Европеец

Срываем яблоко – бросаем яблоко

Бывают аресты домашние, а бывают культурно-просветительские. Именно под такой арест попал Ник, которому профессор под угрозой "палец о палец не ударить, чтобы помочь" запретил покидать Мадрид в ближайшие дни.

Как и любому арестанту, Нику полагался надсмотрщик, и на эту роль был назначен "ангольский Шакир". Шакиром Ниту назвал себя сам после истории с танцами. Всем студентам настолько понравилось его новое имя, что старое практически сразу же забылось.

Шакир помахал перед носом Ника двумя билетиками и весело сказал:

– Гони пятьсот песет, пойдем сегодня учиться яблоки рвать!

– Может, лучше бананы? – без всякой задней мысли произнес Ник, однако через секунду до него дошло, что он опять не то «сморозил», и от смущения он окончательно добил свою репутацию: "Ой, извини, я просто бананы больше люблю!"

– Ай, не парься, мой русский Ку-клукс-клан, я тебе твою бледную задницу потом надеру, а сегодня мы идём на фламенко!

– А яблоки тут при чём? – удивился Ник.

– Ну, ты и дремучий! – покачал головой Шакир. – Вот, смотри!

Он картинно поднял руку вверх, вывернул ладонь, как будто срывает яблоко, провел ладонью по губам и резко опустил ее вниз, выбрасывая воображаемый плод. Получилось очень элегантно и похоже на то, что делают на сцене страстные танцовщицы фламенко.

– Ты не Шакир, Ниту! Ты самый настоящий Кармен! – восхищенно воскликнул Ник и попытался повторить движение, но вышло коряво. К тому же, когда он "выбрасывал яблоко", то случайно шлёпнул проходящую мимо студентку из Швеции. Она взвизгнула и совсем недипломатично выругалась.

– Ой, простите, мы тут фламенко танцуем, – покраснел Ник.

– «Калинку» лучше танцуй, медведь сибирский! – прошипела шведка и горделиво удалилась.

Шакир всем телом трясся от смеха:

– Я смотрю, у вас в России тратить время на знакомство с девушкой не принято. Сразу к делу переходите? – едва смог произнести он, постоянно всхлипывая. – Ладно, поехали, нам ещё надо приодеться.

– Как приодеться? – Ник аж рот разинул от удивления.

– Как настоящий байлаор15! Или ты собрался знакомиться с прекрасным в этом офисном чехле? – Шакир поправил лацканы Никиного пиджака.

– Ну что ты! В этом "офисном чехле" я знакомлюсь только с вредными ангольцами, – обиженно сказал Ник, и они направились к метро.

Maty

Через каких-нибудь двадцать минут любители прекрасного вышли из подземки в самом центре Мадрида и стали продираться сквозь толпу подвыпивших английский туристов, облепивших «медведя и земляничное дерево»16.

– А знаешь, почему медведь ягоды с дерева ест? – голосом экскурсовода спросил Шакир. – Они перезрели, и в них образовался алкоголь. Так что мадридский медведь, как и англичане, просто бухает.

В этот момент один из английских туристов, уже забравшихся на медведя, сорвался вниз прямо на своих товарищей. Послышался звон разбитой бутылки, и пиво густой пеной окатило прохожих. Завизжала какая-то девушка. По брусчатке покатился объектив расколоченого вдребезги фотоаппарата.

– Пожалуй, медведь потрезвее будет, – покачал головой Ник, и они пошли дальше прямо по широкой улице, полной магазинчиков для туристов и прилавков с прохладительными напитками.

Однако Шакир неожиданно свернул вправо и уверенно вошёл в помещение через высокую дверь, на которой размашистыми буквами было выведено слово Maty.

Сначала Ник подумал, что попал в какой-то дворец: в глаза сразу бросились высокие белые колонны, украшенные в верхней части лепниной. Но для дворца в помещении было слишком много ни на кого не надетых штанов: они лежали на полках, висели на вешалках и даже просто валялись на длинном массивном прилавке.

