Предисловие
«Ars longa, vita brevis» 1 (лат). Станислав Лем «Ничто, или Последовательность».
Бывает, живешь так в ничего не предвещающей причинно-следственной «последовательности», даже не догадываешься о существовании еще какой-то там другой реальности, и тут матрица разноцветных пикселей расступается, давая волю разгуляться завершающему все процессы черному квадрату Малевича. И вдруг там, наверху в права администрации вступают разные неожиданности, отодвигающие в сторону твою размеренную и эмоционально насыщенную жизнь пикантными обстоятельствами с проблемной наружностью. «Зачем это, – думаешь ты, – наверно, какой-то сбой, может, скачок напряжения или еще что… Надо бы как-то пошустрее разобраться. Вот поменяю видеокарту или даже блок, и все встанет на свои места. Это, наверно, поможет, да и давно пора было бы сделать апгрейд, правда, все руки не доходили». Но вдруг опять «черный дым над тайгой» и неожиданно так прозреваешь, начиная хоть что-то понимать «словно ты на планете чужой». Действительно, нам не рады? Неистовое рвение оторваться от преследователей оказывается напрасным, по-видимому, где-то замкнуло не в той системе? Негодование сменяется раскаянием. «Прости, Земля, мы ведь еще растем, своих детей прости за все, за все…». Да это еще и далеко вовсе не механистическая материя и со всем этим гораздо сложнее будет ведь «в голове моей замкнула ла-ла-ла», видно придется с ходу въезжать в ситуацию поэтапно и последовательно…
Ух уж эти авторы да сочинители придумают невидаль какую, и главная их задача в построении сюжетной линии еще больше усложнить жизнь героя. События, обусловленные конфликтом и связанные временем и местом действия, открывают суть самовыражения в повороте хода истории очаровывающей зрителя, а потом норовит разрушить реальность, вызывая удивление восторженного любопытства. Эй, вы там наверху, где ваше сочувствие к исполнителю? Главный герой ради них должен сосредоточенно и в точности исполнить сценарий, вышедший из-под мановения движения руки автора, но крайне не согласен с тем, чтобы его жизнь вот так «усложняли». Порочная практика разбора характеров и их побудительных мотивов по косточкам согласно кульминации эмоционального воздействия на зрителя требуя так наотмашь впускаться в сюжетный план, не видя берегов. Да и зачем? Было бы все размеренно последовательно и предсказуемо. Так нет, им надо, чтобы зритель оторваться не мог от экрана, а уж что будет с «романтиками с большой дороги» и выживут ли они вообще мало кого волнует. Баланс негативных и позитивных ценностей неизбежно сделает картину истории пресной и непривлекательной. Главное эффект побудительного воздействия изобразительной возможности в рамках тематической и структурной связи картины. Сохранить целостность и создать прецедент. Вот это призвание прямо на потеху фиглярами кренделя выписывать. Проникновенные таланты сочиняют звучание истории на фундаментальных основах первобытной рефлексии, разыгрывая зрительскую симфонию обстоятельств через конфликт. Конфликт разных реальностей в намерении добиться и состоянии позволить. Эмоциональная борьба и окно возможности напряженного проникновения экзотики. Искренность столкновения противоположностей в желании образовать целое. Дирижер волшебной палочкой созидает потоки плавных движений эмоций зрителя, его соучастие и сочувствие в судьбе главного героя, что заставляет локомотив движения историей демонстрировать романтический характер, отвечающий на вызовы и не обращать внимания на прогрессию множащихся конфликтов и рушащих реальность обстоятельств. И путь весь мир подождет! Сюжет описывает антагонизмы психологических границ в стремлении достижения цели обретения или утраты. «Ни минуты покоя» ведь бесчеловечно создавать чужие эмоции на столкновении символа с обстоятельствами в надежде расколоть внутренний мир и перенести