Потерянный свет

- -
- 100%
- +
–Как?-не поняла Жанна.
–Скоро узнаете.
Женя сжал кулаки, костяшки побелели от напряжения. Мысль о том, что Жанна летит в незнакомый город с чужим мужчиной, жгла изнутри, будто раскалённый уголёк.
– Могла бы, – она откинула прядь волос, голос дрогнул, но тут же окреп. – Но слава богу, контракт с заказчиками не подписан. Выставку перенесу на весну! Создам коллекцию «Капель и солнечных грёз»… – Жанна махнула рукой, будто отгоняя его слова. – Пойми, я впуталась в это дело, и теперь мне интересно. Что за тайна связывала Всеволода с Адольфией? Почему его убили? Почему ей грозит опасность? И потом… – она отвернулась к окну, где снег кружил в свете фонаря, – ты сам сказал, что я засиделась.– Я считаю, ты слишком безответственна, Жанна, – прозвучало резко, как удар хлыста. Она оторвалась от чемодана, медленно подняв глаза: – Почему это? – Ну, скажи, – он шагнул ближе, тень от его фигуры накрыла её, – зачем тебе всё это? Пусть Шустров сам летит в Калининград и допрашивает эту… Адольфию. Сидела бы в галерее, занималась делами. Ты же сама говорила – выставки, контракты…
– Да! – выдохнула она, вскинув подбородок. – Лечу с «чужим», потому что своему наплевать!– Ага, и поэтому ты летишь в Калининград с чужим мужиком! – Женя ударил ладонью по столу. Фарфоровая чашка подпрыгнула, звякнув о блюдце.
Тишина взорвалась. Их взгляды скрестились, как клинки. В глазах Жанны плясали искры – яростные, неукротимые, готовые спалить любые преграды. Взгляд Жени был иным: холодное пламя, обволакивающее лёд, за которым скрывалась сталь. Он бы разорвал любого, кто посмеет коснуться её. Без криков, без предупреждений – тихо и беспощадно.
Воздух наэлектризовало. Казалось, стены дрожали от накала страстей. И в этот миг – звонок в дверь.
– Открыто! – вырвалось у них в унисон.
На пороге стоял Шустров, припорошенный снегом. Пауза повисла, как лезвие гильотины.
– Привёз билеты. Вылет сегодня в 22:00. Жду в аэропорту. – Он повернулся к Евгению, будто чувствуя бурю за его каменным выражением лица. – Вашей жене ничего не угрожает. С нами летят два помощника – профессионалы.– Добрый день, капитан, – первая нарушила молчание Жанна. Голос звучал неестественно бодро. – Что-то случилось?
– Да… – Женя кивнул, и только Жанна заметила, как дрогнул его указательный палец. – Надеюсь, отпуская Жану на это… дело, я увижу её живой.
– Ага, через три недели, как вернёшься из командировки, – бросила она, пытаясь снять напряжение.
– Надеюсь, Новый год встретим дома, – тихо добавил он и вышел на кухню, хлопнув дверью.Муж метнул на неё взгляд, от которого стены, казалось, покрылись инеем.
– Всё в порядке, – она закусила губу. – Эмоции… Не обращайте внимания.– Жанна, что с ним? – Шустров нахмурился.
– Да. Встретит внучка – Братиславская Эльвира. Живут в родовом особняке. Пригласили пожить у них – сэкономим на гостинице. – Жанна натянуто улыбнулась. – Готовьте смокинг, капитан! Частный визит, всё-таки.– Вы предупредили родственников Адольфии?
– Нет. Пора собираться. – Женя вернулся, держа в руках её шарф. – До встречи, Игорь.Шустров фыркнул, поправил перчатки: – Кофе не предлагаете?
– Ты сказала как есть, – ответил Женя, и в его голосе впервые за вечер прозвучала усталость.Когда дверь закрылась, Жанна прислонилась к стене, закрыв глаза: – Кажется, я его обидела…
Вечерний аэропорт гудел, как растревоженный улей. Шустров, прислонившись к колонне, нервно перебирал в кармане билеты. Его взгляд выхватывал Жанну из толпы ещё до того, как она его заметила – в чёрном пальто, с чемоданом цвета бордо, она выделялась, как мазок акварели на сером холсте.