Штанам составляли компанию длинные цветастые платья в горошек, украшенные рюшами, воланами и оборками. На полках были разложены тысячи подштанников, подвязочек и прочих женских "секретиков", которые Ник про себя сразу же окрестил "мечтой фетишиста".

Шакир схватил с полки широкую полосу красной ткани и стал обматывать ее вокруг пояса.

– Что это? – удивленно спросил Ник.

– Красный маркер. Помечаю на теле место, где надо худеть, – деловито пояснил анголец и взялся за ботинок на высоком каблуке, в который была вбита добрая дюжина гвоздей.

– Хорошо, что тут пол из плитки, не поцарапаешь, – со знанием дела сказал Ник. Он вспомнил школьную "сменку" и строго завуча, заставлявшего учеников мелкой наждачкой полировать испорченный пол.

– Ну, ты и вправду дремучий, – покачал головой Шакир. – Это же очень плохо, что здесь пол из плитки, не попробуешь!

И словно по мановению волшебной палочки появилась продавщица с довольно широкой деревянной доской. Шакир радостно сказал "спасибо", встал на доску и неожиданно выбил такую лихую чечётку, что у Ника зазвенело в ушах. Анголец совместил её с движением "срываем яблоко-бросаем яблоко", а напоследок подпрыгнул и крутанулся в воздухе на 360 градусов.

Продавщица выронила из рук какой-то очень хитрый бюстгальтер, который она пыталась засунуть в целлофановый пакетик, и уставилась на Шакира с открытым ртом.

На самом деле было чему удивляться: за полвека существования магазина Maty в нем побывало много танцоров фламенко, много акробатов и немало туристов из Африки, но чтобы всё это было в одном лице – такое случалось, прямо скажем, нечасто, и даже, возможно, не случалось никогда.

Этническая неразбериха

У клуба фламенко с оригинальным названием "Фламенко" уже толпились иностранные туристы, хотя местный маркетинг клиентоориентированностью не отличался: на стене был нарисован смуглый байлаор и написана по-испански чья-то длинная цитата про страсть, любовь и страдания, а также короткая фраза по-английски "Tickets here"17.

С языком Сервантеса никто из зрителей знаком не был, но в кассу образовалась длинная очередь. Шорты, шлепанцы, льняные рубашки с пальмами. Ни одного красного пояса или каблука с гвоздями!!!

Шакир понял вопросительный взгляд Ника и презрительно произнёс сквозь зубы: "Туристы!" Из уст ангольца это прозвучало по меньшей мере комично.

Друзья приготовили билеты, но они неожиданно не понадобились: какая-то очень нервная девушка с надписью "Production"18 на футболке схватила Ника за руку и потянула вглубь помещения.

"Какого чёрта вы опаздываете?" – вместо "здравствуйте" прошипела она. Потом перевела взгляд на Шакира и всплеснула руками: "Я просила немного потемнее! Не-мно-го!!! В прошлый раз шведа прислали! Пришлось его тональным кремом мазать! А этого чем я мазать буду, чтобы он на байлаора был похож? Канцелярским корректором, что ли?"

Оправившись от удивления, Ник наконец осознал, что происходит чудовищное недоразумение, и открыл было рот, чтобы всё незамедлительно прояснить, но неожиданно получил мощный удар локтем в бок. Он повернулся к Шакиру. У того в глазах мелькали дьявольские искорки.

– Не-е-ет! Нет! Ты…ты…этого не сделаешь!  – изумлённо воскликнул Ник, поняв без всяких слов план коварного ангольца.

– Что "не сделаешь"? – удивленно спросила нервная девушка из Production.

– Мой друг хочет сказать, что я не выйду на сцену без его ритмического сопровождения, – спокойно пояснил Шакир, пока возмущенный Ник безуспешно пытался выдохнуть заполнивший лёгкие воздух. – Дайте ему, пожалуйста, кахон 19.

Production ещё больше разволновалась:

– Вообще-то музыкальная группа у нас сформирована. Ребята и так нервничают из-за того, что им в последний момент прислали другого байлаора. Могут просто отказаться играть.