сюжетную линию в зону души мечущейся среди мотиваций выбора. Какой ей быть злой или доброй, вероломной или справедливой, отчаянной или умиротворенной? Кульминация требует напряжения и всплеска побудительного действия, потрясая воображение внутренним откровением или внешним участием. Ошеломляющее действие ускоряет бег воспринимаемого времени, заставляя застыть в напряжении происходящего. Открыть самую ужасную тайну и невообразимо удовлетворить любопытство. Брешь между субъективной реальностью ожидаемого и объективным состоянием фактуры все время мерцает, открывая чаяния и закрывая надежды. Действие намерений в своей действительности и разоблачение страдательной основы восприятия прекрасно смещает центр добра в актуальную сторону, даже если ее мотивации не совсем благонамеренные. Кульминация акта желает объединить в себе смыслы сюжетной перспективы. Тематически управляющей идеи. Но главная задача еще больше усложнить жизнь героя! Герой, восстающий по отношению к сценарию, написанному автором: «кто там выслушает и мою точку зрения?». «Она для меня как ни для кого важна!». Может ли мнение героя повлиять на события его истории? Как ни странно, но он против того, чтобы его жизнью играли в казино, сочиняя по нотам симфонию ритма передающего заряда звучания актов. Рука замысла делает ставки и крупье вращает колесо, что может привнести колоссальное изменение. Стать поворотным пунктом столкновения внутреннего и внешнего. Желание, действие, конфликт. Возможно ли, покушаться на принцип эстетического единства? Герой, взбунтовавшийся против своего создателя, кто он? Сможем ли мы услышать исповедь героя соединяющего борющиеся антагонизмы противоречий в своей игровой судьбе и сам сражающийся со стихиями и обстоятельствами.
Эпоха экранной культуры в процессе формирования экспозиции в рамках сюжетной линии героя выражает актуальный иконический образ в противовес внутреннему движению энергетических потоков и текстов тоже претендующих на эту роль генерации алгоритмов восприятия. Все внутреннее становится обязательно наружным, и даже текст оказывается монументальным архетипом окостенелым свидетельством жизни динозавров прошедшей эпохи, представителей поточной природы стихий. Нет действия, нет движения, нет потока, есть только материализация, достигшая своей цели и лишенная смысла жизни. Чтение и способ извлечения внутреннего чувства из мира души заменяет визуализация играющей картинки. Пространство становится игровым и концентрическим. Уход от языковой, повествовательной и дискурсивной логики обеспечения субстанциональности. Отрыв в виртуальную реальность. Субъект и его зад выгоняется наружу и объектом его воображения так непринужденно становятся чудеса экрана, захватывающие и управляющие восприятием. Симулякр созерцания. Если образ всегда имел перспективу внутреннего (в храмах обстановка и пение имитации образа состояния души), теперь эта перспектива направленна вовне формируя устойчивый рефлекс субъект-объектных отношений. Гносеология сохраняет дистанцию несовпадения (лжи) в желании обретения искренности и ход зрительского движения восприятия за зрелищностью меняющихся актов. Это всегда для субъекта «чужое», поэтому как в науке любая теория может быть фальсифицирована, так и на экране происходит виртуализация времени по ту сторону добра и зла, любой злодей может выражать сюжетную линию блага, а бесчеловечные действия выступать антагонизмом повышения зрелищного напряжения в психологии человеческого чувства, формируя привыкание стокгольмского синдрома. Полет воображения над горизонтом событий бездны может стать формой зависимости. «Чужой», внедряющийся в сущность человеческого бытия. Однако для того чтобы летать нужно понимать законы существования Бездны и оставаться в горизонте событий не меняя своего отношения к бытию.
Другое дело изобразительное искусство.
