Сон инкассатора. Греховная повесть

Незримый для ранних прохожих, бегущих по своим мелким делам, Константин Леопольдович Лежнев возвышался, как бы парил над всем своим уделом, бегло обозревая почти весь город. А город медленно проявлялся в подсвеченных яркими фонарями улицах, слегка чумазых после принесённой из соседнего региона клубом пыли, разновеликих жестяных блёкло-зелёных крышах, разбросанных неровными рядами клочках растительности, как бы прижавшихся с обеих сторон к берегам раздавшейся после дождя реки.

Лежнев обозревал свои владения – семена, собранные на протяжении долгих лет, отсеянные твёрдой рукой селекционера, любовно выращенные тяжёлым трудом, – сейчас они вырождаются из-за сорных трав и вредителей, заполонивших его наделы. Плодородные земли, его труд, который так и не превратился в наследство.

– Что в остатке? – думал губернатор. – Бесконечные орды насекомых, уничтожающие сочные побеги, городское хозяйство, состоящее из долгов перед федералами, бездумно запущенное сельское хозяйство, остановившиеся заводы «оборонки», жалкие остатки того, что называется малым предпринимательством, недостроенное метро и масштабные, неисполнимые планы строительства водохранилища, нового аэропорта, разваливающаяся спортивная арена?

Всё это уже не имело никакого потенциала…

– Пора… – подумал вслух Лежнев.

И в этот миг в дверь глухо постучали.

***

Конец второй главы.

Отступление второе

Труды Аристотеля, ставшие популярными в среде исследователей теории возникновения нравственности, – в частности, его "Этика" – открывают любопытный спор, связанный с выбором, возникающим в процессе становления "homo moralis": что принять человеку моральному, созидающему и деятельному в качестве центра приложения сил, развития и благоустройства – общественное или личное?

Этические рамки, закладываемые разными общественными группами, порой весьма противоречивы и проявляются в характере отношений, сложившихся в той или иной общности людей, а именно в противопоставлении индивидуальности коллективизму.

Один общественно-политический строй отождествляет стремление личности к реализации своих законных амбиций с вектором успешного развития всего общества за счёт повышения качественных показателей каждого из его членов. В то же время существует и противоположная общественная структура, считающая, что любое проявление индивидуальности идёт вразрез с коллективной моралью, а стремление к самореализации воспринимается как эгоизм и карьеризм.

Безусловно, причины различного восприятия, казалось бы, абсолютных истин, кроются в национальном характере народов и в особенностях их этических координат.

Разделяющий фактор, наметивший границы государств, основан на принятом тем или иным народом морально-этическом кодексе, определяющем в обществе такие понятия, как добро и зло, а также соотношение гордыни и смиренного послушания.

Послушание (или смирение) порой определяет национальную самобытность народа, его своеобразие, готовность к терпению перед властями, покорность. Самоопределение, фатализм и национальная гордость – всё это и есть связующая сила, объединяющая столь различных, уникальных людей в один народ, единую общность, нацию.

Бездуховность, порицаемая этическими стандартами современного общества, идёт вразрез с доминирующей социальной парадигмой, в которой путём нехитрых манипуляций подменяется понятие национальной гордости. Национализм, презрение к ближнему, предпочтение себя всем, гордыня, бесчувственность ума и сердца, хула, неверие, колкое насмешничество, замена смирения молчанием, потеря простоты и любви к ближнему, ложная философия, порождающая невежество – всё это ведет к смерти души.

Глава третья

Распил

– Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров

Г, – говорил первый президент России, обращаясь к гражданам новой страны и объясняя цель приватизации.

После распада огромной страны новое государство – Российская Федерация, взвалив на себя все обязательства СССР, практически обанкротилось.

Прежняя модель планово-распределительной экономики распалась, как ветхое судёнышко, подхваченное внезапным, всё разрушающим ураганом. Прежние производственные связи рвались на границах новых государств. Когда-то объединяющий производственный процесс советский рубль пал под натиском национальных валют, быстро обретших стихийную независимость, когда-то «братских» республик.

