Погружение

- -
- 100%
- +
Когда с объятиями наконец покончено, я с облегчением выдыхаю. Грета поднимает свой стаканчик, и мы следуем ее примеру.
– За новоиспеченных мистера и миссис Логан Макмиллан! Логан, Касс, мы вами невероятно гордимся. В нашей семье здесь, на Санге, вы как братик и сестренка.
И тут я понимаю, какая роль отведена Касс в их компании. Роль младшей сестренки. Доброй, милой, зависимой сестренки, о которой нужно заботиться.
– Кажется, тут попахивает инцестом, – глаза у Логана светятся, а голос проникнут волнением.
– Ой, ты же знаешь, что я имею в виду, – Грета шутливо бьет его по руке. – Мы рады за вас.
Нил и Даг кивают, соглашаясь, и за стойкой разом раздаются возгласы «скол», «ваше здоровье» и «сланче».
Я отхлебываю шампанское. Я, как могла, старалась его остудить, но оно все равно теплое и слишком сладкое. Но остальные, кажется, этого не замечают. Все прикончили свое шампанское за пару глотков. Все, кроме Касс.
– Эй, а ты чего ждешь? – поддразнивает ее Даг. – Будешь его цедить весь вечер?
Касс смотрит на свой стаканчик так, будто видит его впервые. Затем обводит всех взглядом.
– До дна, – бормочет она и опрокидывает в себя шампанское.
Все улюлюкают, и Касс улыбается, но как только возобновляется разговор, ее улыбка сразу гаснет.
Через некоторое время Логан предлагает переместиться за стол, и мы рассаживаемся, все шестеро плечом к плечу. Я оглядываюсь, и гирлянды, которые раньше горели волшебными звездочками, теперь отбрасывают на лица собравшихся странное свечение.
Логан приносит шесть бутылок пива, а Даг словно из ниоткуда вытаскивает бутылку тайского виски. Она быстро переходит из рук в руки, каждый делает по праздничному глотку. Когда бутылка добирается до меня, я только для вида позволяю тоненькой струйке смочить губы. Пара секунд – и обжигающая жидкость спускается по пищеводу.
Беседа за столом течет свободно, плавно переходя с одной темы на другую. Мы начинаем с довольно невинного обсуждения подготовки к свадьбе, но чем чаще бутылка виски обходит стол, тем более пикантным становится разговор.
Я зажата между Нилом и Гретой. Время от времени нога Нила касается моей, намеренно или нет, я не знаю. Так или иначе, от прикосновения его кожи по спине бегут мурашки. Было бы ложью сказать, что это не просто физическое влечение. На долю секунды я разрешаю себе представить, как все могло бы быть. В качестве девушки Нила я влилась бы в их компанию. Стала бы одной из «старожилов», частью их семьи. Эта идея опьяняюще пенится у меня внутри. В следующий раз, когда Нил касается меня, я не отстраняюсь.
Когда Даг начинает рассказывать об одной постоялице курорта, с которой он близко познакомился на прошлой неделе, я переключаю внимание на Касс, сидящую напротив меня. Ее глаза снова остекленели, она кажется отсутствующей и смотрит куда-то мимо меня, на дорогу. Я оборачиваюсь проследить за ее взглядом, но дорога совершенно пуста. Неудивительно. Учитывая, что на пляже сегодня «Полнолуние-пати», гостям курорта незачем забираться так далеко вглубь острова. Сейчас они уже наверняка разрисованы неоновой краской – как тот парень, который пару часов назад увел Люси, – и танцуют в опасной близости от огня, потягивая фруктовые коктейли из аквариумов. Я вспоминаю, как столкнулась с той девушкой, Люси. Интересно, что ей было от меня нужно? В памяти всплывает ее предостерегающий взгляд.
Когда я поворачиваюсь обратно к Касс, она по-прежнему не сводит глаз с дороги.
– Касс, – шепчу я так, чтобы было слышно только ей.
