, или ложные. Глобальные, влияющие на судьбу мира (изобретение пороха, ядерный синтез, кибернетика.) Или так, для кухни. Я вот постоянно удивляюсь этой потребности человека, постоянно добывать информацию.

– Только отношение людей к новым знаниям складывается странное, – Гена отозвался нехотя, глядя в потолок, больше по обязанности поддержать разговор, по причине отсутствия в их хозяйстве каких-бы то ни было источников информации, да и просто новых впечатлений было в дефиците для поддержания интересного разговора. – Какое-то потребительское. Что-бы ни накопали, сразу в производство. Хорошо оно, или плохо, не нам судить. Любое знание нейтрально. Вот способы его применения порой печальны. Нет у нас законов, регламентирующих обращение с новым знанием. И дело не в его применении, любое знание неминуемо найдёт путь в цивилизацию, в той или другой отрасли человеческой деятельности.

Только вот есть опасность, о которой мало кто думает. Все знают, что знания бывают преждевременные, не имеющие ни технологической, ни практической основы. Но есть знания и вообще не наши. Не имеющие права на существование в нашем мире, но имеющие адептов и проповедников. К ним можно отнести и знания о Боге (часто спекулятивные, основанные на крупицах истины, но используемые в жульнических, меркантильных целях, а потому воспринимаемых скептически.) Возможно, сюда можно отнести знания о Пространстве, тоже подаваемые спекулятивно, в виде странных, изначально неподтверждаемых теорий о Мире, но порождающих порой смешные, порой глупые, но неизменно дорогостоящие проекты, находящие неизменно толпы поклонников. А ведь выбирая предмет изучения, исследователь должен прежде всего решить вопрос о применении знания – что оно даст практически. Нужно ли оно вообще в огромной копилке землян, или в перспективе грозит вылиться во что-то невообразимо страшное. Генетические исследования, но они уже такие корни пустили в обществе, что говорить об этом – уже поезд ушёл… Впрочем, ты в своём ГИПХе, наверное, на этих вопросах собаку съел?

– Да, в общем-то, у нас таких работ не было, впрочем, там было отделение за бетонным забором, что там делалось, ну, очень большая гостайна. Что там делалось, неизвестно, но большие машины постоянно что-то завозили и вывозили. Представляешь, территория обнесена забором с колючкой, проход через солдат с автоматами, а внутри территории опять бетонный забор, да ещё и с постоянным обходом патрулём в сопровождении собаки!

– Да и Бог с ними. Это давно было? До перестройки? Так давно уже эту шарашку наши новые ухари разбомбили, или на загранку работают, если что интересное.

– Значит, ты не занимался ничем подобным?

– Прикладная химия, это в основном, отравляющие вещества, боевая химия, понимаешь? Ещё разработка новых видов ракетного топлива, газ, давление, лазерные вспышки… Никакой физиологии. Такие работы, конечно, подразумеваются, но я видел у учёных только сводки с параметрами, видимо, их разрабатывали где-то в другом месте.

– Жрать охота, как думаешь? Конструктивные мысли есть? И сигарет мало осталось.

– Пойдём, подработку поищем? – вопросительно предложил Роберт, поесть, действительно, было-бы неплохо, но вот что-то предпринимать решительно не хотелось, в вопросах еды он был неприхотлив, и желудок наполнял постольку, поскольку это придавало некий уют в жизни, но и сонливости.

– Прописку-бы нам, половина проблемы исчезло-бы.

– А если купить?

– Или склад поискать? Конечно, можно попытаться на рынке заработать, но конкуренция, алкаши сбивают заработок, только на еду заработаешь…

– Может быть, расклеить объявления, работы по дому, участку, всё-таки, руки у нас на месте.

– Можно, от нечего делать… И здесь конкуренция…

– Хорошо, с жильём повезло.

– Это главное, крыша над головой. Ты оказался удачлив, мальчик-бой. Как говорил Остап Бендер, блестящая комбинация. По крайней мере до весны мы обеспечены. Батареи почистить-бы.

Им в самом деле повезло, что в условиях современного города было похоже на подарок с неба. Этот дом на улице Бумажной, довоенной постройки, серый и угрюмый, служил им пристанищем в непростые моменты, в тёплые ночи они приходили сюда, чтобы переночевать на чердаке, где у них было спрятано пару подобранных на мусорной площадке матрасов. И как-то, обходя участок, Роберт обратил внимание, как жильцы из второго подъезда выносят мебель в стоящий тут-же грузовик. Придав себе незаинтересованный вид, Роберт вынул предпоследнюю папиросу и, прикурив у скучающего водителя, кивнул в сторону парадного:

– На дачу едут?