Брошенные на произвол предприятия вынужденно останавливали производство, разрываясь в поисках поставщиков, а главным образом – финансов, как для расчетов со смежниками, так и для оплаты труда собственных сотрудников.

Деньги стремительно обесценивались. Участники новых рыночных отношений перешли к свободному ценообразованию. Из-за различных как политических, так и финансовых условий уровень инфляции к началу 1993 года превысил астрономические 2500%.

В поисках решения экономических проблем новое руководство страны не нашло ничего лучшего в процессе борьбы с коммунистическим прошлым, как использовать излюбленный коммунистический же принцип – ВСЁ ПОДЕЛИТЬ! И началась приватизация.

Стоимость государственного имущества, подлежащего приватизации, составила 1,4 трлн рублей. Оценить реальную стоимость имущества было проблематично. За основу взяли цифры плановой оценки за 1991 год. Процессу передачи государственной собственности в частные руки подлежали крупные промышленные и сельскохозяйственные предприятия, земля и жилой фонд. Из государственных предприятий они преобразовывались в акционерные общества. В стране начался выпуск 140 млн ваучеров.

Право на ваучер было у каждого гражданина страны – «от младенца до глубокого старца». В теории любой россиянин мог стать владельцем части крупного предприятия. За 25 рублей каждый россиянин мог получить приватизационный чек номиналом 10 тысяч рублей. На ваучер можно было приобрести акции любого приватизируемого предприятия России.

«Приватизационный чек – шанс на успех, который дается каждому. Помните: покупающий чеки расширяет свои возможности, тот, кто продает, – лишается перспектив!» (памятка к ваучеру).

И пока одни граждане вкладывали свои чеки в акции крупных игроков отечественного рынка, другие меняли их на продукты, бытовую технику, продавали скупщикам, в огромном количестве появившимся на просторах нашей необъятной родины. Кроме того, по всей стране стали появляться чековые фонды, куда граждане могли сдать ваучеры и, возможно, даже получать дивиденды.

«Красными директорами» называли руководителей предприятий, занявших свои кресла еще в эпоху коммунистической идеологии. Директора фабрик, трестов, заводов, быстро разобравшиеся в преимуществах приватизации, применяя свой административный и личностный ресурс, различными способами принуждали служащих продавать свои акции, полученные при приватизации предприятий, таким образом становясь его единственным владельцем.

Но и на самих «красных директоров» велась постоянная охота со стороны как крупных финансовых, так и откровенно криминальных организаций. Не обладая достаточным ресурсом для борьбы в условиях «дикого рынка», большинство руководителей теряли свои полномочия, а зачастую и жизнь. Добытые в таких боях трофеи пополняли движимые и недвижимые активы новых хозяев страны, плотно сросшихся с властными элитами молодого капиталистического государства.

Власть за свои «труды» желала достойного вознаграждения. А укрупняющийся за счёт узаконенного рейдерства бизнес получил возможность плотно влиять на политические и финансовые решения правящих элит. Так к концу 1994 года появились олигархи, которые благодаря алчности и бессилию власти завладели до 70% предприятий.

В начале 1995 года большинство добывающих недра государственных предприятий новой России были поделены между крупными компаниями-кланами. Ещё не подмятые под каток олигархов предприятия, как могли, выживали в жестоком противоборстве столичных группировок, пытаясь заручиться поддержкой власть имущих.

***

Номский газоперерабатывающий комбинат, соединённый трубопроводом компании «Трансгаз» с крупным месторождением «Октябрьскгазодобыча», ещё с советских времён представлял собой единый блок предприятий по добыче, транспортировке и переработке природного газа. Поэтому идея объединения в один холдинг была вполне логична, и лишь замкнутость производственного процесса в купе с серьёзной отдалённостью от столицы и, как следствие, незаметность региона размещения предприятий, позволили столь долго оставаться вне поля интересов крупных игроков-охотников.

