Название книги:

Я, Славка и неуловимый бобр

Автор:
Александр Олегович Лобанов
полная версияЯ, Славка и неуловимый бобр

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Никогда не любил овсяную кашу. Что может быть хуже остывшей, покрытой плёнкой серой массы, от одного вида которой к горлу подкатывает ком? Ох, лучше не вспоминать…

Кто-то наверняка скажет, что в мире существует целая куча вещей несравнимо противнее, но, на мой взгляд, этот кто-то просто никогда не пробовал ту самую детсадовскую овсянку нашей поварихи тёти Вали. Ужас, ужас! Когда перед моими глазами появлялась огромная (как мне тогда казалось) тарелка, в отчаянной попытке спрятаться от этого кошмара я начинал медленно сползать с детского стульчика на пол… Однако воспитательницы не дремали, и сбежать из-за стола почти никогда не удавалось.

Чтобы уменьшить количество каши в тарелке, я уныло принимался резать круглую лепёшку на части ложкой. Вот так режешь, режешь, делишь, делишь, размазываешь, размазываешь, и вроде бы её становится меньше. Звучит глупо, но я действительно верил в это. Или просто очень хотел верить, поскольку мой нехитрый ритуал позволял на некоторое время оттянуть неизбежное: момент, когда всё-таки придётся отправить ложку в рот. Ужасный момент!

Когда я в первый раз шёл в школу, то наивно полагал, что навеки избавился от неё… но в школьной столовой также с завидной регулярностью давали овсяную кашу, а тётя Валя словно имела сестру-близнеца в лице тёти Светы.

Потом наступило лето. Ах, лето! Уроки заканчиваются, и лишь овсянка вечна. Даже лето не принесло мне избавления от нелюбимой каши, ведь каникулы я проводил на даче у бабушки.

Бабушкина овсянка была, конечно, лучше школьной. Хотя бы потому, что она была тёплой и даже горячей (опять-таки стараясь оттянуть неизбежное, я всегда говорил, что каша слишком горячая). Кроме того бабушка украшала овсянку ягодами малины или клубники с огорода – это (в теории) должно было добавить блюду привлекательности… Всё бесполезно: с удовольствием съев ягоды, я вновь начинал нарезать остывающую кашу ложкой. После чего всё же приходилось открывать рот и… Бр-р! От судьбы не уйдёшь. Спорить с бабушкой было абсолютно бессмысленно: в вопросах питания она оказывалась не менее суровой, чем детсадовские воспитательницы.

Однако в тот день обстоятельства заставили меня закончить завтрак максимально быстро: с улицы раздался голос Славки – моего дачного приятеля, живущего в трёх участках от нас:

– Санёк, выходи! Выходи, Санёк!

Предупредив мой порыв выскочить из-за стола, бабушка сама открыла дверь и пригласила гостя в дом.

– Здравствуйте, Зинаида Петровна! А Саша выйдет? – спросил Славка.

– Вот доест и сразу выйдет. Чем скорее доест, тем раньше и выйдет, – ответила бабушка. И повернувшись ко мне, добавила: – Давай уже, хватит ложкой елозить!

– Быстрее, Санёк! Я тебе сейчас чего расскажу! – взволнованно чуть ли не прокричал Славка (он, похоже, был с бабушкой заодно).

– Чего? – вяло промямлил я. – Бабушка, я уже наелся…

– Ишь ты, наелся он! – усмехнулась бабушка. – Ну-ка доедай!

И тут же решила применить военную хитрость и сказала Славке:

– А ты, Славик, кушать не хочешь?

– Не-а. Спасибо, Зинаида Петровна. Я позавтракал!

– Молодец, молодец… А вот Саша плохо кушает, не выйдет из него космонавта.

Мне (как и, наверное, любому ребёнку в похожей ситуации) нестерпимо было слышать, как моя бабушка хвалит чужого внука, и я принялся возражать:

– Нет! Хорошо я кушаю! Просто овсянку не люблю!

– Да, да… Не любишь. И овсянку ты не любишь, и манку не любишь, и гречку не любишь. Только мороженое тебе подавай и печенье. Ай-яй-яй…

– Гречку – люблю! Хоть три тарелки мне давай!

Будучи не в силах вынести жуткую обиду и стараясь всем и всё доказать, я зажмурился и отправил в рот увесистую ложку овсянки…

– Представляешь, Санёк, у нас на озере – бобёр! – сказал Славка после того, как мы наконец вышли из дома.

Всё ещё недовольный, я ответил:

– Врёшь ты всё…

– Э-э-э! – теперь уже Славка был обижен. – Не вру! Бобёр! Мне дядя Гена сказал!

Дядя Гена был главный местный любитель дикой природы, как минимум раз в месяц ходивший в дальние походы по лесу, развешивавший повсюду синичники и способный несколько часов подряд просидеть в засаде ради одного-единственного кадра какой-нибудь редкой птицы. В вопросах зоологии дядя Гена являлся непререкаемым авторитетом.