Водитель с вполне понятным подозрением оглядел его, плюнул, подумал, какое-то соображение придало выражению его лица облегчение:

– Квартиру получили, переезд. Дом-то уже лет двадцать на расселение предназначен, вот, наконец и до него дошло.

– Значит, в освободившуюся квартиру скоро кого-то вселят?

– Кого вселят? Говорю-же, дом на расселение, в такие никого не заселяют. Двери забьют, и все дела.

Квартира располагалась на пятом этаже, площадкой выше была дверь на чердак, и следующей ночью друзья неслышно взломали замок, перенесли в пустые комнаты свои матрасы, Геннадий занял брошенную хозяевами кровать, а Роберт в углу у батареи настлал на пол газет и устроил себе постель. На кухне имелась старая газовая плита с не работающей духовкой, и они, затаив дыхание, включили газ. Услышав шипение, радостно вздохнули.

– Теперь чайник найти, и будем чаи гонять! – потёр руки Гена по кличке Гендер.

Сейчас чайник у них уже был, старый, но не дырявый, как и пачка дешёвого чёрного чая и пол-булки чёрного хлеба, и пришло время завтрака.

На улице стояла обычная осенняя погода, отопительный сезон ещё не начался, и батареи, облезлые и открывающие несколько слоёв старой краски, служили только как декоративный элемент. В квартире было сыро и холодно, поэтому плиту оставили включённой, шипение горящего газа создавало иллюзию тепла, хотя помогало только воображению.

– Если зайдут из жилконторы и увидят сломанный замок, могут сообщить участковому. Будут проблемы.

– Зачем им приходить в пустую квартиру?

– Робертино, зачем люди в рабочее время ходят туда-сюда? Они за это деньги получают. Здесь ещё счётчик не отключен, электричество в пустой квартире – причина возможного пожара, проводке здесь лет пятьдесят. А если ещё и нас здесь застанут, будут проблемы.

– Какие проблемы, – отмахнулся Роберт. – Квартира уже не на балансе, и никому не интересно, что здесь, и кто здесь. Кому нужны лишние заботы, за них не платят.

– Участковому интересно, ведь здесь потенциальный притон, уголовная среда и возможность приюта для наркоманов. Думаю, периодически он будет сюда заглядывать. Конечно, это вопрос, зависит от человека, но сержант мне кажется человеком настырным, и надо поменьше здесь торчать, во всяком случае, в рабочее время…

– А ведь в доме, наверняка, есть ещё пустующие квартиры, расселение идёт. Да и весь район, Михалыч, сплошные развалюхи.

– Всё разваливается, всё изменяется.

Их тандем образовался в ИТУ Металлостроя, где они проводили время по пустяковым причинам, не затронувшим души и не оставившим тягостных обязательств, попали в сокоечники и, по законам зоны, вошли в «семью», две других койки в проходе пустовали. Освобождались одновременно, по амнистии, оба потеряли квартиры, в которых жили до ареста, по бюрократическим обстоятельствам, бегать по инстанциям не было ресурсов, чиновникам не интересовало связываться с бывшими осуждёнными, и они оказались за бортом. А за бортом, как известно, проще быть в компании.

2. Причина

– Дело в том, и я признаюсь в этом без всякого стеснения, что я с детства страдаю одним недугом (с детства, это не совсем точно, лет с 12-ти наверное.). Как его назвать? Он выражается в странном сочетании: зуд в пальцах и зуд в мозгах. То-есть, зуд в мозгах – это первичное. Постоянно меня куда-то заносит в мыслях. Какие-то странные сочетания фантастических обстоятельств и реальных, живущих рядом, лиц. Своеобразная игра, она появилась, когда я начал читать фантастику. Первая такая книжка, попавшаяся мне в руки, была «Незнайка на Луне» Носова. Потом я споткнулся об Александра Беляева, и люблю его до сих пор…

Но я хотел объяснить, почему начал писать вот это. Даже не знаю, как определиться с жанром. Автобиография? Вроде, нет. Автобиография подразумевает события жизни, изложенные в хронологическом порядке. Как говорил Швейк: – «Из меня всё должно лезсть постепенно…» Здесь этого не намечается. В первую очередь потому, что я, любя порядок вокруг себя (сейчас это называется модным словечком «перфекционист»), никогда неи был озабочен порядком в голове – в мыслях.