– М-м?
– Все нормально? – осторожно спрашиваю я.
Ее как будто перещелкивает. Взгляд тут же становится внимательным и сосредоточенным, на лицо возвращается прежняя улыбка.
– Конечно, – отвечает она так, будто я спросила что-то идиотское.
Тон убедительный, но я ей не верю. Я делаю еще одну попытку.
– Точно? – Я добавляю в голос участливые нотки, но она только кивает, кладет свою ладонь на мою и морщит лоб, придавая лицу успокаивающее выражение. Мы поворачиваемся к остальным как раз тогда, когда Даг, очевидно, доходит до самой соли шутки, которую рассказывает и которую я не понимаю, но остальные фыркают от смеха.
Бутылка виски продолжает переходить из рук в руки, и я замечаю, что постепенно голоса становятся громче, а темп речи замедляется.
– Думаю, я загляну сегодня на «Полнолуние-пати», – говорит Даг, когда повисает пауза. Язык у него заметно заплетается. – Кто со мной? Нил? Логан?
– Ты же понимаешь, что тебе уже не двадцать? – спрашивает Логан.
– Тебе легко говорить, чувак. Ты уже пристроен, – Даг указывает взглядом на Касс. – А я еще в поиске. Сам знаешь, какие все раскрепощенные на этих вечеринках. Это, блин, сезон охоты.
– Ой, бедные девушки, – смеется Грета.
– Ну-у-у дава-а-айте-е-е, – говорит Даг, растягивая каждое слово.
– Я в деле, – пожимает плечами Нил.
– Касс, ты как? – Логан поворачивается к ней. – Пойдем?
Я могу придумать тысячу занятий, которые я бы предпочла походу на «Полнолуние-пати», но Касс кивает, и я понимаю, каким будет мой ответ.
Когда мы встаем из-за стола и собираем бутылки и использованные стаканчики, ко мне поворачивается Нил.
– Ну что, мисс Брук? Окажете мне честь сопровождать вас на «Полнолуние-пати»?
Он так близко, что я чувствую на щеке его дыхание, а его пальцы касаются моей руки.
– Пожалуй, – говорю я смущенно.
– Отлично, – он широко улыбается. Берет со стола почти пустую бутылку виски и протягивает мне. – Ты не пожалеешь.
На этот раз я делаю большой глоток, допивая оставшееся виски. Оно обжигает мне горло, и я надеюсь, что Нил прав.
5
Касс
СубботаЯ просыпаюсь от прерывистого писка. В глаза будто насыпали песка, в горле пересохло. Будильник вытащил меня из другого кошмара, из номера того отеля.
Я отключаю будильник, но вибрация продолжается: мозг как будто трясется в черепной коробке. Я издаю стон: как можно было сделать такую глупость? Я всегда ложусь рано, если у меня утром погружение. Зачем только я пила то шампанское? И пиво во «Франжипани»? И все остальное на «Полнолуние-пати», что бы это ни было…
Но я знаю ответы на все эти вопросы. Я наклеила на лицо свою самую лучезарную улыбку, старалась быть максимально веселой и не хотела, чтобы кто-нибудь заподозрил, что на самом деле меня что-то тревожит.
Я пыталась выбросить из головы все, что случилось вчера: конверт с угрозами, странный разговор с Ариэлем, учеником из моей дайвинг-группы. И, кажется, все купились. Кроме Брук. Несколько раз я замечала, что она бросает на меня обеспокоенные взгляды. Я заверила ее, что все нормально: я же только что обручилась, я на седьмом небе от счастья! Но я никак не могла избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Как вчера, когда я уезжала из дома. И могу поклясться, что слышала в джунглях за дорогой у «Франжипани» какой-то шорох. Но, сколько бы я ни пялилась в темноту на деревья, все было тихо.
Я встряхиваю головой, чтобы отогнать воспоминание, и морщусь от внезапной боли.
