- -
- 100%
- +

О книге
«Каждый из нас может сделать больше, – говорит один из персонажей этой книги. – Если, конечно, захочет…»
Эта повесть о жизни негромких людей российской глубинки. О тружениках небольшого северного городка времен, так называемой, «рыночной» экономики. Думают они о своей несправедливо малой зарплате, заботятся о семьях, совместном городском бытии…
Тут бы и забыться им в рыбалке, грибной охоте или у телевизора, с его шоу певунов или гладиаторов в клетках. Так нет, подавай им «духовное»… Собрались в местное эзотерическое общество. Пытаются познавать смысл жизни. Замахнулись и на новое мировоззрение, ростки которого обнаружили в своем не благостном настоящем.
Автомеханик Творилепа, столяр-плотник Энлиль, студентка колледжа Серафима… А еще наладчик станков Дамир, учитель Бемолина, бывший чиновник Лисакович. Еще – медсестра, бухгалтер, спортивный тренер, другие трудящиеся городчинцы…
Встречаются, обсуждают, читают друг другу самодеятельные «доклады». У каждого «искателя» своя судьба.
Просмеяться над их увлечением? Нужно ли? Люди работают, участвуют в коллективных мероприятиях страны. А если желают совершенствоваться – кому от этого плохо? И делясь друг с другом своими наивными «открытиями», они растут как личности в городке, летящем по своей, неповторимой орбите.
Книга для любителей провинциальной жизни, эзотерических тем и невеселой нашей «социалки» в жизни людей, желающих познать больше…
Вместо предисловия. Утро в Эриду

Шел 123-й бур 5-го муна 45-го тена от сотворения мира. И 15-ый баг 6-го кына от рождения богом Ану благословенного народа «черноголовых»…
За три дня стадные волы втоптали сорняки после разлива священного Евфрата. Пришло время вспашки почитаемой земли денгиров. Великий и вечный Шамаш, поднимаясь по своей небесной дуге, согрел пожелтевший воздух. Становится жарче.
Анкиду возложил руки на плуг. Два вола в упряжке ожидают команды. Волов поведет Ка-Бир, а разбрасывать зерна из корзины сможет пожилой Нину, тоже жрец зиккурата.
Волы взяты в аренду из «дома плугов» с оплатой третью урожая. Конечно, пахать самим необязательно. Жрецам могли дать платных работников. Но друзьям хотелось ощутить пот, усталость от земного труда.
Им выдали зерно, предупредили о законах. И конечно, спросили о знании календаря землепашцев, где прописаны правила. Ох, уж эта любовь к порядку! Учет во всем, всюду писцы и таблички. Но бережливость дает свои всходы…
Велик и красив их город-государство! Еще шесть по сто киндза лет здесь было поселение из тростниковых хижин. Предки трудились много, но не знали больших водных систем. Теперь – другое Время. Теперь здесь – славный Эриду, первый после потопа, город со своими кирпичными домами, с храмами и висячими садами, с каналами, пальмами и площадями.
Мы покорили, осушили болота и научились хранить воду. А в период, когда земля от жары становилась как камень, умеем орошать поля.
Большие урожаи позволили заняться торговлей с другими народами. Мы изобрели колесо, повозки и водяные ладьи. Мы создали государственное управление, армию, парламент, суды и школы. Мы сотворили искусство, письменность и величественные зиккураты. Теперь мы знаем, как движутся планеты. Знаем созвездия, глубину Космоса. Пришел час расцвета… Надолго ли? Что будет за ним? Неужели цикличность жизни приведет и нас к упадку?
– Пора! – прервал его мысли Нину. Ка-Бир тронул упряжь, работа началась. Анкиду налег на рукоять плуга.
Вот и первый поворот в поле. Затем, следующий… Анкиду внимательно следит за глубиной вспашки. Пласты жирно ложатся набок, открывая борозду для семян. Волы, отмахиваясь хвостами от насекомых, идут ровно. Мало помалу мысли пахаря обратились к Небу и к человеку. Ведь он был жрецом…
– Наши календари, – размышлял Анкиду. – В них месяца названы не по принципу соединения Неба и Земли. Что в основе всего? Разве цари, управляющие городами? Верно ли называть месяц «святилищем царя»? Я – верный гражданин. Но надо искать суть, а не хвалить обряды.