– Игорь, прости… – она остановилась перед ним, поправляя сумку на плече. – Я была груба. Не следовало так говорить.
– Да нет, что ты! – поправился, сглотнув фамильярность. – То есть… вы. Всё верно, я – неотёсанный опер. Вечно в джинсах и свитере… – Шустров махнул рукой в сторону своего помятого пуховика. – Где мне до ваших галерей и смокингов.Он резко выпрямился, будто пойманный на чём-то:
– Нет! – Жанна шагнула ближе, и запах её духов – цитрусовый с ноткой пачули – на миг перебил запах кофе из ближайшего автомата. – Это моё высокомерие. Я сама забыла, откуда родом. Мы с Женей смогли позволить себе бренды лишь пару лет назад. Он до сих пор морщится на мои светские рауты… – Она протянула ладонь, браслет звякнул. – Мир? На «ты»?
– Конечно, мир.Игорь рассмеялся неловко, взяв её руку. Его ладонь, шершавая от холода, сжала её пальцы на секунду дольше необходимого:
– Кхе-кхе. Не помешал? – Евгений возник за спиной, словно тень. В его голосе звучала та же сталь, что и утром.
– Женя, мы помирились! – Жанна повернулась, слишком быстро, слишком радостно.
– Какая прелесть, – он кивнул, не сводя глаз с Шустрова.
– Я за ней присмотрю, – Игорь выдержал его взгляд. В воздухе запахло порохом.
– Звони, как прилетишь!Объявление о посадке разорвало тишину. Жанна потянула чемодан, бросив мужу:
Евгений стоял, пока их фигуры не растворились в коридоре. Самолёт за окном вздрагивал под порывами ветра, словно гигантская птица, запутавшаяся в сетях. Через два часа – его рейс в Питер. Но мысли метались между «деловой поездкой» и калининградским рейсом, который Шустров ловко подменил.
«Доверяю ли я ей? – пальцы сами сжались в кулаки. – Или ему?»
В зале ожидания гул голосов сливался в белый шум. Женя достал телефон, бессознательно листая их общие фото. На последнем снимке Жанна смеялась, обнимая его на фоне Эйфелевой башни. Теперь между ними была не просто сотня километров – целая пропасть из невысказанных слов.
Полет прошел благополучно, и уже через несколько часов Жанна с Игорем мчались по ночным улицам Калининграда. Огни города мелькали за окном, словно россыпи янтаря в темноте, но любоваться ими было некогда – дом семьи Адольфи ждал их на самой окраине. К особняку подъехали глубокой ночью, когда стрелки часов уже перешагнули за два. Встретила их немолодая горничная в крахмальном переднике. Молча взяв чемоданы, она проводила гостей в комнаты, скрип половиц под её шагами нарушал звенящую тишину.
– Всё получится, красавица. Держи меня в курсе. – Гудки оборвали разговор резче, чем ей хотелось.Жанна, едва коснувшись головой подушки, провалилась в сон, тяжелый как морской туман. Проснулась она от настойчивой вибрации телефона – на экране мигало имя мужа. – Дорогая, ты как? – голос Евгения звучал обеспокоенно, будто он пытался сквозь сотни километров ощупать её взглядом. – Женечка, я… – она с трудом отлепила веки, в комнате царил полумрак, – кажется, только открыла глаза. Даже не знаю, который час… – Если учесть часовой пояс, у вас полдень, – рассмешил он, и Жанна представила его улыбку – ту самую, с ямочкой на щеке, что всегда её обезоруживала. – Что-о-о? – она вскочила, запутавшись в одеяле. Зеркало напротив отразило взъерошенную фигуру в мятом халате. – Я никогда в жизни не спала до обеда! – Может, тебя ганзейские призраки околдовали? – пошутил Евгений, но в его тоне сквозила тревога. Жанна потянулась к шторам. Луч света врезался в комнату, заставив её прищуриться. За окном маячили шпили кирх, словно карандашные наброски на фоне свинцового неба. – Никого ещё не видела? – спросил муж после паузы. – Да я даже зубную щётку не нашла, – фыркнула она, пытаясь разглядеть в полутьме очертания гигантской комнаты. Пространство казалось безграничным – массивная дубовая кровать терялась среди антикварной мебели, а до двери можно было дойти разве что по навигатору.