Так вот, вторая причина – зуд в пальцах. Мне нравится заносить мысли, свои фантазии, рассуждения в записи, оформлять их в слова и фразы, есть в этом что-то завораживающее, наподобие живописи, странная символика обозначений, правил, сочетаний, ряды неперсонифицированных значков, каждый из которых по отдельности ровно ничего не значит… А в сочетаниях и взаимосвязях в этих рядах символов содержится целый мир. Загадочный, или тупо бюрократический, или загадочно-научный, наполненный всяких необъяснимых вещей, вроде смысла, логики, знаний и истин, прихоти и самовыражения…

И я не люблю фиксироваться на чём-то одном, мне это быстро надоедает. Как с работой. Я постоянно менял работу. Даже самую оптимальную. Первые пол-года я в эйфории. Идёт ознакомление. С работой, с людьми. Я осваиваюсь. Второй год работа кипит, я становлюсь профессионалом, адаптируюсь, осваиваюсь, становлюсь членом коллектива. А ещё через пол-года я начинаю смотреть по сторонам и ныть. Мне всё надоедает, всё уже делается на автомате, никакой мысли, ничего нового, рутина. Это мне не нравится. Я иду на конфликты, уже даже не зная причины, срываюсь, скандалю… А потом мне попадается более привлекательная работа. Или не попадается…

Я писатель. Не Лев Толстой (вот ещё дурная особенность человеков, использовать клейма, где можно обойтись без них), но… писатель. Так, я считаю, имеет право называться любой пишущий, написанное кем читают другие. Для этого не обязательно издавать толстые тома нудных романов, или сборники искристых рассказов. Вы можете писать всё, что угодно. Но если у вас есть читатели, вы имеете полное право называться писателем. Таким-же, как и пресловутый Лев Толстой (это уже штамп такой, и прекрасно это отметил Иосиф Бродский: – «Чудо-юдо, нежный граф Стал похож на книжный шкаф». Бог с ним, графом Толстым!)

Я давно хотел изобразить нечто такое, эпохальное… Как писатели из повести Джерома К. Джерома писали роман, в котором хотели отобразить весь свой жизненный опыт и все достижения человеческой культуры. «Это должно быть будет очень тонкая книжка,» – сказала жена одного из этих писателей. Она имела в виду ироничное отношение к жизненному опыту этих весёлых молодых людей. В общем-то и я всё никак не мог решиться на подобную писанину, имея в виду такое-же ироничное отношение к моему возможному опыту. Но 46 лет, это уже серьёзная цифра…

А в общем-то, если-бы не остановка в написании книжки, этой писанины и не появилось-бы. Возможно, потом…

Лет через 20—30…

Я постоянно делаю «открытия». Эти истины давно есть в копилке человеческого опыта, но для меня они становятся истинами вследствие моего собственного опыта, и потому особенно ценны для меня.

Вот только сейчас мне пришло в голову, что люди по своему жизненному пути делятся на две категории – «непоседы» и, соответственно «домоседы». Одни привержены стабильности. Они постоянны в своём выборе. Они всю жизнь живут в одном городе, или деревне, в одном доме, и работают на одной работе. Их ничто не принуждает к этому, таково их нормальное состояние, и им это нравится. Они просто не представляют, что можно жить по-другому. Им нравится путешествовать, они любят посещать новые места, знакомиться с новыми людьми, они радуются новым впечатлениям, но всё это только для того, чтобы утвердиться в мысли, что ни живут правильно и хорошо. Дома лучше, и жизнь должна быть постоянна и однонаправлена. Если их вырвать из привычного русла, они теряются. Они заново ищут себя, они заново выстраивают свой забор, чтобы обрести новое русло. Просто меняют колею. И их не волнует конец этой дороге. Ведь всё так привычно и хорошо, что просто не может закончится плохо.

Другие не могут долго наслаждаться стабильностью. Они впадают в хандру, их всё злит, и когда-то милые лица становятся стёртыми, как старые монеты. Их номинальная ценность остаётся прежней, но в глазах нумизматов, они обесцениваются. Они покрыты царапинами и стёрты… Эти люди могут идти на работу с закрытыми глазами, и это их не радует. Они не видят окружающего, потому-что знают его до последней молекулы, и уже не надеются увидеть новую грань бытия. Это где-то там, в стороне от привычной стези, и им просто необходимо заглянуть за эту грань, чтобы увидеть новую плоскость. Они знакомятся на время, они меняют место жительства без причины, ничего не выигрывая. Они женятся и заранее знают, что это не навсегда. Их мучает эта неопределённость, и они разрывают ткань повседневности, ожидая, что в сингулярности им откроется новый, блистающий мир. Но мир не любит разнообразия, и непоседы снова собираются в дорогу.