… Да, мы приносим жертвы богам. Ягненок, как символ ежегодного обновления и начала работ. Новый царь, новая жизнь… Месяц Бараг-заг-гар-ра – «урожай», «человек»… Как соотнести этот месяц с Небом, с его созвездиями?
Каждый год Шамаш, – хвала ему и вечной жизни! – проходит по Великому кругу. И каждый месяц указывает на определенную группу звезд. Так почему не назвать месяц и созвездие одним именем, соединив земной и небесный миры? Пусть первый месяц будет ягненком, бараном. Там и звезды походят на рога. А второй месяц, Гуд-с-са, когда мы пашем, назвать не «путь волов», а просто Вол, Священный Бык, Телец… Все подобно, Верх – Низ…
В месяц, когда день равен ночи, мы взвешиваем урожай, а боги взвешивают наши грехи. Небо и Земля, осеннее равноденствие, значит, знак – Весы! Месяц Месяц дождей – Великан, Водолей с кувшинами, с водами Междуречья…
…Пахари остановились на отдых, напоить волов. Анкиду растянулся на траве, расслабляя уставшие мышцы. До конца стражи не скоро, высокое небо как всегда залито теплом. В ладони жреца зажаты зерна пшеницы.
– Растения! – воспел свой мысленный гимн Анкиду. – Все живое ему обязано. Растение – неутомимый труженик, кормит, одевает. Ништар, хвала ей, дала нам зерно. Мы бросаем зерно в землю, и оно – великий символ, как и восход Солнца. Как и зерно, Солнце умирает и возрождается. А земля, рождая детей от зерна, остается девственной. Потому и созвездие с зерном в руке, не «Женщина-мать», а именно – «Дева»… Умирающие и воскресающие боги… Великое таинство Жизни…
Анкиду поднялся, разминая члены. – Что же, надо трудиться. Мы поймем ход Времен… Также, как освоили путь волов в поле. Для меня наше время – это время открытий. Я обязан открыться ему. И записать в таблицу: – «Человек, идущий к Богу в себе. Человек-боген. Жил в Эриду эпохи расцвета, сеял, пахал, учился у Неба-Земли. И передаю вам силу жизни и страсть познания…»
Солнце затопило, окрасило небосвод желтизной и синью. Бескрайнее небо еще не раскалено, но уже слепит глаза. Сквозь жаркий воздух город, колеблясь, плывет, как мираж. В центре, на песчаном холме, – храм бога Энки. Далее, расширяясь по кругу, дома знати, жрецов, судей, затем – ремесленников и землепашцев… Блестит городской канал, ведущий к лагуне, зеленеют финики… «Святилище светлое, чье сердце сотворено искусно!»
Анкиду хотел бы видеть свой город сверху, как птица. Взглянуть на Эриду утром, при восходе Солнца…
Властитель водных глубин Энки
Построил здесь свой Дом …
Люди – не одинаковы. Но между ними протянуты невидимые нити. Почему с одним плетешь дружбу, а с этим – словно встречаешь игольчатый щит? И если все зависит от Солнца, планет, то, может, и тут решает Время, месяц рождения? И даже свой час появления на свет, – дает суть и природе, и людям…
Вечереет. Скоро, с первой звездой, на сцену мира опустится ночь. Мы уйдем, уставшие и довольные, познав радость труда и познания. Уйдем в мир внутренних странствий. А потом и вовсе исчезнем, чтобы вновь возродиться в другом теле, другой судьбе… И тот, другой, похожий на меня, вдруг припомнит красноватый цвет стен Эриду…
Волы дернули плуг и с громким звуком вывалили из задниц блины удобрений, продолжая трудовой путь.
Часть 1. Искатели из Усть-Сыровска

Остановка «Терпилы»

Вторник, 9 мая 2023 года. Серое неприветливое утро небольшого провинциального городка. Усть-Сыровск, северная лесная глубинка, стряхнув оцепенение, просыпается.
В этих краях весна не сразу набирает обороты. Солнце, едва просвечивая сквозь муть облаков, пытается поддержать местное человечество. И, выжившие за зиму горожане, доставая из кладовок обноски, открывают новый дачный сезон.
Правду сказать, здешние дачи – одно название. На самом деле – тяжелый труд возле своего бревенчатого домика и завезенной из ближайшей деревни кучи навоза.
К автостанции, откуда начинается дачный маршрут, нужно подходить загодя, чтобы завоевать место в автобусе. До своих огородных наделов трястись полчаса, а салон всегда переполнен. Нынешние старики теперь ночуют в своих дачных домиках, экономя на проезде. Но раньше, лет двадцать назад, добраться до своей крохи земли граничило с убийством ближнего.