Жанна стянула с себя пижаму, наспех натянула спортивные легинсы и худи – её «доспехи» для новых битв. Умывшись ледяной водой, она выскользнула из комнаты, но замерла на пороге. Особняк встречал её гулким эхом: витые лестницы уходили вверх, как лабиринты минотавра, а в длинном коридоре мерцали портреты незнакомцев в золоченых рамах. Комната, где она ночевала, и правда оказалась размером с половину их московской квартиры. Жанна провела пальцем по резной дверной ручке – подушечки ощутили шероховатость старинного дерева. Где-то в глубине дома скрипнула половица, будто особняк проснулся вместе с ней.
Спустившись вниз, Жанна распахнула дверь гостиной, и яркий свет залил ей глаза. Гостиная-столовая потрясла своим размахом и убранством. Массивные люстры бросали блики на позолоченные панели стен, а гобелены с охотничьими сценами придавали залу торжественность. Вся чета Братиславских восседала за обедом, в том числе и Шустров. Увидев Жанну, он подбежал к ней, чтобы помочь сесть на огромное кресло, которое было подготовлено для неё за обеденным столом.
– Всем добрый день! – сказала Жанна, стараясь скрыть смущение. – Прошу меня извинить, видимо, я так устала с дороги, что так долго проспала, на удивление для меня это не свойственно.
– Ничего удивительного, милая Жанна, – послышался старческий и очень интеллигентный голос. Адольфия, восседавшая во главе стола, слегка наклонила голову, и свет канделябров подчеркнул её острые черты лица. – Наше поместье, да и весь наш район славится своей аномальной зоной. Время здесь летит очень медленно, а иногда очень быстро, а иногда такое ощущение, что оно тянется как резина, и причём ты думаешь, что сейчас семь утра, а уже раз – и три часа дня. За время своего пребывания здесь вы ещё многому удивитесь. Мне очень приятно, что вы согласились посетить нас. Меня зовут Адольфия, будем знакомы. Расскажете мне о Всеволоде, вы последняя, кто видел его живым.
– Конечно, мне очень приятно с вами познакомиться, – Жанна была в удивлении. Её язык никогда бы не повернулся назвать эту красивую женщину бабушкой. По подсчётам времени ей, как и Всеволоду, должно было быть около восьмидесяти лет, но Жанна могла поклясться, что сидевшая напротив неё дама была на вид не старше пятидесяти лет. Единственное, что выдавало возраст, это был голос – глубокий, с лёгкой хрипотцой, словно выточенный временем.
– Милая, вас хорошо устроили? – продолжала Адольфия, играя вилкой, словно дирижёрской палочкой. – Мы поселили вас в самые лучшие наши апартаменты.
– Да, всё очень прекрасно, как и сам дом! – Жанна была в восхищении, но в её голосе проскользнула нотка тревоги.
– Конечно, прекрасная девушка-художница в прекрасном доме, – засмеялась Адольфия, и смех её прозвучал как звон хрусталя. – Гостите сколько душе угодно, мне очень приятна ваша компания. А сейчас давайте обедать, потом я бы хотела с вами продолжить за чашечкой кофе в своём кабинете.
– Я не пью кофе… – смутилась Жанна, опустив глаза на свои сцепленные пальцы.
– Тогда я угощу вас отменным английским чаем, вы любите чай, Жанна? – Адольфия наклонилась вперёд, и в её глазах мелькнул огонёк интереса.
– О да, чай я обожаю, – Жанна почувствовала, как жар приливает к щекам. Ей было неловко утруждать Адольфию своими вкусами, она сто раз пожалела, что давно отказалась от кофе, и, как бы читая её мысли, женщина сказала:
– Не стоит думать, Жанночка, что вы меня утруждаете своими капризами. Гость, как известно, прав, и кто, как не вы, можете здесь диктовать свои условия. Вы спасли последние воспоминания о Всеволоде и, возможно, даже спасли мне жизнь, так что можете просить всё что угодно, разумеется, в пределах разумного, – и Адольфия расхохоталась, но смех её оборвался так же резко, как и начался.
