По ту сторону забора

По ту сторону забора

По ту сторону забора

«Мы пугаемся не других, а того, что могли бы стать ими.»

– Жан Поль Сартр

Меня, маленького, каждое утро вели за руку в детский сад. Мы шли по одной и той же дороге, и каждый раз я опускал глаза, проходя мимо высокого забора. За прутьями стояли дети. Они смотрели на нас – не враждебно, но как будто сквозь нас. В этих взглядах было что-то, чего я не понимал, но чувствовал: тяжесть, тоска, безмолвие. Глаза без света. В них жила тишина, в которой кричала боль.

Я не знал тогда слов вроде «одиночество», «отчуждение» или «потеря», но ощущал: за этим забором – другая жизнь. Не моя. Холодная, чужая, слишком взрослая для тех, кто ещё только растёт. Мне было их жаль. По-настоящему, по-детски. Я даже пытался им улыбаться – украдкой, с надеждой. Но они не отвечали. И я начинал стыдиться своей улыбки. Она казалась неуместной.

День за днём мы проходили мимо. И где-то внутри, в том ещё маленьком «я», зарождалось ощущение: не всё в этом мире устроено правильно. В нём есть место, где боль не случайна – она постоянна. И она почему-то ближе, чем кажется. Как будто существует тонкая граница, которая может в любой момент исчезнуть. Просто шаг – и ты уже по ту сторону.

А потом случилось то, чего я не мог забыть.

Это был тёплый майский день. Праздник. Нас повели в парк, и туда же привели их – тех, кто жил за забором. Я обрадовался. Думал, сейчас всё перемешается: мы, они, карусели, сахарная вата. Может, даже подружимся. Детская фантазия легко рисует сближение. Я верил: стоит только захотеть.

Но вышло иначе.

Они подошли неожиданно. Быстро. С прищуром, с угрюмостью в лицах. Напряжённые, как пружины. И уже через минуту у нас отняли всё – мелкие деньги, конфеты, даже игрушки. А тех, кто попытался возразить, – избили. Не озверело, но хладнокровно. Как будто по давно выученному сценарию, без колебаний и без следов раскаяния.

Я стоял в оцепенении. Я узнавал их – это были те, за кем я наблюдал сквозь прутья. Те самые глаза. И теперь в них было что-то другое. Или, может быть, то же самое, только без маски – усталость, злоба, выученная защита. Но тогда, в тот момент, я почувствовал только одно – страх. Он оказался сильнее жалости. Глубже. Ближе. Я не знал, что с ним делать. Я не знал, с кем он – с ними или со мной.

Это была первая трещина. Мир, который я выстраивал из детских схем «плохо – хорошо», «добро – зло», – треснул. Я вдруг понял, что есть нечто третье – непонятное, сбивающее с толку, не укладывающееся в привычные слова. В груди росло то чувство, которое перехватывает дыхание и не находит выхода. Не было никого, кто бы объяснил, что делать с таким знанием – что добро не всегда возвращается, а зло не всегда исходит от врага.

Прошли годы. У меня своя жизнь. Семья. Внук. Многое изменилось, но когда я слышу слово «сирота», где-то внутри отзывается тот самый день. Не картинка – чувство. Оно всплывает внезапно, изнутри, как запашок сгоревшего молока: неуловимо, но точно. Я стараюсь быть честным: я всё ещё боюсь. Не их. Не лично. А чего-то, что они тогда разбудили во мне. Может – своей внезапной силой. А может – своей болью, которой я не знал, как ответить.

Иногда мне кажется, что я боюсь даже не их поступков, а своей беспомощности. Той, которую ощутил тогда. Даже сейчас, спустя десятилетия, это чувство не растворилось. Оно сменило форму, но не ушло. Я не простил – ни их, ни себя. Я просто научился жить рядом с этим.

Я не могу вылечить эту боль и не хочу притворяться, что её не было. Но я и не отталкиваю её. Я учусь быть рядом – и с собой, и с другими, несмотря ни на что. Это сдержанное сочувствие без наигранного геройства, про молчаливое принятие.

Я не строю выводов. Не пытаюсь всё объяснить. У каждого – свой забор. Снаружи или внутри. У кого-то он бетонный, у кого-то – стеклянный, но с таким же эффектом. Мы часто не замечаем, как оказываемся по разные стороны – не событий, а боли. И если боль не обозначена, она всё равно остаётся между нами, как стена. Мне просто важно не забывать: по ту сторону был не кто-то. Там был я. Такой, каким уже не стал. Я – до страха. До трещины.