– А не надо никого расформировывать. Пусть себе играют. Просто второй кахон дайте, и всё! – с обворожительной улыбкой сказал Шакир и потащил упирающегося Ника в гримёрку. – Нам с коллегой надо провести небольшое творческое совещание, – пояснил он остолбеневшей от такой наглости Production и захлопнул дверь у неё перед носом.

В гримёрке Ника прорвало:

– Ты совсем, твою ангольскую мать, рехнулся? Я не умею танцевать фламенко! Я не знаю ни одного произведения фламенко! Я понятия не имею, что такое "кахон"!

– Успокойся и послушай меня! – приобнял его Шакир. – В этом ничего сложного нет! Ты когда-нибудь в дверь туалета стучал, когда очень хочется, но занято? Ну, вот здесь то же самое, только ритмично. Постучишь полчаса в ящик, получим деньги и уйдём.

– Я тебе сейчас по дурной башке постучу, – не унимался Ник. – Если хочешь позориться – позорься, но меня избавь от этого цирка!

– Послушай! Я долго о таком мечтал, даже ходил на курсы фламенко. Другой такой возможности у меня не будет никогда! Без тебя меня не выпустят на сцену. Помоги мне, а я помогу тебе: расскажу потом кое-что про путь Святого Иакова, чего ты не знаешь!

– Святого Иакова? Путь Сантьяго? – до Ника дошло не сразу, но когда дошло, он возбуждённо схватил Шакира за рукав.

– Откуда ты, чёрт возьми, это зна…, – но договорить Ник не успел: в этот момент, буквально срывая дверь с петель, в комнату ворвалась Prоduction с большим черным ящиком.

– Вот! Достали! Держи! – и она с видом Санта-Клауса всучила Нику кахон. – Вы будете восходящими звёздами кубинского фламенко!

–Какого фламенко? – Ник второй раз за вечер заглотнул от удивления такую порцию воздуха, что стал похож на тетерева во время брачных танцев. – Я не похож на кубинца!

– Ты похож на поляка, а они с кубинцами заодно! Все вы там …эти…придавленные железным занавесом, – хохотнула Production.

– Я вообще-то тоже не похож на кубинца. Я из Африки, – с безучастным видом сказал Шакир. Он уже понимал, что при таких глубоких познаниях в области этнических различий спорить бесполезно.

– Вы партсобрание там у себя в СССРе устраивайте! А здесь мани-мани и шнеля-шнеля20! – отрезала Production. – Так что стройной коммунистической колонной марш на сцену!

И группа направилась к зрителям, которым для погружения в испанскую культуру уже раздали бутылки благородной «риохи»21, предварительно наполненные местным вином из пакетиков.

Шоу обещало быть грандиозным. Казалось, что нарисованный на стене смуглый байлаор потихоньку белел от ужаса.

Пионеры и "Оле!"

Дамы и господа! Встречайте! Восходящие звёзды кубинского фламенко! Проездом из Гаваны в Биробиджан! Только один вечер в Мадриде! – объявил хорошо поставленный голос из развешенных по стенам динамиков.

Занавес клубной сцены со скрипом отъехал куда-то вбок. В зале неожиданно воцарилось гробовое молчание, и было от чего: посреди сцены, высоко задрав руки вверх, стоял огромный негр в красной повязке и ослепительно улыбался. Рядом с ним расположился тщедушный юнец с вытаращенными от ужаса глазами. На вытянутых, побелевших от напряжения руках он держал большой деревянный ящик.

Музыканты, которым "солистов" представили тридцать секунд назад, смотрели на Ника и Шакира точно так же, как и зрители, то есть с нескрываемым изумлением, только из глубины сцены.

"Ай-ай-ай-ай-ай", – вдруг протяжно заголосил Шакир и громко топнул несколько раз каблуками по деревянной сцене. Ник от неожиданности выронил ящик, и тот упал на пол, вибрируя глубоким звуком.