Обед прошёл в уютной обстановке. Разговоры были лёгкими – о погоде, о том, что в Калининграде перед Новым годом такая же погода, как и в Питере, только романтичнее и загадочнее. В городе нет столько назойливых туристов, и все едут в основном из Эстонии и Латвии, чтобы поглазеть на местный колорит, а его здесь хватало. Адольфия настаивала, чтобы после всех расследований Жанна и Игорь поехали на пару дней по экскурсиям и накупили всяких сувениров. С этим Жанна согласилась не раздумывая.
После обеда все прошли в гостиную, и только Жанна, Игорь и Адольфия удалились в кабинет. Адольфия царственно прошла к рабочему столу, заказала горничной чай на три персоны и бисквиты, уселась и поглядела на Игоря и Жанну.
– Да… – сказала она задумчиво, глядя на ребят, – в этом определённо что-то есть…
– Что именно? – не поняла Жанна.
– Искра между вами. Она пробежала ещё давно, но вы почему-то её тщательно скрываете. Почему? – старуха была явно из откровенных особ, что одновременно смутило Жанну и позабавило её. Шустров напрягся. Ему совершенно не нравилось, когда лезли в его мысли, а уж тем более в чувства.
– Какая искра? – удивилась Жанна. – Нет, Адольфия, у меня есть муж, а с Игорем нас свёл случай убийства, не более…
– Жанна, не ври себе! – перебила её Адольфия. – В твоей жизни сейчас идёт кризис в личных отношениях. Игорь тебя привлекает как мужчина, ты его тоже. Да, ты верная жена. У Игоря ещё всё гораздо хуже, возможно, чувства серьёзные, и они обречены на провал… Но странная личность мужа Жанны… Сильная волевая энергетика, которая спит… Да, ребята, тут действительно может быть всё серьёзно, и всё зависит от вас – насколько сильно искушение…
– Ну хватит! – Жанна не любила, когда кто-то копался в её мыслях без её ведома, чтобы кто-то так откровенно говорил про очевидное, которое явно не хотели демонстрировать напоказ. Ни она, ни Шустров. Да, возможно, что-то и было между ними на уровне флюидов, но это их дела. Жанна кипела и сказала: – Адольфия, всё, что вы говорите, конечно, очень интересно, но давайте всё-таки начнём разговор, ради которого мы тут собрались. То, что в голове у меня, у Игоря и уж тем более моего мужа, с которым вы даже не знакомы, вас не касается. Вы не психолог, я тоже, а за услуги экстрасенса я не доплачивала. Я приехала сюда для другого. Если вас что-то не устраивает, мы тут же покинем ваш дом. Извините!
Последовала секундная пауза, после которой Адольфия захлопала в ладоши и сказала:
– Прекрасно! Потрясающе, Жанна, вы супер! А я думала, сколько вы будете терпеть эту наглую старуху! Правильно, девочка! Никому не давай лезть себе в душу, даже такой стерве, как я. Итак, начнём. – Адольфия как бы перевернула неловкую ситуацию, которую только что сама создала. Браво, мастерски перевела тему на другое, стерев инцидент с лица земли, но оставив послевкусие в мыслях Игоря и Жанны.
– Друзья! Для начала я хочу рассказать вам свою историю любви, – сказала она и углубилась в рассказ о далёком военном 1945 году.
«Это был сложный год. Шла Великая Отечественная война, и все ждали, когда же наступит конец. Люди, словно измождённые путники в пустыне, жаждали мира – по обе стороны баррикад. Хотя все понимали: «как раньше» уже не будет. Я тогда была юной девочкой, неоперившимся цыплёнком, смотрела на огромный мир сквозь призму наивности, не зная, какой он, и верила, что мы победим, что всем будет хорошо и счастливо.
До войны я была дочерью богатых родителей – графа и графини Братиславских, известных целителей в нашем южном городке. Наша семейная здравница, словно оазис в пустыне отчаяния, лечила людей высших сословий. Но матушка, добрая ко всем, помогала даже крестьянам в тяжёлые времена: принимала роды, лечила переломы. Её руки, будто созданные из света, дарили надежду даже в самых безнадёжных случаях.