Тем серьёзнее оказался конфликт двух крупнейших противоборствующих группировок за столь свежий и лакомый кусок промышленного пирога.

Одна группа была создана усилиями действующего директора Номского газоперерабатывающего комбината, сумевшего найти поддержку в правительстве, через которое выдавались квоты на реализацию за рубежом нефти и газа, а также благодаря личному знакомству «красного директора» с генеральным прокурором РФ.

Вторую группу возглавил Аркадий Абрамович Романов – молодой и дерзкий бизнесмен, бойко управлявший частными активами в нефтехимической и газовой промышленности.

Исход противостояния казался неизбежным, мощь умудрённого тяжеловеса была незыблема, но победила молодость. Романов не только привлёк на свою сторону руководителей «Трансгаза» и «Октябрьскгазодобыча», но и руководителя газоперерабатывающего комбината – Номского губернатора Лежнева, которого не любили за несговорчивость и независимость, тщетно пытавшегося погреть руки у газового гиганта.

Не имея доступа к российскому президенту, Аркадий Романов получил такую возможность в лице Номского губернатора. Лежнев с предложением создания Акционерного Общества «РосГаз» прибыл к президенту 12 сентября, а уже 20 сентября президент подписал указ о создании нового АО в «редакции» Романова.

В совет директоров новой компании вошли Аркадий Романов, Константин Лежнев и брат супруги Константина Леопольдовича.

Судьба конкурентов была закономерна: первый заместитель правительства России и генеральный прокурор уже 24 сентября находились под стражей и провели в изоляторе почти два года.

***

День быстро тускнел. Ещё совсем недавно огромные тополя, высокой стеной окружающие его родной комбинат, дружно приветствовали своими гладкими, слегка маслянистыми листьями-ладонями, гулко шелестя и радуясь веселому ветерку, живо скользящему между взвившимися к пушистым летним облакам кронами. И вот уже осень. Листва ещё не опадала, упорно борясь с природой, неминуемо меняющей ход времени.

Он любил этот завод, начав слесарем свой рабочий путь сразу после армии. Директор знал комбинат как свои пять пальцев: каждый цех, каждый сантиметр трубы, проложенной то тут, то там в выверенных инженерами конструкциях и путепроводах. Это был его комбинат.

В тот четверг, 19 сентября 1996 года, президент Номского газоперерабатывающего комбината провёл на своём рабочем месте. Наскоро пообедав в комбинатской столовой «Красный директор», он по внутренней связи вызвал служебный автомобиль. Он не пользовался охраной, не безосновательно полагая, что для профессионала это не преграда. Вот и сейчас, как всегда, заняв место рядом с водителем, отправился в город на условленную ещё вчера встречу.

Убийца в тёмной, под цвет обивки автомобиля, одежде, скрытый от глаз непроницаемой тонировочной плёнкой, покрывающей стёкла машины, удобно расположился за пассажирским креслом в заднем отсеке большого представительского седана.

Открылась передняя пассажирская дверь, слегка двинулось сиденье, принимая в свои мягкие телеса привычные формы хозяина. Дверь закрылась, тихо лязгнув собачкой замка, и авто тронулось, унося в последний путь своего пассажира.

Часом позже, в одном из гаражных кооперативов, высокий, по-спортивному сложенный молодой человек аккуратно укладывал ещё тёплую, нагретую собственным телом, тёмную одежду в раскрытую объёмную сумку, оставленную в багажнике автомобиля, в заранее приготовленном для этого гаражном боксе.

Спустя короткое время ничем не примечательный автомобиль выехал из массива гаражей на уже совершенно тёмную вечернюю улицу. За рулём сидел высокий молодой господин в прекрасном, сшитом по фигуре классическом костюме, во внутреннем кармане которого лежало новое, ещё терпко пахнущее клеем и типографской краской служебное удостоверение на имя Владислава Борисовича Комиссарова – капитана государственной службы безопасности Российской Федерации.