Уже сорок лет я живу в одном городе. Это моё место, и нигде больше я существовать не могу. Мне нравится, что он большой, как мир, и я переменил много мест, и всегда это был другой город, но он был один, только с множеством лиц.

– Значит, ты издавался? – Роберт отхлебнул остывшего чая, откусил от куска хлеба. Они сидели на подоконнике уже тёплой кухни, разговор шёл ленивый и бездумный, не напрягающий мозги, не заставляющий изображать интерес, не обязывающий отвечать. На улице шёл дождь, и они не спешили выходить, да и куда спешить, их время принадлежало только им.

– В интернете много бесплатных сайтов, где кто угодно может помещать свою писанину. Денег это не приносит, но моральное спокойствие даёт.

– Но ведь и много платных сайтов, не пробовал заработать?

– Берт, люди меркантильны, видел по ТВ рекламу – «Вы экономите 5%!», и толпы через весь город спешат чёрт знает куда, чтобы сэкономить 20 рублей, при этом на дорогу уходит двести. Но удовлетворение от сознания – «Я сэкономил!», оно дорого стоит. Так и с книжками. Чудак весь день будет сидеть в сети, чтобы найти бесплатный вариант, а они всегда есть, надо только знать, где искать, вплоть до взлома моей страницы, а вот просто заплатить 130 рублей, а это цена пачки сигарет, это нельзя, это считается за мотовство и признак неудачника. Люди зомбированы, их настраивают на определённый образ жизни, им вдалбливают стереотипы, и человек покупает телефон за 60 тысяч, хотя вполне может обойтись за три тысячи. А ведь идея стара, как свет, в литературе её использовал Александр Беляев, помнишь «Властелин мира»? Специальное модулированное радиоизлучение воздействовало на психику людей и внушало им всё, что угодно, вплоть до суицида. У Беляева это блокировалось просто любым металлическим экраном, проволочной сеточкой на голове, например. Стругацкие идею развили, их излучение не экранировалось ничем, от него вообще не было защиты, и люди воспринимали свои мотивации, как естественные. Зомбирование интернетом, телевидением, СМИ строится по другим принципам, и страшно здесь другое, люди сейчас не дураки, всё понимают, но они ХОТЯТ этого, более того, поставь им лимит, и они взбунтуются. Они хотят этого, ведь оно так интересно, эти ролики с дутыми звёздочками, хамство текстов, развязные артисты, это ведь так прикольно! Это культура, Роб Рой!

– А… Гена, почему в зоне ты не говорил об этом? Всё-таки там ты мог набрать много материала…

– Смеёшься? Расспрашивать бродягу о его жизни, это чревато, знаешь-ли… Будучи в «Крестах» до суда, я попробовал делать заметки, ведь всё было внове, незнакомым, таящим подводные камни и пороги. Меня тут-же обвинили в доносительстве, устроили правилку. Еле доказал, что ничего плохого не имею. Но сам факт фиксирования событий «хаты», это уже преступление. К счастью, у русских людей к писателям в крови непонятный пиетет, с меня сняли предъяву, но предупредили. С тех пор выработался блок, ничем подобным на людях не заниматься. Сейчас это глупость, конечно, и можно вернуться к писательству. Ноутбук-бы мне! Хотя, пользы нам от этого было-бы не много…

Роберт пожал плечами, ничего не сказал, но задумался. С некоторых пор он стал воспринимать Геннадия кем-то вроде старшего в семье, старшего не по опыту и годам, но по ответственности, и после этого разговора сделал памятку в голове.

3. О сигаретах и женском начале

Отворачивая лица от мелкого дождика, тщательно обходя лужи, они направлялись в сторону метро, где на площади Стачек было много магазинов, чебуречных, кафешек, а это позволяло надеяться на небольшой заработок.

– Я говорю, ищущий находит, – прокричал Гена, кивнув вперёд, и сплюнул. У чёрного входа в кафе «Домино», что на Перекопской, стоял фургончик, а под навесом маялся грузин, помощник хозяина, который иногда давал им возможность купить еды и сигарет. Грузину явно не светило таскать ящики под такой плохой погодой, и, увидев подходящие кадры, он оживился.

– Здравствуй, уважаемый, – приветствовал его Михалыч. – Помочь, может?

– Поработайте, господа, всем хорош-що будет! Только вовнутрь не заходите, сегодня хозяйка здесь, не любит, чтобы ходили. Строгая!