Хотелось бы мне списать свое состояние исключительно на алкоголь, но я знаю, что дело не только в нем.
Потихоньку, чтобы не разбудить Логана, я тянусь к прикроватной тумбочке. Шарю по ней, пока пальцы не натыкаются на картонную коробочку, заваленную старыми гигиеничками и недочитанными книгами в мягкой обложке. Я вытаскиваю упаковку маленьких белых таблеток, которую спрятала здесь вчера, и меня накрывает стыдом вперемешку с угрызениями совести.
Я обещала себе, что больше не буду их принимать. Но это было до вчерашнего дня. Я осторожно несу коробочку в ванную и, лопнув тонкую фольгу, выдавливаю из блистера одну таблетку. Я даже не наливаю себе воды, а просто кладу «Ксанакс» на язык и набираю столько слюны, чтобы хватило проглотить таблетку. Ее скругленные края царапают горло, и я сглатываю несколько раз, чтобы она точно проскользнула вниз.
Я не протянула и двух недель. Таблетки стали чем-то вроде утешения, когда что-то идет не так, способом заглушить лишние звуки. Я впервые прибегла к ним три года назад, чтобы отстраниться от шумихи в медиа и от всего мира, который ложка за ложкой пожирал все, что писала обо мне желтая пресса. Я не хотела их принимать, особенно учитывая все произошедшее, но врачи уверили меня, что в правильных дозах они помогут. И они помогли.
Я думала, что больше они мне не понадобятся, но ошиблась. Три недели назад я купила знакомую коробочку в одной из аптек Кумвита, где рецептурные препараты продают грузовиками, чтобы удовлетворить спрос всего потока туристов. На этот раз мне нужно было забыть увиденное и поверить, что моя жизнь все еще идет по намеченному плану.
Но вчера я сделала глупость. Знала же, что не надо мешать «Ксанакс» с алкоголем. Теперь расплачиваюсь. Пытаюсь вспомнить, как прошло «Полнолуние-пати», но все, что было после «Франжипани», заволокло туманом. Я силюсь восстановить события: что мы делали на пляже, как я добралась домой… Но в памяти всплывает всего несколько картинок, как на испорченной кинопленке: отдельные кусочки, из которых не составишь целое. Песок между пальцев; жар пламени, которое крутят стоящие слишком близко фаерщики, щекочет мне кожу; мешанина тел в неоновой краске, раскинутые руки, которые отчаянно ищут близости; я открываю дверь нашего дома, в кармане у меня что-то тяжелое; слышу женский голос. Он обрушивается на меня как удар кулака. Женщина не то чтобы кричит, но говорит твердо: «Нет». И снова: «Нет, нет, нет!»
Это что, я? Или кто-то другой? Брук? Грета?
Я снова качаю головой и с радостью обнаруживаю, что теперь она болит чуточку меньше.
Я возвращаюсь в спальню, натягиваю закрытый купальник и убираю волосы в небрежный пучок, и все это время мне не дает покоя один вопрос. Что было у меня в кармане вчера вечером?
Я подбираю валяющиеся на полу шорты и проверяю карманы, но они пусты. Быстрым взглядом обшариваю все поверхности в спальне, но не вижу ничего необычного. Снимаю с пальца кольцо, кладу в красную коробочку и какое-то время стою у прикроватной тумбочки, сжимая в руке упаковку «Ксанакса». Потом задвигаю ящик и запихиваю «Ксанакс» в рюкзак.
Я стою у кровати и смотрю на Логана. Он все еще спит, его лицо в обрамлении каштановых кудрей походит на ангельское, покрытые татуировками руки тянутся к моей стороне кровати, как будто ко мне. Мне вдруг хочется разбудить его, все рассказать, ощутить его объятия. Но я не могу. Ведь тогда придется признаться, что все эти годы я врала ему о том, кто я такая. Он ни за что меня не простит.