В жизни не поверю, разве это возможно? Даже не ожидал от собственной взрывной реакции пробуждения неподдельного интереса к миру, который, раньше как будто обходил меня стороной. Телепередача «Искусственный отбор» увлекает мое воображение и гидом ведет за собой по истории развития живописи, скульптуры, искусства, образной передачи композиций и ритмов, журчащих вибрацией в художественной выразительности. Радушие всплесков игры симфонического оркестра внутреннего присутствия и внешней впечатлительности. Но так ли важно на самом деле художественно изобразить в цвете то, что мыслишь, что тебя волнует, экспрессией ведет, выплескиваясь на чистый холст? Для творчества это «право дышать» полным чувством. Художник видит образ в моменте вечности, схватывает напряжение изобразительностью пляшущих энергий, передающихся сюжетной линии в действии, и это прямо-таки откровение для причинно-следственных связей всего преходящего. Совсем другая реальность, проступающая красками из-под материй потаенного уравнения меры. Переполняющее чувство пассионарности силой воображения грандиозно так переступает через хронологию цепной кабальной повинности. Открытая дверь выхода в новые отношения форм организованного пространства. Взгляд запечатлел время в вечности – создал новый мир!
К теме творческого созидания и передачи образа на ум приходит философия идеализма Платона, называющего мир этих нарядов и вездесущих непосед «идеями». Идеальные начала присущие формам каждой состоятельной вещи. Идеи заставляют все существующее быть, они проявляют наружу чувство напряжения времени. Идея – бег волны, мысль, живущая в речи, страсть ощущения полета в полноте притягательного чувства. Озарение ясности, оживляющее коммуникации действительности. В обыденной повседневности мы каждый день используем языковые формы передачи чувства, эмоций, настроения, и было бы нелепо думать, что можно осознать реальность без помощи вербализации поточной природы речи и способности языка изливать в эту речь всплески энергии напряжения. Человек открыл для себя мир, как только смог его назвать. Мир, схватываемый в моменте единения его полноты. С высоты функциональной достаточности Целого можно именовать части, как Адам раздавал имена животным. Имена рождаются в отношениях относительного взаимодействия достаточного основания вечности со своими частями. Принцип отношений влагается в значение имени. В Русском языке именительный падеж есть независимая форма спряжения глагола, обозначающая номинальную функцию в названии лица (кто? что?). Глубина момента открывает функциональную динамику принципов явления, в котором тождеством совпадений, поддерживающих восприятие, алеют символы, проступая в темноте рунами языка. Насыщение пространства энергией, полем напряженности создает условия структурирования внутреннего чувства. Традиционное начало язычества рождается как взаимодействие сознания с энергиями пространства. Язык в пеленках эмоционального выражения связан родственными узами с вечностью и ее ухаживанием за явлением и развитием мира. Человеческая эмоция сопровождается взрывом выразительности и торжеством блистательной ясности, оставляя яркий отпечаток в реакционной памяти. По стопам следопытов в поиске открытых форм глагола проявляющихся жизненной силой эмоционального и знакового обнаружения символов в обыкновенных вещах путешественник создает карту восприятия высоких и низких потенциалов действительности. Найти в символах открытую эмоцию означает подойти к реке энергий жизненной силы и почерпнуть из нее воды органического величия. Вода хранит жизнь, поэтому накормит и напоит усталого скитальца, вдохнув в него силы. Языки рек отворяли запоры говорению. Гипнотическое состояние участия в символике языка. Природа жизни выступает посредником соединяющим органичность душевного напряжения и статичность инерционной восприимчивости отождествляемой в языковых формах. Язык это энергетическая форма инерционного чувства и прежде чем стать средством коммуникаций он был инструментом инициации самосознания жизни. Созерцания и обретения энергий полноты действительности. Способность вербально выражать свои мысли закрепилась позже в ходе совпадений символов сил и значений языка. Поэтому язык наиболее близок к метафизике восприятия глагола, а речь сохраняет причинно-следственную связь с языковыми формами, изображая своей текучестью циклические модели времени.