"Стучи!" – скривив в сторону рот, прошипел Шакир. Ник взмахнул руками и ни с того ни с сего начал, как на пионерской линейке, отбивать строевой ритм: "трам-пам-пам-пам-пам, трам-пам-пам-пам-пам".

Под такой ритм "срывать и бросать" яблоки можно было только судорожными движениями. Шакир поочередно поднимал и опускал то правую, то левую руку, но это было больше похоже на танец неуклюжего робота из "Звездных войн", чем на фламенко.

Музыканты начали пытаться подыгрывать, но сбить Ника с ритма у них уже не получилось. В результате на сцене образовалось что-то наподобие оркестра юных пионеров с цыганским уклоном.

Шакир окончательно утратил позу гордой Кармен и стал маршировать вокруг Ника, ритмично размахивая руками.

Кому-то наконец пришло в голову нажать кнопку, и занавес поехал обратно, скрывая от публики творящийся на сцене акт культурного терроризма.

Зрители продолжали сидеть с бокалами, не зная, как реагировать. Вдруг из самого удаленного угла кто-то свистнул. Инициативу поддержали, и вскоре весь зал засвистел в едином порыве. На сцену полетели скомканные салфетки, корки хлеба с VIP-столиков и даже кусок недоеденного хамона.

Когда публика немного успокоилась и уже собралась уходить, из-за занавеса высунулась большая круглая голова Шакира. Голова неестественным для своих размеров писклявым голосом выкрикнула: "Оле!" Это важное дополнение к и без того "грандиозному" шоу вызвало новую бурю негодования. Ломтик жирного хамона всё-таки достиг своей цели и медленно сполз по лоснящемуся от пота лицу ангольца.

Свист стал ещё более пронзительным и, казалось, длился целую вечность – как дорога из Гаваны в Биробиджан.

«Господь же да управит сердца ваши…»

Ник сидел в маленьком дешёвом кафе, прикладывая мешочек со льдом к покрасневшему уху. У Production оказалась удивительно тяжелая рука, и Ник с грустью подумал, что за последнюю неделю он получил по физиономии больше раз, чем за всю предыдущую жизнь.

Шакир, наоборот, был в приподнятом настроении. Казалось, что он в любой ситуации находит что-то положительное.

– Про нас напишут в газетах! Это может стать началом блестящей карьеры! Работа нам обеспечена! – восклицал он дрожащим от возбуждения голосом.

– Это точно, – тяжело вздохнул Ник, – работа в Биробиджане: местному зоопарку срочно требуются танцующие шимпанзе.

– Ну, вот опять ты со своими расистскими шуточками, – обиделся Шакир. – А я, между прочим, хотел поговорить с тобой на серьезную религиозную тему.

– Нет, спасибо, я вуду не увлекаюсь, – замотал головой Ник.

– Дурак! В нашей стране верующих христиан больше, чем в Испании, и как любой истинно верующий, я хорошо знаком с дорогой Святого Иакова, – подмигнул Шакир, загадочно улыбаясь.

– Так, – Ник схватил ангольца за рукав, – давай колись, откуда ты знаешь про то, что меня интересует дорога Сантьяго?

– «Господь же да управит сердца ваши в любовь Божию и в терпение Христово», – с важным видом процитировал Библию Шакир. – Твоя пассия, между прочим, семь дней по пыльной тропе ноги в кровь стирает, а ты семь секунд потерпеть не можешь!

– Колись, проповедник хренов! А то я сейчас твою ангольскую задницу на британский флаг порву! – заорал Ник.

– Спокойно, спокойно! Лучше бы ты таким страстным час назад был, а то заладил как деревянный: "трам-пам-пам-пам-пам, трам-пам-пам-пам-пам", – Шакир высвободил свой рукав из пальцев Ника. –  Ну, слышал я разговор нашего профессора, когда он меня вызывал по твою душу. Профессор кому-то по телефону сказал, что ты ищешь свою "очень-очень" хорошую знакомую, что твоего лучшего друга Армандо задержали и что группа каталонских паломников вышла в прошлое воскресенье из Сарии.