Поэтому я стою и несколько минут прислушиваюсь к его глубокому дыханию. И в конце концов наклоняюсь осторожно поцеловать его в щеку. Его веки дрогнули, но он не проснулся.
– Ох, подруга, скажи, что у тебя есть «Берокка».
В Центре дайвинга Даг валяется на столе, на нем та же одежда, что и вчера. Он вроде бы ведет себя как обычно – я-то видела Дага с похмелья не раз и не два, – значит, вчера я не сделала и не сказала ничего ужасного, убеждаю я себя, хотя не до конца верю в это.
– Уф-ф, хорошо, что у нас тут нет открытого огня, – я шутливо машу рукой перед носом. – От твоего перегара мог бы весь остров взорваться. «Берокки» у меня, увы, нет, зато есть вот что. – Я бросаю ему «Пауэрэйд», который купила по дороге. Ему он, судя по всему, нужен больше.
Пока Даг заглатывает энергетик, я готовлю баллоны и жилеты-компенсаторы, которые помогут поддерживать глубину погружения. Я подбираю размеры, когда звенит колокольчик над входной дверью. В Центр вваливается Нил, темные очки он даже не снимает.
– Ты, видимо, тоже не в лучшей форме, – говорю я. Взгляд у него опущен, и, учитывая, что обычно Нил полон энтузиазма и сыплет шутками еще до того, как успеет поздороваться, сегодня он появился очень тихо.
– Определенно, – отвечает он сухо, и я не решаюсь развивать тему. Моя «похмельная тревога» возвращается с новой силой.
Он присоединяется ко мне и достает из-за баллонов жилеты. Хоть у него сегодня и нет собственной группы, но по расписанию он помогает мне: лишняя пара рук, чтобы все подготовить, убрать и вести лодку.
– Кстати, сегодня вам лучше погружаться сначала в Черепашьей бухте, а у берега – после обеда, – предупреждает Даг.
Я резко поворачиваю голову в его сторону и тут же жалею об этом: в висок врезается волна боли.
– Почему?
Даг бросает взгляд на Нила, которому, кажется, вообще все равно: он даже почти не поднимает головы. Мы всегда делаем первое погружение у берега, а в Черепашьей бухте – после обеда, когда ученики отработают все упражнения. Им обычно нравится поездка на лодке, а еще в бухте больше кораллов и, следовательно, больше живности. Это как награда за то, что они прошли курс.
– У берега сейчас плохая видимость, но днем должно стать получше. А вот в бухте, судя по прогнозу, все нормально, – объясняет Даг.
– Ясно, – говорю я, мысленно издавая стон. Понятно, почему нужно поменять программу, но отклоняться от привычной рутины – последнее, что мне нужно этим утром. Я смотрю на часы: уже пять минут восьмого.
– Ну что, – говорю я Нилу. – Раньше начнем – раньше закончим.
Мы выходим на улицу, и солнце кусает мою кожу. Ариэль и Тамар уже терпеливо ждут. Ариэль пристально смотрит на меня, взгляд у него ясный и непроницаемый, как будто ничего необычного вчера не случилось. Тамар же, кажется, неловко, она чуть улыбается мне и переводит взгляд на море. Я пытаюсь забыть тот странный разговор с Ариэлем, желаю им обоим доброго утра и неуверенно становлюсь перед ними, не зная, что еще сказать, пока Нил приводит в порядок лодку.
– Эй, погодите! – С холма сбегает Даниэль. – Извините, что опоздал. Дикая ночка выдалась, – говорит он, опершись руками о колени и тяжело дыша.
– С добрым утром. – Я смотрю на него: он уже потный, несмотря на ранний час, и выглядит помятым. На меня накатывает паника, когда я понимаю, что он мог увидеть, как я творю на «Полнолуние-пати» черт знает что. Кусочки воспоминаний о вчерашнем вечере снова возвращаются. Огни, песок, голос той женщины, ее твердое «Нет, нет, нет!». Я энергично сглатываю и заставляю себя говорить обычным голосом: – Ты, видимо, решил проигнорировать мой совет насчет алкоголя?