***

Отступление третье

Изучая зарождение и развитие различных стадий человеческого общества в разные исторические периоды, начиная с Шумеров и заканчивая современным обществом, я заметил явное сходство в способах достижения цивилизациями (от лат. civilis – государственный, гражданский) определённого уровня социальности.

Познавая всё новые законы природы, зародившиеся социальные группы учатся существовать вне зависимости от её суровых условий, используя приобретённые научные и практические знания. Полнота этих знаний в совокупности со способностью к практическому применению определяет степень культурного развития и самоопределения общественных групп, внедряя социальные нормы в виде правовых актов (законов и правил), попутно формируя властные структуры для обеспечения контроля над их исполнением.

Создаваемая обществом властная надстройка во все времена стремится овладеть действенным механизмом, позволяющим разрушить саморегуляцию управляемого ею общества путём навязанного различными методами мироустройства.

Основанное на принципах потребления, общество лишается инициативы. Страх перед бедностью парализует чёткость мышления, заставляя граждан искать пути избежать нищеты, подрывая инициативу, лишая самоуверенности, снижая культурную память, уничтожая адекватные стремления к улучшению общественного положения.

Ничто так не уничтожает человечность, как нищета. Историческая память, переходящая из поколения в поколение, убедительно доказывает, что общество, воспитанное в страхе перед бедностью, легко управляемо.

Человек так жаждет всё новых благ, что владение ими становится целью, смыслом и приложением силы.

Сребролюбие – любовь к деньгам, имуществу, желание обогатиться, размышления о средствах к обогащению, мечтания о богатствах, опасения старости, нечаянной нищеты, болезней, изгнания, корыстолюбие, пристрастие к различным тленным предметам, суетная любовь к подаркам, присвоение чужого, жестокосердие к нищим, воровство, разбой – ступени в развитии управляемого, лишённого цели общества.

Глава четвертая

Вексель

– Доброе утро, Константин Леопольдович.

Комиссаров стоял в проёме открытой настежь массивной дубовой двери губернаторского кабинета.

– Входите, Владислав Борисович, располагайтесь.

Губернатор, не обернувшись, рукой указал в сторону небольшого журнального столика, продолжая сосредоточенно вглядываться в огромное панорамное окно, выходящее на ещё не ожившую, по-утреннему пустынную центральную площадь города. Площадь была отмечена высокой стелой в виде пересекающего финишную черту марафонца, ярко бликующего своей латунной поверхностью в ранних лучах утреннего светила.

Плотно прикрыв дверь, генерал быстро прошёл к гостевому креслу, по щиколотку утопая в высоком упругом ворсе напольного ковра, созданного умелыми руками иранских мастеров.

– Как неумолимо время

Н, – не ожидая ответа, риторически отметил Лежнев. Не обращая внимания на уже расположившегося в кресле Комиссарова, начал мерно раскачиваться, медленно переступая с ноги на ногу, как бы готовясь к скорому старту, лишь только громкий пронзительный хлопок стартового пистолета даст короткую команду. И, как будто решив для самого себя что-то очень важное, тихо продолжил:

– Пора…

***

Ещё вчера вечером, едва только стало понятно, что сделка состоится, губернатор связался с генералом Комиссаровым и, коротко обсудив текущую ситуацию, назначил встречу.

Вот уже почти десять лет прошло с первой встречи, той, что так накрепко сцепила их, дав то, в чём каждый тогда нуждался. Губернатору – баснословное состояние, позволившее его семье встать в один ряд с богатейшими мировыми фамилиями, а честолюбивому офицеру – головокружительную карьеру, вознёсшую «вечного капитана» на вершину служебного «Олимпа».

Абсолютная власть одного и высочайшей пробы цинизм другого соединили их, как основные узлы в зловещей машине, мчащейся с неимоверной скоростью через жизнь.

– Как ты думаешь, какова будет окончательная сумма?

Заговорил Лежнев, медленно оборачиваясь к Комиссарову.