В годы войны наша здравница стала военным госпиталем. Запасы лекарств таяли быстрее, чем снег под весенним солнцем, но матушка всё повторяла: «Пока сердце бьётся – руки не опустим». В один из тяжёлых дней привезли солдат, подорвавшихся на бомбе. Их было десять, все в тяжёлом состоянии. Одного спасти не удалось. Позже выяснилось: они держали оборону и подорвали фашистский гарнизон, спася наш госпиталь от разрушения. Мы принялись ухаживать за выжившими. Все – молодые парни 17–20 лет, даже их командир, 22-летний, за годы войны получивший шесть ранений. Каждый раз после госпиталя он рвался обратно в бой. Героический человек!
Среди раненых у одного были повреждены глаза. Матушка, хоть и специализировалась на зрении, сложных операций не проводила. «Световой удар… Неясно, цела ли роговица», – сказала она, её голос дрожал, как свеча на ветру. Но мы решили рискнуть. Отец произнёс: «Если суждено ему видеть – будет видеть. Сделаем всё возможное». Меня приставили к нему днём и ночью – как самую молодую и скрупулёзную. Я выхаживала таких, словно хрустальные вазы, оберегая их хрупкую жизнь.
Когда он пришёл в себя и понял, что в повязке, у него началась истерика: «Дайте гранату! Я калека – зачем такому жить?!» Его голос звучал, как скрежет металла по стеклу. Я уговаривала его: «Нужно время. Есть процедуры, которые могут помочь. Обещаю: если не поможет – отпущу». Он согласился. Дни потянулись в ежедневных перевязках, уколах, капельницах. Я пела ему колыбельные, чтобы он засыпал без снотворного, говорила о жизни. Рассказала, что мечтаю стать целительницей, а потом открыть антикварную лавку: собирать старьё, реставрировать и продавать. Странно, но так и вышло – плюс любовь к живописи…
Через две недели я уснула у его койки, а проснулась от того, что он сидел без повязки. Его глаза – широко открытые, словно окна в душу – смотрели на меня. «Адольфия, ты прекрасна! Именно такой я тебя представлял!» – воскликнул он. Это было неописуемо! Я влюбилась в него с первого взгляда, когда его привезли, а теперь он увидел меня. Среди ужасов войны я обрела любовь! Всеволод… – на глазах старухи выступили слёзы. – Две недели счастья: бессонные ночи, солнечные дни, когда каждое мгновение обретало смысл.
Через неделю он должен был вернуться в часть. Но случилось страшное: на госпиталь сбросили бомбу. Грохот, крики, кирпичная пыль, въевшаяся в лёгкие. Когда дым рассеялся, его койка была пуста. Только амулет блестел на тумбочке, будто насмехаясь. Я писала в гарнизон, но он туда не вернулся. Фамилии и адреса его не знала – только то, что он из Москвы… А через пару месяцев узнала, что беременна. Вот и вся история».
Адольфия тяжело вздохнула. Пальцы её вцепились в фарфоровую чашку, будто пытаясь выжать из неё ответы. Холодный чай горчил на языке, но горечь воспоминаний была острее. Слёзы, словно жемчужины, повисли на ресницах. «Милый мой Всеволод… Всю жизнь искал, а нашёл лишь смерть», – прошептала она, глядя в окно, где ветер гнал по небу клочья туч, будто чьи-то оборванные обещания.
– Я думала об этом, Игорь. А потом спросила себя: может, он от кого-то скрывался?Тишину разрезал голос Шустрова. Капитан откинулся на спинку стула, его пальцы барабанили по столу, выстукивая ритм нерешительности: – Странно… Если он знал ваше имя, фамилию, место – найти вас не составило бы труда. Слова повисли в воздухе, как дым от папиросы. Адольфия провела ладонью по лицу, стирая следы грусти, и ответила с горькой усмешкой:
– От кого? Мы даже не знаем, кто это!Игорь хмыкнул, перебирая бумаги в папке. Листы шуршали, будто осенние листья под сапогами: – Если он засветил амулет… На него могли открыть охоту. Жанна, до сих пор молчавшая, вскинула голову. Её взгляд метнулся между ними, как птица в клетке:
– Игорь, вы спрашиваете о моих способностях… Карты? Маятник? – Она резко обернулась, и в её глазах вспыхнул холодный блеск. – Я видела пустоту. Как будто кто-то запер дверь в тот мир.Адольфия поднялась, её тень заплясала на стене в такт пламени камина. Голос зазвучал глухо, словно из глубины колодца:
– Нет, – Адольфия приблизилась, и её шаль скользнула на пол, как опавший лист. – Вы умны, капитан. Но есть вещи, которые режут разум, как нож масло.Капитан вскочил, стукнув кулаком по столу. Стакан подпрыгнул, звякнув о блюдце: – Тайна следствия? Вы думаете, я не пойму ваши фокусы?