– Какого Армандо? Какой Сарии? – Ник схватил Шакира за красный пояс, и материя протестующе затрещала. Сидящая за соседним столиком девушка либерально-баррикадного вида с сережкой в носу строго сказала Нику: "Молодой человек, не обижайте иммигранта!" Но увлечённые разговором друзья не обратили на неё никакого внимания.

– Кто такой Армандо, я не знаю, но Сария – это отправная точка одного из самых известных паломнических маршрутов в Сантьяго, – пояснил анголец. – Маршрут рассчитан всего на семь дней, так что через два дня твоя "очень-очень" хорошая знакомая войдёт в Святую дверь, если, конечно, полностью не сотрётся в пыль по дороге, – и он хохотнул, довольный собственной шуткой.

– Какую ещё Святую дверь? – вскочил Ник, с силой потянув красную тряпку на себя. Шакир тоже вскочил, пытаясь высвободиться из его цепких пальцев.

– Святую дверь Кафедрального собора Святого Иакова города Сантьяго-де-Компостела!

В этот момент красный пояс не выдержал и с треском разорвался. Концертные штаны Шакира сползли вниз, и перед носом защитницы иммигрантов возник мощный чёрный зад.

– А-а-а-а-а-а! – испуганно заверещала она.

– Простите, сеньорита! – смутился анголец. Он судорожно пытался зачехлить обратно своё "богатство".

Вот уже второе место за последний час друзьям пришлось покидать в страшной спешке.

Дружба народов

Суббота – ужасный день для путешествий, а если вы к тому же путешествуете без комфорта, то лучше сразу приготовьте одеколон и таблетку снотворного.

Автовокзал Мадрида по разношёрстности публики был похож на ООН в день пленарного заседания: среди бородатых индусов в оранжевых тюрбанах бегали маленькие безбородые китайцы, африканские торговцы соревновались с арабами размерами скарба, а веселые итальянцы пытались перекричать британцев навеселе.

Настоящим нацменьшинством во всей этой людской массе были испанцы, которые просто растворились среди хиджабов и дастаров22.

Ник едва продрался сквозь шумную толпу к автобусу, получив сразу два сильных удара: один по ноге, а другой по своим детским представлениям о цивилизованной Европе. Но едва он обессиленно плюхнулся на своё место у окошка и собрался поспать, как услышал за спиной грудной женский голос: "Карыньо, карыньо23!" Скомканные гласные безошибочно выдавали в обладательнице голоса соотечественницу.

Ник обернулся. Дородная тётка лет сорока звала тщедушного испанского мужичонку, который пробирался по проходу автобуса к своей необъятной пассии. Когда он сел в кресло, его голова оказалась на уровне двух монументальных грудей, каждая из которых значительно превышала эту голову по размерам.

– Ты где терять себя? – затараторила тётка как бы по-испански, раскрасневшись от жары и волнения. – Я звонить весь вокзал, потом кончить в автобус!

– Добежать, дорогая, добежать до автобуса, а не кончить, – испанец явно понимал соотечественницу Ника лучше, чем сам Ник.

Женщина немного успокоилась и начала копошиться в большой холщовой сумке, которую держала на коленях. На откидном столике появились заботливо завернутая в фольгу курица и пластиковая бутылка с красной жидкостью.

– Кушай свой петушок и пей этот, как его…, – соотечественница явно не знала испанского слова, поэтому произнесла по-русски "ком-по-тик" и ткнула в бутылку толстым пальцем, чтобы испанец понял, про что она.

Ник настолько был погружен в свои переживания, что одна мысль о еде вызывала тошноту. Он отвернулся к окну. Автобус стал выезжать с территории вокзала, и вдруг водитель резко ударил по тормозам: темнокожий гость столицы перебегал дорогу на красный свет, таща на спине огромный мешок. Мешок выпал из рук, и по асфальту рассыпались все богатства Парижа: «Диор», «Эрмес», «Луи Витон» и прочие "шанели".