Помнил те годы и Творилепа. Людям, придавленным бедностью, позволили купить островки земли за городом. Участки песочно-глинистые, но с лесом, который разрешалось валить для построек. Конечно, ни электричества, ни подъездных дорог. Рабочий люд в выходные дни добирался сюда и засыпал на обратном пути от усталости прямо в автобусе.
Тогда, на автостанции, происходило страшное. Люди бросались к подходящему автобусу как сумасшедшие, кричали, падали, разбивая свои банки с едой… А потом, из последних сил, валили сосны и копали лесную целину под картошку.
Творилепе сорок восемь, уже седина на висках, но – живой, умелый. Худощав, волосы зачесаны назад. Похож на умного рабочего. Он и вправду умеет все. Таких встречаешь в гаражных массивах, – возятся там у своих машин, красят, шлифуют, паяют. Реже они – дачники, ибо куда еще деваться с руками, привыкшим к труду…
На этой остановке, прозванной – «Терпилы», он провел немало часов. Считай, прожил эпоху. Бывало промерзал здесь до простуды. Вот и сегодня утро – промозглое. Голодные голуби уже топчутся у дверей пирожковой. Дачники подтягиваются, готовясь атаковать автобус. Накрапывает весенний дождь.
У вокзала – старая скамейка с выломанной доской. Дыра в скамье – как щербина в десне олигофрена. Навес остановочный, за эти годы, так и не поставили. Покосившийся указатель с расписанием рейсов, площадка с лужами, окурки. Налетевшие птицы из окружающих лесов пытаются тут прокормиться. Да ковыляющий в драном спортивном костюме бомж. Годами, в стужу и в зной, здесь толпятся люди, в основном, пожилые.
Поражает, что здание автовокзала заперто уже много лет. Закрыто наглухо, на замки. Да еще изнутри, словно издеваясь, просунутой в дверные ручки той самой доской от скамьи. Сквозь грязные стекла темнеют внутри мешки, лопаты, – видимость ремонта. У дверей уже проросли деревца.
Лет десять назад вокзал купил местный предприниматель, имеющий связи в мэрии. Ну, и зачем ему эти дачники?
Два раза Творилепа писал в администрацию. В ответ – отговорки, отписки. Не можем, мол, повлиять на собственника. А почему продали? На каких условиях? Объект же – общественный…!
«…Уважаемый, Т! Наши специалисты прорабатывают вопрос… Планов по строительству остановки нет из-за отсутствия финансирования». Зубы сжимаются от злости. Разбить бы молотком эту дверь. Творилепа набрасывает на голову капюшон куртки.
В автобусе душно и, как всегда, тесно. В этот раз ему досталось местечко. На коленях чья-то сумка, благо без вонючей кошки. Шапчонка сдвинулась, не поправить. Минут через десять пути удается отвлечься. Он вспоминает содержание книги, что у него в рюкзаке. Там всегда болтается какое-то чтение. На сей раз книга – «Как стать Богом» и повествует о возможностях нашего сознания.
Описан пример российского ученого, умеющего с детства творить чудеса: материализовывать предметы, воскрешать органы. Приводится и реальное заявление, данное им на пресс-конференции.
«Я, такой-то… заявляю, что я – второе пришествие И. Христа. Располагаю людей к действиям по всеобщему Спасению…»
Честно говоря, Творилепа не решил, как на это реагировать. Христос, конечно, тоже призывал идти за ним. Мол, он первый, за ним пойдут другие… Его цель была научить, помочь людям стать лучше. И если кто из современников явил подобные чудеса, почему не сказать об этом? Да и не в чудесах дело. Мы переходим на другой уровень. Мы – боги в потенциале…
– Откройте, жарко! – вопит толстая тетка из глубины автобуса.
– Нет! Продует! – заволновались бабки.
Высокий мужчина, все же, дотянулся до ручки люка.
– Эй! – заорал водитель. – Там настройки…
– Чертов хозяин… – ворчит народ. – Везет, как дрова…
– Я – депутат! – изрек мужик. – Наши права…
– Все вы – говны собачьи! – отвечает тетка.
Пока разбирались, Творилепа уступает место рядом стоящей старушке.