– По экспертным оценкам, от 17 до 20 миллиардов.

Быстро ответил генерал и тут же продолжил:

– Буквально год, максимум два, и экономику накроет глобальный кризис, сама возможность избавиться от падающих в цене бумаг – редкая удача.

Всего год назад Комиссаров с отличием закончил высшую школу экономики и очень гордился тем, что так любимые ещё со школьной скамьи цифры обрели фактическое применение в его судьбе.

– В рамках каких финансовых площадок пройдут торги? И в какой валюте будет произведен окончательный расчет?

– Торги пройдут на Лондонской бирже, Константин Леопольдович. Часть акций оплатят в английских фунтах, часть – в валюте ЕС и долларах, а часть будет переведена в государственные ценные бумаги США.

– Это зачем?

Губернатор так и стоял, спиной опершись на гигантское окно, подсвеченный ярким заревом утреннего солнца.

– Так решил Романов, он считает – это защитит его вложения в недвижимость за рубежом и придаст его собственной фигуре политического веса.

– Не перемудрил ли наш Аркадий Абрамович, так тщательно раскладывая свои яйца по разным корзинам? Как ты думаешь, Слава?

– Константин Леопольдович, мы работаем в связке с Романовым больше десяти лет и ни разу, – Комиссаров покачал головой. – Ни разу у нас не было возможности хоть как-то упрекнуть его в безрассудстве. Всё, что он делает – выверено и продумано.

Губернатор понимающе усмехнулся.

Аркадию Абрамовичу Романову только исполнилось сорок лет. Точного места своего рождения он не знал. Рано оставшись без родителей, маленький Аркадий переехал в Москву, где жила сестра его матери. Окончив среднюю школу и отслужив в армии, Романов поступил в институт. На последнем курсе он вместе с приятелями организовал свой первый кооператив. С головой погрузившись в мир предпринимательства, будущий олигарх, оставив попытки совмещать учебу и бизнес, покинул стены учебного заведения, так и не получив диплома о высшем образовании.

Начало 90-х Романов провел на бирже. Молодое государство лихо торговало недрами через новую торговую площадку, соединённую хитроумной системой с мировыми рынками. Быстро разобравшись с биржевой наукой, Аркадий Абрамович спустя всего три года уже имел серьёзные связи с крупными игроками нефтегазового сектора и был представлен крупным федеральным чиновникам из высшей когорты управления страной. Потом последовал уже описанный процесс «изъятия» крупных активов, и как-то совсем незаметно, ещё не достигший тридцатилетия Романов стал знаковой фигурой в жизни семьи первого президента молодой России, решительно взяв в свои умелые руки обеспечение быстро разраставшихся потребностей его семьи.

***

– Всё верно. Что нам делать с нашей долей капитала? Есть у тебя какие-то соображения? – спросил Лежнев.

Пожав плечами, Комиссаров ответил:

– Романов наверняка всё продумал. Я третьего дня передал вам папку с его предложениями. Было ли у вас время их изучить?

Генерал знал, что Лежнев сразу же прочёл этот предварительный договор, переданный губернатору фельдъегерем, что доказывало важность и секретность документов.

– У меня нет от тебя секретов, Вячеслав. Именно поэтому ты принимаешь и обрабатываешь всю входящую и исходящую документацию. Что ты думаешь обо всём этом?

Губернатор медленно, как бы нехотя, оторвался от своей опоры и, пройдя разделявшие их метры, грузно уселся в кресло напротив Комиссарова.

Владислав Борисович задумался. Как бы исподволь глядя на Лежнева, старой привычкой разведчика отмечая окружающие детали, быстро выделил заметно углубившиеся складки вокруг неровного его рта и сильно поседевшие волосы, всё так же хорошо уложенные, несмотря на столь ранний час, и довольно просторный новый костюм из стопроцентной английской шерсти золотого сечения, скрывающий не только обрюзгшие формы его тела, но и прекрасно подогнанный бронежилет, стоивший как хорошая иномарка из-за сравнительной лёгкости и высокой степени защиты.