– Карыньо! – истошно завопила соотечественница. "Компотик" выплеснулся ей в лицо и теперь стекал тонкой струйкой прямо в декольте. Мужичок схватил салфетки и стал круговыми движениями обтирать необъятные прелести возлюбленной.

– Бесстыдник! – взвизгнула по-русски соотечественница, но "карыньо" продолжал наяривать, как будто хотел протереть в ней дыру.

– Хам, – чуть менее уверенно произнесла тётка, и на её лице промелькнуло подобие улыбки. – Хам, хамушка…, шалунишка, – с игривым видом промурлыкала она и, неожиданно схватив маленькую голову испанца, поцеловала его прямо в губы, чуть не оторвав при этом мощными руками его уши. Курица шмякнулась на пол, забрызгав всё вокруг пахучим соком, но "дружба народов" уже перешла в страсть, поэтому влюбленные не обратили на эту мелочь никакого внимания.

Ник заглотнул таблетку снотворного, протёр одеколоном обрызганные курицей штаны и свернулся на сиденье калачиком.

Путешествие в богоугодное место начиналось под совсем не богоугодные звуки.

Нежность

Площадь перед собором в Сантьяго была похожа на лужайку для пикника, только вместо зелёной травки многочисленные паломники сидели на каменной брусчатке. Кто-то ел испанский бутерброд, то есть целый батон хлеба с хамоном в качестве начинки, кто-то танцевал под звуки волынки, а кто-то просто лежал без движения, раскинув истерзанные долгой дорогой ноги.

В полном диссонансе с паломниками у хостела "Два католических короля" толпилась шикарно одетая публика: женщины в вечерних платьях со сверкающими в лучах вечернего солнца драгоценностями, мужчины в строгих костюмах с чопорно торчащими из нагрудных карманов платочками. У Ника слово "хостел" ассоциировалось с низкосортной ночлежкой, и он даже представить себе не мог, что заведение "Два католических короля" является одним из самых шикарных и дорогих отелей не только в Сантьяго, но и во всей Галисии.

Порывистый ветер несколько раз менял направление, и Ника обдавало то благоуханием французских духов, то вонью нестираных носков. В этом была неповторимая эклектика старинного города, сотканного из богато украшенных церквей и полуразрушенных домов, из лоска высшего класса и мозолей тысяч странников – в общем, из всех тех противоречий, которые одним словом называются "жизнь".

Ник вошёл в собор и почти автоматически перекрестился тремя пальцами справа налево. Ему пришло в голову, что в католическом храме надо креститься, наверное, как-то по-другому, но он увидел рядом французского туриста, выписывающего в воздухе кресты фотоаппаратом в поисках удачного ракурса, и сразу успокоился.

Величественный алтарь поражал своей роскошью и убранством, но какое-то странное движение позади центральной фигуры Святого Иакова привлекло внимание Ника. На плечах Сантьяго24 то появлялись, то исчезали чьи-то руки, причём все время разные, в том числе с ярко накрашенными женскими коготками.

Ник мало что понимал в устройстве храмов, но, по его представлениям, женщин внутри алтаря не должно было быть просто по определению, а к святым если и разрешалось прикасаться, то только к краешку одежды и только после того, как ты прополз предварительно километр на коленях.

Каково же было удивление Ника, когда он увидел большую красочную табличку с лаконичным призывом: "Сходи обними Апостола!". "Ага, и подёргай Бога за бороду", – сразу же пришло Нику в голову, но он устыдился собственных мыслей.

Путь к фигурке святого лежал через крипту. Ник согнулся в три погибели, чтобы не удариться головой о низкий потолок, и, осторожно ступая по каменной лестнице, спустился в подземелье.

Здесь не было золота и роскоши, полированного мрамора и затейливой резьбы – просто решетка и серебряный ковчег с мощами святого. Ник поднялся на одну ступеньку, прислонился лицом к ограждению, отделявшему ковчег от остального помещения, и вдруг почувствовал что-то очень необычное: по всему телу разлилось приятное тепло и какое-то удивительное неземное спокойствие.

Примечания