– Да ладно, – говорит он. – Мы же в Тае! Не мог же я пропустить «Полнолуние-пати». К тому же обычное похмелье меня не остановит.
Даниэль слегка хмурится: очевидно, он только сейчас оглядел всю нашу группу.
– А где Люси? – спрашивает он.
Все вчетвером мы оглядываемся, ожидая увидеть, что она спускается от бунгало с холма или бродит по пляжу где-то поодаль. Но ее нигде нет.
Я смотрю на часы. Пять минут девятого. Правила Фредерик вдолбил нам в головы. Никого не ждать. Если кто-то опаздывает, ему или ей придется погружаться в другой день и платить за него дополнительно в конце курса. И хотя Даг беспечно подходит ко всему остальному, указаниям Фредерика он следует неукоснительно. Вообще-то он, наверное, еще не пришел сюда и не привел их в исполнение только из-за похмелья.
– Даниэль, она тебе ничего не говорила? – спрашиваю я.
– Нет, последний раз мы виделись вчера вечером. Она потусовалась с нами немного на пляже. Не удержалась все-таки.
Что-то слабо верится. Скорее, это он не оставил ей возможности отказаться.
– У тебя есть ее номер? Можешь позвонить?
Я могла бы вернуться в Центр, посмотреть ее номер в анкете и позвонить сама, но тогда придется объясняться с Дагом. Я так и слышу, как он повторяет любимый девиз Фредерика: «Мы им не няньки. Если они не умеют приходить вовремя, это их проблемы».
Но возвращаться в Центр не требуется. Даниэль уже поднес к уху телефон. Несколько секунд томительного ожидания, и он кладет его обратно в карман. Даниэль беззаботно пожимает плечами, но они, кажется, напряжены.
– Не берет.
Прежде чем я успеваю ответить, я слышу, как меня зовет Нил.
– Касс, подойди-ка, посмотри.
И когда я подхожу к лодке, он говорит – так, чтобы слышала я, но не слышали остальные:
– Есть проблема. Лодка не заводится.
Совсем неудивительно. Хотя по сравнению с остальным оборудованием лодки довольно новые, время от времени они выходят из строя. Но господи ты боже мой, хоть что-нибудь сегодня пойдет наконец по плану?
– Кажется, придется все-таки начать с погружения у берега, пусть и с плохой видимостью, – говорю я. – Может, Даг за это время починит лодку, и к обеду она будет готова?
Я предлагаю сходить к Дагу и согласовать это с ним, но Нил уже направился к Центру. Даже несмотря на некоторую неразбериху и тревожное молчание Нила, я чувствую, как ко мне возвращается спокойствие.
Я поворачиваюсь обратно к ученикам. Эгоистично думаю, что поломка лодки мне на руку. Это значит, что мы можем сделать последнюю проверку снаряжения на берегу и дать Люси лишних двадцать минут. Не то чтобы меня беспокоит, что придется отправиться без нее: вообще-то я бы предпочла не смотреть весь день в ее глаза такого же василькового цвета, как у Робин. Но в Люси есть что-то, что я не могу как следует описать. Я думаю о конверте, который оказался у меня на пороге на следующий день после ее приезда, и об ощущении, что с тех пор за мной следят. Неизвестно, кто за всем этим стоит, но, если есть хоть малейшая возможность, что это Люси, я хочу знать, где она и что делает. Раз она пропускает погружения, за которые заплатила, на это должна быть причина.
– Ладно, – говорю я, бросая на дорожку еще один бесполезный взгляд в надежде увидеть Люси. – Давайте тогда начинать? Даниэль, я встану с тобой в пару проверять снаряжение, пока не придет Люси.
– Вообще не возражаю, – тут же отвечает Даниэль.