– Нам нужен план. Амулет, сейф, код… – Она взглянула на Адольфию, и в её глазах мелькнула тень страха. – Они придут снова.Тишина сгустилась. Жанна встала между ними, её голос прозвучал мягко, но твёрдо:
– У вашего дома уже дежурят. Камеры, прослушка… – Он замолчал, глядя на старую женщину, которая вдруг показалась ему хрупкой, как та фарфоровая чашка. – Спрячьте амулет.Игорь достал из кармана рацию, его палец нервно дёрнулся:
– А сейф? – настаивал Игорь. – Код в завещании. Вы знаете слово.Адольфия засмеялась. Смех звенел, как разбитое стекло: – Он уже спрятан. В месте, куда не дотянутся ни люди, ни… другие.
– Слово… – повторила она, и губы дрогнули. – Возможно, это то, что он сказал мне в тот день. Когда снял повязку.Она отступила к окну. За стёклами метель начала заплетать улицы в белый саван.
– Да, – Адольфия закрыла глаза, чувствуя, как боль растекается по вискам. – Он всегда любил загадки, мой Сева…Жанна коснулась её плеча: – Вам нужно отдохнуть.
Жанна сидела в своей комнате и рассуждала: «Да, дело странное. Если к нему приплести магию, будет ещё и жутко». Старуха Адольфия пугала их историями о привидениях из замка и изломах времени… Она решила позвонить мужу и всё ему рассказать. Евгений внимательно её выслушал.
– Осторожнее там. Можешь взять с собой «тайного воздыхателя» – по крайней мере, он не даст тебя в обиду.– Жень, что ты обо всём этом думаешь? И главное – что делать? – А что наш сыщик говорит? – Он говорит, что надо время, выждать. Поставил камеры по всему дому и территории дома Адольфии. – Это правильно. Надо посмотреть, кто за ними наблюдает. Я тоже считаю, что амулет – ключ, и в первую очередь охотятся за ним. Ну и если пароль от сейфа неизвестен, Адольфия должна его разгадать. Или вы вместе с ней. – Тогда получается, мы зря приехали? Надо было ей ехать к нам? – Не зря. Во-первых, ты говорила, она не может лететь на самолёте? – Да. Но выходит, она нужна здесь, в Москве. И вряд ли на её жизнь будут покушаться, пока она не назовёт пароль. После этого, как только она его вспомнит, всей её семье будет угрожать опасность. – Да, тут я с тобой согласна. Надо придумать какой-то план. – Ты сейчас его не придумаешь. Вы не знаете, с кем имеете дело. Вам надо понять мотив… Узнать, что в сейфе, за чем идёт охота… – А что если блефовать? – Как? – Сделать так, якобы Адольфия вспомнила пароль. Или того хуже – будто кто-то уже вскрыл сейф! – Вариант неплохой, но где гарантия, что вы не приедете к пустому сейфу и ещё к одному… или трём трупам?.. Милая, я боюсь за тебя… – Евгений был действительно обеспокоен. – Как там Шустров? – Нормально, – Жанна закатила глаза. – Если ты о приставаниях, то он даже не смотрит в мою сторону. Не волнуйся, всем не до этого. – А как же… – с иронией сказал муж. – Ладно, я пойду пройдусь по окрестностям.