…И тогда она сказала: сумку, вашу сумку – и он, придавленный толпой, с трудом отдал ей сумку, и она взяла, положила на колени, а он все старался отодвинуть ногу, давившую ей в бок. Сверху он видел, какая она маленькая, с маленьким ртом, на котором застыла озабоченность и понимание того, как ему трудно. Автобус встряхивало, заносило на поворотах, и вся масса людей, обреченная на терпение, покачивалась в такт движения. А он, чувствуя онемелость руки и придвинутый к сидящей старушке с его сумкой, почти дремал, все еще не теряя осторожности при резком торможении…
На так называемой даче у Творилепы – небольшой домик, который он выстроил из срубленных на участке сосен. Не хоромы, но укрывает от дождя.
Землю он копает «чудо-лопатой». Такой агрегат, вроде зубастых вил, – втыкаешь в почву и давишь на рычаг. Спина устает меньше.
Творилепа с удовольствием сгребает граблями прошлогоднюю листву. Чуть распогодилось, дождь закончился и выглянуло солнце. Дача для него – как идея, как возможность побыть одному на природе.
Он включил старый радиоприемник, отыскал толковый канал. Сейчас и по радио много пустой болтовни. Ему повезло. Передавали беседу о русском космизме. Прибавил громкости, начал копать землю.
…Сам термин «русский космизм» появился в СССР. Страна кипела космонавтикой, «оттепель» еще не свернули. Хотелось своей космогонии, открытий духа. Стругацкие, Ефремов, «Солярис» Тарковского… Вопрос о контакте с инопланетным разумом, о человечно-космической совести. Вера в науку…
Термин возник, скорей, в иронично теплом ключе. Так советские философы окрестили этот полет идеализма. В реальности, как вы помните, в космосе ничего не нашли, инопланетных сигналов тоже. Стоит ли освоение Луны таких миллиардных затрат? Может, сначала, улучшить жизнь людей?
…А если говорить о содержании, то идеи родились еще в России 19 века. У Одоевского уже зрели мысли о человеке-творце, о планете, где управляют природой, используя мерзлоту и вулканы. Помните его роман? Люди синтезировали пищу, вышли в космос…
Устремленность ввысь и вглубь души, всеобщая связь людей… Сухово-Кобылин считал предметом философии человека и его развитие. Создал учение о бытии (Всемире). Человек может достичь богоподобия…
– Сосед, навоз есть? – интересуется дачник из дома напротив.
– Я с удобрением. В магазине купил, гранулы…
– Э-э… То – химия!
– Пишут – хорошее.
– А я туалет выгреб. А чего? Органика…
Практичный мужик. С соседями лучше не ссориться.
– Посажу – и на рыбалку! У меня там места, избушка в лесу…
– Я комаров боюсь. Да и зрение плохое…
– А-а… То бы съездили…
Про зрение, Творилепа соврал. Лишь бы сосед отвязался.
Так, о чем радиопередача? Русский космизм. Соловьев тоже писал о единстве с космосом. Всеобщая связь… Сегодня физики называют это общим полем, первоосновой, энергоинформацией. Соловьев писал и о русской идее, которую усматривал в христианстве.
И Бердяев развивал. У него человек – микрокосм, подобный Богу- Макрокосму. Человек космичен, и познать мир невозможно, не понимая себя. Самопознание – основа всего…
Федоров! Его мысли о всеобщем воскрешении с безусловной верой в науку. А чтобы хватило всем места – колонизировать космос.
Наши титаны – Циолковский, Вернадский, Чижевский… Из современных – «торсионщики»: Шипов, Акимов, Грабовой…
А русское искусство? Тютчев писал о ночном небе, о мироздании… Брюсов? По убеждениям, – да. Но стихи, как зарифмованная проза, поучает… Скрябин? Истинный космист, музыкальный гений.
Творилепа в своей трудовой медитации уже одолел весь участок. Разрыхлил граблями большие комки, собрал сорняки. На костерке поджарил сосиску…
…Правду говоря, этот космизм не такой уж и русский. Есть немецкий вариант Гумбольдта. Тот еще в 19 веке издал пятитомный труд «Космос». У французов – А. Бергсон, П. Шарден… А – Уитмен? Великий американец… Да и вообще, сформировано ли это учение? Или только зачаток мировоззрения новой эпохи?
На обратном пути, в автобусе, уставшие дачники борются со сном. Но Творилепу вдохновила передача.