Следующие почти полчаса мы повторяем все, что проходили накануне. Проверяем абсолютно все снаряжение: смотрим, чтобы маски и ласты прилегали плотно, чтобы в баллонах был воздух, а глубиномеры работали правильно, пробуем дышать через основной и запасной регуляторы.
– Как я уже рассказывала вчера, – говорю я, – погружения на Санге – это что-то уникальное. В отличие от других дайв-спотов, здесь необязательно брать лодку и уплывать в море, чтобы погружаться. Дно здесь резко уходит вниз совсем близко к берегу, и один из самых красивых рифов в Таиланде можно посмотреть прямо с пляжа: для погружения нам нужно всего лишь зайти в воду.
– Мы пробудем под водой около сорока пяти минут, – продолжаю я. – Иногда будем делать паузы и повторять вчерашние упражнения. Отработаем, как действовать в случае форс-мажоров.
Я надеялась, что к этому времени Люси появится. Но ее до сих пор нет. Я прошу Даниэля еще раз позвонить ей, но она снова не берет трубку. Нам придется продолжать без нее.
Я оглядываю стоящую передо мной троицу и пытаюсь не обращать внимания на едкий запах бензина, которым несет от лодок, пришвартованных чуть дальше по пляжу. У всех учеников обеспокоенный взгляд, даже у Даниэля. Это моя любимая часть курса. Мгновения перед первым погружением. Лица учеников, на которых написано предвкушение и волнение – в разумных пределах. В эти мгновения я всегда вспоминаю свой первый раз: я тогда поняла, как под водой может быть спокойно. Там никто тебя не осудит, там не нужно ни действовать, ни думать, ни притворяться той, какой тебя хотят видеть другие. На глубине все проще. Кажется, что как только я погружаюсь, все мои страхи ускользают – их смывает с кожи соленая вода.
Я перечисляю меры предосторожности, которые уже выучила наизусть.
– Все будет не как вчера. Если что-то пойдет не так, вы не сможете просто встать и подняться над водой. Мы будем на глубине примерно десять метров, так что, если возникнет проблема, нам придется эффективно ее решить. На глубине никаких приколов. – Я строго смотрю на Даниэля, который шутливо, с выражением невинности на лице поднимает руки. – В случае чего не паникуйте. Дышите как можно ровнее, иначе воздух в баллонах быстро кончится. И самое важное: если запаникуете, ни в коем случае не плывите резко наверх.
Вчера мы много говорили о том, чем опасно слишком быстрое всплытие. Разрыв барабанных перепонок, азотное отравление, разрыв легких. От моих инструкций страха у них не убавилось.
– Я вам завидую, ребята, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе. – Вас ждет одно из самых волшебных впечатлений в жизни. Вы впервые будете дышать на глубине. Под водой мир совсем другой, вот увидите.
Я жду, что Даниэль отпустит какую-нибудь шуточку насчет того, как это банально, но он молчит: видимо, нервничает.
Убедившись, что все экипированы, я веду группу к воде. Сначала мы касаемся ее пальцами, затем она доходит до лодыжек, коленей, бедер. С крепко пристегнутыми к спине баллонами мы бредем дальше, как солдаты, идущие в бой. По мере того как мы продвигаемся вперед, вода постепенно поднимается и наконец плещется на уровне шеи, а пальцы ног уже не достают до мокрого песка. Надутые жилеты держат нас на поверхности, и мы подскакиваем над волнами.
Я проверяю, все ли готовы: нам пора погружаться. Мы опускаемся мучительно медленно, останавливаясь каждые несколько футов, чтобы замерить глубину, подсдуть жилеты, заткнуть носы и сделать несколько резких выдохов, чтобы прочистить дыхательную трубку. Обволакивающая кожу вода постепенно перестает быть теплой, как в ванне, и становится такой прохладной, что я радуюсь гидрокостюму. Однако погружение проходит как по маслу: мы наконец опускаемся на дно, над нами расстилается прозрачная толща, а поверхность теперь походит на стеклянный потолок.