– Надо соглашаться.

На выдохе произнес генерал, и тяжело вздохнув, закончил

– Слишком много денег.

– Я заметил – со смехом выдал Лежнев.

***

АО «РосГаз» вот уже десять лет исправно пополняло личный бюджет Константина Леопольдовича. Запущенное два года назад корпоративное слияние с крупной финансовой компанией увеличило интерес основных биржевых игроков, подняв оценочную стоимость «РосГаза» на невероятные 16,5 %.

Неожиданный арест руководителей предполагаемого партнёра ставил крест на положительной динамике роста. А пристальное внимание силовых структур, блокирование счетов и арест части акций привели к резкому падению их стоимости.

Предложение о покупке стало для владельцев «РосГаза» полной неожиданностью. Новое руководство страны в первые годы своего правления не проявляло особого внимания к крупным промышленно-финансовым группам, но недостаток бюджетных средств, личная независимость владельцев крупного бизнеса и, безусловно, желание правящей элиты завладеть основными денежными потоками привели к тому, что на данный момент половина секторов экономики так или иначе находится под контролем властей.

С самого начала переговоров поверить, что цена за активы, предложенная государством, будет справедливой для владельцев «РосГаза», не представлялось реальным, но интерес правящего клана превзошёл все ожидания, и сделка на баснословные 17,3 миллиарда долларов была одобрена.

Сказать, что губернатор рад, – значит, не сказать ничего. Лежнев так долго ждал возможности отделить своё, что, наконец дождавшись, не мог поверить в происходящее. Сделка по продаже «РосГаза» поставит точку в этом неравном партнерстве. Константина Леопольдовича теперь ничто не держит. От этой сделки он получил, пожалуй, даже больше, чем мог рассчитывать. Кроме 10% от баснословных 17 миллиардов долларов общей суммы сделки (доля губернатора в АО «РосГаз» составляла 10%), не следует забывать о Лежневе-младшем, получающем от продажи как отдельный акционер солидные отступные.

– Показывай, что ты там подготовил.

Лежнев кивком указал на уже раскрытый лэптоп генерала.

Комиссаров открыл нужный документ и повернул экран компьютера к губернатору.

– Я вижу три варианта вложений в сложившейся на данный момент ситуации.

Генерал поднялся, медленно прошелся по кабинету, разминая затекшие от долгого сидения ноги, давая собеседнику ознакомиться с документом. Встав рядом с губернатором, продолжил:

– Первый вариант: показать лояльность новому руководству страны, через правительство составить предложение по совместному финансированию крупных государственных проектов, тем самым легализовать полученные средства под президентские гарантии.

– Второй вариант: заручившись поддержкой президента, остаться в регионе, продлив губернаторский контракт ещё на один срок, и вложить капитал в наш регион.

– Третий: пойти по стопам Романова и покинуть нашу великую Родину, обеспечив вывод финансов и правильное их размещение.

Генерал чуть отошел от Лежнева и закончил:

– Хоть вывести такие финансы из страны будет ох как непросто.

Губернатор, всё так же пристально всматриваясь в экран лэптопа, тихо спросил.

– А как наш друг Аркадий Абрамович предлагает оформить наш «развод»?

– У него два предложения: первое – совместный офшор с пропорциональным управлением; второе – окончательный расчет после продажи, с выдачей электронного банковского векселя на всю причитающуюся вам сумму. Простыми словами, валютный депозит в одном из старейших банков Европы.

– Два миллиарда долларов на именном счете? – глухо спросил губернатор. – Вам не кажется, что такие деньги сразу привлекут ненужное внимание к моей персоне? «Губернатор нищей области и два миллиарда» – так и вижу заголовки мировой прессы.

– Вот именно этим и прекрасен электронный вексель, – с явным превосходством ответил генерал. – Используя триединый ключ доступа, вексель позволяет пользоваться финансами в любой точке мира практически без ограничений и, что самое главное, анонимно.