Насколько долог нынешний кризис человечества? Как прочно пленил людей культ бабла? В стране – наглые дворцы олигархов. И – умирающие деревни… Торжество торгашей и чиновников. Всюду попса. Культура современности на изломе. «Сокрылись основополагающие ценности».
Западный космизм – научный. А русские мыслители пытаются связать его с эмоцией, с «русской идеей». Ищут ее с большим увеличительным стеклом. Да ведь давно все создано! Это социализм, с его принципами всеобщей справедливости.
Сами не сберегли, чем владели. Вот и в мышеловке. Болтают теперь про идею и голосуют за Правителя и капстрой…
Правитель – тот умеет приманивать, соблазнять. И люди – верят…
Ну и что даст этот «космизм» при антинародной политике? Сидеть в нищете, глазеть на воров и думать о себе, как о Боге?
Война с французами, как пишут историки, подтолкнула русскую мысль, вызвала протест против самодержавия (движение декабристов). Случится ли после этой, идущей сейчас военной операции, подъем национального самосознания? Возможно, именно эти парни, победители, смогут изменить Россию. Или, все-же, необходимо космическое вмешательство, – эпидемия, потопы… Как изменить человека?
«Мир через тьму идет к новой религии. И случится победа Духа над царством Кесаря…»
Автобус вывалил утомленных дачников на остановке у закрытого автовокзала.
– Молоток здесь не поможет, – подумал Творилепа, глядя на закрытые двери автовокзала. – Ну, поставят камеры наблюдения, затем охрану. Росгвардейцев много…
Он оглянулся. Уже стемнело. У остановки не ухоженной, всеми забытой, еще чернело несколько фигур. То были дачники, которые не могли терпеть утреннюю давку в автобусе. Они уезжали вечером, чтобы переночевать в своих избушках на огородах.
Иногда Творилепе кажется, – эта остановка имеет свой скрытый смысл. Какое-то обобщение, символизм. Сейчас Россия похожа на эту остановку. Ею кто-то правит, хитрый и довольный. А люди стоят у драной скамейки под дождем. И чего-то ждут…
Правитель обещает годами… Но беда в том, что человек не живет 300 лет.
Порой кажется, на страну упал морок, ядовитый туман, испарения лжи и стяжательства. Сколько же все продлится? Кабы знать…
Глубокое погружение

Они не виделись тридцать лет, но при встрече, уже издали, тотчас узнали друг друга. Грек, как и в молодости, шел в легком спортивном костюме, в кроссовках, хотя осень уже закончилась, и лужи покрылись тревожным ледком. Короткая спортивная стрижка, поседевшие виски, загорелое лицо пирата, искателя приключений. Такая же, чуть хищная улыбка. Похож на тренера по рукопашному бою в отставке. Или на постаревшего римского легионера.
Энлиль, пополневший, с животиком и пухлыми щеками, но такой же сероглазый мечтатель с волнистыми, уже поредевшими волосами. Одет по погоде, в удобных зимних ботинках. Он волновался, встречая бывшего друга и мусолил сигарету, от которых уже почти отказался.
– Курить вредно! – издали крикнул Грек, подходя пружинистой походкой. Они обнялись, смущенно рассматривая друг друга. Сколько лет прошло! И ведь переписывались первые годы после разъезда! Сильны жернова времен… Но не забыть ту загорелую «банду» парней, – четверо подтянутых, мускулистых, небрежно фланирующих по южному пляжу в поисках интересного женского общества.
Они были вполне культурной молодежью, с кипящими как штормовые волны, гормонами. И презирали преступность. Иначе и быть не могло. Двое – водилы, один повар, четвертый – слесарил… Все были неженатыми и решали: стоит ли серьезно учиться или упереться во что-то другое. А пока – удовольствия курортного городка: ныряние с бонов в обеденный перерыв, а после работы – танцплощадки у высоток отдыхающих.
Грек приглашал на танец самую жгучую. К какой и подойти то опасно. Но красотки ему не отказывали. Потому что, при всем авантюризме, он был остроумен и добр, – дамы это чувствовали.
Энлиль приглашал женщин «глубоких», как ему казалось, «психологичных». Ему хотелось покопаться в их комплексах. Например, в переживаниях вдовы или художницы-алкоголички.
Энлиль первым оставил старую бражку. Познакомился с отдыхающей из северного региона и с одним чемоданом уехал к ней в неизвестность. Познавать жизнь. Ему хотелось большего, нежели развозить пирожки по ресторанам. Здесь, на юге, может, и сладко, но бездуховно. Жизнь без пота и соли. Грек тоже собирался укатить на Чукотку, остальные двое – раздумывали.