С помощью жестов, которые мы учили на занятии, я спрашиваю у Ариэля, Тамар и Даниэля, все ли нормально. В их глазах я вижу тот же огонек, что был и у меня во время первого погружения.
Знаком я велю им следовать за мной, а затем разворачиваюсь и плыву, сложив руки за спиной и продвигаясь вперед благодаря ластам, которые разрезают воду, словно острые ножницы. Стайки рыбок, таких маленьких и белых, что они кажутся полупрозрачными, виляют в сторону, почувствовав течение, создаваемое нашими телами. Все мои тревоги последнего дня кажутся теперь такими неважными, они как будто чужие.
Даг был абсолютно прав насчет видимости. Вода здесь обычно такая прозрачная, что обзор открывается метров на десять вокруг, но сегодня сильные волны поднимают со дна осадок и превращают его в мутную взвесь, и видно всего на пару метров вокруг. Мы проплываем мимо колонии рыбок-клоунов и где-то на восьмой минуте замечаем нашу местную морскую черепаху Гарольда. Я показываю его остальным: кладу одну ладонь на другую и шевелю большими пальцами, когда он проплывает мимо, равнодушно глядя на нас из-под морщинистых век. Я вижу, как лица моих учеников под масками светятся детским восторгом. Даниэль издает какой-то неслышный звук, из его регулятора вырывается россыпь пузырьков, и меня наполняет радость. Соленая вода словно смывает с кожи весь стыд, беспокойство и паранойю. Здесь, на глубине, они меня не трогают, и кажется, что никакие тревоги, занимающие все мои мысли на земле, не могут проникнуть сквозь поверхность воды.
И когда я вижу, как мои ученики впервые испытывают такое же чувство, я понимаю важность этих мгновений. Они того стоят. Я никогда бы не увидела такой красоты, не узнала бы такого спокойствия, если бы не все те ужасы, которые привели меня сюда.
Восторги улеглись, и я останавливаю всех у знакомых кораллов и собираю в круг: мы висим в нескольких футах над морским дном. Начинаем отрабатывать первое упражнение: снимаем регуляторы, как будто их вырвало изо рта, чтобы научиться действовать в ситуации, когда доступ к воздуху резко пропадает. Я показываю, что делать, чтобы напомнить им алгоритм, а потом указываю на Даниэля: повторяй. Он смотрит на меня, складывает пальцы в жест «окей» и приступает к упражнению. Он в точности копирует мои движения: снимает регулятор, отбрасывая его за спину, и выпускает изо рта столбик пузырей.
Но, потянувшись обратно за регулятором, он вдруг замирает. Его глаза распахиваются, а руки словно окаменели.
Пару секунд я выжидаю, и во мне закипает раздражение. Выкидывать дурацкие фокусы в бассейне – это одно дело, но здесь? Лишиться источника воздуха на такой глубине – это не шутки. Я вытягиваю руку в его направлении и щелкаю пальцами: звука не слышно, но от трения большого и указательного пальцев появляются пузырьки, которыми я надеюсь привлечь его внимание.
Но он по-прежнему не двигается и смотрит на что-то за моей спиной.
Обернувшись, я прищуриваюсь, чтобы при такой плохой видимости разглядеть, на что он уставился. В мутной воде медленно вырисовываются очертания, похожие на силуэт человека. Сначала мне кажется, что это мусор, ненужный кусок какого-то материала, выброшенного за борт с одной из лодок, которые рассекают здесь как у себя дома.
Но когда я подплываю ближе, я вижу, что это далеко не мусор.
Это человек.
Без снаряжения для дайвинга. Ни ласт, ни жилета, ни даже маски. Тело колышется в воде вертикально, будто ноги приросли ко дну, а сверху, словно рама жутковатого портрета, аркой выгибается коралл. Из-за течения пряди волос мягко развеваются над головой, будто водоросли.