Всю эмпирику идей создает глагол, блистая талантом изобразительности, это фундаментальное свойство онтологии мира! Глагол напряжением действия передает информацию образа и оформляет сущность явления. Язык – это инструмент, в звучании которого видны Ангелы раскрывающие Лотос силой вечности. Реальность момента меняет под напором идей действительность мира, и тот, кто разговаривает с идеями, стоит у истоков этого рождения. Живущий в человеке потенциал прячется в снах, чувствах, символах, или же он выплескивает эти энергии в эмоциональный фон хронологии явления. Кисть тоже средство тайного диалога художника с вечностью, которая выражает принципы пространственно-энергетических законов волшебного воздействия простых вещей, например, в натюрморте, создающем фон, настроение, аппетит и даже живость движения, пробуждая воображение прытью. Созерцательность тихого помешательства в оцепенении, признающая гениальность таланта проявляющего свой особый ни на что не похожий мир запечатленного погружения в водопад времени. Эфир одной из телепередач «Искусственный отбор» знакомит с творчеством Владислава Провоторова и проникающим внутрь биением пульсаций его картин. Воображение начинает хвататься за детали, собирая мозаику «случайного» побудительного в представлении. Мы грезим реализмом художественной эмоции, красноречиво рассказывающей о глубоком инфернальном мире. Формы становятся отходчивы к общению. Вещающая «вещь в себе» должна была молчать, но заговорила подсознательной прямотой фантазии, описывая присущую течению времени актуальность в эстетической выразительности Утренней Звезды полярного озарения грядущей эсхатологии. Религиозно-мистическая живопись говорит сама за себя. Достаточно просто созерцать…
Весь интернет взрывает тема искусственного интеллекта! Помощника, создающего шедевры несколькими кликами мыши, а здесь – «отбор», почти «эволюция». И кто бы мог подумать – где? В теме искусства! Искусственность это ведь не селекция какая? Мы разве что-то выращиваем, или кого-то надо съесть в ходе игры, чтобы продвинутся на новый уровень? Искусство, которое что-то берет из жизни естественного запечатленного в образ, выносит этот миг озарения чертами прекрасного и могучего вдохновения времен истории. И побуждает это же повторить в эскизах собственного чувства, пропустив через сердечность личного отношения к бытию. Искусство живет жизнью энергий и покидает инерции лабораторий искусственности, переступая грань очевидной противоположности. И впрямь китайская шкатулка какая-то, выворачивающая динамику пространства холстом наизнанку. «Все настоящее – мгновение вечности» (Марк Аврелий Антоний). Психея – дыхание души. Сразу наводит на мысль о недоступности такого увлечения. По меньшей мере, надо бы изо дня в день методично воспитывать в себе огромное «эстетическое чувство», хотя бы для того чтобы понимать язык выразительной образности, передаваемой замыслом художника. Экая «книга за семью печатями»: все стройно и совсем непонятно. И важно не то, что в обозрении доступно, а только то, с чем гармонирует аллегория олицетворяющая смыслы в строчках символов машущих помпонами группой поддержки. В потоке движения осмысленной реальности знаки начинают танцевать своими значениями и махать убедительно и синхронно, задавая перспективу движения взгляда. Лишь между строк остается зияющая пустота. Но где же «код доступа» чтобы взять и собрать логистику воедино?
Талант вхожей вовлеченности, что так невзначай открывает для себя детализацию впечатлительности маркирующей чувством ритмы присущей необходимости истоков щедрого предложения. Возможно, Большое Искусство – это своего рода «закрытый клуб» ценителей, гурманов интеллигибельной перспективы восприятия, соединяющего в трехмерной пустоте образ с эмоцией чувства фонтанирующей энергетики. Мир экспертного сообщества со своими «тараканами», и его реальность так с кондачка и не освоить – наверное? Куда уж буйному наваждению бурлящих желаний без «эстетического удовольствия» в «калачный ряд» метить? Однако не все так однозначно, ведь энергии жизненных сил созданы так, чтобы в чреве носить Вселенную, а в разуме стихию и таким образом преодолевать запреты. «Я» – противоречивое создание. Теряется в дуализме разделенного в процессе притягательности самосознания. Иррациональность чувства в поисках свободы и независимости от условностей бытия пробивает дно, пробуждая бездну желаний: Хочу-хочу-хочу! И тогда чем категоричней и настоятельней запрет «нельзя», тем яростнее и настойчивее неотступность желаемого «ЛЬЗЯ!».
Ну почему я просто не пошёл домой?
Зачем сказал я, что сегодня холостой?
Я танцевал так, как не снилось никому
Я не пойму, ну почему?