Попрощавшись с мужем, Жанна откинулась на кровать. «Да, задачка та ещё… Но сидеть сложа руки нельзя. Надо вывести преступников на свет», – подумала она. Кажется, план начал зреть. Решила прогуляться, проветрить мозги, а потом обсудить всё с Игорем. Жанна надела тёплый спортивный костюм, завязала волосы в пучок, накинула серебристую жилетку и вышла в холл особняка. За круглым столиком для чтения газет сидел Игорь.
– Конечно. Я же обещал твоему мужу, что буду тебя охранять. Надо исполнять обещания, – он снова улыбнулся.– А я думал, ты уже собралась, – улыбнулся он. – Ты ждал меня? – удивилась Жанна.
Жанна не знала, как реагировать, но пока поведение Игоря казалось уместным. «Если руки распустит – дам отворот-поворот», – решила она.
– Не-ет… – ответил он, слегка поморщившись. С каждым словом этой необычной девушки он влюблялся в неё всё сильнее. Уму непостижимо – зайти в кафе, чтобы попросить кисель!Погода на улицах Калининграда напоминала питерскую. К четырём часам дня уже смеркалось, как и положено в декабре, но снега было ещё очень мало. Жанна шла молча, не зная, о чём говорить с Шустровым. Тот тоже молчал, видимо, размышляя, как начать разговор. Наконец он сказал: – Жанна, откуда вы берёте сюжеты для ваших картин? – Из головы, – честно ответила девушка. – Это как? – не понял капитан. – Ну, я не могу вам объяснить. Просто идея возникает… как картинка в фантазии или во сне. Такое, кстати, часто бывает. Или начинаю писать одно, а потом понимаю, что надо заменить его совершенно другим – накладываю нейрографику на готовый рисунок. – А разве такое возможно? Разве можно графическую иллюстрацию наложить на готовую картину? – Если у тебя есть специальная техника – легко, – засмеялась Жанна. – Вот смотрю я на вас, Жанна, и думаю: как же повезло вашему мужу. Вы и умница, и красавица, и художница, и логика у вас есть – будто вы школу математики заканчивали. – Не надо, капитан, – улыбка сошла с лица Жанны, и она стала серьёзной. – Мы с мужем женаты 10 лет. Чтобы добиться того, что у нас есть, и стать теми, кем мы являемся, мы прошли огонь, воду, медные трубы и кучу дерьма! Уж поверьте… – После паузы она опустила глаза и добавила тише: – Смотрите, кафе. Надо выпить крепкий кисель. Вы любите кисель, капитан?
– Адольфия сказала: отдыхать и ездить на экскурсии! Значит, этим и займёмся, – бодро ответила Жанна. – Нет ничего лучше шопинга по незнакомым красивым местам! Не знаю, как вы, капитан, а я намерена привезти целую сумку подарков! – Она, хохоча, схватила его за руку и выбежала на улицу.Через пять минут оба наслаждались напитками за барной стойкой. Жанна – клюквенным киселем, Игорь – свежесваренной арабикой. Закуска была одинаковая: местные пончики, щедро посыпанные сахарной пудрой. – Жанна, откуда ты знала, что тут подают кисель? – Во-первых, я его люблю. Во-вторых, в местных кафе его часто варят. У них кисель – как у нас соки. – Интересно… – согласился Шустров, поглощая кофе. – Игорь, думаю, через пару дней нам надо возвращаться в Москву. – Зачем? – не понял он. – Всё просто. Адольфия должна вспомнить пароль от сейфа. Кстати, вы приставили охрану к дому Всеволода, чтобы преступник не попытался взломать сейф? – Да. – Это хорошо. – А если она не вспомнит пароль? – Будем блефовать… Адольфия всё равно не поедет в Москву – не долетит из-за возраста. Её дочери и внучке тоже рисковать нельзя. Значит, блефуем. Если преступник узнает, что пароль вспомнили, он тут же попытается их убить. – Но он мог убить их уже сейчас и выкрасть сейф! – не понимал Шустров. – Да, но зачем так подставляться? – Согласен… Чёрт, что там такое, что стоит жизни человека?.. И всё мне не даёт покоя его племянник – уж больно всё гладко… – Не думаю, что Денис к этому причастен… – Надо выждать. Пару дней, посмотреть, что будет. – Да, – согласилась Жанна. – Надо переждать. – И чем будем заниматься всё это время? – спросил Игорь.