– И тогда я зауважал интернет! – сказал шестидесятилетний Грек, садясь с другом молодости в автобус. – Надо же! Столько лет искал тебя, а помогла социальная сеть. Забил в «поиске» твою фамилию – там фото и адрес.
– Так я – пенсионер, – сказал, улыбаясь, Энлиль.
– Да ты – «мачо»! Ни морщинки! У меня вот с пенсией проблемы…– поскучнел Грек. – Не хватает стажа. Работал я сурово, но в других условиях. Там годов не считали…
Пока ехали к Энлилю, Грек изложил свою историю. До Чукотки, он, все-таки, добрался и работал на «зилах», – возил топливо старателям. Пару раз замерзал в снегах на дороге. К тому времени женился на учетчице, дочери местного начальника. Родили сына и дочь, учились, получили высшее заочно. Грек оставил баранку, стал строителем, затем прорабом. Пожили бы еще, но захворал отец в своем курортном домишке на юге. Пришлось вернуться, хоронить отца. Тогда и решили строить частную гостиницу.
– Ты меня знаешь, – продолжал Грек. – Пахать я зверь. И опыт мастера имелся. В общем, отстроил домину на четыре семьи. Деньги ушли на материалы, прочую хрень. Стал я частником, владельцем. Понятно, стаж рабочий не шел…
– Здорово! – сказал Энлиль. – Ты ведь этого хотел? Повидать трудности, заработать на краю света и вернуться домой победителем. Теперь вот – дворец у моря…
– Хотел… Да через пару лет бизнеса заскучал. Доход небольшой шел. Но принимать отдыхающих, стирка белья… – с этим справлялись жена с дочкой. А сын… Голос его изменился. – …Его избила толпа местных. «Носороги» долбанные. Может, из зависти. Я ведь не воровал, не давал взятки…Таких там не любят. Гады!
Получалось, сын Грека, хоть и выжил, но стал инвалидом. Он то и взял на себя руководство гостиницей. Дочь уехала за границу и перестала писать. А сам Грек подался на Дальний Восток. Звал его Океан, опасные глубины…
Друзья подошли к дому Энлиля, – обычное панелька заурядного городка, первый этаж и две комнаты с холодными полами, по которым зимой ходили в унтах. Север, же! Да еще грибок в туалете из-за сырого подвала.
– «А он стал злей, легко выходит из себя, – подумал Энлиль. – Уезжать надо было с юга. Совсем. Отдыхать там можно, но жить…»
Он вспомнил тех южных аборигенов, от которых не было житья. Везде лезут, орут, как на базаре. Носатые, крикливые. Хуже цыган. Когда то, эти края захватили турки. Мужчин, местных армян, вырезали, а женщин – себе в наложницы. Так и получились эти потомки, торгаши. Возьмешь одного в ресторан на работу, через пару лет их там толпа, все захватят.
Вспомнился и ответ Грека: – Не могу бросить! И почему я должен бежать? Мы испокон веков тут – мои деды, родители.
– Разъезжаю сейчас по местам боевой славы, – усмехнулся Грек. – Мои прежние дамы приглашают. Одна – на Урале, другая – в Одессе. Третья… Не хочу туда. И в Москве мне душно…
Вскоре друзей встретила та самая женщина, которая увезла романтика Энлиля на Север. Она представляла местную народность. Теперь это была пожилая экономистка в очках. У нее с Энлилем было трое детей, все получили образование, жили неподалеку и часто навещали с внуками. Сам местный народ пришелся Энлилю по нраву – скромные, трудолюбивые…
– Каррамба! Я же чачу привез! Сам гоню…
– Я вас помню, Георгий, – со сдержанной улыбкой ответила жена Энлиля. И принялась запекать рыбу в духовке. Сама она отвергала алкоголь, но гостю неудовольствие не выразила.
После ужина, Грек рассказывал о жизни на Курилах. Четыре года занимался подводной охотой в фирме, работающей на японских олигархов. Собирали со дна морского деликатесы, – морских петушков, ежей, трепангов. Грек освоил акваланг, жили на острове, в домиках, продуваемых ветрами. Деньги, в долларах, отправлял жене, которая, как она писала, занялась туристическим бизнесом по горам черноморским.