Александр Ревва. Альбом «Зацепила»
Но вдруг… И иногда это «вдруг» случается. То самое чувство, когда картина впечатляет глубиной разворачивающегося прямо перед тобой художественного пространства, выводит восприятие за матрицу эмпирической обыденности и беспардонно засасывает воображение выразительностью действия, и сразу после легкого головокружительного оцепенения приходит понимание неизбежности случившегося. А это ведь не машина времени, и назад последовательно отмотать не получится. Процесс рулит, мозг давит на гашетку нерва игры, и все отговорки и сомнения остаются где-то там, за горизонтом событий убегающей почти виртуальности в другой жизни, покидающей границы восприятия, и уже совсем не задевая впечатлительность воображения, увлеченного действием. Радушный писк летящего навстречу впечатления, и ты не в силах отмахнуться от назойливости мух, окружающих праздничное блюдо с нектаром сладкого предчувствия. Нимфы витающих в воздухе мыслей что-то нашёптывают на ушко, и ты все еще не решаешься сделать этот первый робкий шаг навстречу. Нерв игры зудит эмоциональным предвкушением чуда. Ведь все только начинается! Внезапно охватывает радость освобождения, отчерчивающая период разнузданных начал, грозящих раскрыть могучие смыслы бытия во всем их великолепии, обильно наполняющем энергией присутствия жизни, и ты машинально повинуешься этой чьей-то чужой воле. Стихийные и неуправляемые процессы застывают в напряжённости желаемого счастья, с всплеском которого очевидно не справляется эмоциональное потрясение предвкушаемого, так машинально делающего для себя судьбоносный выбор.
Чувство свободы связано с радостью повелительного наклонения способного управлять своим миром. «Ты слуга подай карету, а я сяду и поеду». Однако такие противоположности как «свобода» и «детерминизм» во взаимодействии создают единое пространство, и если ты не знаешь принципов устойчивости состояний в условностях этого мира, кстати, ограничивающих все свободы в границах разумного, то не сможешь предвидеть последствий, к которым приведет твоя решимость. Свобода не может себе позволить разрушать тот мир, в котором она живет и это ответственность – обратная сторона свободы. Ступить на скользкий подоконник, чтобы потом удивляться, почему падаешь вниз с высоты крайнего этажа не лучший способ проявления свободы. Как ни странно, но чтобы свобода имела свое продолжение, ей должно обрести хронологическую устойчивость во времени и защищать арендованную ею вечность. В энергии времени тайной сокрыта потенциальная необходимость бытия и мир демонстрирует свою свободу в каждом качестве явления, надо только научиться ее ценить. Вечность, продлевающая каждый миг становления, и есть то основание, что раскрывает величие свободы в понимании ценности жизни. Но тут в дискурс врываются великие сомнения. Да как можно собственную вынянченную сознанием свободу отдать на поруки ничего не знающей о тебе необходимости? Внутри что-то задевает за живое, «кипит в них разум возмущенный…», проявляя крайнее несогласие с вещественной ограниченностью инерционной природы мира. И тут сразу же неугомонная интуиция лихорадочно ищет место для личного пространства, желая построить свой дом независимости, так ловко и самонадеянно для того кто вырывается из лап куцего мира туда, где «веет свежестью, веет простором, как увидишь – почувствуешь, вечно, ребята, живем!».
Это действительно так, все так и случилось вопреки желаниям и сомнениям. «Оп» – и ты прошел пограничный контроль, преодолев систему доступа, живущее в тебе глубоководное интуитивное чувство, оказывается, отвечает критериям вовлеченности в алгоритмы движущихся шестеренок бытия, и твоей биометрии тела уже присвоен «код доступа». Так просто открывающий млечный путь восприятию, пробивающемуся в новую реальность. И сразу все это снаружи становится второстепенным, не способным повелевать уже возвышенным чувством парящей левитации, преодолевающим детерминизм кричащего о себе мира. Только там, в синеве распахнувшихся далей, на мониторе космического путешествия сигналом тревоги всплывает один-единственный вопрос, отдающийся молниями в рациональных складках нейронов: «И как теперь с этим жить?».